Третий крестовый поход

Третий крестовый поход

М. А. Заборов так писал об успехах Саладина, последовавших за взятием Иерусалима: «Овладев Иерусалимом и прекратив сопротивление последних крестоносных рыцарей во внутренней Палестине, Салах ад-Дин, однако, безуспешно пытался взять Тир, обороной которого руководил итальянский маркиз, прибывший в середине июля 1187 г. из Константинополя, Конрад Монферратский. Город был блокирован мусульманами и с суши и с моря (из Акры приплыл египетский флот), но в начале января 1188 г. мусульманам пришлось отступить. Не удалось им подчинить и главные центры господства крестоносцев на севере — Триполи, на выручку которого подоспела норманнско-сицилийская флотилия (около полусотни судов) пиратского адмирала Маргаритона, и Антиохию, хотя большая часть графства Триполи и княжества Антиохийского подверглась оккупации. К ноябрю 1188 г. сдался гарнизон Крака, в апреле — мае 1189 г. — Крака де Монреаль. Последним пал замок Бельвуар. Отныне Иерусалимское королевство почти полностью находилось в руках Салах ад-Дина. За крестоносцами остались лишь города Тир и Триполи, несколько мелких укреплений и мощная крепость иоаннитов Крак де Шевалье».

Между тем 29 октября 1187 года папа Григорий VIII призвал к организации нового Крестового похода, причем это случилось даже раньше, чем он узнал о захвате Иерусалима Саладином. Папа также призвал паству отказаться от мяса по пятницам на пять лет во искупление грехов, которые привели к падению Святого города.

Третий крестовый поход начинался как поход трех королей: германского императора Фридриха I Барбароссы, английского короля Ричарда I Львиное Сердце и французского короля Филиппа II Августа. В связи с третьим крестовым походом французский король Филипп II Август издал специальный ордананс (указ) о «Саладиновой десятине, где говорилось: «Все те, которые не отправляются в Крестовый поход, обязуются представить в этот год, по крайней мере, десятину со всех своих доходов, исключая духовных монастыря Сито (Cistersienses) и ордена шартрезов (Cartusii) или фонтевристов (Fons Eureldinus, близ Сомюра) и прокаженных, но только относительно их собственного имущества. Никто не может налагать руки на коммуны, кроме сюзерена, которому принадлежит коммуна. Во всяком случае тот, кто имел права на какую-нибудь из коммун, сохранит их по-прежнему. Тот, кто имеет право высшего суда в какой-нибудь земле, будет собирать и десятину с той земли. Да будет ведомо, что те, которые платят десятину, должны вносить ее со всей движимости и своих доходов, не вычитая долгов, в которые они могли войти прежде. По взносе десятины они могут уплачивать свои долги из остатка. Все миряне, как военные, так и другие, будут взносить свою десятину под присягой и под страхом анафемы, а клерики — под угрозой отлучения. Некрестоносный воин отдает крестоносному сюзерену, по отношению к которому он считается обязательным вассалом (homo ligius), десятину как со своей собственной движимости, так и с того феода, который получен им от него. Если он не имеет такого феода, то платит своему обязательному сюзерену с одной собственной движимости, а со своих феодов взносит тому, от кого их получил. Если кто не имеет никакого обязательного сюзерена, то он доставляет десятину со своей движимости тому, в чьем феоде живет. Если какой-нибудь сборщик десятины найдет в имении того, от кого получается десятина, вещи, принадлежащие другому, и если владетель может то доказать, то сборщик не должен удерживать таких вещей. Крестоносный воин, будучи законным наследником, сыном или зятем некрестоносного воина или вдовы, получит десятину со своего отца или матери. Никто не может наложить руки на имущество архиепископов, епископов, капитулов или церквей, стоящих в непосредственной зависимости от них, кроме архиепископов, епископов, капитулов и церквей, находящихся в феодальной зависимости. Епископы, собирающие десятину, вносят ее тем, кому они должны. Всякий крестоносец, который ввиду подати или десятины не захочет уплатить ее, будет принужден тем, кому он должен внести и кто распорядится с ним по своей воле; кто принудит такого силой, не будет отлучен за то. Бог да вознаградит всякого, кто благочестиво внесет свою десятину».

Кроме того, участники Третьего Крестового похода из Франции получали двухлетнюю беспроцентную отсрочку по долгам. Многие рыцари надеялись покрыть долги будущей военной добычей.

Аналогичные указы о десятине на Крестовый поход издали германский император Фридрих II Барбаросса, английский король Генрих II Плантагенет и другие монархи помельче. Английский король, правда, в Палестину не попал, поскольку внезапно умер 6 июля 1189 года, только что завершив междоусобную войну со своим сыном Ричардом, которого поддерживал французский король. Накануне, 4 июля, был заключен мир, по которому Ричард был провозглашен наследником английского престола и должен был отправиться в крестовый поход вместе с двумя королями. Поскольку Генрих умер, его сын был провозглашен королем под именем Ричарда I. За свою отвагу он получил прозвище Ричард Львиное Сердце и стал самым опасным из всех врагов Саладина. Как ни странно, но слухов об отравлении короля Генриха не возникало, поскольку он был, по тогдашним меркам, стар (56 лет) и болен.

