§ 3. Этнонациональная самобытность и гражданская общность в свете философии и социологии этногенеза

§ 3. Этнонациональная самобытность и гражданская общность в свете философии и социологии этногенеза

Историко-философский анализ этногенеза социальной сути этносов, их развития в этнонации важен для социологических и политологических исследований. От рода и племен до этноса и этнонации, а далее межнациональной общности, согражданства в составе наций-государств – таков путь развития общности людей по этническому признаку. Когда-то в нем преобладало родовое, этническое начало, впоследствии – социально-этническое, а сегодня все чаще определяющим становится политическое единство, но не в самодовлеющей самодостаточности, а в зависимости от связей и отношений этнонациональных. Генезис этот социокультурный, гражданский, политический. Понятийно-категориальный аппарат тут достаточно запутан наслоением различных подходов, научных традиций, уровнем обустроенности конкретных наций-этносов в конкретных странах и регионах. Процессы этнические, этнонациональные находятся в конкретно-историческом, временном и в пространственном измерениях. «Племя-род», «народ», «этнос», «этнонация», «многонациональный народ», «нация-согражданство», «нация-государство» и целый ряд других интерпретаций претендуют отразить феномен этнонационального и многонационального. Этногенез народов – процесс длительный и весьма сложный с тысячами граней специфики для каждого отдельного этноса, этнонации. И в этом процессе не так все унифицировано в одинаковой степени для различных народов, стран и континентов, как это кажется. Во всем этом тоже есть свои традиции, но ясно одно, что речь идет об объективности и реальности самого исторического процесса формирования общности людей со своими особенностями территориального размещения, культурно-языковой, хозяйственно-бытовой, психологической, нравственной деятельности, социокультурного опыта, обусловливающегося в ходе их жизнедеятельности, которая отражается в этнонациональном сознании и самосознании, идентичности и своей общностной мобилизованности. Эти качества этничности, этнонациональности существующих, формирующихся на определенной территории общностей людей.

Род, племя, союз племен, этнос, этнонация, нация-государство – этапы развития, становления этнических, социально-этнических, межэтнонациональных общностей людей. Они характеризуют природу общностей людей по этническому, этнонациональному и межэтнонациональному признакам. Исторически в России понятия «народ», «родное», «родовое», «родина» – близки по духу. Мы уже отмечали, что термин «нация» во Франции применялся только к дворянству, а низы оставались «народом»[385]. Примерно такое содержание складывалось и в России. Еще долго сохранялись термины «народность» и даже «племя», обозначая «людскую породу» (И. Арский). Эти традиции имеют место и до сих пор.

Как справедливо пишет М.Н. Росенко, «в общественно-политической и философской литературе еще недавно понятие «национально-специфическое» выступало синонимом всего того, что бы было связано с обозначением этнического элемента в общественной жизни»[386]. Было принято считать, что содержание национальных отношений как бы распадается на два взаимосвязанных аспекта – национально-специфического и интернационального, межнационального, существующих всегда в единстве[387]. В настоящее время где-то наблюдается и противоположная картина. Происходит либо отождествление понятий нации и этноса[388], либо понятие нации вытесняется из употребления и заменяется термином «этнос», или этнос и нация в этническом измерении отрицаются, отвергаются[389].

Крайности замыкания многих проблем социокультурного развития общности людей в нации-этносе или отрицание этой сущности с переводом всего и вся на уровень нации как согражданства – это сейчас модно, не понимая, что этнический детерминизм в своих крайностях так же опасен, как и космополитизм. Поэтому при базовом этническом содержании общности при применении термина «этнос», а в более широкой социально-этнической ее интерпретации называем общность «этнонацией», а интернациональное, межнациональное – это уже политическая, гражданская общность – нация-государство. Но чтобы прийти к таким выводам, нужен социологический анализ процесса этногенеза.

Околонаучными популяризаторами «этнос» объявляется или главной социальной ценностью, или главным пережитком, а сама этнологическая наука при этом утрачивает ясность, ибо непонятно, что она все же обозначает и что отражает[390].

Во-первых, надо сказать, что однобокий этнический универсализм не позволяет исследовать эту проблему комплексно, а замыкает ее в этничность, патриархальность. Но вместе с тем, отражая этнические корни общности людей, неоправданно переходить к обоснованию гражданской, политической нации. Она становится не на основе пренебрежения этнонационального, а объединения их многообразия в общности государственной. Нельзя в нынешних условиях отождествлять однозначно понятие «нация» ни с этносом, ни с государством. Скорее, это понятие отражает существующие между нацией-этносом и нацией-государством объективные перекосы, взаимосвязи и взаимозависимости. Тем, кто отрицает этносы, свергает этнонации, свергает всех, кроме доминирующей этнонации в нации-государстве, придавая одной нации-этносу статус нации-государства, стремясь утвердить статус одной этнонации и все остальные. Такой подход полностью меняет содержание понятия «многонациональный народ», разрушая тем самым базовый субъект волеизъявления и источника власти. Следовательно, это нарушение суверенитета России. Таким образом, всем народам России, кроме русских, отказывается в праве быть субъектом волеизъявления и источника власти во имя, якобы, существования «одной нации» с «единым языком» и «единой волей»[391]. Об этом открыто говорят Хомяков, Чешко, Жириновский, Рогозин, Павлов вместе с крайними национал-шовинистами и расистами, разрушая «многонациональный народ Российской Федерации», объявляя его химерой, абстракцией и сознательно или по глупости разрушая основы российской государственности. Опыт Германии, Франции, Италии и т. д. не дает им покоя, но не понимая, что на дворе не XVIII, а XX век. И таким образом независимо нарастить процессы, которые в этих странах прошли 200 лет тому назад и прошли по правилам тех времен. Со всеми плюсами и минусами, но Россия упустила этот этап буржуазных революций и утверждения «принципа национальности» в гражданском измерении с позиции доминирующего этноса, хотя роль и значение русской нации как базовой основы российской государственности никто под сомнение не может поставить.

