Глава XI

Глава XI

Подготовка группы армий «Центр» к наступлению на Москву. — Замысел операции «Тайфун». — Предвидение Г. Жукова. — Окружение советских войск под Вязьмой и Брянском. — Осадное положение в Москве. — Сибирские дивизии вступают в бой. — Собирание Сталиным резервов и подготовка контрнаступления, — Разгром гитлеровских войск под Москвой.

Смоленское сражение полуобескровило вермахт, однако, победа под Киевом, в которой были разгромлены основные силы Юго-Западного фронта, вдохновило гитлеровское командование на новое наступление, которое было воспринято в рядах вермахта с большим одобрением. Совместная операция групп армий «Центр» и «Юг» по разгрому войск Юго-Западного фронта лишь отдалили на время выполнение этой задачи и в начале сентября, как только гитлеровское командование сочло свои стратегические фланги достаточно защищенными, оно приступило к подготовке удара на Москву. В рядах немецко-фашистской армии было распространено всеобщее мнение, что овладение Москвой сулит им надежду на скорое окончание войны на Востоке. Командование группы армий «Центр» не успевало принимать пополнения, идущие к ним со всей Германии и оккупированных стран, но это были уже не те солдаты (в качественном отношении), что были потеряны немцами в сражениях на пути к Ленинграду и Киеву.

Захват Москвы являлся главной целью войны фашистской Германии против Советского Союза. Гитлеровское командование рассчитывало «еще до наступления зимы овладеть всем комплексом государственных, экономических и коммуникационных центров противника в районе Москвы и тем самым лишить его возможности восстановить разгромленные вооруженные силы и нарушить работу аппарата государственного управления» [515]. Гитлер и его генералитет намеревались достичь этой стратегической цели последовательно, методом двойного охвата. Первое окружение и разгром советских войск планировалось провести в районах Брянска и Вязьмы, что им практически удалось. Второе окружение и захват столицы замышлялось осуществить путем глубокого обхода Москвы бронетанковыми войсками с северо-запада через Клин и Калинин и с юга — через Тулу и Каширу, с тем, чтобы замкнуть клещи стратегического окружения в районе Ногинска. Это план провалился и закончился разгромом основной ударной группировки вермахта, пытавшейся захватом столицы Советского Союза решить исход войны на Восточном фронте. Руководству фашистской Германии не пришло в голову, что ключи от сердца России и ее могущества находятся не в Москве, а глубинах Урала и Сибири, откуда всегда проистекала сила великого русского народа.

Советское правительство после поражения под Киевом ожидало возобновления наступления немецко-фашистских войск на Москву, и Сталин неоднократно обращался к премьер-министру Англии У. Черчиллю с предложением открыть второй фронт в Европе, хорошо зная, что для этого у англичан есть все возможности. Они владели самым большим флотом и к середине 1941 г. на территории английской метрополии находилось около 37 дивизий различного назначения [516]. Уже к концу 1941 года Англия превзошла Германию или не уступала ей по производству самолетов, автомобилей, танков, самоходных орудий и некоторых других видов вооружения [517]. Правительство Великобритании в своем ответе Сталину, в который раз сослалось на свою неготовность к таким действиям, оставив Советский Союз один на один в борьбе с сильным врагом. Договоренности с Гессом и правительством Германии о соблюдении Англией в течение двух лет нейтралитета во время советско-германской войны, в Лондоне нарушать не захотели.

Используя фактор бездействия правительства Великобритании, немецко-фашистское командование перебросило из Франции, Бельгии и Голландии часть сил на Восточный фронт, пополнило людьми и боевой техникой свои весьма поредевшие в летних боях дивизии, заставило Венгрию и Италию послать на советский фронт несколько корпусов и, произведя перегруппировку своих сил на советско-германском фронте, стало готовиться к новому наступлению. Особенно усердствовал в отправке на советско-германский фронт дуче Муссолини. Первым отправился в СССР экспедиционный корпус в составе трех дивизий. В июле 1941 года 225 эшелонов прошли через Австрию и Венгрию в Советский Союз. Они везли 3000 итальянских офицеров и 59 000 рядовых на восток и были переданы 1-й танковой группе фон Клейста. Вслед за ними Советский Союз посетил Муссолини: был в Бресте, потом прибыл в Умань, где вместе с Гитлером принимал парад итальянских частей. В 1942 году к лету начала прибывать 8-я итальянская армия: 7 тыс. офицеров и 220 тыс. солдат, которая глубокой осенью стали прикрывать фланги 6-й армии Паулюса, где она и была разгромлена. Чуть позднее прибыл Альпийский корпус, для укрепления гитлеровских войск в районе Сталинграда. Всех их ждала одна и та же судьба — гибель на русской земле.

