Глава 9. Последние «залпы» на испанском фронте: Илипа – классика военного искусства от Сципиона-Младшего, «децимация по-сципионовски»…

Глава 9. Последние «залпы» на испанском фронте: Илипа – классика военного искусства от Сципиона-Младшего, «децимация по-сципионовски»…

Умело привлекая на свою сторону иберийские племена, Сципион целых пять лет победоносно сражался вдали от родины с тремя неприятельскими армиями, попутно покоряя многие иберийские племена. Против римских легионов с их осадной техникой защитники иберийских городов были бессильны. Захваченные города горели, а их непокорные жители толпами гибли от мечей римских легионеров.

Между прочим, в ходе осады Илитургиса – города неподалеку от поля битвы при Бекуле – Сципиону пришлось подать пример мужества своим стушевавшимся воинам. И хотя рисковать полководцу в римской армии было не принято, но он сам возглавил штурм и даже выхватил у замешкавшегося легионера штурмовую лестницу. Правда, приставить ее к стене ему не дали вовремя подоспевшие солдаты из резерва Лелия. Они вырвали у него из рук лестницу и в ожесточенном приступе взяли казавшуюся неприступной городскую стену…

Так падут Кастулон – родина безвременно и трагически погибшей возлюбленной Ганнибала Имильки и древнеиберийский город Гадес, откуда, собственно, и началось покорение Испании Баркидами почти 30 лет назад.

После ухода из Испании Гасдрубала Баркида сопротивление пунов значительно ослабело. Не спасло положения и появление подкреплений, посланных Гасдрубалу Гискону из Карфагена вместе с Магоном Баркидом и Ганноном. Близился к завершению 207 г. до н. э., и Сципиону не терпелось покончить с испанским фронтом. Ганнон вскоре попал в плен к пропретору Марку Юнию Силану – легату Сципиона. Силан сполна показал всю меру своего полководческого дарования: с тысячью пехоты и всего лишь пятьюстами всадников глухими дорогами он подошел к вражеским лагерям – Ганнона и Магона – и внезапно обрушился на них. Первыми были разбиты беспечно стоявшие в неохраняемом биваке кельтиберы, а затем и сами пуны, кинувшиеся им на подмогу. Правда, спасшиеся Магон и Гасдрубал Гискон сопротивлялись из последних сил. Партизанские набеги Массанассы – прежде столь продуктивные – теперь почти не имели особых успехов: хитроумный кочевник уже наглядно думал о своем будущем союзе с победоносным Публием Корнелием Сципионом-Младшим.

Решающее сражение состоялось весной 206 г. до н. э. на правом берегу Бетиса у подножия гор, на краю удобной для действий кавалерии равнины – под Илипой (неподалеку от современной Севильи).

Там сошлись 54 тысячи пунов (50 тысяч пехоты, 4 тысячи нумидийской конницы Массанассы и 32 боевых слона) под началом обоих карфагенских полководцев и 45–48 тысяч воинов (три тысячи из которых приходились на кавалерию) П.К. Сципиона. Последнему помогал его младший брат Луций, судя по дошедшим до нас сведениям, человек не столь одаренный, в том числе в военном деле. Забегая вперед, скажем, что в римскую историю он вошел, скорее, как брат знаменитого Публия Корнелия Сципиона-Младшего, вернее, Африканского, чем яркая индивидуальность. Так бывает: «вагончик» младшего брата вовремя прицепился к «паровозу» старшего (или, вернее, тот сам его «прицепил» и таскал за собой повсюду!).