В.Г. Белинский, который опирался на немецкую классическую философию, писал: «Сущность всякой национальности состоит в ее субстанции. Субстанция есть то непреходящее и вечное в духе народа, которое, само не изменяясь, выдерживает все изменения, целостно и невредимо проходит через все формы исторического развития»[392]. С.Н. Булгаков называл «философией реализма» теорию, для которой «нация есть не только совокупность феноменологических своих обнаружений, исчисляемых и изучаемых наукой, но прежде всего некое субстанциональное начало, творчески производящее свои обнаружения, однако всецело не вмещающееся ни в одном из них и потому не сливающееся с ними»[393]. Мы уже приводили позиции О. Бауэра: «Нация – это совокупность людей, связанная в общность характера на почве общности судьбы».[394] и К. Каутского, который основными признаками нации считал «язык и территорию»[395]. Таким образом, в «философии реализма» нация трактуется как объективная реальность, данная нам в том числе в чувствах и переживаниях, в исторической памяти. Базируется она именно на субстанциональном анализе бытия, а не на абстракциях. Наиболее яркие фигуры русских философов конца XIX – начала XX в., писавшие о этносах-нациях и национальном вопросе, В.С. Соловьев, С.Н. Булгаков и И.А. Ильин, исходили примерно из подобных же предпосылок. В.С. Соловьев наиболее «космополитичен» в этом ряду: «Раз мы признаем это субстанциональное единство, мы существо или социальный организм, живые члены которого представляют различные нации»[396]. Во всех этих случаях исследователи ведут речь, прежде всего, о нациях-этносах, которые живут в «субстанциональном единстве» с человеческим сообществом.

В философском смысле анализу подвергается весь процесс воспроизводства собственно этнонациональной материи, т. е. этносов-наций на базисе того или иного способа разделения труда, социального и духовного развития, реальных противоречий и конфликтов этнонациональных групп. В этом смысле важно говорить о моментах, детерминирующих этнонациональное, находящееся с ним в обратной связи, как части интегрального и целостного элемента макросоциологического понятия «общество», которое может быть представлено как система отношений, в том числе и этнических, потом этнонациональных и политических, общенациональных, межнациональных. Этнонации – это один из способов воспроизводства социально-культурной жизни исторически устойчивых общностей людей, объединенных совместными действиями и взаимодействиями на основе общих традиций культуры, этики, духовной и хозяйственной деятельности, общего уклада жизни.

Первая в историческом ряду этнонациональных устойчивых общностей – это родо-племенная организация, возникшая на основе кровно-родственных социальных связей и действий людей и характеризующаяся определенным местом, территорией их проживания, общностью семейно-бытовой жизни, языка (или диалекта), некоторых черт духовной жизни в виде верований, традиций, обрядов и т. д., представляя собой хозяйственную структуру, «свойственную этим условиям»[397]. В зависимости от уровня социально-экономической основы марксизм указывает на несколько типов народностей: периода рабовладения, эпохи феодализма, а также народности капиталистического и социалистического типов в зависимости от сущности самой общественной системы. Родо-племенная организация есть «первокирпичник» этнонациональной реальности, вокруг которой, на основе которой формируется ядро этничности.

Систематизированное и схематичное определение дал И.В. Сталин в работе «Марксизм и национальный вопрос». Это не философско-социологическая характеристика, а, скорее, формально-фактологический анализ: «Нация – это исторически сложившаяся устойчивая общность языка, территории, экономической жизни и психологического склада, проявляющаяся в общности культуры»[398]. Этнонация – это не набор признаков, а устойчивая, от поколения к поколению «субстанция общности» со спецификой своего проявления, которая исторически замыкается или сужается до этнической группы (общности) на родоплеменных отношениях, или расширения до этнонации, суперэтнонации, межнациональной общности – гражданской нации.

Возникновение нации принято считать «неизбежным продуктом и неизбежной формой буржуазной эпохи развития»[399]. Такая жесткая связь социально-экономической природы возможна для нации-государства, а не нации-этноса. Зачастую эти понятия в сущности путаются.