Гитлеровское командование спешило подготовить наступление на Москву. Уже в директиве верховного командования № 36 от 6 сентября перед группой армий «Центр» была поставлена задача подготовить «решающую операцию против группы армий Тимошенко, чтобы по возможности быстрее (конец сентября) перейти в наступление и уничтожить противника, находящегося в районе восточнее Смоленска посредством двойного окружения в общем направлении на Вязьму при наличии мощных танковых сил, сосредоточенных на флангах». Далее развивалась мысль о том, что «после того, как основная масса войск группы армий Тимошенко будет разгромлена в этой решающей операции на окружение и уничтожение, группа армий «Центр» должна начать преследование противника, отходящего на московское направление, примыкая правым флангом к реке Ока, а левым — к верхнему течению Волги». [518]

Несмотря на неблагоприятную стратегическую обстановку, сложившуюся для немецких войск под Ленинградом, Гитлер разрешил усилить группу армий «Центр» 4-й танковой группой из состава группы армий «Север», переименованной 6 октября в танковую армию, имевшую в своем составе пять танковых и две моторизованные дивизии, а также 8-й воздушный корпус. Он вернул под командование Бока 2-ю танковую группу и 2-ю армию, а также перевел девять дивизий из группы армий «Юг» в группу армий «Центр». Командующие группами армий «Север» и «Юг» фельдмаршалы Лееб и Рундштедт были противниками наступления на Москву, и, отдав в распоряжение Бока свои основные ударные силы, они обрекали свои войска на угасание наступательных действий на своих направлениях и им оставалось ждать развязки событий в центре советско-германского фронта. Из своего последнего резерва ОКХ передало в состав группы армий «Центр» две танковые дивизии, что было верхом авантюризма и грубых просчетов в оценке боевых возможностей Красной Армии.

В конце сентября в группе армий «Центр» (9-я, 4-я и 2-я полевые армии, 3-я, 4-я, 2-я танковые армии) насчитывалось 77 дивизий, в том числе 14 танковых и 8 моторизованных, или 64 процента всех немецких подвижных соединений, действовавших на советско-германском фронте. В срочном порядке были пополнены пехотные дивизии до 90 процентов, а в танковых дивизиях количество танков было доведено до 70—100 процентов от их штатной численности. На 1 октября группа армий «Центр» имела в своем составе 1 800 тыс. человек, свыше 14 тыс. орудий и минометов, 1700 танков и около 1390 самолетов [519]. Таким образом, к началу октябрьского наступления противник при незначительном перевесе в живой силе над нашими войсками западного направления имел двукратное численное превосходство в артиллерии и почти пятикратное — в танках. [520]

По замыслу наступательной операции «Тайфун» предусматривалось тремя мощными ударами танковых группировок, поддержанных авиацией, из районов Духовщины, Рославля и Шостки расчленить оборону советских войск, оборонявших Москву, окружить и уничтожить войска Западного и Резервного фронтов в районе Вязьмы, и Брянского — в районе Брянска, затем сильными подвижными танковыми группировками охватить Москву с севера и юга и одновременно фронтальным наступлением пехотных дивизий овладеть столицей русских. [521]

Наступление немецко-фашистских войск на московском направлении должен был поддерживать 2-й воздушный флот, имевший в своем составе 2-й и 8-й авиационные корпуса. По авиации противник имел примерно двукратное численное превосходство. Присвоив этой операции кодовое название «Тайфун», правители Третьего рейха не сомневались в том, что выделенные для этого столь значительные силы и детально разработанный план генерального наступления на Москву, обеспечит им полный, поистине «ураганный» успех.

В день начала наступления, 2 октября Гитлер обратился с приказом ко всем солдатам и офицерам советско-германского фронта, в котором он сообщал: «За несколько недель три самых основных промышленных района большевиков будут полностью в наших руках. Создана, наконец, предпосылка к последнему огромному удару, который еще до наступления зимы должен привести к уничтожению врага… Сегодня начинается последнее, большое решающее сражение этого года». Через два дня после этого наступления Гитлер выступил по берлинскому радио с измышлениями об успехах германской армии: «Враг уже разбит и никогда больше не восстановит своих сил…» — так кричал в эфир этот великий авантюрист. [522]

Тревога за положение дел на западном направлении никогда не покидала Ставку, и в первых числах июля на заседании ГКО обсуждался вопрос о создании оборонительной линии на дальних подступах к Москве. На этом заседании секретарь ЦК, МК и МГК ВКП(б) А Щербаков заявил, что Москву вместе с кадровой армией будут оборонять ее жители [523]. А 18 июля, когда еще шло Смоленское сражение, ГКО принял решение о строительстве оборонительных рубежей на дальних подступах к Москве. В этот же день решением Ставки был создан фронт Можайской линии обороны. На Московский военный округ было возложено строительство Можайской линии обороны от Московского моря до Детчино, протяженностью по переднему краю 220 км [524]. Это должна была быть непрерывная линия батальонных районов обороны с оборонительными сооружениями и мощными противотанковыми препятствиями. Руководство Москвы решило продлить его и создать еще один, Калужский укрепленный район — от Московского моря до р. Оки, а 2 октября, в связи с угрозой Москве со стороны юга, было принято решение о строительстве Тульского оборонительного рубежа. Около двух месяцев десятки тысяч жителей Москвы и Подмосковья (примерно три четверти их составляли женщины) под бомбежкой строили Можайскую линию обороны.

Одновременно с развертыванием работ по созданию оборонительных рубежей на дальних подступах к Москве, в столице по инициативе партийных организаций началось формирование дивизий народного ополчения. Только в течение первых четырех дней в приемные комиссии военкоматов и в партийные органы поступило 168 470 заявлений с просьбой зачислить их в ополчение.

