ГЛАВА II. Младшая линия Комнинов и основание империи в Трапезунде

ГЛАВА II. Младшая линия Комнинов и основание империи в Трапезунде

В высшей степени любопытным явлением в фамильной истории византийских Комнинов оказывается младшая ветвь князей, стечением обстоятельств и частью личной волей императоров устраненная от наследования престолом и вступившая на путь протеста и интриг против старшей линии, располагавшей высшей властью. Этот специальный вопрос имеет, как видно будет далее, особенное значение в империи Трапезунда, и потому считаем необходимым его выяснить. У царя Алексея I Комнина (1081–1118) было три сына и четыре дочери от Ирины Дукэны. Старший его сын Иоанн был третьим в порядке рождений, т. е. родился после двух дочерей, Анны и Марии. После Иоанна у царя Алексея родились еще два сына, Андроник и Исаак, и две дочери, Евдокия и Феодора. Старшая дочь Анна, известная писательница и цесаревна, родилась в 1083 г., а старший сын Иоанн, впоследствии вступивший на престол, — в 1088 г. Как известно, в Византии определенного закона о престолонаследии не существовало, и на почве домогательства высшей власти происходили большие потрясения. В семье Алексея Комнина высокообразованная, гордая и властная супруга его проводила свои взгляды на престолонаследие, несогласные с видами и распоряжениями царя. Между тем как Алексей в 1092 г. объявил соимператором царевича Иоанна, едва достигшего трехлетнего возраста, царица Ирина употребляла все старания к передаче преемства власти кесарю Никифору Вриеннию, за которым была в замужестве цесаревна Анна. Из этого возникли семейные недоразумения и раздоры.

Скоро в этих раздорах начал принимать участие и играть видную роль цесаревич Исаак, третий сын Алексея I Комнина, носивший недавно лишь созданный громкий титул севастократора — первый чин вслед за императорским титулом. Ему усвояется еще титул порфирородного, на который имели право императорские дети, рожденные в порфировой зале. Хотя в день смерти Алексея в 1118 г. Исаак был душой партии, стоявшей за переход власти к старшему сыну умершего, Иоанну, тем не менее в царствование своего брата он не занимал видного положения ни при дворе, ни в администрации. Даже напротив, он оказался в немилости и находился то под стражей, то в изгнании в иностранных землях. И затем вся почти долголетняя жизнь этого весьма даровитого и высокообразованного князя-изгоя прошла в скитаниях по чужим землям и в разнообразных приключениях. Официальный историк Иоанна Комнина, писатель Киннам, упоминает, что при вступлении на престол (в 1143 г.) Мануила севастократор Исаак содержался в заключении, «ибо было подозрение, что он подкапывается под брата». Хотя Мануил дал ему свободу, но вскоре должен был предпринять меры предосторожности, так как «желание царской власти у Исаака овладело им, с ним росло и развивалось и как наследие перешло к его детям». Историк характеризует его следующими чертами. Он был человек воинственный и храбрый, одаренный высоким ростом и прекрасным сложением. Проживая у разных народов, между прочим у иконийского султана, он стремился к одной цели — напасть на византийские области и нанести вред царю. Сколько правды в этих словах официального историка и нет ли в них преувеличения насчет опасности для императоров Иоанна и Мануила, на это не имеется точных данных. Для нас важнее здесь обозначить, что ближайшее потомство этого князя, именно его сыновья Иоанн и Андроник, разделяют судьбу севастократора Исаака; и они были также чуждыми в Константинополе, воспитывались на чужбине и проводили жизнь в странствованиях по чужим странам. Старший сын его Иоанн принял мусульманство и окончательно порвал с эллинством и православием, что же касается второго сына Андроника, то он в старости достиг императорской власти в Константинополе и, так сказать, осуществил притязания протестующей младшей линии. Большую часть предыдущей жизни он провел за границей при дворелатинских князей Сирии и Палестины, у гостеприимных владетелей Грузии, с которыми связывали Комнинов родственные отношения, у сельджукских эмиров Икония и у русского Галицкого князя[32]. По прямой линии от Андроника, через его сына севастократора Мануила, византийские Комнины в лице Алексея и Давида, сыновей Мануила, являются основателями Трапезундской империи.

Одним из крупнейших, хотя и недостаточно разработанных вопросов в истории образования Трапезундской империи должна быть признана родственная связь младшей линии Комнинов с грузинскими Багратидами. Значением этих связей не только объясняются самые события провозглашения захудалой линии византийских князей императорами в Трапезунде, но и главнейшие факты истории империи в первый период ее существования (XIII в. — начало XIV в.), пока ожесточенная борьба влияний местных и пришлых партий не окончилась преобладанием византийских Палеологов. Несмотря на бесспорную важность и настоятельную необходимость выяснения отношений между грузинским домом Багратидов и князьями-изгоями из Константинополя, в особенности Андроника и его внуков Алексея и Давида, все же недостаток исторического материала служит причиной того, что сделанные в этом смысле попытки не проливают достаточного света на занимающий нас вопрос[33].