Речь может идти не столько об уровне общественно-экономической формации, а о господстве «доминирующей этнонации» и о формировании централизованного национального государства. Именно господство одной «доминирующей державной» нации-этноса, закрепляя свое господство образованием своего государства, и придает себе статус уже политической, гражданской нации, вынуждая остальных или ассимилироваться, или адаптироваться в статусе этнонационального меньшинства. Образование нации-государства в тот период есть соединение власти и этнонации. Многонациональность преодолевалась политически. Русская нация исторически формируется из союза родственных племен и княжеств Древней Руси. В русскую этнонацию, которая становится нацией-государством уже при Иване Грозном и Петре Первом, тоже начала действовать, как и другие крупные европейские нации-этносы. Нация-государство в этом плане образовалась, хотя капитализма еще не было. Следовательно, не только нации-этносы, но и нации-государства формировались гораздо раньше, до господства капиталистического способа производства. Жесткой связи между формационным принципом и формированием нации-государства тут нет.

Для нации-этноса наиболее важной детерминантой основой является «объективированное прошлое» как сконцентрированный социально-этнический опыт, который и определяет подлинное бытие этноса, а потом и этнонации в мире. Этническое больше связано с прошлым, а этнонациональное, национальное – с перспективами. В целом же в ходе исторического развития и взаимодействия создается образ бытия (духовного и уклада жизни) каждого народа как система его представлений, подходов, обычаев в деятельности общности в материальном и духовном мире. Этнонациональные образы бытия отражают специфику культур разных народов. В сфере этнонациональных отношений исторически «политики различают национализм и торопятся практически «решать», не подозревая, с какой многослойной толщей бытия и культуры тут приходится иметь дело», – пишет Г. Гачев[400]. Этнонациональная система устойчива даже в нынешних условиях глобальной унификации, каждый народ все же сохраняет самобытность своей культуры, язык, этнический тип, память о своей истории и культуре и т. д. Каток глобализма пытается многообразие мира закатать черным асфальтом, но ростки самобытности и многообразия прорывают этот асфальт. «Цветы на асфальте» – это горький образ современного многонационального, многокультурного мира.

К. Касьянова предлагает выделить в этнонациональном самосознании и менталитете в качестве «сознания-бытия», онтологического слоя сознания архетип «русской души», понимая природу архетипов, скорее, по К. Манхейму, чем по К. Юнгу. На основе этой методологии К. Касьянова выявляет фундаментальное структурное несоответствие, рассогласование между «сознанием-бытием» (в форме системы устойчивых архетипов и символов дорефлексивных слоев) и «сознанием-субъектом» (в форме различного рода этнонациональных идеологий, навязываемых народу несколькими поколениями консерваторов и реформаторов-революционеров)[401]. При этом речь идет о выработке философии, миропонимании каждого этноса-нации, и прежде всего русского. Конечно, важно исследовать закономерности этнонациональной культуры через историю цивилизаций, государств и отдельных народов – в сравнении и в развитии. Ведь одной из важнейших детерминант бытия и сознания этноса-нации выступает «объективированное прошлое» – память народа. Предки накопили исторический опыт, своего рода исторический генотип этнонации, который особенно на ритуальном, мифологическом уровне обозначает способ и отношения народа к природе, ландшафту, к окружающему миру, друг к другу. Это то, что Г. Гачев, автор уникальных феноменологических исследований национального менталитета, называет «национальной природой»: «Национальная природа есть не просто «географическая или экологическая среда» обитания или сырье и материал для труда, но прародина народа, «скрижали завета», определенные письмена, которые народ… просчитывает в ходе истории, создавая культуру»[402]. В этом плане нации-этносы являются исторически устойчивыми общностями, но не замкнутыми, а генетически предрасположенными к росту масштабов, общности людей – род, племя, этнос, народ, этнонация, гражданская нация, сохраняя в себе прошлое исторически былых общностей и зарождая перспективы их единства и развития.

Нация-этнос на деле есть сгусток живой памяти и живого опыта. Прав Р. Пайпс, который иронизирует: «Это очень удобная формула для тех, кто делает историю за письменным столом»[403]. Сказано метко и справедливо, ибо речь идет о «живом опыте», а не об «умственных конструкциях этнологов» (В. Тишков). Этнос, этнонацию невозможно конструировать в кабинете. Этнонация исторически в различных вариациях продолжает жить и творить. Этнонация – это, бесспорно, животворящий механизм жизнедеятельности людей в их общности. Здесь крайне важно не столько политически, а сколько исторически рассмотреть процесс генезиса этносов-наций. Даже в условиях, когда новые социально-политические общности, такие как нации-государства, становятся доминирующими. По теории этнонации, «из слияния народов, происходившего в раннее средневековье, постепенно развивались новые национальности… И тенденция к созданию национальных государств, выступающая все яснее и сознательнее, является одним из важнейших рычагов прогресса в средние века»[404]. По Энгельсу диалекта же этнонационального процесса такова: «Из смешения народов, происходившего в раннее средневековье, постепенно развивались новые национальности… Как только произошло разграничение на языковые группы…, стало естественным, что эти группы послужили определенной основой государств, что национальности стали складываться в нации… Правда, в течение всего средневековья границы распространения языков далеко не совпадали с границами государств, но все же каждая национальность, за исключением, пожалуй, Италии, была представлена в Европе особым крупным государством, и тенденция к созданию национальных государств, выступающая все яснее и сознательнее, является одним из важнейших рычагов процесса в средние века»[405]. К. Маркс и Ф. Энгельс в своей теории исходят из господствующих тогда подходов образования нации-государств, и это была действительно определяющая закономерность, но процесс этот длительный и сложный.

