Глава 6. ДВОЙНОЕ ВЕЗЕНИЕ

Глава 6. ДВОЙНОЕ ВЕЗЕНИЕ

Спустя какое-то время после несчастного случая с Вёрндлом главной проблемой в Бад-Цвишенане стало то, как обеспечить быстрый слив топлива из баков в случае аварии. Сам Шпёте был первым из нас, кто стал предлагать решение этого вопроса.

Затаив дыхание мы следили за ярким хвостом, протянувшимся по небу, который оставил самолет Шпёте, и с нетерпением ждали, когда он приземлится. На посадку он заходил так же, как и Вёрндл в своем последнем полете. Самолет пересек взлетное поле, находясь на высоте приблизительно в тысячу метров, а потом зашел на поворот и начал снижение. И снова мы все хором выкрикнули «Скольжение на крыло!», но на этот раз нас будто услышали, так как наш инструктор умело опустил левое крыло машины и выровнял самолет. Он снижался аккуратно, чуть приподняв нос, и вот отличная посадка… но нет! Шпёте пронесся мимо нас. Мы знали, что его баки должны быть почти пустыми! Он летел слишком быстро и уже готовился к повторной попытке, чтобы сесть. Все это сильно напоминало ситуацию с Вёрндлом! «Комета» подскочила в воздухе, полетела вниз с душераздирающим воем, опять внезапно взмыла вверх, а потом уже упала, пробороздив поле и разбросав комья земли. Резко дернувшись, она остановилась, задрав хвост высоко вверх. Это был конец! Взрыв должен был произойти в тот момент, когда машина перевернется на спину. Но произошло что-то невозможное. «Комета» постояла несколько секунд на носу и затем медленно опустилась назад.

Приближаясь на машине к месту падения, мы увидели, как наш инструктор выпрыгнул из кабины, как будто сам черт оказался рядом с ним на сиденье, и сломя голову побежал прочь от самолета, вокруг которого уже начало образовываться зловещее облако дыма. За очень короткое время пожар был потушен, и опасность миновала. Сам Шпёте не проронил ни слова, когда мы добрались до него. Он просто смотрел на огонь, не в силах отвести взгляд. В этом чертовом истребителе совершенно не работала система слива топлива. Кто-то допустил ошибку в разработке, и очень серьезную ошибку, и за это должен был понести серьезное наказание!

Мы начинали привыкать к неприятным сюрпризам вроде этого, и только после того, как прошло наше бешенство и гнев немного поутих, мы смогли обсуждать ситуацию объективно.

Мы подкатили к большому ангару, где Ортзен и Отто Бёхнер, который после смерти Йозефа занял его место офицера по технике, как раз занимались тем, что изучали разбитый самолет Шпёте. Очевидно, двигатель заглох на высоте восьми тысяч метров, но в баках оставалось еще довольно много топлива, и причина, по которой оно не сгорело, оставалась неизвестной. Были различные предположения, но ничего конкретного. Были предприняты попытки опустошить баки через шланги. Они оказались успешными. Когда мотор завелся, топливо моментально начало сжигаться. К сожалению, эта система не функционировала достаточно хорошо в условиях полета.

Отто и Эл работали отчаянно, засучив рукава, а Бёхнер уже покусывал свою лохматую бороду, пытаясь решить проблему – Шпёте нужен был ответ на вопрос, и быстро! В тот же самый день вторая «комета» стояла возле ангара, ожидая своего пилота. Он знал, что эта машина тоже не имела устройства по сбрасыванию топлива, но он хотел исследовать проблему и принять превентивные меры до того, как случится еще одна трагедия.

Взлет прошел нормально, и очень скоро «комета» Шпёте уже чертила полосы на небе. Она исчезла из вида, а затем мы едва уловили ее след, который сейчас виднелся еще на большей высоте, чем в предыдущем полете. Очень скоро он стал спускаться вниз, как метеор, а потом, сделав пару кругов над полем, пошел, наконец, на снижение. И вновь мы затаили дыхание. Он сел идеально, но сейчас из-за ледяной корки он продолжал нестись по полю с чудовищной скоростью. Вроде все шло нормально, но тут произошло что-то уже совсем неожиданное. Крышка кабины открылась, и пилота подкинуло в воздух, ударило о крыло, и он отлетел на землю. А самолет понесло дальше, со скоростью больше чем сто километров в час! Механик, стоявший рядом со мной, перекрестился, и я сделал то же самое автоматически. В этот момент самолет перевернулся на спину и растворился в искрах, которые полетели во всех направлениях.

Мы обнаружили Шпёте лежащим без сознания на промерзшей земле, и тонкая струйка крови текла у него из затылка.

– Черт, я увидел так много за один день, – пробормотал Фритц Кельб, когда они несли командира. – Надо быть круглым дураком, чтобы дважды за один день попасть в подобную историю!