«Из дошедших до нас известий, — читаем у академика Куника, — о связях между Багратидами и Комнинами в XII и XIII вв. смело можно вывести заключение, что или сам Андроник, родившийся около 1120 г., или кто-нибудь из его семейства породнился посредством брака с грузинским царским домом, потому что иначе трудно понять, каким образом Алексей, сын Андроника от Феодоры, в 1187 г. называется в грузинской летописи близким родственником Тамары, а Тамара в 1204 г. называется в Трапезундской летописи теткою Алексея, сына Мануила и внука Андроника (т. е. основателя трапезундской империи)». Весьма показательно описание в грузинской летописи приема, оказанного в Тифлисе Андронику около 1170 г.[34]: «Его (царя Георгия III) посетил Андроник Комнин, двоюродный брат Мануила, обладателя всего запада и царя греческого, сопровождаемый своей женой ослепительной красоты, своими сыновьями и сыновьями сестры своей». «За такую милость Георгий оказал сему принцу прием, достойный его высокого рода, дал ему столько городов и крепостей, сколько ему нужно было, и назначил ему пребывание близ своей столицы… Находясь в Грузии, Андроник принимал участие в военных делах, но затем искал гостеприимства у султана Кылидж-Арслана II». В нашу задачу не входит, однако, следить за приключениями Андроника, которые закончились катастрофой в 1185 г., когда он был низвержен с престола византийских императоров и погиб в последовавшей затем смуте. Историческая роль затем выпадает на его потомство. Старший сын Андроника, севастократор Мануил, титул которого имеет для нас значение применительно к объяснению рисунка и надписи в башне трапезундского кремля[35], погиб в той же катастрофе, хотя нельзя удовлетворяться теми скудными данными, которые находим в летописи, будто он умер от ослепления. Не было бы удивительно, если бы действительно тело его было перевезено или в Грузию, или непосредственно в Трапезунд.

В частности, о судьбе детей его, хотя они родились еще до катастрофы 1185 г., до самого 1204 г. не имеется определенных известий. Принимая во внимание рассказанный местным, т. е. трапезундским историком факт, что в 1204 г. великий Комнин Алексей, отправившийся из Грузии «стараниями и трудами тетки своей Тамары, взял Трапезунд в апреле месяце 7 индикта», мы невольно останавливаемся перед загадкой: ужели же так легко досталось право на империю потомкам низверженного византийского императора, не имевшим ни войска, ни денежных средств для найма охотников? Не менее того представляется очень сомнительной та традиция, усвоенная Фальмерайером и Финлеем, по которой малолетние Алексей и Давид после катастрофы 1185 года спокойно оставались в Константинополе. При господствовавших тогда в империи нравах цари из дома Ангелов никак бы не потерпели присутствия в Константинополе соперников на власть из угасшей династии Комнинов. По догадке академика Куника, находящей себе поддержку в известии историка Халкокондила, царевичи Алексей и Давид в смутную эпоху смены династии Комнинов и воцарения Исаака Ангела переправлены были секретным образом в Колхиду, т. е. в Грузию.

Следовательно, весь период до 1204 г. они провели именно при дворе Тамары, своей тетки, где и получили воспитание и где выжидали благоприятного момента заявить о своих правах на царство. Есть сведения в грузинской летописи о том, что Тамара не была в дружественных отношениях с константинопольскими Ангелами и из-за дела об иконах Афонской горы начала успешную войну с греками, следствием которой было присоединение к Грузии Лазистана, Трапезунда, Синопа и Понта. Эти сведения, во всяком случае, служат достаточно правдоподобной подготовкой к последовавшим в 1204 г. событиям; в них мы находим объяснение тому, откуда у Алексея и Давида оказались материальные средства и где они набрали военный отряд, с которым открыли поход на Трапезунд. Независимо от того, при этом именно порядке событий и отношений получают себе объяснение оставшиеся загадочными факты внутренней истории Трапезунда в XIII и XIV вв., на которых мы останавливаем внимание в дальнейшем изложении. Характер первых царей и их правительства в течение целой половины существования империи отличается от господствующих в Константинополе обычаев и нравов и более сближается с восточными порядками. Итак, «Комнины еще младенцами попали в Грузию, где и получили воспитание; природным языком их был грузинский. Воспитываясь и вырастая при дворе своей родственницы, среди туземцев и в армии, они всюду были под влиянием грузинской жизни и грузинских понятий, так что в двадцатилетнем возрасте, по всей вероятности, больше походили на грузинских князей, чем на византийских, — точно так же, как дети греческих фанариотов в Молдавии и Валахии переродились в романцев (румыны)»[36].