В состав Можайского оборонительного фронта вошло 12 дивизий народного ополчения и две дивизии, сформированные из частей НКВД, дислоцируемых вне Москвы. Однако обстановка на советско-германском фронте не становилась лучше и в первой половине августа все дивизии, находившиеся на Можайской линии обороны, были выдвинуты на усиление армий Западного и Резервного фронтов, понесших большие потери под Смоленском. После ухода дивизий народного ополчения на Можайской линии обороны войск практически не осталось. В начале сентября только важнейшие направления под Москвой прикрывались укрепленными районами с небольшим количеством пулеметных батальонов и огнеметных рот. Значительная часть Можайского рубежа не имела даже войск для поддержания в порядке построенных оборонительных сооружений. Открытие второго фронта наши тогдашние союзники фактически саботировали. В дни, предшествующие Московской битвы они хвастливо заявляли, что проводят «решающие» операции в Северной Африке. Но ведь и тогда всем было известно, что Гитлер имел на советско-германском фронте 160 дивизий, а на «решающих» фронтах против союзников в Северной Африке действовало всего лишь 3 дивизии немцев.

Генерал армии Г. Жуков, внимательно отслеживавший положение дел на ленинградском фронте, первым заметил погрузку и отправку немцами на московское направление танковых и моторизованных дивизий группы армий «Север», наступавших на Ленинград, и, позвонив Сталину, высказал свое убеждение, что эти дивизии перемещаются для подготовки удара на Москву. Перепроверив эти данные и убедившись в их достоверности, Сталин потребовал немедленного возвращения Г. Жукова в Москву, он хотел возложить на него оборону столицы.

Москва спокойно и деловито готовилась к оборонительным боям, в городе ни на минуту не прекращался выпуск военной продукции, не снижались темпы прокладки подземных туннелей метростроя — 1,5–2 км в месяц, напряженно работало правительство. Правда, основной состав правительства переехал в Куйбышев для активизации работы промышленности в Поволжье и на Урале, а в Москве, вместе со Сталиным, осталось небольшое количество министров и их сотрудников, от кого могла зависеть прочность обороны столицы. Подавляющее большинство жителей столицы были убеждены, что Москву удастся отстоять, нерушимой оставалась и вера в конечную победу над фашизмом. Как и в любой сложной обстановке, не обходилось без трусов и паникеров, но с ними быстро расправлялись по законам военного времени, отчего настроение людей только крепло.

Складывалась трудная обстановка с поставкой войскам вооружений и боеприпасов. К началу зимы эвакуированные заводы еще не успели развернуться, и в производстве военной техники наблюдался спад. Наибольшее снижение уровня производства отмечалось в авиационной промышленности. В ноябре 1941 года было выпущено в 3,6 раза меньше самолетов, чем в сентябре [525]. Это случилось потому, что на территории СССР, оккупированной к декабрю 1941 года, находилось до войны около 40 % всего населения страны, производилось 63 % всей довоенной добычи угля, 68 % всей выплавки чугуна, 58 % все выплавки стали, 60 % всего производства алюминия, 38 % всего довоенного валового сбора зерна, 84 % всего довоенного производства сахара, находилось 38 % ото всей численности рогатого скота и 60 % всего поголовья свиней. Длина железнодорожных магистралей, захваченных оккупантами, составляла 41 % протяженности всех железнодорожных путей СССР. [526]

В силу резкого уменьшения выпуска вооружений, в связи с перебазированием промышленности на восток и ее перестройкой, а также больших первоначальных потерь боевой техники в ходе летне-осенней кампании, степень обеспеченности Красной Армии вооружением была самой низкой. Выручали запасы, которые готовили все министерства еще до войны.

При организации обороны на московском направлении Ставка ВГК в первый эшелон выделила войска Западного фронта под командованием генерала И. Конева в составе шести армий, занявших полосу обороны шириной 340 километров и Резервный фронт во главе с маршалом Советского Союза С. Буденным, в составе четырех армий, занимавших оборону в тылу Западного фронта по линии Осташков — Селижарово — Спас-Демянск — Киров. Эти четыре армии предназначались для отражения ударов немецко-фашистских войск в случае прорыва через боевые порядки обороны Западного фронта и составляли как бы второй оперативный эшелон. Две армии этого фронта (24-я и 43-я) занимали оборону в первом эшелоне южнее Западного фронта (от Ельни и южнее — ширина полосы 100 км) прикрывая спас-демянское направление. Войска Брянского фронта под командованием генерал-полковника А. Еременко в составе трех армий и одной оперативной группы должны были прочно удерживать брянско — калужское и севско — орловско — тульское направления. Передний край их обороны проходил по линии Снопот, Погар, Глухов общим протяжением до 330 км.

Директива Ставки от 10 сентября предписывала Западному фронту прекратить атаки упорно обороняющегося противника, перейти к обороне, прочно окопаться, вывести в резерв шесть-семь дивизий и создать мощную маневренную группировку для последующего наступления [527]. В другой директиве Ставки войскам трех фронтов приказывалось мобилизовать все силы на укрепление оборонительных рубежей, накапливать фронтовые и армейские резервы, усилить бдительность и боеготовность войск Их главная задача состояла в том, чтобы опираясь на подготовленную и строящуюся эшелонированную оборону, обескровить наступающие группировки противника, не допустить захвата столицы, выиграть время для завершения мероприятий по подготовке и сосредоточению резервов и добиться изменения соотношения сил в свою пользу. [528]

В отличие от первых недель войны, когда наши войска не успевали из-за быстротечности боевых действий противника подготовить оборонительные рубежи, сейчас войска трех фронтов располагались на сильно укрепленном рубеже, каким являлась Вяземская линия обороны, и которая готовилась в течение двух с половиной месяцев войсками и гражданским населением. Она проходила в 250–300 км западнее Москвы по рубежу Осташков — Селижарово — Оленино — Дорогобуж — Ельня — Жуковка — Брянск и включала в себе предполье глубиной 30–50 км и три оборонительных рубежа с отсечными позициями между ними. Работы на Вяземской линии обороны начались в середине июля и продолжались до начала октября 1941 года. Ежедневно на строительство выходило 300–400 тыс. человек [529]. Каждый день сюда приходило до сотни эшелонов со всех ближайших областей и с Москвы со строительными материалами и лесом для возведения оборонительных сооружений на линии.