– Оставьте его в покое, – отозвался кто-то. – Он знает, что делает, и слава богу, что он не повторил прежних ошибок.

Пока мы поспешно ужинали, Хильда Дикерхоф, жена старшего штабного доктора, позвонила нам и сообщила, что состояние командира удовлетворительное. У него выявили сотрясение мозга, но оснований для беспокойства нет. На звонок отвечал я, и Хильда сказала, что если я не очень занят, то могу вместе с Лангером и Кельбом прийти к ним. Также она упомянула, что Ханна Рейч будет там. Дом Дикерхофов стоял в Бад-Цвишенане и служил пристанищем любому из нас, кто хотел провести вечер в дружеской обстановке. И эта атмосфера была создана не только благодаря винному погребу Гельмута Дикерхофа и превосходному умению Хильды готовить. Эти люди располагали к себе, и в их доме было спокойно и просто.

Это был не первый мой визит к Хильде и Гельмуту, да и Фритц с Гербертом чувствовали то же самое, что и я. Дикерхофы по возрасту могли бы быть нашими родителями, и мы называли их «мадам доктор» и «герр», и из наших уст это звучало так, как если бы мы называли их «тетя» и «дядя». Ни в радости, ни в печали Хильда никогда не теряла своего обаяния.

– Ну, что вы думаете о Шпёте? – Это были первые слова, с которыми она встретила нас, как только мы показались на пороге. – Ему исключительно повезло. Да он просто в рубашке родился! Поразительно, что ему удалось выпасть из самолета на такой скорости и при этом остаться в живых. Я думаю, что на его месте я бы просто вжалась в сиденье и зажмурила глаза.

– Сделать так значило бы остаться там навсегда! – сказал Фритц Кельб.

Доктор Дикерхоф приехал домой ненадолго из Ольденбурга.

– Командир всем передает привет, – сказал он, – а еще просил вас выпить бутылку за его сегодняшнее везение.

Затем он достал бутылку какого-то очень крепкого напитка, и мы распили ее, провозгласив тост за нашего шефа. Мы слышали, что к нему вернулось сознание на пути в госпиталь, и он сразу же принялся ругать всех вместе и каждого в отдельности. Он говорил, что с ним не произошло ничего серьезного, и настаивал, чтобы его отпустили обратно.

Во время отсутствия Шпёте Пиц принял на себя его обязанности и подготовил нас одного за другим к нашему первому самостоятельному старту на «комете». Спустя три недели воспоминания об инциденте немного поутихли. Это был неудавшийся старт, и «Ме-163В» разбился, но пилоту повезло, так как его выбросило раньше, чем самолет взорвался. Не считая этого случая, наши дни проходили в приятно-волнительных хлопотах, и точно через три недели командир вернулся к нам из госпиталя. Нет нужды говорить, как мы отпраздновали его возвращение, а уже на следующий день он отправился на встречу с высшим руководством в Берлин.

Сразу же после отъезда Шпёте произошло событие, которое сильно повлияло на нас, в очередной раз подчеркнув, какой страшной, разрушительной силой обладает «комета». Незадолго до обеда «Ме-163В» был готов совершить свой обычный полет, и техники занимались предстартовой проверкой. В какой-то момент наступила суматоха и Вальтер, который должен был лететь на «Ме-163В», торопился занять свое место в кабине. Пиц сказал, что выйдет с ним на связь через десять минут после взлета, а потом рассказал нам о новом противоперегрузочном костюме, выдерживающем давление, который должен быть протестирован в скором времени, и если испытания пройдут успешно, то это даст возможность подниматься на еще большую высоту. Нашу мирную беседу прервал свист, похожий на удары хлыста, только сильнее в несколько раз, и было ощущение, что воздух сейчас взорвется. В следующую же секунду мы оказались повергнутыми в шок. «Комета» взорвалась прямо на взлете.

– Вальтер! – закричал кто-то. Потом все мы побежали к нему так быстро, как только наше снаряжение могло нам позволить. Ужасная картина предстала перед нашими глазами. Там, где всего лишь минуту назад стояла «комета», готовая к взлету, сейчас не было ничего, кроме темного пятна на земле. Остатки самолета разбросало в радиусе нескольких сот метров – ничего не осталось от новенького истребителя. Горечь подступила к горлу, когда мы увидели окровавленные сухожилия и кости, прилипшие к куску металла, который, похоже, являлся фонарем кабины. Потом один из техников позвал нас к месту, находившемуся в восьмидесяти метрах от взрыва; там он обнаружил голую, оторванную ниже колена ногу. Это все, что осталось от нашего Вальтера!

