Глава 5. Победа под Москвой

Глава 5. Победа под Москвой

П. Лебедев писал, что сталинский режим «оказался…неэффективным даже обеспечить защиту собственного государства в условиях объективно вовсе не критических…» (ЛР. 17.05.2002). Надо же додуматься назвать военно-политическую ситуацию 1941 г. «не критической». Тогда Британский объединенный разведывательный комитет предсказывал, что Германии для захвата Украины и Москвы «потребуется от трех до шести недель, после чего наступит полный крах Советского Союза» (В. Сипполс На пути к великой победе Л 985. С.24). Начальник имперского генерального штаба Дж. Дилл полагал, что «с русскими будет покончено в течение шести-семи недель». Британский посол Ст. Криппс заявил: «Россия не устоит перед Германией дольше трех или четырех недель». 23.06 военный министр США Г. Стимсон предположил, что немцы будут заняты войной с СССР «минимум один и максимум три месяца». Морской министр Ф. Нокс считал, что Германии потребуется для разгрома России «от шести недель до двух месяцев» (25). По Гудериану, немецкое «верховное командование думало сломить военную мощь России в течение 8–10 недель, вызвав этим и ее политический крах» (205).

В начале войны враг торжествовал. 3.07 Гальдер написал: «Не будет преувеличением, если я скажу, что кампания против России была выиграна в течение 14 дней» (Т.З. С.79). 4.07 Гитлер заявил, что практически СССР уже проиграл войну, а 9.10 он провозгласил: «Я говорю об этом только сегодня потому, что сегодня я могу совершенно определенно сказать: этот противник разгромлен и больше никогда не поднимется». К декабрю германские войска захватили 1,5 млн. кв. километров нашей земли, прошли по ней 900–1200 километров. Там жило 77,6 млн. человек, собирали 38 % зерна, производили более 68 % чугуна, 58 % стали, добывали 63 % угля. Немцы подошли к Москве. Но в декабре их остановили и разбили. Почему случилось это «чудо»?

Многим тогда казалось, что победа в руках Гитлера, что нашим людям в 1941 г. надо было по примеру ряда европейских народов проявить некое здравомыслие, смириться с немецкой победой и оккупацией: ведь все рухнуло, ничто уже не может остановить чудовищного врага и спасти СССР от поражения. До сих пор многие чужеземцы не могут понять наших людей, того, что русское чудо скрывалось в их душах, в их неистребимом желании быть непокоренными, отстоять свободу и независимость своей Родины. Наша победа была обусловлена высоким моральным духом народа, его непоколебимой стойкостью, великим патриотизмом и героизмом. Огромным напряжением ума и воли, всех своих нравственно-духовных и физических сил в ходе трагически сложившиеся борьбы, не дающей, казалось бы, никаких оснований рассчитывать на успех, он шаг за шагом приближался к победе.

Летом 1941 г. вермахт, нанеся ряд тяжелых поражений Красной Армии, все же не смог добиться решающих успехов. С первого дня войны она начала путать немецкие планы. Наши войска героически обороняли Брест, 41-я дивизия вместе с пограничниками 5 суток удерживала Раву-Русскую. Чувствительный удар по германским войскам был нанесен в районе Перемышля. Захваченный немцами в ночь на 23 июня он был освобожден 99-й стрелковой дивизией и удерживался до 28-го июня. Немцы не смогли уничтожить главные силы Красной Армии западнее Днепра, что было основой целью «Барбароссы». Они окружили ряд советских корпусов, но те и в окружении продолжали отчаянно сражаться. Наши солдаты, ведущие неравные бои с захватчиками, даже зная, что они наверняка погибнут, сражались до последней возможности, веря, что Россия победит. Без этой святой веры не было бы нашей победы. 17 июля 1941 г. у моста через речку Добрость вблизи деревни Сокольничи молодой артиллерист Сиротинин Николай Владимирович добровольно вызвался прикрыть отход наших войск. Из замаскированного в кустах орудия он расстрелял идущую на 476-м километре Московско-Варшавского шоссе колонну немецких танков и пехоты. «Его ранило еще в начале боя, и он вел огонь, истекая кровью…В соседнем березовом лесочке немцы рыли 57 могил для убитых в этом поединке с русским артиллеристом» (Лг.7.01.1960). Офицер 4-й танковой дивизии Ф. Хенфельд отметил в своем дневнике речь немецкого полковника, по приказу которого «четверо офицеров опустили в свежевырытую могилу тело героя»: «Полковник перед могилой говорил, что, если бы все солдаты фюрера дрались так, как этот русский, мы завоевали бы весь мир. Три раза стреляли залпами из винтовок». Стратегическим успехом Красной Армии явилась задержка почти на месяц немецкого наступления в районе Смоленска. Воюя с не запланированным врагом упорством, наши войска задерживали их на день-два больше, чем те рассчитывали. Манштейн в «Утерянных победах» признал, что дивизия «Мертвая голова» в июле в районе Себежа-Опочки «несла колоссальные потери… и после девяти дней три полка пришлось сводить в два» (197). Германские генералы через 15 лет назовут июль 1941 г. месяцем обманутых ожиданий, больших успехов, не ставших победой.