Вяземской линии обороны Ставка придавала исключительно значение и к началу октября она в основном была готова. Планировалось возвести более 4,5 тыс. железобетонных дотов, но успели построить около 900, вместо них возводились не менее прочные казематированные деревоземляные пулеметные и артиллерийские сооружения, число которых на линии достигало более 10 000. Помимо этого для пехоты были отрыты окопы на отделение, снабженные козырьками, защищавших солдат от осколков, а на открытых местах были проложены хода сообщения. Общая длина заграждений всех видов достигала 10–15 км на батальонный район обороны, и они были расположены на фронте более 600 км. Казалось, что созданный Вяземский оборонительный рубеж обеспечит войска Западного, Резервного и Брянского фронтов от всяких случайностей, так надежно и прочно он был сделан. Однако его не удалось применить с пользой для войск Там, где он меньше всего был подготовлен, на главных дорогах, ведущих к Москве, вражеские танковые и механизированные войска, легко прорвали оборону стрелковых дивизий на стыке Западного и Резервного фронтов, и вышли в тыл обоих фронтов. Вяземская линия обороны была оставлена нашими войсками почти без боя на всем ее протяжении [530]. Еще раз была вскрыта пагубная привычка советских командиров начального периода войны: укреплению местности придавать большее значение, чем укреплению воинского духа, без опоры на который нет никакого смысла возводить сооружения даже из бетона и железа.

Положение со стратегическими резервами оставались напряженными. Сформированные после начала войны резервные армии и отдельные дивизии были израсходованы для ликвидации прорывов немецких войск на Западном направлении, под Ленинградом и Киевом. Несмотря на тревожное положение на нашей дальневосточной границе, Советскому Верховному Главнокомандованию пришлось уже в сентябре начать переброску с Дальнего Востока нескольких дивизий в свой резерв. Из Закавказского военного округа нельзя было взять ни одной дивизии, так как имевшиеся там силы обеспечивали не только неприступность нашей границы со стороны Турции, но и несли службу в Иране, где они находились согласно Советско-иранскому договору, чтобы предотвратить захват Ирана фашистской агентурой и обеспечить безопасность перевозки грузов, которые могли поступать из США и Англии через порты Персидского залива.

Все приказы и распоряжения Ставки войскам на Западном направлении требовали от командующих и штабов усилить разведку противника и своевременно вскрыть его намерения, тщательно готовить оборонительные рубежи на наиболее вероятных направлениях наступления врага, иметь сильные противотанковые резервы и всеми силами оберегать полосу обороны фронтов от действий вражеских лазутчиков и диверсантов.

Но и в этой, казалось бы, ясной для всех задачи маршал С.М. Буденный, пытаясь загладить свою вину за поражение советских войск под Киевом и Одессой, испросил разрешения у Сталина провести частную наступательную операцию силами 43-й армии северо-восточнее Рославля для угрозы Смоленску, а генерал АН. Еременко, тяготившийся своей неудачей по задержанию танков Гудериана, добился разрешения провести наступление частью сил левого крыла своего фронта для овладения городом Глухов, чтобы лишить противника тактических преимуществ на своем направлении. Цель этих операций была ничтожная, но на их выполнение были брошены лучшие силы Резервного и Брянского фронтов, и все внимание штабов и разведорганов за несколько дней до генерального наступления немецко-фашистских войск на Москву было приковано к этим второстепенным событиям. Из-за этого не были своевременно установлены районы сосредоточения ударных сил группы армий «Центр» и направления их возможных действий. Брянский фронт, например, сосредоточил свои резервы в районе Брянска, а противник наносил главный удар из района Глухов — Шостка, то есть на 120–150 км южнее Брянска.

Подготавливая план оборонительной операции, командующий Западным фронтом генерал И. Конев определил шесть вероятных направлений действий противника, но ни одно из них не оправдалось; гитлеровцы нанесли главные удары севернее и южнее автомагистрали Смоленск — Москва.

С 20 сентября огромная немецкая армия начала проводить крупную перегруппировку, выдвигая на главные направления танковые и моторизованные дивизии, основную массу артиллерии и авиации. Одновременно, при подготовке к генеральному наступлению на Москву гитлеровскому командованию удалось вскрыть характер обороны войск Западного, Резервного и Брянского фронтов, найти в ней уязвимые места и точно так, как и 22 июня, немцы нанесли сильные удары в стыки между фронтами и армиями и именно там, где она была наиболее уязвима: одноэшелонное построение, слабая насыщенность войск противотанковыми средствами и удаленность резервов. Командующие и штабы трех наших фронтов, из-за недооценки роли войсковой разведки и недостатка анализа действий врага, так и не смогли определить в полосе своей ответственности состав и силу создаваемых ударных группировок противника, и направление их боевых действий, и удар снова оказался для советских войск неожиданным и внезапным.