Как могла произойти такая трагедия? Это был тот случай, когда никакие объяснения не поддавались логике. Возможно, произошла утечка горючего, может, небольшая трещина, поломка, но сейчас это не имело значения. Смерть снова запустила свои костлявые пальцы в нашу спокойную жизнь. Никогда до этого мы так четко не осознавали, насколько страшной силой обладало горючее. Мы просто стояли в тишине, чувствуя гнев, отвращение и страх, а самое главное – мы были беспомощны, от нас ничего не зависело. Появился медицинский персонал. Они положили оторванную ногу и остатки костей на носилки. Еще пятнадцать минут они осматривали территорию, но больше ничего не нашли. Затем они аккуратно поместили носилки в машину и уехали. Находясь в оцепенении, мы начали собирать обломки самолета Вальтера, пытаясь угадать, чему принадлежит та или иная часть. Все, что можно было поднять, мы сложили в грузовик, и все!

Днем того же дня меня отправили собрать личные вещи Вальтера. Сержант помогал мне. Фотография красивой девушки; пачка писем; фотография брата, одетого в военную форму и вставленная в серебряную рамку, перетянутую черной лентой!.. Громким голосом я перечислил все предметы сержанту, который внес их в список:

– Восемь носовых платков, четыре пары носков, одна пара гражданских брюк, коричневых в белую полоску, четыре фуфайки…

Когда небольшой чемодан был собран, я подумал про себя, что все, что осталось от Вальтера, это опустевшая комната. Все, чего мне хотелось, так это напиться.

На следующее утро я пошел на встречу с командиром, который к тому времени вернулся из Берлина. Я должен был доложить о приготовлениях похорон Вальтера, но на пути к его кабинету я встретил Ханну Рейч. У нее были заплаканные глаза или я ошибался? Сухо кивнув мне, она пронеслась мимо, и в этот момент в ней не было ничего общего с той Ханной, которую я знал. Шпёте выглядел нервным и слегка больным, когда я вошел. В воздухе чувствовалась напряженность, но возможно, мне так показалось.

Произошедшее трагическое событие отразилось на всех. Я отдал честь и сделал доклад.

– Спасибо, лейтенант, – грубо произнес Шпёте, – но в этот раз кто-нибудь другой будет сопровождать гроб. В расписании на завтра ваш полет назначен на десять часов утра. Погода позволяет.

– Есть!

– Сегодня вечером ваш самолет будет готов, лейтенант. Капитан Опитц полетит первым, а затем – ваша очередь. Сегодня вечером можете пойти на концерт, послушаете Бетховена. В канцелярии на столе найдете два билета.

– Благодарю, майор.

Выйдя из кабинета, я отправился на поиски Ханны. Может быть, на концерте она отвлечется от грустных мыслей. Скорее всего, она была у себя. Я постучал в ее дверь, но ответ прозвучал только после третьей попытки. Я вошел и увидел Ханну, которая сидела на кровати и вытирала глаза!

Рис. 8. Ханна Рейч

– Ради всего святого, что стряслось, Ханна?

Она не делала секрета из своего горя и не старалась остановить текущие слезы. Она пробормотала:

– Шпёте запретил мне лететь завтра. И так он решил не один. Это несправедливо!

Так вот в чем дело! Я почувствовал облегчение. Ханна продолжила:

– Он прекрасно знает, что я ждала этого полета с того дня, когда со мной произошел инцидент. И сейчас он закрывает дверь прямо перед моим носом. Это так нечестно!

Я спросил, почему Шпёте неожиданно решил не позволить лететь ей на «комете».

– Это было бы слишком опасно! Он говорит, что не готов взять на себя ответственность, если что-то случится со мной. Как будто я когда-либо интересовалась, будет полет опасным или нет! Все это потому, что я женщина! О нет! Женщины недостаточно способны, чтобы летать на «комете»!

– Но ведь вы летали до этого, Ханна, – сказал я, надеясь хоть немного успокоить ее, заставить прекратить эти душещипательные всхлипывания, которые мне было тяжело выносить.

– Только полеты на буксире – и вы называете это полетом?

Но вы столько раз поднимались на «Ме-163А», разве не так?

– Конечно, но А – это не В, и я хочу… Я полечу на В! А сейчас я уезжаю, сегодня же!

Она вскочила и начала бросать свои вещи в чемодан. Слезы высохли, и в глазах появились твердость и упрямство. Для меня было очевидно, что из-за последней трагедии Шпёте не позволил этой уникальной женщине рисковать своей жизнью любой ценой. Ее имя было почти что легендарным в авиационной среде. Но Ханна поставила перед собой цель полететь на «комете». У нее была железная воля, и не так-то легко было сломить ее. Рано или поздно она убедит командира. Она захлопнула крышку чемодана и сказала:

– Передайте мои самые искренние пожелания всем нашим товарищам. Поблагодарите их за те чудесные дни, которые я провела вместе с ними в Бад-Цвишенане. Я никогда не забуду их!

Так Ханна покинула наш отряд.

Нам всем ее сильно не хватало.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.