Между прочим, несмотря на внушительную численность армий противников при Илипе (кое-кто из античных историков увеличивал количество пехотинцев пунов до 70 тысяч?!), их качественный состав в целом оставлял желать лучшего. Так, у пунов положиться можно было лишь на хорошо обученную ливийскую пехоту, а союзные им иберийские наемники не отличались дисциплиной и стойкостью. Такая же картина наблюдалась и у римлян: там лишь половина пехоты состояла из превосходно вымуштрованных легионеров. Остальная часть армии состояла из весьма ненадежных союзников. Поэтому как карфагенское войско, так и римская армия не являлись согласованно действующими боевыми единицами. В этой ситуации противникам оставалось уповать на полководческое искусство их вожаков. Так и случилось…

Сципион еще не закончил разбивку лагеря, когда на его легионеров неожиданно налетели тучи нумидийских всадников Массанассы. Но затем все пошло по иному сценарию, шедшему вразрез с расчетами пунов: не они врасплох напали на римлян, а сами оказались внезапно атакованы. Дело в том, что прозорливый римский полководец, предвидя подобные подвохи со стороны гораздого на неожиданные конные налеты врага, заранее спрятал за соседним холмом крупный отряд своей кавалерии под началом своей правой руки – вояки до мозга костей Гая Лелия. И он стремительно ударил во фланг обнаглевшему врагу. А подоспевший отряд легионеров и вовсе заставил нумидийцев отступить. Поначалу они отступали в полном боевом порядке, но поскольку римляне – кавалерия и велиты – вели преследование очень энергично, то вскоре африканские конники кинулись врассыпную. Этот первый, хоть и небольшой, но успех дал Сципиону начальное моральное преимущество: кое-кто во вражеском лагере, в первую очередь Массанасса, сделали надлежащие выводы.

Кстати, именно в конных стычках, а порой и настоящих кавалерийских сшибках, предшествовавших большим сражениям, обычно проявлялся боевой настрой противоборствующих сторон. Чаще всего эти схватки проходили хаотично. Если одна из сторон начинала преследовать другую, то боевой строй обеих и вовсе нарушался. А вот ввод в бой с одной из сторон пехоты сразу же менял ход боя. Пока вражеские всадники безуспешно пытались прорваться через плотно построенный пехотный строй, отошедшая за него кавалерия успевала перестроиться и, вылетев на врага, обратить его вспять. Именно это, собственно, и произошло в кавалерийской сшибке перед большим сражением при Илипе…

Враждующие лагеря смотрели друг на друга через большую долину.

Поскольку силы противников были примерно равны, то в последующие дни они, выходя в открытое поле, строились друг против друга, но на решающее столкновение не решались, простаивая друг против друга целый день. Так проходил день за днем. Будучи исключительно наблюдательным, Сципион обратил внимание, что каждый раз карфагенские командующие несколько задерживались с построением своих войск! Они высматривали, как встанут римляне, которые обычно в центре располагали своих легионеров, а по краям – союзных иберов, в верности которых Сципион, памятую о трагической участи отца и дяди, сильно сомневался и предпочитал размещать их в строю скорее «для вида», чем для настоящего дела. Только убедившись, в каком порядке выстроены неприятельские войска, карфагеняне свои лучшие ливийские части обязательно ставили в центре, а на флангах – своих испанских союзников, «укрепляя» их спереди непредсказуемыми слонами. Получалось, что противники намеренно размещали свои наименее стойкие части по бокам.

Учтя это, римский полководец стал сам затягивать свое построение, сдвигая его все на более позднее время – чуть ли не на середину дня! Карфагеняне привыкли к такому «графику» и, как всегда, не спешили. (По другой версии, это Сципион не спешил выстроить свои войска, выжидая, как поведет себя Гасдрубал, раз за разом выставлявший своих африканских пехотинцев-ветеранов в центре строя.)