Первой операцию «Тайфун» начала южная ударная группировка немцев против войск Брянского фронта, на острие ее находилась 2-я танковая группа генерала Гудериана. И здесь тактика и оперативное искусство немецко-фашистского командования была типичной: сосредоточение на узком участке мощной пробивной силы в лице танковых и моторизованных дивизий, поддерживаемых сильным авиакрылом, и расширение этого удара в глубину обороны противника с как можно большим темпом продвижения.

Командующий фронтом генерал Еременко и его штаб с беспечным благодушием относились к собственной судьбе: разведка противника велась из рук вон плохо, замысел германского командования относительно дальнейших действий немецко-фашистских войск не был разгадан, а оборона фронта строилась по кордонному принципу, изжившему себя еще в XIX веке. Все фронтовые резервы командующий расположил близко к линии фронта, что не позволило совершить ими маневр в сторону флангов. Танковые бригады были равномерно разбросаны по всему фронту, а четыре кавалерийские дивизии были отданы на усиление армий; командующий фронтом не имел резервов, стыки не были обеспечены. [531]

Для войск Брянского фронта неожиданным оказался удар 30 сентября 2-й танковой группой врага из района Шостка — Глухов на Севск и Орел, в тыл обороняющихся советских войск Командование фронта могло силами четырех кавалерийских дивизий, поддержанных группами танков в 100–150 единиц, и гвардейскими минометами остановить танки противника, но с принятием таких решений генерал Еременко все время запаздывал. Армии Брянского фронта оказались расчлененными, а их тыловые коммуникации — перехвачены. Штаб фронта к началу операции располагался на удалении 160 км от передовой линии, а когда к нему прорвались танки противника, его некем было оборонять. Генерал Еременко вынужден был лично участвовать в отражении нападения немцев на свой командный пункт. Управление во всех звеньях было потеряно. Связь фронта с армиями была нарушена и Ставка вынуждена была, не имея ясного представления о событиях, происходящих на Брянском фронте, взять управление некоторыми армиями фронта на себя [532]. Командующий фронтом генерал А Еременко до своего ранения оставался в штабе 3-й армии, сведя свою роль к управлению одной этой армией.

В первый день наступления передовые авангарды танковой армии Гудериана продвинулись на глубину до 120 км, а к исходу 6 октября стремительным ударом немцы овладели Брянском. В тот же день, на его исходе, танкисты Гудериана соединились со 2-й армией Вейхса и окружили 26 советских дивизий 3-й, 13-й и 15-й армий Брянского фронта.

3 октября одна из танковых дивизий Гудериана, действовавшая на правом фланге его армии, легко овладела городом Орел, в котором почему-то не было наших войск Позже выяснилось, что советские и партийные руководители сбежали с города, и население оказалось беззащитным. Напрасно некоторые политики-дилетанты думают, что народ сам по себе может спасти себя в трудную годину. Такого не бывает. Власть, опираясь на народ, может спасти себя и людей, если сможет их поднять на самоотверженную борьбу. Иного пути просто нет.

Ранним утром 2 октября на восток ринулись главные силы группы армий «Центр»: три пехотные и две танковые армии, насчитывавшие в своем составе 56 пехотных, 8 моторизованных и 14 танковых дивизий, при поддержке 2-го воздушного флота. В наступление на Москву были брошены все силы, что были в распоряжении командующего группой армий «Центр», что было верхом самоуверенности и рискованным шагом фельдмаршала фон Бока, надеявшегося в одном сражении разгромить советские войска и за две недели боев открыть дорогу к овладению русской столицей. В резерве командования группы армий «Центр» имелась одна танковая дивизия, одна бригада и один полк, носивший громкое название «Великая Германия».

На направлениях главных ударов противник имел многократное превосходство в силах и средствах. Так, на духовщинско-сычевском направлении на 50-километровом участке в стык 30-й и 19-й армий Западного фронта наступали 12 дивизий, в том числе 3 танковые (415 танков) и 1 моторизованная [533]. Им противостояли пять советских ослабленных дивизий, и превосходство врага было в живой силе в 5–6 раз, в танках — в 10 раз. Быстро прорвав оборону на стыке двух армий, подвижные части немцев вышли на оперативный простор и развивали наступление на Сычевку и частью сил на Вязьму. В самый напряженный момент, 2 октября, управление войсками было нарушено, и причиной этого был сильный авиационный удар по командному пункту Западного фронта в районе Касня, местоположение которого стало известно немцам [534]. 6 октября ударные танковые группировки немцев вышли к Вязьме, и значительной части войск Западного фронта грозило окружение.