Гальдер писал 3.08: «Великие Луки. Провал наступления объясняется тем, что 251-я и, по-видимому, 253-я пехотные дивизии оказались не готовыми к выполнению такой задачи. О наступлении на этом участке больше не может быть и речи. Мы вынуждены перейти здесь к обороне…Задача выхода к Торопцу должна быть снята» (Т.З. Кн.1. С.232). 5.08: «Фюрер заявил…, что нынешнее развитие обстановки приведет, как и в прошлую мировую войну, к стабилизации фронтов» (242). 8.08: Кейтель доложил, что «тяжелое положение сложилось с командными кадрами» (253). 11.08: «То, что мы сейчас предпринимаем, является последней и в то же время сомнительной попыткой предотвратить переход к позиционной войне…В сражение брошены наши последние силы…у Киева войска группы армий несут большие потери. Здесь их придется несколько отвести назад» (263–266). Типпельскирх: «Русские держались с неожиданной твердостью и упорством, даже когда их обходили и окружали. Этим они выигрывали время и стягивали для контрударов из глубины страны все новые резервы, которые к тому же были сильнее, чем это предполагалось… Противник показал совершенно невероятную способность к сопротивлению».

В первый день войны мы потеряли около 1200 самолётов. Советские лётчики в этот день сбили более 200 немецких самолетов, совершили более 10 таранов. В изданной в ФРГ книге «Мировая война 1939–1945 годов» (1957) сказано: «Потери немецкой авиации не были такими незначительными, как думали некоторые. За первые 14 дней боев было потеряно самолётов даже больше, чём в любой из последующих таких же отрезков времени. С 22 июня по 5 июля немецкие ВВС потеряли 807 самолётов всех типов, а за период с 6 по 19 июля — 477» (472). По нашим данным, с 22.06 по 10.07 были сбиты в воздушных боях 752 самолета врага и 348 уничтожены на аэродромах, то есть всего — 1100. по германским данным, за первый неполный месяц боев немцы потеряли почти 1300 машин. К 1.12.1941 г. число самолётов сократилось у немцев на Восточном фронте с 4980 машин до 2830. Такое положение было и в танковых частях. В «Приложении» к воспоминаниям генерала Н. Попеля «В тяжкую пору» В. Гончаров пишет: «Самым тяжелым для немцев были катастрофические потери танков… С июня по ноябрь 1941 года вермахт безвозвратно потерял 2326 танков (что больше трети всего парка) и около 800 бронемашин».

6.08 Гальдер зафиксировал указание Гитлера: «Вначале должен быть захвачен Ленинград». Группа «Север» блокировала город, но не смогла взять его и соединиться с финскими войсками. Г. Жуков писал о книге Г. Солсбери «Осада Ленинграда»: «Автор тщательно отобрал и охотно описал самые мрачные, тяжелые и отрицательные факты и эпизоды. В конечном счете создается впечатление бессмысленности и ненужности жертв, понесенных жителями Ленинграда и войсками Ленинградского фронта ради победы» (Т.2. С.185). В унисон с этим настроем Д. Гранин и В. Астафьев заявили, что Ленинград не стоило защищать. А что ожидало город, если бы его захватил враг? Гитлер намеревался сравнять его «с землей и превратить в чистое поле». Это был не просто большой город, а важнейший стратегический объект, от его судьбы зависело положение Кронштадта, единственной тогда базы нашего Балтийского флота. Если бы мы сдали его, то соединились бы немецкие и финские войска, прервалась бы связь между Мурманском и остальной нашей страной, прекратились бы поставки по ленд-лизу. Захват Ленинграда обеспечивал немцам благоприятные условия для взятия Москвы, дал бы им большие военно-стратегические, политические и экономические преимущества, что привело бы к нашим огромным дополнительным потерям.