Многобожие, когда у каждого племени было свое божество, идол, мешало объединению арабов. Молитва Пророка Мухаммеда гласила: «Нет других богов, кроме Аллаха». Она объединила арабов, пройдя через жесткие противоречия. И возникает мощная арабская нация, возникает Арабский халифат. Но, как показывает история, даже субкультурные особенности и наречия, которые были между арабскими племенами, в конечном итоге, не привели к государственному единству арабской нации. И является ли она нацией в том смысле, который в нее вкладывают на Западе, да и в России? Вот вопрос, ответ на него только в признании многообразия формирования наций-этносов и наций-государств. А в средние века рычагом объединения, единства становится политическая организация – государство. Возникает своего рода новая религия – государственный национализм с тезисами о суверенитете и суверенном государстве, но закрепляющий доминирующее положение одной из этнонаций. «Каждая народность, т. е. совокупность лиц, связанных единством происхождения, языка, цивилизации и исторического прошлого, имеет право образовывать особую политическую единицу, т. е. государство»[406]. Как видно, здесь эти идеи идут рядом: нации-этносы и нации-государства как социально-исторические типы этнонациональных и межнациональных общностей находятся во многом в мировом масштабе в стадии формирования.

Выдающийся историк-гуманист М.Н. Гефтер писал по этому поводу: «Когда мы спрашиваем себя, не покидает ли нынешний мир идея человечества как единственного единства, оставляя пустоту, в которую ворвались стихии этноса, мы тем самым спрашиваем: не оборвалась ли история, законченная без завершения»[407]. Нет «завершенной» истории, если есть ее носители, если есть народ, этнос, этнонация. В той или иной форме в различных проявлениях он вечный атрибут человеческого общества.

В нашей литературе утвердилось марксистское положение о том, что нации по времени возникновения «более поздние общности, чем народности, этносы. Первые исторически идут на смену последним, что не отменяет, однако их одновременного сосуществования в территориальном, пространственном отношениях»[408], но при этом не замечая, что марксисты К. Маркс и Ф. Энгельс, в отличие от В.И. Ленина и И.В. Сталина, имели в виду нацию как государство. В.А. Тишков, например, считает, что «нация – это политический лозунг и средство мобилизации, а вовсе не научная категория»[409], и предлагает вообще отказаться от этого понятия. Это, скорее всего, вслед за западными социологами попытки отождествить нацию с государством, поскольку они совпадают в территориальных границах и основных характеристиках населения[410]. На Западе с подобной идеей выступает американский политолог 3. Бжезинский, предлагая реализовать ее в России, чтобы последняя перестала наконец быть многонациональной империей[411]. В России немного по-другому складывалась история социальных общностей, где общинные и общественные отношения были чрезмерно состыкованы друг с другом, и автоматическое перенесение на Россию идей, даже благополучно реализованных в других странах, может привести к этнонациональному разрыхлению и даже размежеванию России.

Здесь самое главное, что исследователи путают в понятиях две реалии: нация-этнос и нация-государство, которые различны не только по целому ряду природно-социокультурных признаков, но и по уровню и формам исторической и политической организации. Для нации-этноса характерно еще огромное влияние кровнородственных, этносоциокультурных связей и чувств, а для нации-государства главными становятся социально-политические идеи и ценности единства. В нации-государстве в социокультурном плане, в конечном итоге, все же господствует одна доминирующая нация-этнос, а в политико-правовом утверждается равноправие всех этнонаций главным образом через равноправие граждан. Полностью уйти от этнонационального равноправия и в нации-государстве при доминирующей роли одной нации-этноса не удастся.

В философии и социологии этногенеза ошибочна позиция отрыва этничности, этнонациональности, гражданственности и нации-государства друг от друга, ибо они взаимообусловлены, находясь в генетической и социокультурной связях. Не следует так отрывать общинный и общественный уровни друг от друга.

Общинный – более этнонациональный, романтизированный подход, в отличие от национально-рассудочного общественного (Ф. Теннис)[412].

Так, англичане, создав огромную империю, не составили единую нацию с индусами и другими, в отличие от характера и перспектив становления российской нации. «Так же как этнос, нация – органическое единство. В отличие от этноса нация, конечно, складывается не совсем стихийно и не без элементов насилия, но при этом, в отличие от империи, она строится все-таки по моделям и формам «естественной» или «соборной» общности»[413]. Здесь различие между нацией-этносом и нацией-государством. Третий признак этнонации, согласно Ю. Бородаю, наличие многослойной полифонической культуры, претендующей на мировую значимость. Надо, видимо, заметить, что любая культура своей самобытностью имеет мировую значимость.

Но общий вывод, который делает Ю. Бородай, остается верным. А именно, «если всерьез ставить задачу определения системы национальных интересов, то отправной точкой, на мой взгляд, – утверждает он, – должно стать определение оптимального варианта сочетания горизонтальных и вертикальных связей, то нации, оптимального не вообще, а именно для данной конкретной ситуации»[414], при этом, видимо, имея в виду этапы развития нации-этноса и нации-государства.