Тем временем южнее, на рославльско — спас-демянском направлении, противник нанес удар в стык Западного и Резервного фронтов силами 17 дивизий, из которых было 7 танковых и моторизованных, и легко прорвал оборону войск Резервного фронта. Выйдя на оперативный простор немецко-фашистские войска двигались по тылам и к 6 октября 4-я немецкая танковая армия через Спас-Демянск вышла к Вязьме, где соединилась с 3-й танковой армией, наступавшей из района Духовщины. К 7 октября 16-я, 19-я и 20-я армии Западного и 24-я и 32-я армии Резервного фронта были окружены западнее Вязьмы. В это же время были окружены и три армии Брянского фронта — 3-я, 13-я и 15-я армии. Это катастрофа была пострашнее катастрофы, случившейся 22 июня, когда фашистская Германия напала на Советский Союз. Тогда разгрому подверглись три армии Западного фронта, и после войны маршалы и генералы вину за это поражение и за весь неудачный для советских войск начальный период войны возложили на Сталина, сняв с себя всякую ответственность за неготовность войск к войне. Возложить вину за окружение и разгром советских войск в Вяземском и Брянском котлах на Сталина те же маршалы и генералы не решились, и они пошли по пути умолчания этой трагедии: не называя виновных и, главное, не вскрывая причин, которые к этому привели. Ведь в начале октября 1941 года никакой внезапности не было — и Ставка, и командующие фронтов ожидали наступление немцев и, в отличие от первого дня войны, все войска на западном направлении располагались на хорошо подготовленных оборонительных позициях, ждали наступлении немцев и в первый же день не выдержали силы его ударов. Вновь оправдалось массированное применение фашистским командованием танков на узком участке фронта и вновь советское командование оказалось неспособным ему противостоять. По-прежнему плохо изучался противник и местность, на которой он мог массировано применить свои танки и бронеавтомобили, по-прежнему фронтовые и противотанковые резервы распределялись по всему фронту, а не на тех направлениях, где можно было ожидать главного удара врага. Командование Западного, Резервного и Брянского фронтов весь сентябрь занималось укреплением обороны и не позаботилось даже отработать планы отвода войск на ржевско-вяземский оборонительный рубеж, а при угрозе окружения — и дальше на восток.

Маршал Советского Союза Г. Жуков, описывая управление войсками маршала С. Буденного и генерал-полковников И. Конева и А Еременко, после войны писал: «Несмотря на превосходство врага в живой силе и технике, наши войска могли избежать окружения. Для этого необходимо было своевременно более правильно определить направление главных ударов противника и сосредоточить против них основные силы и средства за счет пассивных участков. Этого сделано не было…» [535] Это окружение можно было предотвратить, «ведь фактор внезапности наступления немцев полностью отсутствовал». [536]

Наступление немцев в первые октябрьские дни было настолько успешным, что в Берлине начинали поговаривать о близком окончании войны. Узнав о взятии города Орел, генерал Йодль, завершая доклад Гитлеру, подытожил его вескими словами: «Мы, без преувеличения, выиграли войну». Ему вторил пресс-секретарь Гитлера Отто Дитрих, заявивший корреспондентам: «Все военные задачи решены, с Россией покончено» [537]. А 9 октября 1941 года, через неделю после начала наступления на Москву, сам Гитлер, выступая по радио, провозгласил крах Советского Союза. «Я заявляю сегодня и говорю это без всяких оговорок, — вещал он, — что враг на Востоке повержен и никогда не поднимется вновь… Позади линии наших войск уже лежит пространство, в два раза превышающее территорию рейха, когда я пришел к власти» [538]. 18 октября 1941 года Гитлер издал приказ: «Капитуляцию Ленинграда и Москвы не принимать, даже если она будет предложена». [539]

Резервов у Ставки, чтобы помочь фронтам на западном направлении, не было и окруженным войскам было приказано пробиваться на восток самостоятельно, но сделали это немногие. Только в середине октября часть наших войск сумела прорваться из окружения, остальные, приковав к себе до 28 вражеских дивизий, продолжали сражаться насмерть, и это позволило советскому командованию выиграть время для организации сопротивления на Можайской линии обороны [540]. Бои по уничтожению окруженных группировок войск Красной Армии продолжались до 17 октября, в них советские солдаты и офицеры проявили беспредельное мужество и стойкость, о которую разбилась мощь гитлеровской армии. Погибая в неравном бою, советские солдаты выводили из строя не менее двух немецких солдат, рвавшихся к Москве и нашедших свою гибель на подступах к ней. Однако неспособность командующих Западного, Резервного и Брянского фронтов и их штабов выстроить прочную оборону на московском направлении дорого стоило нашей армии. Сражение за Вязьму и Брянск завершилось разгромом всех трех фронтов, стоявших на пути движения гитлеровской армии к Москве. Восемь русских армий, состоявших из 73 стрелковых и кавалерийских дивизий, 13 танковых дивизий и бригад, а также многочисленных батарей армейской артиллерии были уничтожены или рассеяны. В общей сложности было взято в плен 673 098 тыс. человек, захвачено и уничтожено 1277 танков и 4378 орудий и минометов [541]. Судьба всех пленных была трагичной. В специальной директиве вермахта от 8 сентября об отношении к военнопленным говорилось, что «они потеряли всякое право на отношение к себе как к достойному противнику» и поэтому к ним были приняты самые безжалостные меры. Командование группы армий «Центр», из-за беспрерывных разрушений железных дорог, совершаемых партизанами и специально засланными в тыл немцев диверсионных групп, испытывало перебои со снабжением, а так как содержание военнопленных было отнесено к компетенции военного командования, то их питание велось по остаточному принципу. Большое их количество было расстреляно на месте без всякого предлога, чтобы освободить армию от бремени, которое они собой представляли. Десятки тысяч пленных заставляли идти в дождь и в снег до тех пор, пока они не падали и не умирали от изнеможения, или их сгоняли в огромные временные лагеря прямо в поле, где у них не было пищи, медицинской помощи для раненых и крыши над головой. Согласно немецкому донесению от 19 февраля 1942 года, почти три из четырех миллионов советских военнопленных, захваченных к этому времени, погибли [542]. В историю вошла жестокость гуннов, во главе которых стоял Атилла, но жестокость Гитлера и его подручных превосходят злодеяния древности. Если бы советская власть применяла те же методы к пленным немцам, что и они к нам, то их потери в войне могли неимоверно возрасти. Удивителен и прекрасен нравственный облик славянских народов, и прежде всего русского народа, никогда не имевших в своей истории подобных зверств, что числятся за немцами в разные периоды их исторического существования.