Однако перед тем как отправиться в крестовый поход, европейские монархи попытались, хотя бы формально, решить дело с мусульманами миром, благо, сам Саладин предложил им это. Он готов был беспрепятственно пропускать христианских паломников к Святым местам, но ни на какие другие уступки не шел. В 1188 году германский император Фридрих II Барбаросса написал Саладину, отвечая на его послание: «Фридрих, Божьей милостью император римлян, всегда августейший, великий победитель врагов империи, счастливый покровитель христианства, — Саладину, главе (praesidi) сарацин, мужу знаменитому, который по примеру фараона будет вынужден оставить преследование Божьих детей. Мы получили с живейшим удовольствием грамоту, писанную вами, и наше величество находит ее достойной ответа. Ныне, так как вы осквернили Св. землю и так как защита города Иисуса Христа составляет нашу обязанность как главы империи, то мы извещаем вас, что если вы не оставите немедленно этой земли и не дадите нам должного удовлетворения, то мы, вспомоществуемые святостью Христа, предпримем войну со всеми ее случайностями и отправимся в поход в ноябрьские календы. Мы с трудом поверили бы, что события древней истории могут быть вам неизвестны, а если вы их знаете, то почему вы действуете так, как будто они неизвестны вам? Знаете ли вы, что обе Эфиопии, Мавритания, Скифия, земли, населенные парфянами и запечатленные кровью нашего Красса; что Аравия, Халдея и в особенности Египет, где великий Антоний — о горе! — дозволил поработить себя нечестивой любви Клеопатры; одним словом, что все эти земли зависели от нашей империи? Можете ли вы не знать, что Армения и другие бесчисленные страны подчинялись нашему господству? Короли их, кровью которых так часто обагрялся меч римлян, знали хорошо про то; и вы также с Божьей помощью поймете, что могут наши победоносные орлы, что могут полки многочисленных народов; вы испытаете на себе ярость тех тевтонов, которые ходят в оружии даже во время мира; вы познакомитесь с обитателями Рейна, с юношеством Истрии, которое не знает бегства; с баваром высокого роста; с жителями Швабии, гордыми и хитрыми; с жителями Франконии, всегда осмотрительными; с саксом, который играет мечом; с народами Турингии и Вестфалии; с быстрым брабанцем; с лотарингом, который не знает мира; с беспокойным бургундом, с обитателями Альп; с фризом, который ловко поражает дротиком; с богемцем, который с радостью принимает смерть; с болонами (поляками), более свирепыми, чем звери их лесов; с Австрией, Истрией, Иллирией, Ломбардией, Тосканой, Венецией, Пизой; в день, предназначенный для Рождества Христа, вы узнаете, что мы еще можем владеть мечом, хотя, по вашим словам, старость уже удручает нас».

Практически это было объявление войны. И Саладин вызов принял.

В ответном послании султан Египта и Сирии писал: «Королю, искреннему другу, великому и превознесенному Фридриху, королю Германии! Во имя милосердного Бога, милостью Бога единого, всемогущего, всевышнего, победоносного, вечного, царству которого нет конца. Мы возносим ему вечное благодарение, а милость его над всем миром: мы молим, да ниспошлет благодать свою на своих пророков и в особенности на нашего наставника и своего апостола (nuntium) пророка Магомета, которого он послал для установления истинной религии, долженствующей восторжествовать над всеми прочими религиями. Между прочим, мы сообщаем королю, мужу искреннему, могущественному, великому, другу возлюбленному, королю Германии, что к нам явился некто по имени Генрих, называя себя вашим послом, и представил нам какую-то грамоту, которую объявил вашей грамотой. Мы приказали прочесть грамоту и выслушали его самого и на то, что он сказал на словах, отвечали устно. Но вот и письменный наш ответ. Вы перечисляете нам всех тех, которые в союзе с вами пойдут на нас, и называете их и говорите: «…король такой-то земли и король иных земель, граф такой и граф этакой; и такие-то архиепископы, маркграфы и рыцари». Но если бы мы также захотели исчислить всех, которые служат нам, которые подчиняются нашим повелениям, которые повинуются нашему слову и которые сражаются под нашими распоряжениями, то не было бы возможности поместить всего того в нашей грамоте. Вы приводите имена христианских народов, но народы мусульманские гораздо и гораздо многочисленнее христианских. Между нами и христианскими народами, о которых вы говорите, лежит целое море; а между бесчисленными сарацинами и между нами нет никакого моря и никакого препятствия к соединению. Мы имеем в своем распоряжении бедуинов (Bedevini), которых одних было бы достаточно, чтобы противопоставить нашим врагам; у нас есть туркоманы; если мы их пошлем против своих врагов, они истребят их; мы имеем сельских жителей, которые, получив приказание, мужественно сразятся с людьми, вторгшимися в наши земли для разграбления их и завоевания. Это не все. У нас есть, кроме того, боевые солдаты (soldarii, то есть наемники), с помощью которых мы вступили в эту страну, завоевали ее и победили наших врагов. Эти храбрые люди, равно как и все языческие короли (reges paganissimi), не будут колебаться, если мы призовем их, и не станут медлить, если узнают нашу волю. И если, как говорит ваша грамота, вы соберетесь, если вы пойдете на нас, как то прибавляет ваш посол, то и мы пойдем вам навстречу, вспомоществуемые святостью Бога. Нам недостаточно того, что мы завоевали эту приморскую страну (Палестину и Финикию); если будет угодно Богу, мы переплывем моря и с Божьей помощью завоюем ваши земли: ибо, придя сюда, вы будете должны привести с собой все свои силы и явиться в сопровождении всего своего народа, так что в вашем государстве не останется никого для защиты. Когда Господь в своем всемогуществе даст нам победу над вами, нам ничего не останется, как идти, опираясь на силу Божию и его волю, чтобы овладеть вашими землями. Уже два раза все христиане соединялись против нас, нападая на Вавилонию (Египет): в первый раз они угрожали Дамиетте и во второй раз — Александрии; между тем в ту эпоху христиане еще были владетелями Палестины и Финикии. Но вы знаете, в каком положении и в каком жалком вид христиане возвратились из того и другого похода. Теперь, напротив, эта страна в нашей власти. Господь наделил нас провинциями; он отодвинул наши пределы в ширину и в длину: он отдал нам Египет с прилежащими землями, страну Дамаска, Финикию (maritimam Jerusalem), Палестину (Gesire) с ее замками; страну Эдессы (terram Roasiae) со всем принадлежащим ей и царство Индию (то есть счастливую Аравию) со всем принадлежащим ему; и все это, по милости Бога, находится в наших руках, и князья мусульманские повинуются нам. Если мы дадим приказание им, они не откажутся исполнить его; если мы попросим багдадского халифа (Calephum de Baldac) — да сохранит его Господь — прийти к нам, он встанет с престола своей империи и поспешит нам на помощь. Святостью и могуществом Бога мы овладели Иерусалимом и его страной: в руках христиан остаются три города — Тир, Триполи и Антиохия, которые не замедлят подчиниться нашей власти. Если вы решительно хотите войны и если, с Божией помощью, мы покорим все христианские города, то мы выступим вам навстречу, как о том сказано выше в нашей грамоте. Если же, напротив, вы предпочитаете добрый мир, то отправьте начальникам тех трех городов приказание выдать нам их без всякого сопротивления, а мы возвратим вам святой крест; дадим свободу всем пленным христианам, находящимся в наших владениях; допустим одного вашего священника при Гробе, возвратим аббатства, существовавшие до Первого крестового похода (in tempore paganissimo) и окажем им покровительство; дозволим приходить пилигримам в течение всей нашей жизни и будем иметь с вами мир. Итак, в случае если грамота, доставленная нам Генрихом, есть действительно грамота короля, то мы написали эту грамоту в ответ на то; и да наставит нас Бог своим советом и своей волей! Грамота сия писана в год от пришествия пророка нашего Магомета 584. Слава единому Богу! И да сохранит Бог пророка нашего Магомета и его род.