Ю. Бородай задается вопросом: «Нужно ли каждому этносу вообще «развиваться» в нацию? Может быть, это для этноса вовсе не благо, а именно «смертный крест»[415]. Это путь логический, и уже потому он – не путь «смертного креста», хотя и так сам по себе не каждый этнос становится нацией-государством, но вкупе с другими – почти все, ибо представители всех этих этносов тоже граждане страны, государства. Процесс этот сложен, но закономерен в той или иной степени. На место «механической солидарности» наций-этносов приходит «органическая солидарность» этнонации, переходящая в «политическую солидарность» нации-государства, ибо зависимость уже не только этнокультурная, но и социально-экономическая, политическая, духовная. Таким образом и в этногенезе проявляется эволюция от этнонационально-романтических к национально-функциональным подходам (Ф. Теннис, Э. Дюркгейм, М. Вебер, Т. Парсонс).

В ходе исторического развития этнонациональных процессов формируется единый «этносоциальный организм»[416], в котором действуют социальные, и в то же время в снятом виде как подчиненные им природно-биологические законы развития. Это этнонациональный этап развития этносов.

Конкретное обоснование такого взаимодействия природы и общества как динамичной самоорганизации системы представлено Л.Н. Гумилевым в выдвинутой им гипотезе об этносах как феномене, объединяющем в себе определенные процессы, происходящие в биосфере. Рассматривая этносы как часть биосферы Земли и результат постоянного взаимодействия социальных общностей с природными условиями, он подчеркивает, что «именно через этнические коллективы осуществляется связь человечества с природной средой…»[417]. Идеи Л.Н. Гумилева, его гипотезы получают подтверждение среди ученых различных конкретных дисциплин[418]. Ему удалось соединить географический, природный и социальный (социально-экономический и духовно-психологический) факторы этногенеза в их взаимодействии и попытаться на основе огромного исторического материала из жизни различных народов дать разгадку возникновения, определенных этапов развития и исчезновения цивилизаций (этносов, этнонаций). Важно рассматривать этногенез как процесс возникновения и развития самого человеческого общества в конкретных локально-этнических цивилизационных формах. Этногенез – это продвижение этнических, этнонациональных общностей от мифа традиционных связей и зависимостей к рациональной социальной солидарности, в том числе на межэтнонациональном уровне.

С точки зрения социологического подхода, этнос определяется как «исторически сложившаяся на определенной территории устойчивая межпоколенная совокупность людей, обладающих не только общими чертами, но и относительно стабильными особенностями культуры (включая язык) и психики, а также сознанием своего единства и отличия от всех других подобных образований (самосознанием), фиксированном в самоназвании (этнониме)»[419]. Но и Ю.В. Бромлей замыкает этнос в этничности, не давая ему перспектив социально-политического, государственно-национального развития (самостоятельного или в межэтнонациональной общности, нации-государстве), хотя и он отмечал тенденцию «увеличения масштабов» этнических общностей»[420]. Поэтому, мне представляется, на уровне значимости социальных, духовных факторов становления этнических общностей уже можно и нужно говорить об этнонации как историческом типе подготовленного, довлеющего к нации-государству (сама по себе или в солидарности с другими). Это уже ценностно-рациональные действия людей, их общностей в этнонациональном, и в социально-политическом измерениях.

По теории Л.Н. Гумилева, этносы являются категориями биологическими[421]. Ю.В. Бромлей сводил этнос к этническому самосознанию[422]. В.И. Козлов однозначно говорит о том, что «этнос является социальным, а не биологическим явлением». Тут есть и еще крайности – сведение сути этносов к мифологии. «Этнос существует исключительно в головах этнографов», – известный экзистенциалистский тезис В.А, Тишкова[423]. Это, скорее всего, и есть околофилософские «спекуляции», в результате которых история, как говорил О. Конт, способна лишиться «не только имен людей, но и имен народов». «Схоластическое теоретизирование», отвергающее реальности бытия, вносят дефекты в этнонациональное самосознание. Отсюда и ее экзистенциализм. Это признак не «модернистской устремленности» теоретической мысли, а ее отсталость, уход в метафизику. Для части теоретиков идеальным вариантом был «плавильный котел» США, который уже пересмотрен и признается уже «мультикультурная модель». Мне приходилось участвовать в семинарах-дискуссиях в Гарварде, институте Кенана, где явно было видно возобновление интереса к этнической, этнонациональной идентичности среди американцев. Ценностно-рациональная форма общности – гражданская нация все равно не обходится без общности родовой, иррациональной и этнонационально-романтической. Этнос, этнонация именно в случае отрицания возможностей своего самоутверждения и обретает мифологическую иррациональность. Ущемленность, ущербность в сознании всегда является основой экстремизма и радикализма.