Между прочим, построение большой армии в боевой порядок для сражения в ту пору занимало немало времени и проходило в строго определенном порядке. Обычно развертывание к бою проходило следующим образом. Выйдя из лагеря, войска выстраивались в колонну. В ее начале стоял отряд, которому во фронтальном строю надлежало занять самую крайнюю позицию на правом фланге. За ним располагался отряд, чье место во фронте было чуть левее первого отряда и т. д. Последними в колонне стояли войска, которым полагалось встать на самом краю левого крыла. Построившаяся именно в такой последовательности колонна двигалась на поле боя. Выйдя на него, она под руководством офицеров разворачивалась лицом к врагу, попутно меняя свое походное построение на более плотное фронтальное, причем начиналось это только после того, как первый (головной) отряд достигал своей крайней правой позиции на правом фланге. Главный недостаток колонного выдвижения на поле боя – невозможность приспособиться к меняющимся условиям. Перед построением колонны для выхода к месту сражения полководцу полагалось заранее определить – каков будет боевой порядок, т. е. где и как поставить свои наиболее надежные силы. Как только колонна начинала двигаться вперед, поменять местами разные отряды, не внеся путаницы, было не просто очень сложно, а невозможно. Как покажут дальнейшие события, Сципион не только учел это важнейшее обстоятельство и приготовил своему карфагенскому визави сюрприз, но и дополнил его еще парой «домашних заготовок», решить которые пунийцу окажется не под силу…

Заметив, что враг окончательно расслабился, хитроумный римлянин решил, изменив свое построение – по центру поставить малонадежных иберов, а на флангах расположить свою главную ударную силу, тяжеловооруженную римскую пехоту – начать атаку ранним утром (чуть ли не на рассвете!), пока карфагеняне не успеют занять свои места на поле боя.

Накануне битвы поздно вечером он дал приказ всем своим солдатам плотно поужинать и быть готовым к быстрому и неожиданному наступлению в предрассветной мгле. Кавалерии следовало приготовить лошадей к атаке еще ночью.

С первыми лучами солнца римские велиты и кавалерия Лелия кинулись в атаку на не успевшего до конца построиться, голодного врага. Следом за ними медленно двинулись грозные римские легионы. Мало того, что пунийским наемникам пришлось принять бой сонными и непозавтракавшими, так еще и перестроиться под новую расстановку сил они уже никак не успевали. Немного пройдя вперед, тяжеловооруженные легионеры внезапно остановились и не делали больше попыток к атаке. Этим внезапным маневром римский полководец как бы дал врагу почувствовать все последствия потерянного завтрака. При этом он никак не терял преимущества своего второго сюрприза – перестановки легионов на фланги – построенные по раз заведенному порядку, карфагеняне не рисковали перестроиться перед лицом бдительного и готового к атаке врага. Им оставалось только надеяться, что в лобовом столкновении их более опытные ливийцы смогут разбить хуже подготовленных и вооруженных римских союзников, прежде чем легионеры сомнут слабые фланги пунов.

Но они не ведали, что на этом сюрпризы Сципиона еще не закончились и битва, по сути дела еще не начавшись… уже проиграна!

Римский полководец нарочно тянул время, не отзывая своих застрельщиков боя. Он знал, что делал: вражеские воины из основного строя все больше слабели от голода. Приближался полдень. Жгучие лучи испанского солнца немилосердно жгли противников. Сонных и голодных пунов и их союзников это совсем сморило. Они стояли, уже опустив голову, опершись на щит. Прошло еще немало времени, прежде чем внесший неразбериху в передовое охранение карфагенян конно-легкопехотный авангард Сципиона быстро отошел назад в тыл через расступившийся в центре строй иберов. Здесь, разделившись на две части, застрельщики боя отошли через промежутки в римских манипулах за свои фланги, причем конница встала позади велитов.

После этого маневра римская линия снова энергично пошла вперед, но ее более слабый центр, по задумке Сципиона, понемногу отставал. Затем он и вовсе встал как вкопанный, озадачив врага, поскольку римские фланги продолжали дружно наступать. Правым флангом руководил сам Публий Корнелий, а левым его легаты – энергичные и опытные Луций Марций с Силаном. (По другой версии, все было с точностью до наоборот.)

За несколько сотен метров до столкновения с врагом Сципион совершил два сколь неожиданных, столь и сложных маневра, окончательно дезориентировавших пунов.

Сначала римский полководец резко удлинил свой фронт, вытянув манипулы в линию: правый фланг – вправо, а левый – влево. Началось с того, что три линии его прекрасно подготовленных гастатов, принципов и триариев на глазах у изумленного противника развернулись лицом – вправо (правый фланг) и соответственно (левый фланг) – влево, и тремя узкими колоннами бегом стремительно растянули свой строй. Допустимо максимально растянувшись вправо и влево, легионеры тут же одновременно совершили перестроение из колонн в шеренги, лицом к опешившему от такой прыти римлян врагу. Правый фланг повернул налево, а левый – направо.