Обстановка на западном фронте складывалась исключительно тяжелой, и она мало чем отличалась от обстановки начального периода войны, так как в окружении или в полуокружении оказались главные силы трех фронтов. На всем пространстве от Ржевско-Вяземского рубежа до Можайской линии не было подготовленных оборонительных рубежей и естественных преград, на которые могли опереться отступающие войска, а других формирований у Ставки не было. Это был один из самых переломных моментов войны, когда решалась судьба Москвы, а возможно и всей России. В такой опасной обстановке мог растеряться и сильный человек, но Сталин не зря взял себе это имя — его стальная воля и полное спокойствие было тем центром, вокруг которого кипела работа по повышению стойкости и упорства войск и населения. В этих условиях, когда все обрушилось, военно-политическим руководством было принято единственно верное решение о защите Москвы, и уже сам Сталин стал лично руководить войсками и обороной на подступах к Москве.

На фронте от Московского моря до Калуги протяженностью 230 км в составе Западного фронта насчитывалось лишь около 90 тыс. человек Сплошной фронт обороны создать было нечем, и командование фронта стремилось прикрыть только важнейшие дорожные направления, ведущие к Москве: Волоколамское, Можайское, Малоярославское, Калужское, Калининское и Тульское. Было много проявлений трусости, измены и дезертирства. Военные формирования НКВД из бегущих солдат и офицеров в отдельные дни формировали целые дивизии. Нередко проявляли трусость и обращались в бегство целые полки. [543]

Гитлеровские войска, практически без боя, продвинулись по направлению к Москве почти на 250 километров, и им казалось, что могущество и сила русского народа уже иссякла. Но последовали события, которые резко изменили положение дел на Дальнем Востоке, сразу отразившиеся на решениях советского правительства. 14 сентября от Р. Зорге пришло сообщение в Москву: «Японское правительство решило не выступать против СССР» [544] и после этого Генеральному штабу было разрешено направить несколько десятков дивизий с Сибири и Дальнего Востока на защиту Москвы. А крупная переброска войск с Дальнего Востока на западный фронт стала осуществляться после бесед И. Сталина 12 октября с приглашенными в Москву командующим Дальневосточным округом генералом армии И. Апанасенко, командующим Тихоокеанским флотом адмиралом И. Юмашевым и первым секретарем Приморского крайкома ВКП(б) Н. Пеговым, с которыми вождь обсудил порядок и сроки отправки на подступы к Москве дальневосточных дивизий и морских бригад. [545]

Переброска войск с Дальнего Востока началась почти немедленно и проходила под личным контролем И. Апанасенко. Генерал А Белобородов, командовавший тогда одной из уходящих на Запад дивизий, писал позднее в своих воспоминаниях: «Железнодорожники открыли нам зеленую улицу. На узловых станциях мы стояли не более пяти-семи минут. Отцепят один паровоз, прицепят другой, заправленный водой и углем, — и снова вперед! Точный график, жесткий контроль. В результате все тридцать шесть эшелонов дивизии пересекли страну с востока на запад со скоростью курьерских поездов. Последний эшелон вышел из под Владивостока 17 октября, а 28 октября наши части уже выгружались в Подмосковье, в г. Истре и ближайших к нему станциях». [546]

В самый напряженный период для организации обороны Москвы в Ставку из Ленинграда был вызван генерал армии Г. Жуков. Принимая Жукова в своей кремлевской квартире, недомогавший Сталин не скрывал своей тревоги сложившейся обстановкой под Москвой: «Я не могу добиться исчерпывающего доклада об истинном положении дел. А не зная, где и в какой группировке наступает противник и в каком состоянии находятся наши войска, мы не можем принять никаких решений. Поезжайте сейчас же в штаб Западного фронта, тщательно разберитесь в положении дел и позвоните мне оттуда в любое время суток Я буду ждать» [547]. Это дословно приведенное высказывание Сталина высвечивает всю опасность, нависшую над столицей, и раскрывает начало той титанической работы, какую предстояло выполнить Г. Жукову по организации отпора врагу на подступах к Москве. Нужно было заново воссоздавать Западный фронт, на который возлагалась историческая миссия — оборона столицы нашей Родины.

Побывав на наиболее опасных участках Западного и Резервного фронтов Жуков пришел к выводу, что «все пути на Москву для врага по существу открыты» [548]. Неутомимый Жуков целыми днями изучал обстановку на двух фронтах, передвигаясь от одного уцелевшего штаба к другому, и, ползая на передовой вместе с комбатами, на картах которых он успевал написать два слова: «Стоять насмерть!» делая размашистую подпись. Ежедневно, поздно ночью, докладывая обстановку Сталину, он всегда умел предсказать замыслы гитлеровских генералов на ближайшие дни, и предлагал лучшие решения для противодействия им. От самой природы в этом человеке была заложена какая-то удивительная сила и энергия, которая мгновенно передавалась подчиненным командирам и штабам, и они начинали верить в свои силы, которые, казалось, уже иссякли. Вместе с появлением Жукова штаб Западного фронта и командующие армиями оживили свою деятельность, в их работе появилась конкретная распорядительность, предвидение событий завтрашнего дня и жесткий спрос со всех командиров за положение дел в своих частях и подразделениях. Сталин, не раздумывая, утвердил Г. Жукова командующим Западного фронта, возложив на него ответственность за оборону Москвы.