В современных условиях необходимо пересмотреть роль духовных начал в развитии сознания и самосознания, становления этноса-нации и нации-государства. Можно, конечно, повторять старые формулы, согласно которым «нация – историческая общность людей, складывающаяся в ходе формирования общности их территории, экономических связей, литературы, языка, некоторых особенностей культуры и характера»[424]. Недостаток подобных формул тоже в том, что они затемняют роль сознательных, рациональных усилий духовных начал в развитии и этноса, нации. В самом деле, почему не сложились в этнонации многочисленные племена финно-угорской группы (чудь, меря, весь), почему австрийцы сложились в полноценную нацию, а баварцы – нет, почему белорусы стремятся к воссоединению с русскими в единую нацию, а украинцы – нет. Ответ должен быть философски обоснован, а не только идеологически. Здесь должен быть учтен весь драматизм исторических происходящих этнонациональных процессов. Этнонация – это постоянная мобилизованность по символам и историческому опыту на единство действий (солидарность) по сохранению своей самобытности. Политическая нация – это не стихия упорядоченности, а упорядоченность стихии. Это другой уровень социализации и организации этнонаций.

И, конечно, нация-этнос – это, прежде всего, общая память, традиции, позывные исторического прошлого «испокон веков». Как пишет X. Ортега-и-Гассет: «Общая слава в прошлом и общая воля в настоящем: воспоминание о совершенных великих делах и готовность к дальнейшим – вот существенные условия для создания наций… Позади – наследие славы и раскаяния, впереди – общая программа действий… Жизнь нации – это ежедневный плебисцит…». Этнонация – это способ организации человеческих сообществ, восхождение по ступеням порядка и духовности по пути из хаоса, которое концентрируется в этнонациональном самосознании и идентичности, культуре, традициях, путь от этноса, этнонации и гражданской нации – это отражение процесса возрастания рациональности и упорядоченности в жизнедеятельности людей и их общностей. На смену авторитетов традиций приходит авторитет прецедентов (М. Вебер). В этнонации главное место занимают обычаи и традиции, а в гражданской нации – конституция и законы.

Идентичность как способ порядка, самопознания и самоорганизации общности людей в современном мире строится на рациональности. Человек культурный соотносит себя с общностью, но при этом остается личностью.

«… Я полагаю, – заявляет С. Хантингтон, – что в нарождающемся мире основным источником конфликтов будет уже не идеология и не экономика. Важнейшие границы, разделяющие человечество, и преобладающие источники конфликтов будут определяться культурой… Идентичность на уровне цивилизации будет становиться все более важной, и облик мира будет в значительной мере формироваться в ходе взаимодействия семи-восьми крупных цивилизаций»[425]. Гражданская нация – это способ преодоления конфликта культур на основе социально-политической солидарности, общей духовности и общенациональных интересов.

Повторяю свою мысль о том, что этносы, этнонации – это локальные цивилизации. Можно отнести к этнонации определение, которое дает С. Хантингтон цивилизации: «Цивилизации определяются наличием общих черт объективного порядка, таких, как язык, история, религия, обычаи, институты, – а также субъективной самоидентификацией людей… Культурная самоидентификация людей может меняться, и в результате меняются состав и границы той или иной цивилизации. Цивилизации динамичны: у них бывают подъем и упадок, они распадаются и сливаются… цивилизации исчезают, их затягивают пески времени»[426]. Примерно такую же характеристику этносам-нациям, как известно, дает Л.Н. Гумилев.

В современном понимании понятие «нация» имеет два смысла: с одной стороны, это родовое этнокультурное сообщество – этнонация, а с другой, это политическое единство «нация граждан». «Нация граждан обретает свою идентичность не в этнически-культурных сходствах, но в практике граждан, которые активно используют свои демократические права на участие в коммуникациях. Здесь республиканская компонента (идеи) гражданства полностью освобождается от принадлежности к дополнительному сообществу, интегрированному через происхождение, общие традиции и язык»[427]. Это западная традиция перехода к гражданской нации путем уничтожения этнонационального многообразия. Проще говоря, это другой социально-политический уровень этнонациональной и межнациональной интеграции людей, их общностей, который был характерен в XX веке. Индивид же на деле идентифицирует себя с этносом в процессе первичной социализации в семье, общине. Следующий уровень может быть этнонация, и она, объединясь с другими нациями-этносами, может в «органической солидарности» формировать нацию-государство. Может быть и так, что одна этнонация будет формировать нацию-государство, организуясь в политическую общность, а остальные будут интегрированы не в качестве этнонациональных меньшинств, но граждан.

Попытки ухода от этнонационального привели к усилению этнизации бывшего Советского Союза, что заставляет по-новому относиться к изучению и осмыслению закономерностей развития этнонациональных процессов. Недопустимо, чтобы этнонациональную, межнациональную сферу рассматривали через призму конфликтов. Этот однобокий подход замыкает этнонациональные процессы на вечное противостояние, решение этих проблем лишь за счет отрицания, угнетения, ассимиляции других.

Российская этнонациональная самобытность заложена вовсе не в имперских традициях и не в сепаратизме от России и русских, а в исторически оправдавшем себя межкультурном взаимодействии. Здесь межнациональные процессы носят не менее значительный в судьбах народов характер, чем этнонациональное развитие, и потому можно согласиться с утверждением, что «Россия никогда не была государством-нацией, и потом вопрос ныне заключался не в том, чтобы возвратиться к традиции, а в том, чтобы создать новую национальную индивидуальность»[428]. Имеется в виду создание индивидуальности российской нации.