Продолжительная осада и занятие Константинополя крестоносцами Четвертого крестового похода было тем благоприятным для младшей линии Комнинов обстоятельством, которым они и воспользовались при помощи лазов, мингрельцев и частью греков, которых могли нанять на свою службу. Падение Константинополя рассматривалось патриотами как падение империи, восстановленная империя в Никее Феодором Ласкарем только присутствием патриарха могла иметь преимущества перед Трапезундской империей с царской династией Комнинов во главе. В других отношениях и та и другая империя имели право на историческое существование в зависимости от внутренних сил и средств и от способностей стоявших во главе правительства лиц. Признание власти в Трапезунде обеспечивало за царевичем Алексеем успех и в ближайших областях, находившихся под влиянием этого центрального и важнейшего в торгово-экономическом отношении города. Центральная часть империи, оставшаяся в тесном единении с Трапезундом, вошла в крепкую спайку с ним без всяких, по-видимому, усилий, и береговая область от Фермодона до Фасиса была в полном обладании Алексея и Давида. Что касается положения города Трапезунда перед весной 1204 г., то, по-видимому, в нем держался Никифор Палеолог в качестве дуки, представителя императорской власти в Константинополе, но он не был в состоянии оспаривать авторитет, идущий притом из двух источников, эллинского и грузинского. Повторяем, однако, во всем этом больше догадок и правдоподобных предположений, чем фактов, извлекаемых из летописи, но приходится прибегать к первым, чтобы осмыслить результаты последовавшей на Черноморском побережье эволюции.

Когда Алексей утвердился в Трапезунде, первым его старанием было воспользоваться всеми правами и привилегиями, на которые он мог претендовать как член царствовавшей в Константинополе династии, не угасшей со смертью Андроника. С точки зрения обычаев и господствовавшего права не было ничего необычного в принятии им титула василевса ромеев; затруднения были в событиях, имевших место в Никее, где утвердился и объявил себя царем Ласкарь, но здесь предстояло вступить в состязание за власть, которое могло обещать победу, а не поражение. Ближайшие к Трапезунду города и области, в особенности Пафлагония, где были наследственные земли Комнинов, скоро примкнули к его владениям. И совершенно обычным явлением нужно считать то, что вся фема Халдия не имела иного выбора, как признать свою зависимость от государя, власть которого обеспечивала восстановление нарушенного порядка в потрясенной сельджукскими набегами стране[37].

Главным соперником вновь образовавшейся империи был, рядом с Никейской империей Феодора Ласкаря, румский или иконийский султанат, также принявший на себя задачу поддержать на востоке идею Греческой империи. Вследствие этого власть Великих Комнинов в Трапезунде значительно сократилась, в конце концов ограничена была прежней фемой Халдия (с одной стороны Фермодон, с другой Фасис, на юг цепь гор). И политика империи великих Комнинов перестала претендовать на мировое значение, будучи ограничена мелкими интересами самозащиты от султаната и установления прочных отношений с Грузией. Прежде всего обращает на себя внимание географическое и этнографическое положение фемы Халдия, в которую входит Трапезунд. Самая военная и административная организация фемы способствовала тому, чтобы центральные притязания, идущие из Трапезунда, могли быть выполнены без особенного труда. Горная, труднодоступная область сдерживалась военными гарнизонами, сидевшими в крепостях, к которым, как к естественной защите против врага, тянуло местное население. Нужно присоединить, что власть в поселках и деревнях принадлежала крупным или мелким владетелям по местному феодальному праву, которые стояли в вассальных отношениях к начальникам крепостей и гарнизонов и административным чинам Трапезундской империи, как об этом будет подробнее изложено в одной из нижеследующих глав. Таковыми крепостями, подчиненными Трапезунду, оказывались Триполь, Керасунт, Ясоний, Месохалдия и др.