От победоносного царя, возвещателя истины, знамени правды, правителя мира и религии, султана сарацин и язычников, служителя двух святых домов и проч. и проч.».

Монархи крупнейших государств Западной Европы, Англии, Франции и Германии, хотя и собрались все вместе в Третий Крестовый поход, но решили идти разными маршрутами. Первым в мае 1189 года выступил германский император Фридрих Барбаросса. Он двигался по суше, захватив по пути сельджукскую столицу Конью (Иконию) в Малой Азии, где погиб во время переправы через горную речку. Французский и британский король, в отличие от германского императора, предпочли более привычный путь морем и более или менее благополучно добрались до Палестины.

Автор анонимной «Истории похода императора Фридриха» утверждал, что гибель императора «так потрясла всех, так все были охвачены сильным горем, что некоторые, мечась между ужасом и надеждой, кончали с собой; другие же, отчаявшись и видя, что Бог словно не заботится о них, отрекались от христианской веры и вместе со своими людьми переходили в язычество».

Часть германских рыцарей морем из портов Малой Азии вернулась на родину, другая продолжила поход по суше в Антиохию, где летом 1190 года многие погибли от чумы. Оставшиеся в живых осенью подошли к Акре, осажденной крестоносцами.

Французский историк Ж. — Ф. Мишо отмечает: «Прежде чем выступить, Барбаросса отправил послов к византийскому императору и иконийскому султану, прося о пропуске через их земли. Направил он также послание Саладину, угрожая войной в случае удержания им Иерусалима и других христианских городов. Сделав этот демонстративный жест, Фридрих поднял свою стотысячную армию в Регенсбурге, благополучно прошел Венгрию и Болгарию и прибыл в Византию раньше, чем Ричард и Филипп отплыли в Святую землю».

Мишо утверждал, что византийский император Исаак Ангел, «с одной стороны, обещал немцам благожелательный прием в своих владениях, с другой — тут же заключил союз с Саладином. Одновременно он отдал приказ своим администраторам и военачальникам мешать продвижению крестоносцев и при каждом удобном случае расстраивать их ряды. Фридриха он величал не иначе, как своим вассалом, а патриарх проповедовал в Святой Софии истребление латинян. Впрочем, все это продолжалось лишь до тех пор, пока Барбаросса не разгадал игры византийца и, в свою очередь, не показал зубы. После того как немцы несколько раз обратили греков в позорное бегство, картина резко изменилась: Исаак струсил и сбавил тон. Теперь Фридрих из вассала был превращен в «победоносного императора», и ему было дано даже более, чем он просил. Вместо того чтобы, как прежде, требовать от него заложников, Исаак сам дал их ему; он обязался кормить армии крестоносцев, терпеливо сносил их насилие, посылал Барбароссе ценные подарки и без сопротивления предоставил ему весь свой флот для переправы на другой берег.

Султан Иконийский, подобно Исааку Ангелу, не сдержал своего обещания и, вместо того чтобы беспрепятственно пропустить немцев через свои земли, встретил их возле Лаодикеи войском, готовым к битве. Однако он тут же поплатился за свое предательство: крестоносцы наголову разбили его армию, и от нее остались лишь груды трупов, усеявшие предгорье Тавра.

Уверовав, что небо покровительствует их оружию, немцы еще более ободрились и пошли на штурм Икония, который увенчался полным успехом. Это окончательно смирило султана и заставило его снабдить непрошеных гостей продовольствием и всем остальным, что было им необходимо.