Россия – это содружество наций-этносов, с одной стороны, и исторически формирующаяся нация-государство, единое межнациональное для всех. Россия может организоваться в нацию-государство только за счет сохранения самобытности каждой этнонации и обеспечив исторические перспективы для них в новой общности (гражданской) – российской нации.

Конечно, имеет место и глобальная, и долговременная мистификация вокруг терминов «нация» и «национализм». Но даже это не означает, что они вообще не являются научными и политически операциональными категориями[429]. Здесь, прежде всего, смещение американских, западных и российских традиций понятийно-категориального аппарата в этнонациональной проблематике. То, что у нас называют национализмом, на Западе называют расизмом, нацизмом. Кроме того, в этом суть подходов антропологов, которые за индивидами не видят их общностей.

Социологические теории М. Вебера и других – это чисто мировоззренческие установки на природу и типы социально-исторических общностей. Это философия, а практика осмысления не всегда в России и далее на Востоке одинакова. Здесь немного другие реалии. «Современная социальная наука, – подчеркивает А.А. Ицхокин, – в ее «систематической» части, и прежде всего теоретическая социология есть максимально концентрированное и догматическое выражение западной и только западной мировоззренческой парадигмы»[430]. Поэтому совершенно справедливо его замечание, что «нужна теория, в рамках которой «нормальны» обе модели миропорядка»[431].

Вообще глупо утверждать господство одной философской школы. Это конец философии. «В истории человеческой культуры отсутствует единый универсальный шаблон философствования»[432]. В обществознании возможно существование многих теорий. Это закономерно. Имеет место и обоснование теории как отрицание всех теорий. Так часто происходит в этнологии и в этнополитологии. В общественных науках часто субъективное мнение умело подавляет и сам объект изучения. Критерием истинности или ложности этнологических и этнополитических теорий, по-моему, является комфортность или дискомфортность существования и сосуществования этносов, этнонаций, многонационального сообщества и их представителей.

Мы уже подчеркивали, что в годы Великой французской революции складывается эта традиция истолкования понятий «нация», которая означала страну, государство. И тогда же были введены понятия «национализм», «принцип национальности», согласно которым каждый народ суверенен и имеет право на образование своего государства. «Нация» и «государство» по своему смыслу были сближены именно на базе доминанты этнического значения[433], а не в отрыве от него. Этнос доминирующий не ушел, он получил статус нации, а остальные насильственно или добровольно ассимилировались, вынуждены были «сдаться».

В Германии и Австрии все же сохранялось этническое значение нации. В этом смысле от И. Шиллера, И. Фихте, К. Маркса и Ф. Энгельса терминология перекочевала в русскую и советскую литературу[434]. То же можно сказать о Швейцарии и Бельгии, что, не отрицая этнического значения нации, в большей степени подчеркивает ее этнический смысл Э. Ренан[435]. Близки к такому пониманию были К. Каутский и А. Бауэр, через которых эта терминология дошла до социал-демократов России, а затем и до большевиков. В этом плане подходы К. Маркса, Ф. Энгельса и В.И. Ленина с И.В. Сталиным не совпадали. Первые говорили о нации-государстве, а другие – о нациях-этносах.

В рамках подходов «поиска наций» находится выстроенное Э. Смитом этническое древо наций, этноисторическая интерпретация М. Хроха[436]. Эти подходы близки и к подходам многочисленных российских специалистов. Нациообразующие признаки у И.В. Сталина как бы привязаны друг к другу одной цепью классового подхода, и нация-этнос из живого организма превращается в «историческую недвижимость».

«Этнос – исторически сложившаяся на определенной территории устойчивая совокупность людей, обладающая единым языком, общими чертами и стабильными особенностями культуры, психологии… Ибо этносы, возникнув еще в первобытном обществе, консолидируясь и развиваясь, представлены в мировой истории такими типами, как племя, народность, нация»[437]. Подход не очень отличается по структуре и динамике от сталинского. Или по-другому: «Человеческая история – это история не только государства, выдающихся личностей и идей, но также история народов-этносов, которые образуют государства, выдвигают из своей среды выдающихся деятелей, создают культуры и языки, трудятся и воюют, делают великие и малые изобретения, совершают героические подвиги и трагические ошибки»[438]. Люди в ходе длительной совместной жизни осознают себя представителями одной этнонациональной исторический общности, в рамках которой они вырабатывают самобытные формы организации, самоорганизации своей жизни, общие ценности и идеи, мощный потенциал этнической солидарности и мобилизации. Соответственно этнос-нация – это мощная социальная, мобилизационная и духовная система человеческого развития, и от этого не следует отказываться.

Для немецкого историка А. Каппелера «национальное самосознание и национальные движения являются продуктом длительного развития, и их легитимность вытекает из истории»[439].