Объединительное движение имело два центра или двух вождей. В то время как Алексей выполнял поставленные ему задачи в Халдии, брат его Давид также с помощью грузин и лазов и константинопольских приверженцев начал расширять трапезундские владения в сторону Малой Азии. Здесь угрожала Комнинам особенная опасность в провозглашении никейским императором Феодора Ласкаря и особенно в венчании его рукой патриарха. Нужно было спешить войти в непосредственное соприкосновение с этой новой империей, не дав ей времени для организации. Нет никакого основания сомневаться в том, что Давид Комнин имел определенную идею на этот счет — завладеть Никеей и свергнуть Ласкаря, но задача оказалась выше его средств. Никейский император, — чтобы не входить здесь в подробности, уместные при изложении никейских событий, — в трудных обстоятельствах не останавливавшийся над выбором средств, лишь бы они вели к цели, вошел в соглашение с султаном Икония против своих соперников, трапезундских Комнинов. Последний также имел полное основание войти в виды Ласкаря, так как усиление трапезундских Комнинов было далеко не в его интересах. Столкновение между соперниками, имевшее трагические последствия для Комнинов, имело место при Амисе, где стоял Алексей и откуда турки воспрепятствовали ему движение вперед на помощь своему брату. Между тем в это же время отряд, предводимый Синадином, полководцем Давида, был разбит греками Ласкаря наголову, причем был взят в плен и его предводитель. Так скоро должны были рассеяться планы Комнинов на широкую власть и притязания. Это должно было оказать значительное влияние на перемену их политики. В высшей степени неблагоприятной и непоправимой была неудача при Амисе. Эта приморская крепость, в то же время и торговая пристань для Черноморья, зависела тогда от греческого администратора, управлявшего городом вполне самостоятельно и не признававшего ни Трапезундской, ни Никейской империи. Невдалеке от Амиса турки основали свою торговую колонию под именем Самсуна; таким образом местная греческая колония, опиравшаяся на симпатии греков Никеи, смотрела как на специально национальное дело на удержание власти в Амисе. Правитель города Савва отклонил все предложения Алексея Комнина и предпочел держаться мира с турками и с никейским императором. Здесь решилась таким образом дальнейшая судьба Трапезундской империи[38].

Именно совершенно неизбежной становилась катастрофа, постигшая операции Алексея Комнина. Сельджукские турки приостановили его движение, захватили Ираклию, Амастриду и соседние области, вошедшие уже в соглашение с трапезундскими Комнинами, поставив его в отчаянное положение и принудив к самому экстренному средству — к просьбе союза с завоевателями Константинополя, франками и венецианцами. Но на равнине между Ираклией и Никомидией полководец Ласкаря Андроник нанес франкским отрядам поражение, взял многих в плен. Давид пытался еще некоторое время держаться в Синопе, где и окончил жизнь. С тех пор этот город вполне отделился от Трапезундской империи.

История первого трапезундского царя Алексея, принявшего титул «Великий Комнин», проходит и постоянной войне с турками Икония, чей султан Айзеддин находился в дружбе с греками Никей ской империи. Ввиду стесненного положения, в котором была Трапезундская империя, можно по ставить в большую заслугу Алексею I, что он не настаивал на невозможном, не думал искать спасения в безнадежном соперничестве с никейски ми греками и турками, напротив, нашел возможность войти в соглашение с турками, правда, на условиях вассальных отношений с обязательством уплаты небольшой подати и посылки вспомогательного отряда султану Икония, чем утвердил положение империи, существование которой признали, наконец, никейские греки и турецкие эмиры Малой Азии. Он умер 1 февраля 1222 года, оставив после себя сына, именем Иоанна, который, однако, не был непосредственным его преемником. Скудные сведения об основателе империи в Трапезунде, находимые в письменных памятниках, нисколько не восполняются археологическими данными, представляющими в других отношениях богатый материал; тем не менее мы позволяем себе остановить внимание на одном факте археологического значения, в котором усматриваем забытый намек на место погребения основателя Трапезундской империи.

Во время занятий в трапезундском кремле в 1916–1917 гг. мною было обращено внимание на северную угловую башню кремля, которая сохранила следы древней церкви с остатками живописи. Эта башня первоначально имела военное значение, приспособлена же для церкви впоследствии, когда явилась в том потребность и когда для защиты кремля были приняты другие меры. В изображениях по стенам верхнего отделения башни находится между прочим царственная фигура в орнате и с короной на голове. По ту и другую сторону головного убора значительно потертая надпись в 8 строк, в которой читаются имена непосредственных родоначальников, т. е. отца и деда основателей Трапезундской империи. По различным соображениям, основывающимся как на изучении головного убора этой фигуры и одеяния, так и всей композиции, мы пришли к заключению, что эта башня заключает в себе, в склепе под средним отделением, усыпальницу первых Великих Комнинов. К сожалению, мы не имели достаточно времени, чтобы приступить к раскопкам в этой местности, без каковых нельзя категорически решить затронутого здесь вопроса. Андроник Гид, занявший после Алексея трапезундский престол, по своему происхождению принадлежал, вероятно, к местному дворянству. Фамилия Гидов и до сих пор встречается между обитателями области. В объяснение того факта, что Гид занимал престол помимо законного наследника в лице сына Алексея Иоанна, известно лишь то, что он был женат на дочери Алексея Комнина. Можно сделать догадку, таким образом, о семейном раздоре, последовавшем по смерти основателя империи, следствием чего было то, что он не былпогребен или в митрополии, или в другой городской церкви, как то было в обычае.