Гудериан писал: «Захват Москвы для немцев в 1941 году был гораздо важнее, чем для Наполеона б 1812 году, потому что этот город уже не стоял на втором месте после Петербурга…, а стал первым и главным городом Советского Союза…, своего рода ключом ко всей советской системе». Германское руководство считало, что после взятия Москвы советские войска не смогут продолжать сопротивление. Подготовив операцию «Тайфун» по ее захвату, Гитлер в своем приказе провозгласил: «Создана, наконец, предпосылка к последнему огромному удару, который еще до наступления зимы должен привести к уничтожению врага». Немецкие войска имели превосходство в живой силе в 1,4 раза, в артиллерии — в 1,8 раза, в танках — в 1,7 раза, в самолетах — в 2 раза. 30.09 они удачно начали наступление, создали зияющие бреши в советской обороне, окружили в районе Вязьмы 5 наших армий. Кое-кто утверждал, что о «самой величайшей трагедии за всю Великую Отечественную войну», которая произошла в районе Вязьмы, «умалчивалось, потому что она была следствием громадных ошибок Сталина и будущего маршала Жукова» (ЛР.8.08.1997). Но об этом разгроме наших войск писали в исторических работах и воспоминаниях военачальников. О просчетах Сталина говорилось более чем достаточно, ему приписывали и такое, чего не было, за что он не нес ответственности. 55-летие битвы под Москвой «Комсомольская правда» отметила гадкой статьей «Как Сталин готовился сдать Москву немцам». Нет причин обвинять Жукова за поражение под Вязьмой. До 6.10.1941 г. он командовал войсками Ленинградского фронта, когда же на Западном фронте сложилась чрезвычайно тяжелая обстановка, Сталин поручил ему руководить обороной столицы.

Жуков считал, что «катастрофу в районе Вязьмы можно было предотвратить»: «Несмотря на превосходство врага в живой силе и технике, наши воска могли избежать окружения. Для этого необходимо было более правильно определить направление главных ударов противника и сосредоточить против них основные силы и средства за счет пассивных участков. Этого сделано не было…» (Т.2. С. 192). Командующий Западным фронтом Конев не был самокритичным, утверждая, что «ею вины в случившемся нет. Не было резервов, противник оказался значительно сильнее» (ЛР.25.11. 1994). Превосходство немцев в силах и отсутствие стратегических резервов сыграли негативную роль в нашем поражении под Вязьмой. Но, писал Василевский, оно в немалой мере было следствием «неправильною определения направления главного удара противника…, а стало быть, и неправильным построением обороны». В статье «Начало коренною поворота в ходе войны» он уточнил эту мысль: «сосредоточение основных группировок врага для нанесения ударов как в районе Дорогобужа, так и в районе Рославля было установлено», но «у нас была недостаточна глубина обороны, не были отработаны планы отвода войск в случае прорыва нашей обороны на ржевско-вяземский оборонительный рубеж, а при угрозе окружения и далее на восток» (Битва за Москву.1985. С.17).

Попав в окружение, советские войска сражались с предельной стойкостью, сковали 28 немецких дивизий и выиграли для нашего руководства драгоценное время для организации новой обороны на Можайском рубеже. Симонов писал в «Живых и мертвых»: «Трагическое по масштабам октябрьское окружение на Западном и Брянском фронтах было в то же время беспрерывной цепью поразительных по своему упорству оборон, которые, словно песок, то крупинками, то горами сыпавшийся под колеса, так и не дали немецкому бронированному катку с ходу докатиться до Москвы». Не удалось Гудериану, как он ни пытался, захватить Тулу. Операция «Тайфун» забуксовала и провалилась. Германские войска оказались в 27 километрах от Москвы, но не смогли захватить ее и победоносно завершить войну, что негативно отразилось на их моральном духе. Солдат А. Реннеке писал 6 011 942 г. сестре Эльзе в Мюнхенберг: «Я весь в грязи, не брит. Вши на наших телах танцуют польку. Мы выглядим намного старше своих лет. А мне только 22 года». Унтер-офицер Георг Буркель 14.12.1941 г.: «Относительно русских мы сильно просчитались. Те, которые воюют с нами, не уступают нам ни в одном виде оружия, в некоторых даже превосходят нас». Густав Вальтер: «Наше отступление от Тулы началось 14 декабря 1941 г. Связь между батальонами часто терялась, и каждый действовал самостоятельно. Начался беспорядок. Наш батальон несколько раз окружали. Часто мы отступали днем и ночью. Питание было плохое. Крайне физическое напряжение и наши потери значительно ухудшили настроение солдат» (ПР.2001.№ 46).