С той поры немецкие рыцари везде сеяли ужас. Они поражали всех своей сплоченностью и дисциплиной, а эмиры, посланные донести о их прибытии Саладину, восхваляли их неукротимую храбрость в сражениях, терпеливость в бедственных положениях и выносливость в походе.

И вдруг это многообещающее начало оборвалось неожиданным и печальным концом. Армия крестоносцев, перейдя Тавр, спустилась в живописную долину горной речки Селеф. Окончилась дождливая зима, цвела благоуханная весна. Свежесть и прозрачность воды неудержимо манила. Император решил искупаться…

Дальнейшее историки рассказывают по-разному. Одни говорят, что старого императора намертво сковал холод воды, но, когда его вытащили, он был еще жив; другие утверждают, что его увлекло сильное течение к дереву, о которое он разбил себе голову; наконец третьи уверены, что он просто хотел переплыть реку, бросился в нее в доспехах и с конем и камнем пошел ко дну (в холодной воде у пожилого императора могло остановиться сердце. — А. В.). Так или иначе, но великий полководец, победитель многих народов, предписывавший свою волю папам и королям, внезапно умер, так и не увидев Святой земли».

10 июня в сильную летнюю жару Фридрих Барбаросса купался в небольшой речке у подножия горы Тавр и, став, вне сомнения, жертвой сердечного приступа, утонул, по утверждению Ибн аль-Асира, «в том месте, где вода едва доходила до бедра. Его армия рассеялась, и Аллах таким образом избавил мусульман от злодейства германцев, которые среди франков являются особо многочисленными и упорными».

После этого армия Барбароссы распалась. Многие феодалы со своими отрядами вернулись обратно. По словам Мишо, «битвы, которые пришлось им вскоре выдержать, голод, нужда и болезни сократили численность немецкого ополчения до пяти-шести тысяч бойцов. Когда эти жалкие осколки еще недавно великой армии проходили через Сирию, молва, опережая их прибытие, внушила христианам, осаждавшим Птолемаиду, скорее ужас, нежели радость».

О походе Фридриха Барбароссы подробно написал монах Арнольд Любекский: «В Троицу подошли к Иконию, главному городу турок, и подкрепили себя кореньями, отрытыми в окрестностях, так что души их наслаждались, как в раю. Когда, таким образом, проголодавшийся Божий народ порядочно подкрепил себя пищей и думал, что наконец после тяжких трудов наступит теперь благодетельный отдых и невзгоды войны сменятся радостью мира, сын неправды, сын Саладина, зять султана (Иконийского), приказал сказать императору: «Если ты желаешь иметь свободный проход через мою страну, то должен мне заплатить за каждого из своих по одному византийскому золотому. В противном случае знай, что я нападу на тебя с оружием в руках и самого тебя с твоими людьми, или умерщвлю мечом, или заберу в плен». На это отвечал император: «Неслыханное дело, чтобы римский император кому-нибудь платил подать: он привык более требовать от других, чем вносить, получать, но не давать; но так как мы утомлены, то, чтобы мирно продолжать наш путь, я охотно готов заплатить по так называемому мануилу (мелкая монета с изображением византийского императора Мануила). Если же он не захочет и предпочтет напасть на нас, то пусть знает, что с большой охотой сразимся с ним за Христа и желаем с любовью к Господу или победить, или пасть». Мануилы же принадлежали к разряду самой дурной монеты и не имели в себе ни чистого золота, ни чистой меди, но составлялись из смешанной и ничтожной по цене массы. Посланный возвратился к своему повелителю и передал слышанное.

Между тем император собрал умнейших людей в войске и изложил им все дело, чтобы решить сообща, как действовать. Все сказали в один голос: «Вы отвечали превосходно и как то подобает императорскому величию. Знайте, что и мы не думаем об условиях мира, ибо нам ничего не остается, как выбор между жизнью и смертью, победой или потерей дела». Такая твердость весьма понравилась императору. С рассветом дня он поставил войско в боевой порядок. Сын его, герцог Швабский, стал впереди с отборнейшими воинами, а сам император с остальным войском взял на себя обязанность отражать нападение неприятеля на тыл.

Правда, воины Христа были сильны более мужеством, нежели числом, но тот, кто воодушевлял мучеников, вдохновил их твердостью. Неприятель терпел поражение со всех сторон, и павшим не было числа: трупы валялись кучами. Вход в город был прегражден множеством павших стен; но одни убивали, другие оттаскивали убитых. Наконец наши ворвались в город и избили в нем всех жителей. Спаслись только те, которые укрылись в замке, стоявшем у города. Победив таким образом неприятеля, они оставались в городе три дня. Тогда султан отправил к императору знатного посла с подарками и приказал сказать: «Ты сделал хорошо, что пришел в нашу страну; если же ты не был принят сообразно с твоими желаниями и высоким достоинством, то это доставляет тебе славу, а нам стыд. Та великая победа составит для тебя вечное воспоминание, а для нас срам и позор. Будь вполне уверен, что все случившееся произошло без моей воли; я лежу больной и не могу справиться ни с собой, ни с другими. Потому прошу тебя, сжалься надо мной, возьми заложников и все, чего потребуешь, но затем оставь город и расположись лагерем по-прежнему в садах».

Чтобы кончить это дело скорее, император вместе со своими оставил город, отчасти и потому, что он получил все желаемое, а отчасти и воздух, зараженный трупами убитых, побуждал также удалиться. После заключения мира ратники Христа весело потянулись по своей дороге и не были более преследуемы неприятелем. Они прошли страну Армению и достигли р. Салеф (Каликадн), при которой лежит укрепление того же названия. После прибытия на то место государь император по случаю великой жары и грязи от пыли захотел выкупаться в реке и освежиться. Река была неширока, но, стесненная горами, она имела быстрое течение.