Некоторый свет на место погребения основателя империи бросает северная башня, в верхней части которой, по-видимому, была церковь и в ней сохранились остатки росписи. Башня подвергалась исследованию в два приема: в 1916 и в 1917 гг. Год от году находящиеся в ней фрески портятся, потому что за отсутствием кровли они подвержены постоянному вредному влиянию солнца, ветров и дождей. Хотя с целью предохранить их от неминуемого разрушения мной были приняты меры в устройстве деревянного щита, но эта временная мера едва ли спасет уже значительно пострадавшие изображения. Обращают на себя особенное внимание три фигуры, из коих одна с императорским головным убором; в связи с объяснением их получаются любопытные проблемы.

Неоднократно и по разным поводам поднимал вопрос о головных уборах императоров и придворных лиц, в особенности Византийской империи, академик Н. П. Кондаков[39]. По громадному материалу, каким он располагал в этом отношении, равно как и по тонкому знанию его технических особенностей, вследствие продолжительного с ним обращения, акад. Кондаков приобрел навык авторитетного суждения по вопросам, касающимся парадной одежды и головных уборов. Пользуясь его указаниями, находимыми в отдельных сочинениях, мы пытались дать нашим соображениям о лице, которое носит на фреске занимающий нас головной убор, некоторую твердость и положительность. Позволим себе войти в необходимые по существу дела подробности. Прежде всего выделяем те задачи, которые нас здесь не должны занимать, ограничиваясь выяснением темы об особенностях, свойственных короне императора и парадным головным уборам высших придворных чинов. Основная мысль акад. Н. П. Кондакова заключается в следующем[40]: «Нет надобности прибегать к объяснению того, что исходным типом венца является… венец императорский. Историческое развитие его форм естественно должно ложиться в основание всякого расследования по форме других венцов… Можем считать условно установленным, что основная форма металлического обруча для византийской короны уже не была диадема (повязка матерчатая, затем металлический обруч), но со времени Юстиниана заменена формою стеммы, т. е. золотым обручем, снабженным извнутри матерчатою шапочкой, над которой укреплялась еще металлическая крестообразно сложенная дужка, в перекрестье которой, наконец, утверждался драгоценный крест. Венец в виде обруча, без матерчатого верха и без металлической дуги, а потому также и без креста, составил, во-первых, обычную форму так называемой обетной (вотивной) короны, подвешивавшейся над престолом, под арками кивория, и, во-вторых, старинную форму венца (????????), впоследствии (уже с XII–XIII в.?) ставшего головным убором чина кесаря и других ему приравненных».

По-видимому, прямым и простым выводом из приведенного места был бы тот, что царская корона и головной парадный убор высших придворных чинов — в основной части тот же металлический обруч с тем лишь различием, что первая снабжена матерчатой тульей или верхом, утвержденным на металлических стержнях или крестообразно сложенной дужке с крестом, а последний не имел ни матерчатого покрытия, ни дужки с крестом. Если бы существующие тексты не давали ничего другого, то мы бы не имели спорных вопросов и затруднений по изучению императорской короны и головных уборов высших чинов; на самом же деле вопрос далеко не так прост.

Ближайшие к царю чины по табели о рангах были: деспот, кесарь и севастократор; головной убор этих именно чинов обращает на себя внимание. Точным указанием парадного головного убора этих чинов на основании свидетельства Кодина занимается акад. Кондаков на дальнейших страницах того же сочинения (с. 74 и ел.). Может быть, то обстоятельство, что «картина, представляемая Кодином, относится к середине XIV столетия», то есть на три века позднее того, что наблюдалось при Константине Порфирородном, служит объяснением некоторой путаницы, которая остается и до сих пор в вопросе о головных уборах императора и высших чинов. В самом деле, у Кодина находим уже новые термины, Кодин дает уже mutates formas. Между рем, по нашему мнению, есть текст гораздо более ранний, который не подвергся исчерпывающему Наблюдению и в котором, как нам кажется, точно определенно ставится круг предметов для сравнения. Имеем в виду известие Анны Комниной о происхождении нового придворного чина, введенного царем Алексеем I Комнином, вследствие чего произошла перестановка в положении чинов по табели о рангах. Царевна Анна и сама строго следит за этикетом и очень хорошо знает цену всех особенностей парадных одежд, поэтому свидетельством ее никак нельзя пренебрегать в нашей теме[41].; Так как Никифору Мелиссину предстояло пожаловать обещанный ему сан кесаря, а старшего брата царя Исаака облечь в высший сан, то, за неимением более высокого, чем кесарский, сана, царь Алексей создал новое почетное звание для своего брата в имени «севастократор», составив его из слова «севаст» и «автократор» и таким образом дав ему честь как бы первую после царской, кесарский же сан понизив и поставив его на третье место в славословиях после имени автократора. Независимо от того отдан был приказ, чтобы севастократор и кесарь при всенародных торжествах украшали себя стеммами, т. е. венцами, которые во многом отличались по роскоши украшений от диадемы, которою венчался сам царь. «Ибо царская корона (диадема) облегает голову подобно полусферическому обручу, украшенному со всех сторон жемчугом и драгоценными камнями, как вышитыми, так и висячими. Сбоку же, по обеим сторонам висков, прилажены особенные наборные цепи (привески) из жемчугов и разноцветных камней, прилегающие к щекам. И это есть особенность царской столы (мундира)»[42]. «Венцы же севастократоров и кесарей не имеют сплошных украшений из жемчуга и драгоценных камней, за исключением сферического верха закругления»[43].