Для узких колонн из небольших, подвижных манипул этот маневр не составил большого труда!

Но и на этом «сюрпризы» не закончились! Только-только легионеры завершили свой весьма рискованный маневр на глазах у готового к бою врага, как на их фланги вышли до того скрывавшиеся за ними застрельщики боя – велиты и конница Лелия. После этих неожиданных маневров римские фланги охватили ставшие более короткими вражеские. Мгновенно повернутые к центру, они обрушили всю свою массу на более слабые иберийские крылья карфагенян. Этот чудовищный силы удар с двух сторон сразу поставил Гасдрубала и Магона в невыгодное положение. Оно еще больше ухудшилось, после того как напуганные ливнем метательных снарядов римских велитов и конницы слоны пунов повернули назад и бросились топтать свою пехоту, сгрудившись в середине строя, и больше в бою участия уже не принимали.

Пока Сципион громил фланги карфагенян, их центр тупо бездействовал и никак не помогал своим крыльям из-за угрозы оказаться открытым для атаки стоявшими в центре иберийцами Сципиона. Оставаясь на расстоянии полета стрелы, в бой те не вступали, но все время показывали, что вот-вот нападут.

Гениально смелый маневр Сципиона позволил ему сковать сильный вражеский центр с минимальным расходом своих сил и достичь за счет этого максимальной концентрации собственных сил для рискованного, но решающего двойного маневра, определившего исход сражения в пользу Рима.

Между прочим, кое-кто из пытливых исследователей вполне резонно задается рядом доходчивых вопросов! Например, а что делала во время этих рискованных фланговых маневров римской пехоты карфагенская конница?! Или почему все-таки ударный центр пунов не обрушился на весьма ненадежный центр врага, где стояли иберы?! Получается, что Гасдрубал Гискон бездействовал, словно кролик, завороженный удавом, позволив неприятелю беспрепятственно перемолоть фланги пунов?! Впрочем, что на самом деле происходило на поле сражения под Илипой, скрыто мраком веков…

Утомленный голодом, полуденным зноем и бездействием, видя неизбежный разгром своих крыльев, африканский центр Гасдрубала и Магона стал понемногу, сохраняя строй, отступать. Кое-как спаслась лишь ливийская пехота карфагенян. Только разыгравшаяся буря с проливным дождем помешала Сципиону превратить бегство пунов в катастрофу. Непролазная грязь заставила тяжеловооруженных римских легионеров приостановить штурм карфагенского лагеря и отойти в свой бивак. Воспользовавшись передышкой, Гасдрубал и Магон успели ночью эвакуировать большую часть своих разгромленных войск.

Казалось, карфагенянам удалось уйти, но не тут-то было.

Сципион показал себя зрелым полководцем, прекрасно понимавшим, что разбитого врага надо обязательно добить. Уже на рассвете, когда только-только стихия умерила свой пыл, он бросил вдогонку врагу, отступающему в сторону Атлантического океана, всю свою кавалерию. Она со знанием дела выполнила свою задачу: кинулась не по следам отступающего неприятеля, а поскакала короткими тропами к переправе через Бетис, куда устремились пуны. Конные римляне быстро догнали недобитого противника и вынудили его остановиться для отпора. Пока римские всадники беспрестанно теребили карфагенян, успели подойти римские легионеры и завязалась настоящая бойня. Солдаты Гасдрубала и Магона кое-как сопротивлялись. Несколько тысяч сумели даже закрепиться на самом высоком окрестном холме. Его неприступность ограничила возможности штурма, но отсутствие еды привело к дезертирству. Видя это, Гасдрубал Гискон ночью бросил остатки своей армии и морем бежал в Гадес. Спустя годы он еще столкнется со своим римским обидчиком в Африке, но с тем же успехом. Магон тоже не стал испытывать судьбу и вскоре проторенным маршрутом последовал за своим соплеменником – коллегой по несчастью.