Между тем как прочие переходили вброд, он, несмотря на возражение многих, пустился верхом вплавь, полагая таким образом переправиться на другой берег; но сила течения сбила его и увлекла против желания; таким образом, он был поглощен волнами, прежде чем окружавшие могли подать ему помощь (10 июня 1190 г.). Это событие опечалило всех и все оплакивали его в один голос: «Кто будет теперь утешать нас во время странствования? Наш защитник умер. Теперь мы будем блуждать, как овцы посреди волков, и никто не защитит нас от их зубов». Так сетовал народ, плача и вздыхая. Сын же императора (Фридрих Швабский) утешал их, говоря: «Хотя мой отец умер, но должно мужаться и не падать духом в печали, тогда явится и помощь от Господа». Так как он во всем держал себя благоразумно, то после смерти отца все подчинились его власти. Затем он собрал около себя всех, которые остались — а многие разошлись, — и отправился к Антиохии. Там встретил его с почетом антиохийский князь и вручил ему город, так что он мог им распоряжаться как угодно. На город часто нападали сарацины, и потому он не надеялся сохранить его за собой. В то время, когда герцог Фридрих оставался там некоторое время для отдыха, проголодавшееся его войско начало упиваться вином и предалось без меры городским наслаждениям, так что между ними открылась смертность от избытка, бо?льшая той смертности, которую прежде причинял недостаток.

Между тем как в простом народе умирали многие от невоздержанности, знатные люди погибали от жары. Так скончался Готфрид, епископ Вюрцбургский, муж деятельный и благоразумный, который по милосердию Божию руководил всем этим странствованием, и перешел из здешнего мира в небесную отчизну. Тогда герцог, оставив в Антиохии 300 человек, потянулся с прочими в Аккон (Птолемаида), где он и нашел большую христианскую армию, занятую осадой этого города. Его прибытие воодушевило немцев, находившихся в лагере, хотя он привел с собой всего 1000 человек. Но в то время, когда он готовился вступить в борьбу с неприятелем, его постигла преждевременная смерть (20 января 1191 г.). Так кончилось это предприятие, не принеся, по-видимому, никаких результатов. Некоторые были тем крайне огорчены и говорили, что то, что было несправедливо начато, не может иметь благополучного конца».

Таким образом, после гибели Фридриха Барбароссы практически выбыло из строя германское рыцарское войско — самое дисциплинированное и боеспособное в армии Третьего Крестового похода.

Баха ад-Дин, не скрывая злорадства, пишет о печальной судьбе армии императора Фридриха Барбароссы и его самого: «Мы постоянно получали сообщения о перемещениях короля германцев, который только что вторгся во владения Килиж Арслана. Мы слышали, что навстречу ему выступило великое множество туркмен, намеренных не дать ему переправиться через реку; однако у них не было вождя, который бы направлял их действия, и при виде размеров идущей на них армии они не сумели выполнить свою задачу. Килиж Арслан притворился, что воюет против короля, хотя на самом деле у него с ним были хорошие отношения. Как только король вступил на его земли, он открыто проявил свои чувства, прежде сохраняемые в тайне, и стал соучастником его планов, предоставив ему заложников, которые должны были оставаться у короля до тех пор, пока проводники Килиж Арслана не проведут армию германцев во владения Ибн Лауна (Рупена, внука Левона).

Во время похода войска терпели жестокие лишения; у них кончилось продовольствие, и пала бо?льшая часть обозных животных. Поэтому им пришлось побросать значительную часть своего багажа, а также часть кирас, шлемов и оружия, так как не на чем было их везти. Говорят, они сожгли множество подобных вещей, чтобы те не достались мусульманам. В таком плачевном состоянии они дошли до города Тарсус, затем остановились на берегу реки и приготовились к переправе через нее. Внезапно король решил переплыть реку и, несмотря на то что вода была очень холодной, прыгнул в нее. Он был уставшим от пережитых испытаний и тревог и в результате заболел, и болезнь эта стала причиной его смерти. Когда король понял, что дела его плохи, он передал власть сыну, сопровождавшему его в этом походе. После смерти короля его вельможи решили выварить его тело в уксусе и в ларце отвезти его кости в Иерусалим, чтобы можно было их там похоронить. Сын занял место короля, несмотря на некоторое противодействие, ибо большинство дворян склонялось в пользу старшего сына короля, унаследовавшего отцовское королевство (имеется в виду император Генрих VI. — А. В.); однако армию все-таки возглавил младший сын, так как он находился на месте. Узнав о постигших армию бедствиях и опустошениях, которые произвели в ее рядах голод и смерть, Ибн Лаун отступил и не присоединился к ней; во-первых, он не знал, как повернется дело, а во-вторых, они были франками (т. е. католиками), а он — армянином. Поэтому он заперся в одной из крепостей, чтобы не связываться с ними.