В сущности, мы находимся здесь перед трудноразрешимой дилеммой, которую осложняет приведенное выражение ???? ??? ??????????????. Но допустим условно, что это выражение должно быть истолковано в том смысле, что венцы севастократоров и кесарей редко обладают сплошными украшениями по сравнению с царской стеммой, за исключением покрывающего их закругления, то есть примем не то толкование, как дано латинским переводом текста: «neque globosum superne tegumentum habent». В таком случае рассуждения акад. Кондакова оказались бы не совсем основательными, подрывалась бы надежда отличить форму стеммы и кесарикия, как называется у Константина кесарский головной убор. Притом же в дальнейшем положении и сам Н. П. Кондаков, говоря на с. 75 о головных уборах великого дуки, великого доместика и др. высших чинов, признает возможным видеть матерчатый верх на их скиадиях, хотя и без клавов или галунов. И в дальнейшем проверяя тексты Кодина памятниками, автор дает именно такие головные уборы высших придворных чинов, которые представляют разных форм и размеров матерчатое закругление и таким образом подрывают основную мысль об отличии по форме императорской стеммы и кесарикия. Но вот что останавливает на себе наше внимание. Сам Кодин по отношению к венцам кесаря и севастократора[44] сделал признание, что древних форм он не знает, но что царь Константин, пожаловав сан севастократора своим шуревьям Мануилу и Иоанну Асану, наделил их венцами, украшенными камнями и жемчугом и с одною камарою напереди. Нельзя иначе представлять себе и этот убор «с камарой», как именно с металлическими приспособлениями или с «дужкой» для утверждения камары, а самая дужка необходимо нуждалась в матерчатом покрытии. Возвращаясь еще раз к тексту Анны Комниной, мы должны высказаться прямо против того понимания выражения ???? ??? ??????????????, какое дано латинским его переводом и которое, по-видимому, направило на ложный путь исследователей. Что здесь нужно видеть не больше того, как «кроме (или за исключением) покрышки», т. е. матерчатого верха, это сейчас будет объяснено параллельным местом. Но и вообще смысл места цесаревны Анны так категоричен, что только при желании оправдать им предвзятую мысль можно видеть в нем отрицание той особенности убора, которая дана выражением ётисярацхаца. Об этой особенности она бы и не должна была говорить, если бы ею не обладал кесарикий. Но вот место, которое говорит за нас: ? ???????? ??? ??????? ???????????? ?? ?? ???????? ?????? ???? ???????? ??? ?????? ?????, ???? ??????????, т. е. этот монах остается в церкви в течение семи дней, удерживаясь от всякого занятия, кроме чтения[45]. Таким образом, в словах цесаревны Анны нужно видеть тот смысл, что царская стемма отличалась от кесарикия лишь теми украшениями и особенностями, которые ею определенно указаны, а что в кесарикий таких украшений было меньше.

Предыдущее изложение состояния вопроса дает малоутешительный вывод именно насчет формы того кесарикия, который составлял принадлежность сана кесаря и севастократора и который хорошо был знаком как Константину Порфирородному, так и цесаревне Анне. Не один раз первый упоминает об этом уборе. Отличие кесарского и севастократорского облачения состоит в широком плаще с фибулой и в головном уборе, т. е. в кесарском парадном облачении[46]; но ясно, что это говорит столько же, как наше выражение: «мундир IV класса» или «праздничная форма», тем более что и лорон, как далее выясняется у Константина (р. 221, 20), составлял принадлежность кесарской формы. Лишь раз употребленное выражение венец, т. е. кесарий (ibid., 224, 24) приближает к конкретному представлению о кесарикий как венце.