Оставленный за главного ушедшим в Тарракону Сципионом, легат Силан со знанием дела довел разгром врага до конца.

Кстати, именно это сражение под Илипой показало всем, что Публий Корнелий Сципион-Младший оказался талантливым учеником… Ганнибала. Он не только усвоил уроки Канн, когда сильные фланги пунов переиграли мощный центр римлян, но и по-своему использовал разницу между сильными и слабыми частями войск. Причем как своих, так и чужих. Победа Рима над Карфагеном при Илипе стала своего рода классикой одновременного применения внезапности и концентрации сил более слабого соперника против более сильного. Мастерски осуществленные изменение часа и построения своих сил, сложные маневры по перегруппировке вышедших из боя солдат и их перевод на фланги, двойной сходящийся удар с флангов с одновременным надежным сковыванием вражеского центра за счет намеренного отставания своего центра – все это стало новым словом Публия Корнелия Сципиона-Младшего в истории военного искусства. (Правда, знакомы с ней лишь военные историки и, конечно, те, кто всерьез интересуется всеми нюансами военной истории.) Впрочем, для осуществления этого рискового маневра противостоящий военачальник должен был быть не способным на вспышки гения, позволявшие мгновенно реагировать на «происки» – «тактические изыски» – врага прямо на поле боя?! Другим блестящим проявлением многогранного военного дарования Публия Корнелия Сципиона-Младшего стало решительно и быстро проведенное им разгромное преследование недобитого врага. Мало кто из великих полководцев древности так владел этой, безусловно, важнейшей составной частью полководческого искусства. Если бы Махарбал служил у Сципиона, то вряд ли он смог бы прилюдно бросить ему упрек в том, что тот знает, как победить, но не умеет воспользоваться всеми плодами победы. С каждым годом становилось все отчетливее понятно, что не за горами очная встреча Сципиона с Ганнибалом – двух лучших полководцев той поры, которая, скорее всего, и подведет итог всей Второй Пунической войне. Поскольку по разнообразию тактических уловок Сципион еще, пожалуй, не превзошел Ганнибала, но по умению вести осаду и организовывать преследование Сципион уже, вероятно, превосходил своего легендарного визави, то их противоборство обещало быть крайне напряженным…

В Иберии Сципиону оставалось усмирить еще двух местных вождей Индебола и Мандония, но тут он неожиданно тяжело заболел: явно сказалось исключительное напряжение последних лет жизни – вся борьба в Иберии держалась только на его плечах и его железной воле. (Впрочем, по другой версии, на самом деле Сципион вовсе не заболел, а это были всего лишь слухи, которые стали детонатором восстания.) Публий Корнелий Сципион был тем самым магнитом, который связывал все: от дисциплины в римской армии и до «дружбы» с вожаками иберийских племен. Рассказывали, что одно время Публий даже был при смерти и вдобавок у него в тылу – в Сукроне – вспыхнул мятеж среди 8 тысяч солдат, охранявших очень важную дорогу между главной опорной базой римлян в Испании – Тарраконом и Новым Карфагеном. Они почти не принимали участия в военных действиях и бездействие явно развратило их. Скука, безделье, отсутствие добычи, усугубленные невыплатой жалованья, вызвали… тривиальный мятеж!

Начав с простого неисполнения приказов и пренебрежения воинским долгом, солдаты вскоре перешли к открытому бунту и выбрали себе командирами двух рядовых легионеров – двух Гаев – Альбия и Атрия, двух ловких демагогов – главных зачинщиков всех беспорядков. Они не теряли времени даром и быстро наладили связи с главными мятежными вождями Индеболом и Мандонием. Римские военачальники не знали, что делать: Лелий и Луций Марций Септим осаждали окопавшегося в Гадесе Магона, а Силан просто растерялся. Слухи о смерти Сципиона распространялись со скоростью звука.

Казалось, что гибель римлян неизбежна и дело их в Испании вот-вот будет проиграно!