Л.Г. Ионин дает понятие нации как «конечной общности на основе судьбы»[440]. Примерно в это время проявился более комплексный подход другого ученого, философа, теолога – Н.А. Бердяева: «Ни раса, ни территория, ни язык, ни религия не являются признаками, определяющими национальность, хотя все они играют ту или иную роль в ее определении. Национальность – сложное историческое образование, она формируется в результате кровного смешения рас и племен, многих перераспределений земель, с которыми она связывает свою судьбу, и духовно-культурного процесса, созидающего ее неповторимый духовный лик… Тайна национальности хранится за всей зыбкостью исторических стихий, за всеми переменами судьбы, за всеми движениями, разрушающими прошлое и созидающими будущее. Душа Франции средневековья и Франции XX в. – одна и та же национальная душа, хотя в истории изменилось все до неузнаваемости»[441].

Наиболее разумно сочетаются нация-этнос и нация-государство у А.И. Вдовина, который пишет, что гражданский или государственный, культурный или этнический типы общностей в действительности перекликаются между собой и не взаимоисключают друг друга[442]. Такова и логика исторического развития, генезиса этих явлений.

Еще в 1880 г. французский философ Э. Ренан писал: «Нация не является чем-то непреходящим, нация – это великая солидарность, созданная чувством самопожертвования того, что уже имело место в прошлом, и того, что предназначено для будущего». Это этап фиксации этнически и политически оформленной французской нации.

Позже М. Вебер сказал: «Нация – это сообщество чувств, которые адекватно могут выразить получение собственного государства»[443]. Это – классическое западническое определение политической нации, а не этнической ее характеристики. Повторюсь, Запад ушел вперед в этих вопросах, успев уничтожить или ассимилировать многие нации-этносы в нации-государстве. Теперь наши хотят за несколько лет пройти эту дорогу – дорогу, достаточно кровавую.

В таком же духе рассуждает и X. Кон: «Нация – это продукт национализма как обязанности своему государству, как полная подчиненность человека национальному государству»[444]. Здесь тоже речь идет о политической нации, чисто этатическом варианте становления нации.

X. Кон дает нациообразующие факторы: общее происхождение, язык, территория, политическое единство и традиции, а также религия, и главное тут – «активная корпоративная воля». Это и есть национализм господствующей нации, которая присваивает данное право себе, отбрасывая десятки этносов, племен и языков, ибо его «активная корпоративная воля» становится наиболее активной и наиболее корпоративной, ибо она доминирует. Порой эту волю может проявить не только доминирующая нация-этнос. Тогда начинаются крики об экстремизме, сепаратизме и т. д.

Ясно, что если у нас реально сформирована нация-этнос, то в перспективе мы придем к нации-государству в персональной или коллективной форме. Как известно, еще В.И. Ленин писал, что «образование национальных государств… является тенденцией (стремлением) всякого национального движения»[445]. Всякого? Если не создание своего государства, то хотя бы полноценное участие в его создании и приобщение к его атрибутике, суверенитету, правам и гарантиям.

В Гааге находится штаб-квартира Организации непредставленных народов и наций (ОННН). Автор доклада по итогам «круглого стола» формулирует следующий вывод в отношении членов ОННН: «Эта группа народов, которая не имеет мест в ООН, существует с 1991 г. и была организована как частичный протест в ответ на нежелание их признания со стороны международного сообщества. Среди этих членов чеченцы, татары, башкиры, чуваши, гагаузы, абхазы, которые представляют собою самостоятельные народы бывшего Советского Союза, которые живут на территории государства, в котором доминирует другая этническая группа. Эти группы, которые якобы не получили независимость после распада СССР просто по причине невезения, а не потому, что они ее меньше заслуживают. Будет ли международное сообщество продолжать игнорировать эту группу народов, находящихся в опасности?»[446]. Есть устав ООН, но есть и эти реалии, с которыми надо считаться, обустраивать лучше все этнонации внутри существующих государств, не давая повода им обособляться и формировать «корпоративную волю» на обособление и отделение.

Создание единой российской нации в рамках России не должно оборачиваться деэтнизацией существующих этнонаций. Нация-этнос – это социокультурное, духовное родство, единство культурного миропонимания и психологии восприятия окружающей действительности. И другое, когда «нация – это прежде всего согражданство, социальное сообщество граждан, составляющих государство»[447]. При этом невдомек, что сами граждане государства относят себя еще и к определенным этнонациям. Вопрос: захотят ли многие из них, находясь на современном, высоком уровне цивилизационного процесса, создав уникальную культуру мирового значения, возвращаться в первозданное патриархально-этническое состояние без перспектив социально-политического самоутверждения? Но такие неудобные вопросы почему-то «безнациональные» теоретики и политики даже не ставят и, вероятно, понимая, что они проповедуют западно-идеологический плагиат, который предлагается русскому и другим народам России. Это, бесспорно, вызывает широкое возмущение среди ученых и общественности. У русских философов и публицистов другие традиции, которые состыкованы с самосознанием и этнонациональными истоками народа (В.С. Соловьева, Н.А. Бердяева, И.А. Ильина и др.). Нельзя отбрасывать и эту методологию. Речь идет о перспективном развитии самих наций-этносов, которые, сохраняя и развивая свою соборность, объединяются в новую межнациональную, полиэтническую общность более широкого, социально-политического характера.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.