Нет сомнения, что в толковании текста Анны Комниной о кесарском головном уборе нужно отправляться от следующего места о кесарской короне[47]. Он имел, говорится о сыне Василия Македонянина, головной убор белого цвета, напоминающий деревянную резьбу на капители колонны (?????????) златотканный, похожий на золотом вышитую корону. Никак нельзя этот текст понимать иначе, как в смысле высокого убора, имеющего покрышку из материи и украшения.

????????? X в. вполне отвечает ??????????? Анны Комниной, и последнее должно быть истолковано как принадлежность кесарикия, в противоположность латинскому переводу текста. И вообще столько же тексты писателей, как и памятники, одинаково дают понятие о головных уборах высших чинов византийского двора, как о таких, которые обращали на себя внимание своей причудливой формой, т. е. способами приготовления матерчатого покрытия для металлического обруча[48].

Как видно из приведенного выше места цесаревны Анны Комниной, сан севастократора есть высший, первоклассный, в придворном обряднике; его носил самый близкий к царю член царской династии. Титул севастократора до Исаака, сына Алексея I Комнина и брата царя Иоанна, носил только один член дома Комнинов, именно брат царя Алексея, именем также Исаак, иногда называемый первый севастократор. Племянник его Исаак, на которого перешел титул, играет исключительную роль в истории. Вся почти долголетняя жизнь этого весьма даровитого и высокообразованного принца прошла в скитаниях по чужим землям. Нельзя также не принимать во внимание и того обстоятельства, что потомство этого князя разделяло судьбу своего предка: было всегда в протестующем лагере, не уживалось с комниновским режимом и искало приключений на чужбине. Сыновья севастократора Исаака, Иоанн и Андроник, будущий император, были также исключены из наследования при Мануиле. Старший сын Исаака, Иоанн, известен тем, что принял мусульманство, а Андроник представлял собой тип изящного, обаятельного и прекрасно образованного принца. Он также большую часть жизни провел за границей при дворах латинских князей Сирии и Палестины, у гостеприимных государей и эмиров Грузии, Икония и, наконец, у русского Галицкого князя. Правнуки Исаака, Алексей и Давид, сыновья севастократора Мануила, положили основание Трапезундской империи[49].

Теперь легко понять, что если бы мы нашли на изучаемом памятнике, в башне кремля, некоторые указания на сан или чин изображенного лица, то особенности головного убора его могли бы быть истолкованы применительно к этому именно сану, независимо от существующего в литературе представления о кесарском венце или головном уборе. Выше было сказано, что по обе стороны изображения была надпись. Уже то обстоятельство, что она занимала восемь строк, свидетельствует о ее особенном назначении и характере. Каждая строка ее начиналась по одну сторону лица и продолжалась по другую — делаем это объяснение, чтобы показать, что надпись имела коммеморативную, или посвятительную цель, т. е. надписью желали обозначить больше, чем могло дать изображение: намек на исторические обстоятельства, на цель построй ки самого памятника и т. п. Вот об этом следует очень пожалеть, что из надписи сохранилось так мало и что она подвергалась очень суровой промывке. Не один раз мы принимались за разгадку следов букв при разном освещении, причем выносили неодинаковые заключения. В конце концов нужно было удовлетвориться наименьшим, но таким, что бесспорно. В восьми строках надписи мы могли прочитать:

1) … ОТО?АО???МО… ВАСТОКР

2) … МН?Н… А

3) ?О?

4) НМОМК?Р

5) … А??РО??К?

6) НОЙСЕВАСТ

7) КРАТОРОС

8) МА???НА

Прежде чем предлагать свои догадки к осмыслению даваемых надписью намеков, продолжим описание самой композиции. Как сказано выше, здесь есть центральная фигура и есть боковые. Рядом с первой, по правую сторону от зрителя, по направлению к дверям, фигура в виде ангела с ясно читаемым на боку

Таковы отрывочные наблюдения по изучению занимающей нас композиции. Не подлежит сомнению, что она сделана по старому рисунку и что прежнее содержание не совсем еще уничтожено при исполнении новой композиции. Прежними элементами мы считаем крест и Эммануила и думаем, что первоначально было здесь изображение Константина и Елены. Что касается идеи, содержащейся в новой композиции, к ней мы должны подходить на основании совокупных признаков, вынесенных из наблюдений над всеми частями башни.

Ясное дело, что надпись должна служить точкой отправления для дальнейших выводов. Уже первая строка дает понять, что мы имеем здесь дело с особенным видом коммеморативной, может быть, даже ктиторской композиции. В ней указывается на почившего севастократора. Тот же самый титулповторяется в 6-й и 7-й строке: естественно думать, что в центральной фигуре мы имеем изображение севастократора. Заметим тут же, что в трапезундской номенклатуре чинов, заимствовавшей обряды константинопольского двора, не находим чина севастократора. Далее, в 5-й и 8-й строке имеются два имени Андроник и Мануил. Хотя эти имена так же обычны в царской семье константинопольских Комнинов, как и в именослове трапезундских царей, но мы должны здесь держаться первой линии, потому что сочетание Андроника и Мануила более оправдывается константинопольской, чем трапезундской семейной историей.