Надо сказать, что в ходе многолетней изматывающей войны в Испании Сципион постоянно следил за армейской дисциплиной. В этом он был предельно жесток, даже беспощаден к своим солдатам. И вот теперь, все еще прикованный к постели, он тут же начал действовать против бунтовщиков. Посланные к ним семь военных трибунов сумели сделать главное: расколоть ряды недовольных, пообещав основной массе солдат немедленной выплаты задолженных денег и выявить главарей бунта. Именно этих главарей пригласили в Новый Карфаген якобы для выплаты всем им задолженностей по зарплате. Мятежным «генералам» стало известно, что Силан с войсками покинул Новый Карфаген для усмирения восставших иберийцев Индебола. Обрадованные этой новостью, они решили, что как только их впустят в город, им удастся его захватить. Как только они вступили со своими подельниками в Новый Карфаген, их приветливо встретили военные трибуны (чуть ли не с «красными ковровыми дорожками»!) и каждый из них пригласил к себе одного из мятежных «генералов».

Восставшие сочли это за добрый знак: по всему получалось, что в городе их боялись!

Но все случилось с точностью до наоборот. Слухи о смерти Публия Корнелия оказались сильно преувеличены, и рано утром, пока главари безмятежно после сытного ужина со «сладким» (вино и доступные женщины во все времена делали свое «черное дело», порой на благо… окружающим или некоторой их части!) спали, он тихо вошел в город и занял все въезды и выезды. Вожаков арестовали мгновенно – благо все они были рассредоточены по разным «квартирам». Но пришедшие с ними «бузотеры», разбуженные звуком боевой трубы, без оружия кинулись на главную городскую площадь… за обещанной зарплатой. Пока они стекались туда, толпясь и балагуря, верные Сципиону войска Силана оцепили всю площадь.

Головорезы оказались в ловушке!

…Их смятение мгновенно переросло в совсем иное состояние: они окаменели, когда на возвышение молча поднялся сам Публий Корнелий Сципион, которого все уже считали мертвецом!

…Сципион умело, по-театральному долго, держал паузу, с каждым новым мгновением становившуюся все более и более зловещей. Никто не знает, как долго он молчал. Подобно всем великим полководцам – от Александра Македонского до Наполеона Бонапарта, Публий Корнелий Сципион-Младший точно знал, как и когда (и наоборот, когда и как) вести себя со своими «собратьями по оружию»!

Очевидно, на этот раз он молчал ровно столько, сколько было нужно, чтобы грубая солдатня, знавшая только две силы, которой она повиновалась – «кнут и пряник», – не сорвалась с цепи и не началось всеобщее побоище. Когда он тихо, но очень внятно заговорил, то все мгновенно поняли – насколько сурово он настроен. Взбунтовавшиеся солдаты были объявлены предателями и изменниками родины, достойными самой позорной смерти – «децимации» – позорной казни каждого десятого в строю перед строем всего легиона! «Но я прощаю вас и покараю лишь ваших главарей!» – закончил свою краткую, но доходчивую речь Публий.

…Под леденящий звон мечей, ударяемых о щиты, на площадь вывели главных «бузотеров», раздетых и в цепях. Их тут же у позорных столбов в центре легионного бивака забили до смерти плетьми с крючками на концах (подобными тем, которыми истязали Иисуса Христа в шокирующем голливудском фильме Мэла Гибсона «Страсти Христовы», 2004 г.)…

Этим смелым и продуманным актом устрашения римский полководец подавил волю бунтовщиков и не дал никому поднять руку или голос протеста в защиту своих вожаков. Характерно, что уже в ходе смертной казни их главарей мятежные легионеры давали новую присягу на верность отечеству и тут же получали… задержанное жалованье. Так Публий Корнелий Сципион-Младший лишний раз показал всем, что с ним «шутки плохи» не только на поле боя, но и подчиненным он может запросто показать «где раки зимуют».

Своего рода «Отец солдатам», он прекрасно знал, когда дать «кнута», а когда раздать «пряники», или… наоборот.