Султан тем временем получил послание от католикоса, т. е. главы армян, повелителя Калат ар-Рума, крепости на берегах Евфрата. Вот перевод этого послания: «С самыми сердечными благими пожеланиями католикос сообщает следующие подробности для сведения нашего повелителя и господина, султана, могучего в помощи, вновь сплотившего верующих, высоко поднимающего знамя справедливости и благосклонности, являющегося процветанием (Салах) мира и веры (ад-Дин), султаном Ислама и мусульман, — да продлит Господь его процветание, увеличит его славу, сохранит его жизнь, навсегда укрепит его Удачу и приведет его к цели всех его желаний! Я пишу касательно короля германцев и того, что он делал со времени своего появления. Оставив свои владения, он держал свой путь по территории венгров и принудил их короля признать его верховенство. От него же он силой получил столько денег и воинов, сколько посчитал нужным; затем он вторгся в страну предводителя византийцев, взял и разграбил несколько его городов и утвердился в них, изгнав из них население. Он вынудил короля румов явиться и признать его своим синьором; он взял в заложники сына и брата короля, а также около сорока самых доверенных друзей этого правителя; он также взял с него контрибуцию в виде пятидесяти центнеров серебра, а также шелковых тканей без счету. Он захватил все его корабли, чтобы переправить всю армию с того берега (Геллеспонта) вместе с заложниками, которых собирался удерживать, пока не вторгнется во владения Килиж Арслана. Он продолжил свой поход, и в течение трех дней туркмены-аваджи имели дружеское общение с ним, снабдив его баранами, телятами, лошадьми и другими необходимыми вещами. Затем им представилась возможность напасть на него, и к ним присоединились подошедшие со всех сторон войска; после этого они напали на короля и преследовали его в течение тридцати трех дней. Когда он достиг Конии, Кутб ад-Дин, сын Килиж Арслана, собрал свои войска и пошел на него. Последовало кровопролитное сражение, в котором король захватил правителя в плен и полностью разгромил войско Конии. Затем он продолжил наступление и шел до тех пор, пока не показался этот город. Мусульмане в великом множестве вышли, чтобы противостоять ему, однако он раскидал их и вошел в город, где убил множество мусульман и персов и оставался в течение пяти дней. Килиж Арслан предложил ему заключить мир, и король согласился, получив от него двадцать заложников из числа местной знати. Затем он вновь продолжил поход, последовав совету Килиж Арслана и выбрав дорогу, ведущую на Тарсус и ал-Миссис; но прежде, чем вступить в эту страну, он направил вперед гонца с посланием, в котором говорилось, кто он такой и что намерен предпринять; он также приводил рассказ о том, что происходило на его пути сюда, заявляя, что намерен пройти через их землю — если не как друг, то как враг. В результате к нему был послан мамлюк Халтам, через которого было передано разрешение на проход через территорию, которого требовал король. Этого офицера, везшего ответ на (королевское) послание, сопровождало несколько знатных людей. Согласно данным им указаниям, они должны были попытаться уговорить короля вернуться во владения Килиж Арслана. Когда их привели к великому королю, они вручили ему ответ и одновременно сообщили, что главная цель их миссии заключается в том, чтобы уговорить его уйти. Тогда король собрал все свои войска и занял позицию на берегу реки. После еды и сна у него возникло желание выкупаться в прохладной воде, что он и сделал. Но, по промыслу Аллаха, едва он вошел в реку, его поразила серьезная болезнь, вызванная холодностью воды, в которую он погрузился, и в течение нескольких дней он и умер (по другой версии, Барбароссу унесло течением, и он сразу же утонул. — А. В.). Ибн Лаун направлялся навестить короля, когда встретил своих послов, покинувших лагерь (германцев) сразу же после этого происшествия (смерти короля). Когда он узнал от них о случившемся, он уехал в одну из своих крепостей и крепко заперся в ней. Король назначил своим преемником сына еще тогда, когда начинал поход, и, несмотря на некоторые возникшие затруднения, тот сумел занять отцовское место. Узнав о бегстве посланцев Ибн Лауна, он послал за ними и вернул их обратно. А затем обратился к ним с такими словами: «Мой отец был стариком и стремился войти в вашу страну только потому, что желал совершить паломничество в Иерусалим. Теперь господином стал я, столько выстрадавший за время этого похода. Поэтому если Ибн Лаун не подчинится мне, я завоюю его владения». Тут Ибн Лаун понял, что ему придется подчиниться и лично навестить короля, ибо у того была огромная армия; он недавно видел ее и подсчитал, что состояла она из сорока двух тысяч всадников, вооруженных всеми видами оружия, а также из неисчислимого множества пеших воинов. Это была масса людей, представителей разных народов, производившая удивительное впечатление; они строго исполняли свой долг и соблюдали железную дисциплину. Каждый, кто навлекал на себя их немилость, бывал убит, точно овца. Один из их вождей немилосердно избил своего слугу, и совет священнослужителей призвал его к ответу. Это было преступление, каравшееся смертью; и судьи единодушно вынесли смертный приговор. Великое множество людей пробовали заступиться за него перед королем, но правитель стоял на своем, и этот вождь поплатился за свое преступление жизнью. Эти люди отказывают себе в каких бы то ни было развлечениях. Если кто-то из них развлекается, другие сторонятся и осуждают его. Все это потому, что они скорбят о судьбе Святого Города. Надежный источник сообщил мне, что некоторое время назад кое-кто из них поклялся вовсе не носить одежды, прикрывая тело только лишь кольчугой; это, впрочем, было запрещено их начальниками. Терпение, с которым они переносят страдания, трудности и усталость, поистине безгранично. Ваш покорный слуга (буквально: мамлюк) посылает вам этот отчет о положении дел. Когда произойдет что-то новое, по воле Божьей, он сообщит вам об этом. Это письмо католикоса». Это слово означает «наместник». Автора письма звали Бар Кри Кур бин Басил. Когда султан узнал наверняка, что король германцев вторгся в земли Ибн Лауна и идет на владения мусульман, он созвал эмиров и советников своей империи, чтобы выслушать их мнение о том, как ему следует поступить. Все сошлись на том, что часть армии следует отправить в области, граничащие с линией перемещения врага, а султану следует остаться с остальной частью армии, чтобы бороться с врагом, стоящим лагерем (у Акры). Первым из эмиров в поход выступил Наср ад-Дин, сын Таки ад-Дина и повелитель Мамбижа. За ним отправился Изз ад-Дин ибн ал-Мукаддим, повелитель Кафра, Табы, Барина и других городов. Мужадд ад-Дин, повелитель Баальбека, последовал за ним, а затем отправился Сабик ад-Дин, повелитель Шейзира. Затем в путь тронулись курды из племени барукия, входившие в войско Алеппо, а за ними — войска из Хамы. Ал-Малик ал-Афдал, сын султана, также выступил в поход, а за ним последовал Бадр ад-Дин, правитель (шихна) Дамаска. За ними двинулся ал-Малик аз-Захир, сын султана; он был направлен в Алеппо, чтобы следить за продвижением неприятеля, собирать информацию и защищать окрестные регионы. Затем пошел ал-Малик ал-Музаффар (Таки ад-Дин, племянник султана и повелитель Хамы), которому было поручено защищать области вокруг его города и следить за германцами, когда они будут проходить мимо этих мест.