Мы имеем здесь имена родоначальников династии трапезундских Комнинов и таким образом получаем разгадку до некоторой степени как приспособления памятника для новой цели, так и хронологии фресковой росписи. Позволим себе историческую справку. Основатель трапезундской династии Великих Комнинов, названных так в отличие от других ветвей многочисленных Комнинов, Алексей I был сын севастократора Мануила и внук константинопольского императора Андроника I, низверженного вследствие народного возмущения и погибшего в 1185 г. Во время катастрофы Алексей был ребенком 4 лет. В 1203–1204 гг. во время завоевания Византийской империи крестоносцами и основания отдельной империи в Трапезунде Алексей был молодым человеком 22 лет. Обстоятельства, при каких произошло основание империи в Трапезунде, остаются малоизвестными, за недостатком источников. В истории Панарета, сохранившей официальные данные для XIV в., о времени первых Великих Комнинов не находим почти никаких известий. Даже о месте погребения Алексея I нигде не сохранилось упоминаний, хотя тот же Панарет почти о всех царях и митрополитах сообщает точные известия: погребен в митрополии, в монастыре Богородицы Богопокровенной и др., нередко даже поясняя, что новые погребения делались в склепах и саркофагах прежде похороненных царей и митрополитов. Если бы место погребения Алексея I было в больших трапезундских церквах, то могло бы сохраниться хотя мимоходное на то указание. Таким образом мы приходим к предположению, что эта башня скрывает в себе усыпальницу первых Великих Комнинов, которая должна находиться в склепе, под вторым средним отделением башни, а устроенная в верхнем отделении церковь в изучаемой нами композиции представляет ктиторскую фреску. Возвращаясь к центральной фигуре композиции[50], мы считаем необходимым подчеркнуть, что это не царское изображение, следовательно не сам Алексей I, имени которого в надписи нет и следа, если в 7-й строке не читать (АУТО)КРАТОРО? вместо (?ЕВА?TО)КРАТОРО?, на что не имеется особенных побуждений. Между тем из двух имен: Андроника и сына его Мануила — о первом не может быть и речи, так как прах его был рассеян народом по ветру, а о Мануиле сообщается, что он умер в Константинополе вследствие жестокой операции ослепления, произведенной над ним. Конечно, не представлялось бы затруднений к мысли, что его прах впоследствии перевезен в Трапезунд и ему устроена погребальница в башне, а над телом его возведена церковь. При этой перестройке башня с военным назначением должна была испытать некоторые архитектурные приспособления.

Кроме рассматриваемой нами композиции в дворцовой церкви можно еще отметить другие фрески. Из них остановлю внимание на изображении св. Евгения, наилучше сохранившее лик и одеяние средневекового патрона Трапезунда. К сожалению, следует признать, что нынешние греки до такой степени основательно забыли его, что с большим трудом можно отыскать теперь икону св. Евгения в церквах Трапезунда. Я принял меры к тому, чтобы изготовить образ трапезундского патрона на основании фрески в дворцовой церкви и древнейших трапезундских монет.

Считаю необходимым еще заметить, что в самой церкви св. Евгения (мечеть Ени-джума), в верхнем слое земли в алтаре, в насухо сложенном помещении из камней, оказались кости, которым я не мог не придать особенного значения в мыслях, что, быть может, здесь скрыты монахами взятые из раки мощи святого патрона города Трапезунда. Немного смущало меня лишь то, что в указанном помещении оказалось больше костей, чем следовало. К сведению тех лиц и учреждений, которым переданы мною в октябре 1917 г, под расписку эти реликвии, могу сообщить, что в церкви св. Евгения во время империи находились вместе с мощами патрона и останки сподвижников его: Кандидия, Валериана и Акилы. В этом удостоверяет Типик Дионисиатской библиотеки на Афоне № 448, в котором под 21 января находим заметку: «В этот день память прославленных святых великих мучеников Христа Евгения, Кандидия, Валериана и Акилы, которые почитаются в Трапезунде, где пребывают в сокровищной кладовой» (?? ???? ????? ????? ??? ????? ??????? ??? ??????? ??????? ???????? ????????, ?????????, ??????????? ??? ?????, ?? ?? ????? ??????? ?? ?? ??????????, ?? ?????? ???????? ???????????)[51]. Нет ничего невероятного, что все святыни, хранившиеся в этой церкви, были собраны и зарыты монахами в одном месте в алтаре и что именно все эти святыни находятся теперь в митрополии.