Основные силы Западного фронта, в состав которого влились остатки Резервного фронта, под руководством Г. Жукова сосредотачивались на волоколамском, можайском, малоярославском и калужском направлениях.

Завершив разгром окруженных советских войск в районе Вязьмы и Брянска, командование группы армий «Центр» в середине октября отдало приказ о продолжении операции на Московском направлении. 2-я танковая армия должна была прорваться к Туле и захватить дороги для дальнейшего продвижения как к Коломне, так и в направлении на Каширу и Серпухов. 4-я и 9-я армии, продолжавшие заниматься уничтожением советских войск в районе Дорогобуж — Вязьма, должны были высвободить свои моторизованные войска и далее наступать с рубежа Калуга — Медынь в северо-восточном направлении, захватывая переправы на реке Протва у Малоярославца и Боровска; 9-й армии — развивать наступление на Калинин.

Среди гитлеровских солдат и офицеров, рвавшихся к Москве, поддерживался небывалый подъем морального духа и уверенности в превосходстве германского оружия, и приближения скорой победы. Этот всеобщий настрой на победу и вера в предначертание фюрера была так велика, что в рядах атакующих был слышен один мотив: «Хайль Гитлер и Сталин капут», который даже плененные гитлеровцы бросали в уста смершевцев, не боясь смерти и даже презирая ее. Они рвались в бой, невзирая на колоссальные потери солдат, офицеров и боевой техники, и здесь погибали те, кому Гитлер внушил всепоглощающую и совершенно абсурдную идею о превосходстве немца над другими нациями и народами.

Но появлялось и то, что ослабляло порыв немецких войск Первый снег выпал 7 октября, и хотя он быстро растаял — большинство дорог превратились в непролазные хляби. По ним стало практически невозможно подвозить горючее, боеприпасы, продовольствие, свежие резервы и зимнее обмундирование, которого катастрофически не хватало. Но главное, вверенные фельдмаршалу фон Боку ударные силы стали утрачивать подвижность, этот ключевой фактор всех его предыдущих побед. Моторизованные резервные колонны проходили в день не более 7–8 км, а самолеты люфтваффе не могли взлетать с полевых аэродромов. Артиллерия и танки беспрестанно застревали в грязи. Бок, находившийся в 100–120 км от Москвы, был вынужден 30 октября приостановить наступление и дожидаться морозов, пока почва не промерзла настолько, чтобы можно было подвести продовольствие и боеприпасы. Начались сказываться серьезные просчеты с обеспечением войск пополнением, продфуражем, топливом и, главное, боеприпасами. Для всей группы армий «Центр», — писал Гудериан, — суточный подвоз в середине ноября 1941 года составлял 2 3 эшелона, в то время как потребность войск достигала 70 эшелонов в сутки». [549]

Ведя наступление на Москву, гитлеровское командование центральной группировки стало неспособно поддерживать взаимодействие с группами армий «Север» и «Юг», и увеличение разрыва между ними увеличивало опасности, грозящие им с флангов. Гитлер все время требовал от группы армий «Центр» поддерживать локтевую связь с соседними стратегическими группировками, но попытка генерал-фельдмаршала фон Бока расширить фронт наступления на север в сторону Вышний Волочек и на юг в сторону Воронежа была решительно пресечена советским командованием. Имеющихся у немцев сил явно не хватало для развития наступления на широком фронте. Уже тогда германскому командованию нужно было думать о недопустимости дальнейшего продвижения к Москве, где их ожидала опасность неминуемого поражения.

Однако в штабе группы армий «Центр» этих нарастающих как снежный ком угроз не замечали, и 14 октября там был издан приказ, в котором сообщалось о конечных оперативных целях немцев на московском направлении. Из него видно, что гитлеровцы рассчитывали не только захватить Москву, но и выйти на рубеж Рязань — Орехово-Зуево — Загорск — Волжское водохранилище, а своими передовыми частями достигнуть линии восточнее Рязань — Юрьев-Польский — Переяславль-Залесский и далее по реке Нерль до Волги (севернее Кимр). Но этим не ограничивались планы немцев. Его моторизованные соединения заранее нацеливались севернее Москвы для захвата Ярославля и Рыбинска. Разграничительные линии восточнее Москвы в числе прочих городов включали Тамбов. Это говорило о далеко идущих и совершенно нереальных планах врагов. [550]

Гитлеровское командование было убеждено, что ему удастся добиться намеченных целей. В преамбуле директивы от 14 октября сообщалось, что «противник перед фронтом группы армий разбит. Остатки отступают, переходя местами в контратаки». Это был грубый просчет. Советские войска не только не были разбиты, но оказались в конце октября способны остановить наступление врага. Октябрьское наступление цели не достигло. Вследствие этого сроки дальнейшего наступления немецко-фашистских войск на Москву были отодвинуты на более поздний срок.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.