Этот эмир отбыл последним; он выступил в ночь на субботу, 9-й день жумада I 586 г. (14 июня 1190 г.). Уход этих войск сильно ослабил правый фланг, который они в основном составляли; поэтому султан велел ал-Малику ал-Адилю перейти на правый край правого фланга и занять позицию, освобожденную Таки ад-Дином. Имад ад-Дин был поставлен на левый край левого фланга. Как раз в это время в армии началась эпидемия, и Музаффар ад-Дин, повелитель Харрана, пострадал от болезни, но выздоровел; затем заболел ал-Малик аз-Зафир, но он тоже поправился. Заболело великое множество людей, полководцев и других; но, хвала Аллаху, болезнь проходила в легкой форме. Та же эпидемия поразила и армию врага, но там она распространилась и протекала более тяжело, унося множество жизней. Султан оставался на своей позиции и следил за действиями врага.

Сын короля занял место своего отца, но его поразила тяжкая болезнь, которая вынудила его задержаться в стране Ибн Лауна. Он оставил при себе двадцать пять рыцарей и сорок храмовников (дави), отправив остальную часть армии вперед — занять дорогу на Антиохию. Поскольку его войско было очень многочисленным, он разделил его на три части. Первая, под командованием графа, занимавшего среди них видное положение, проходила рядом с замком Баграс, когда местному гарнизону, в котором было всего несколько человек, силой и хитростью удалось захватить две сотни ее солдат. После этого они сообщили, что враг измотан, страдает от болезни, что у него всего несколько лошадей и вьючных животных и что запасы продовольствия и оружия у них на исходе. Наместники, поставленные султаном в различных городах Сирии, проинформированные о таком положении дел, снарядили войска, чтобы посмотреть, что делает враг. Эти воины натолкнулись на большой отряд (германцев), которые вышли из лагеря на поиски продовольствия; они стремительно атаковали германцев, и те потеряли более пятисот человек убитыми и захваченными в плен. Так, по крайней мере, сообщали в депешах наши писцы.

От католикоса прибыл второй гонец, и султан принял его; я присутствовал при этой встрече; он сообщил нам, что, хотя германцев и очень много, они очень ослаблены, ибо у них почти не осталось лошадей и припасов, а большая часть их вещей перевозится на ослах. «Я занял позицию на мосту, по которому им предстояло пройти, — рассказывал он, — чтобы хорошенько их рассмотреть, и увидел, как мимо меня проходило великое множество людей, но практически все они были без кирас и без копий. Я спросил, почему они в таком виде, и получил ответ: «Мы несколько дней прошли по болезнетворной равнине; у нас закончились запасы продовольствия и дрова, и нам пришлось сжечь большую часть нашего добра. Кроме того, смерть унесла многих из нас. Нам пришлось убивать и есть своих лошадей и жечь копья и припасы, так как у нас не было дров».

Граф, командовавший их авангардом, умер, когда они добрались до Антиохии. Нам стало известно, что Ибн Лаун, узнав о том, что их армия находится в полном изнеможении, преисполнился надеждой воспользоваться своим преимуществом и, зная, что король болен и оставил себе всего нескольких воинов, задумал завладеть его сокровищами Нам сказали, что эмир Антиохии также узнал об этом и отправился к королю германцев, чтобы познакомиться с ним и привезти его в город с целью присвоить себе его сокровища, если тот умрет, находясь в городе. Новости о врагах приходили постоянно, и мы знали, что среди них свирепствует эпидемия, которая все больше и больше подрывает их силы».

Борьба с Третьим Крестовым походом стала для Саладина настоящей войной на истощение, и он потратил на нее все доходы казны и военную добычу. Это, в частности, стало главной причиной, почему правление Саладина не было ознаменовано реализацией масштабных строительных проектов, а затягивание войны вызвало ропот эмиров, которые не могли воспользоваться своей добычей. По словам аль-Кади аль-Фадила, Саладин «потратил доходы с Египта на завоевание Сирии, доходы с Сирии на захват Месопотамии, а доходы с Месопотамии — на покорение Палестины». Султану становилось все труднее содержать большие армии. А владельцы иктов — земельных наделов, жаловавшихся за военную службу, стремились на месте наблюдать за сбором урожая в деревнях, с которых они собирали налоги, что также ослабляло армию. Также и родственников Саладина больше интересовали собственные поместья, а не борьба с крестоносцами.