Кстати, по другой версии подавления мятежа Сципионом, все прошло несколько иначе. Как только он почувствовал себя немного лучше и получил всю нужную информацию, то лично с конным эскортом нагрянул в лагерь мятежников. Там он выступил перед ними с жесткой речью, в которой напомнил им о всем известной в истории Рима участи одного мятежного легиона, который был весь… обезглавлен, чтобы остальным неповадно было! Пока он намеренно долго говорил, подошли верные ему войска и плотным кольцом окружили бивак бунтовщиков. Дабы дать солдатам возможность кровью искупить свою вину, он потребовал немедленной казни только… 35 зачинщиков беспорядков…

Теперь можно было вновь заняться усмирением иберийских вождей. Индебол и Мандоний горько раскаялись в содеянном, но отступать уже было поздно. Всем было хорошо известно, что для непреклонного в воинской дисциплине римлянина не существовало большего преступления, чем предательство. И очень скоро легионы Сципиона разбили свой лагерь в долине реки Эбро на виду у 22,5-тысячного вражеского воинства.

Затяжная партизанская война ему была не нужна – лучшие полководцы мира всех времен и народов «ломали в ней себе зубы», он поставил себе задачу как можно скорее вызвать варваров на решающее сражении на открытой местности.

Поскольку между противниками лежала узкая и тесная долина, то Сципион пошел на военную хитрость: он приказал весь имеющийся в окрестностях скот под охраной легковооруженных воинов согнать в нее, чтобы заставить испанцев, польстившись на легкую добычу, попытаться его отбить. За крутым склоном (отрогом) горы римляне спрятали конницу срочно вызванного с побережья Атлантики из-под Гадеса Лелия. Испанцы «заглотнули наживку», и пока легкие пехотинцы с обеих сторон дрались за «рогатую добычу», всадники Лелия выскочили из засады. Часть конных римлян налетела на иберов сбоку, а часть тем временем отрезала их от лагеря. Потеряв немало пехоты, порубленной вражескими кавалеристами, раззадоренные неудачей вожди иберов на следующий день вывели своих воинов на битву.

Сципиону только этого и надо было.

Долина была весьма узкой, и предстояла рукопашная схватка в тесном строю, где выучка тяжеловооруженных легионеров должна была взять верх над жителями гор, более привычных к боям в горной местности и к тому же на дистанции. Публий смотрел с холма, как нелепо сгрудился враг в теснине, и специально удерживал своих воинов, чтобы как можно больше неприятельских воинов скопилось, давясь на ограниченном пространстве. Для того чтобы хоть как-то использовать в теснине свою конницу, иберам пришлось треть своей пехоты оставить глубоко в тылу высоко на склоне горы. Но и тут им не повезло: поставить кавалерию по бокам своей пехоты им не удалось, так как ей и там не было где маневрировать. Мгновенно оценив расстановку сил и поняв, что фланги его собственной пехоты находятся в безопасности, Сципион послал Лелия со всей конницей через окрестные горы в глубокий обходной маневр, а чтобы прикрыть его, тут же повел своих вышколенных легионеров во фронтальное наступление. Первой в атаку бросилась легкая пехота римлян.

Расчет Сципиона оказался правильным: занятые отражением атаки спереди, испанцы не заметили захода кавалерии с тыла. А когда заметили, то уже было поздно: Лелий навалился на стоящую на месте иберийскую конницу со всего маха. Зажатые с двух сторон испанские пехотинцы и всадники вынуждены были сражаться с врагом один на один – без взаимной поддержки. Их пехота из последних сил отражала мощный натиск сплоченного строя привычных к рукопашному бою римских легионеров спереди, а стоявшие за пехотой иберийцев их всадники, окруженные с тыла, вынуждены были повернуться спиной к своим пехотинцам, чтобы обороняться от наседавших римлян. Малоопытная в ближнем бою иберийская пехота быстро таяла под ударами римских мечей действовавших в плотном строю легионеров. То же самое произошло и с всадниками-иберийцами: лишенные своего главного козыря – быстрого, лихого маневра, – они так и топтались на одном месте, пока их всех не порубили конники Лелия.

С обеих сторон мясорубка в теснине была столь яростной, что сами римляне понесли ощутимые для них потери: 1200 убитыми и почти 3000 ранеными. У иберов в живых осталась лишь та часть пехоты, что стояла высоко на склоне и участия в бою не принимала, а также оба их вождя, которые успели вовремя ретироваться.

Индебол и Мандоний вскоре прислали парламентеров с предложением мира и согласия.

Между прочим, в этой на первый взгляд просто складывавшейся для римлян битве Публий Корнелий Сципион-Младший показал всем, какой он уже зрелый полководец. Как он умеет мастерски использовать особенности местности: сперва – для нейтрализации численного перевеса врага, а затем чтобы заставить его драться в нескольких отдельных боях, где он не может сполна использовать все свои лучшие стороны, и, наконец, как эффективен глубокий обход. Испания, а вернее испанский фронт уже становился тесен для римского полководца. Его манили другие горизонты, ему предстояли свершения иных масштабов, его ждала очная встреча с самым достойным противником той поры – самим Одноглазым Пунийцем…

Сципион мудро пошел на переговоры и вскоре добился того, что Иберийский полуостров как база для рекрутирования воинов и источник серебра для Карфагена перестал существовать. Отдельные восстания свободолюбивых иберийских племен продолжались еще долго, но радикального влияния на покорение Испании Римом уже не играли.

Взяв последние мятежные испанские города – Кастулон, Илитургию и Астапу – те самые, что много лет назад вероломно предали его отца и дядю, Сципион решил почтить их светлую память должным образом. Неотъемлемой частью погребальной тризны, по римским понятиям, должны были быть гладиаторские игры.

По приказу Публия Корнелия Сципиона-Младшего в честь его отца Публия Корнелия Сципиона-Старшего и дяди Гнея Корнелия Сципиона были устроены весьма необычные погребальные гладиаторские игры в Новом Карфагене в 206 г. до н. э. И здесь Сципион-Младший решил пойти своим путем: он не захотел, чтобы на глазах у всей армии убивали друг друга купленные за деньги рабы или наемники. Он хотел, чтобы в память об его отце и дяде – истинных римских гражданах – защитниках Отечества сражались только те, кто… захочет этого сам! Скорее всего, принимая такое неординарное решение, Сципион-Младший все прекрасно обдумал: в вольнолюбивой и воинственной Испании особо чтились воинская доблесть и беспримерная отвага.

Публично продемонстрировать их перед лицом знавших в них толк римлян – что может быть лучше для гордых сынов Иберии!

«Безумству храбрых – поем мы славу!»

…Рассказывали, что гладиаторские бои меж самыми доблестными сынами Иберии в память о геройски погибших на «Ганнибаловой войне» получились на… славу! В узкий круг, образованный столпившимися римскими легионерами, вышли несколько обнаженных бойцов, давших клятву биться насмерть! Внимание всех собравшихся привлекла одна очень странная пара: могучий мужчина в расцвете мужской красоты и силы против совсем еще юнца, прекрасного, как луч восходящего солнца!

Сам Сципион, явно озадаченный таким явным неравенством сил, принялся их расспрашивать о причине их противостояния. Выяснилось, что она банально проста: они – дядя и племянник – готовы с оружием в руках решить, кому из них должна достаться… власть в их племени! Сципион никогда не был лириком, но и ему стало их жаль (особые симпатии у него, истинного поклонника греческой культуры, вызывал прекрасный в своей наготе юноша – эдакий греческий бог Адонис!) и он предложил решить проблему миром. Но в ответ услышал лаконичное и грозное: «Нам двоим – нет места в этом мире!» В кровавой схватке, где ловкость и гибкость молодости долго не уступали силе и напору зрелости, все же верх взяло более высокое ратное мастерство… дяди над племянником.

Израненный и прекрасный «Адонис» пал смертью храбрых…

По крайней мере, так излагают события дошедшие до нас источники…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.