«Салах ад-Дин, — писал Ибн аль-Асир, — никогда не выказывал твердости в своих решениях. Когда он осаждал какой-нибудь город и его защитники сопротивлялись некоторое время, он охладевал и снимал осаду. А ведь монарх не должен поступать так, даже если судьба ему благоприятствует. Лучше иногда потерпеть неудачу, оставшись твердым, чем иметь успех и затем расточить плоды своей победы. Ничто лучше не иллюстрирует эту истину, нежели поведение Салах ад-Дина в отношении Тира. То, что мусульмане потерпели неудачу перед этим городом, исключительно его вина».

Тут надо сказать, упреки Саладину по поводу отказа от осады Тира сразу после победы при Хиттине совершенно справедливы. Если бы он сразу же после победы под Хиттином озаботился не захватом Иерусалима, а ведением правильной осады Тира, куда собрались все остатки войска Иерусалимского королевства, то он имел бы все шансы взять город еще до подхода подкреплений во главе с Конрадом Монферратским. И тогда участникам Третьего Крестового похода действовать было бы гораздо труднее, поскольку они лишились бы базы на палестинском побережье, и им пришлось бы с боем отбивать какой-то порт, занятый сильным мусульманским гарнизоном. А Иерусалим от султана все равно бы никуда не делся.

Тир Саладину взять не удалось, поскольку крестоносцы господствовали на море. Баха ад-Дин так описывает гибель египетского флота под Тиром: «Флотом этим командовал некий человек по имени ал-Фарис Бадран, отважный и искусный мореплаватель. Абд ал-Мухс — главный флотоводец — велел кораблям соблюдать бдительность и осторожность, чтобы враг не мог улучить возможности причинить им вред; однако моряки проигнорировали этот совет и ночью не стали выставлять надежную стражу. Поэтому флот неверных вышел из Тирской гавани, неожиданно напал на них, захватил пять кораблей и двух капитанов, а также убил великое множество мусульманских моряков. Это случилось в 27-й день месяца шаввал (30 декабря 1187 г.). Султан был сильно огорчен случившимся, и, поскольку уже начиналась зима и шли сильные дожди, войска больше не могли продолжать сражение. Он собрал эмиров на военный совет, и те посоветовали ему свернуть лагерь, чтобы дать солдатам небольшую передышку и подготовиться к возобновлению осады некоторое время спустя.

Он последовал совету и отошел, разобрав баллисты и увезя их с собой. То, что невозможно было увезти, он приказал сжечь. Султан отбыл во 2-й день месяца зу-л-када того же года (3 января 1188 г.) Затем он распустил отряды, из которых состояло его войско, и позволил им разойтись по домам. Сам же со своим собственным войском расположился в Акре и оставался там до 584 г. (начала марта 1188 г.)».

Как пишет М. А. Заборов, «известие о падении Иерусалимского королевства, докатившись до Западной Европы, произвело впечатление громового удара. Папа Урбан VIII, узнав о случившемся, умер от потрясения. Его преемник Григорий VIII энцикликой от 29 октября 1187 г., разосланной из Феррары, призвал католиков к новому крестовому походу. Он предписал им еженедельный пост по пятницам в течение пяти лет, и на то же время всем вменялось в обязанность дважды в неделю полностью воздерживаться от мясной пищи. Проповедь крестового похода — ее особенно энергично вел кардинал Энрико из Альбано — подхватил и следующий папа, через два месяца сменивший Григория VIII, Климент III. Необходимо было поддержать стремительно падавший престиж папства. Для возбуждения религиозного энтузиазма наиболее преданные слуги апостольского престола из числа кардиналов приняли обет обойти пешком всю Францию, Англию и Германию.

Третий Крестовый поход состоялся в 1189–1192 гг. В нем участвовали почти исключительно рыцари и крупные феодалы западноевропейских стран. К концу XII века рыцарство превратилось в основную массовую силу крестоносного движения. Активную роль в Третьем Крестовом походе играли также феодальные государства, в политике которых к этому времени значительное место приобрели торговые интересы на Востоке…

Но если религиозные побуждения рыцарства шли на убыль, то одним из важнейших постоянных внутренних стимулов крестовых походов с конца XII в. стало стремление западноевропейских государств к господству на Средиземном море. Внешне это стремление в известной мере сплачивало рыцарство Запада, противопоставляло страны Европы Востоку. Однако оно же порождало и вражду между самими западноевропейскими государствами. Фиктивное, по существу, еще в первых крестоносных предприятиях пресловутое «единство западного мира», которое столь усердно подчеркивают буржуазные, в особенности католические, исследователи второй половины XX в., старающиеся таким образом удревнить истоки «атлантизма» и представить имеющей вековые традиции «западную христианскую цивилизацию», во второй половине XII в. явно рушится. На первое место в крестовых походах выдвигается принимающее порой ожесточеннейший характер соперничество западноевропейских государств в борьбе за экономическое, военное, политическое преобладание на Средиземном море. Все это отчетливо сказалось во время Третьего Крестового похода».

Вряд ли справедливы утверждения насчет глобальных геополитических интересов формирующихся феодальных европейских государств, будто бы собиравшихся установить свою гегемонию в Средиземноморье. Да и религиозная мотивация участников Третьего Крестового похода оставалась достаточно высокой. К неудаче же похода, вернее, к тому, что он не выполнил всех своих задач и так и не освободил Иерусалим, привели растущие противоречия между европейскими государствами, прежде всего между Англией и Францией, причем касавшиеся их европейских, а отнюдь не далеких заморских владений. Именно эти противоречия заставили английского и французского королей отправиться на родину, так и не освободив Иерусалим. Случайная гибель императора Фридриха Барбароссы, вызвавшая распад германской армии, самой боеспособной из всех крестоносных сил, столь же неблагоприятно повлияла на исход Третьего Крестового похода.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.