Начальник оперативного руководства вермахта генерал-полковник Иодль сказал на совещании в Мюнхене 7.11.1943 г.: «Однако на Востоке стихийное бедствие зимы 1941 г. властно воспрепятствовало даже самой сильной воле, заставив нас остановиться» (Вторая мировая война: два взгляда. С.221). Якобсен писал о немецком поражении под Москвой: «Начавшийся период распутицы замедлил быстрое продвижение группы армий «Центр»… Хотя советские историки и по сей день недооценивают это обстоятельство, оно явилось важным фактором последующей неудачи. Ведь наступление на Москву на несколько недель увязло в грязи, замедлилось…Наступила русская зима, которая создала величайшие трудности для неподготовленных к таким природным условиям немецких войск… Советы, по немецким данным, усилили свой Западный фронт 50 пехотными и 17 танковыми дивизиями» (С.32–33). Третий том в «Истории войн» (1997) своей тенденциозностью характерен для тех, кто умаляет нашу решающую роль в победе над Германией. Его составитель В. Подельников, преподнося недостоверные сведения, игнорировал советские работы и западные труды, дающие более или менее объективную картину войны. У него не 23, а 27.08.1939 г. СССР заключил «Пакт о ненападении с Германией», он пишет, что «советские войска достигли Дуная в Бухаресте (1 сентября)». Но они, вступив в столицу Румынии, не могли подойти к Дунаю, ибо он течет в полусотне километров от нее. Авторы тома причины поражения немцев под Москвой видят в скверных дорогах и плохой погоде: «Осенние дожди превратили дороги в болото, а затем началась суровая русская зима». Получается, что нашей армии не мешали ни распутица, ни морозы, а германский генштаб, планируя «Барбароссу», ничего не знал о том, что они бывают в России. Многие на Западе все еще не хотят признать, что в самой основе этот план нападения на СССР был авантюристичен. Кроме жуткой погоды и плохих дорог, виноват в провале наступления Гитлер, помешавший немецким генералам завершить войну блистательной победой. Выносится за скобки то, что он не помешал им за две недели разгромить Польшу, за 44 дня — Францию. Отметим в Германии есть люди, которые считают Гитлера гением, в книге американца М Лэннинга «100 великих полководцев» он стоит среди них под № 14, расценивается выше, чем наши полководцы Петр Великий, Суворов, Конев, Жуков.

В «Истории войн» утверждается, что Гитлер совершил непоправимую ошибку, потребовав в директиве от 21.08 сначала захватить Ленинград, Крым, Донбасс и только после этого наступать на Москву: «Гитлер меняет планы… и вопреки протестам своих генералов отдает танковую и одну армию из «Центра» для наступления на Юго-Западе… Ничто не спасло бы Москву от группы армий «Центр», не упусти Гитлер момент» (120). Советские войска, ведя ожесточенные бои с врагом на киевском направлении, более месяца сдерживали германскую группу армии «Центр». Этот выигрыш во времени был важен для нашей подготовки к защите Москвы. Немецкие генералы Бутлар, Гальдер, Гудериан, Меллентин назвали сражение под Киевом «стратегической ошибкой», из-за него «немцы потеряли несколько недель для подготовки и проведения наступления на Москву, что, по-видимому, немало способствовало его провалу» (Мировая война!939–1945.1957. С.172). Но в этом сражении немцы, сокрушив киевскую оборону, окружили и разбили группу наших армий в районе Днепра: «665 тыс. советских воинов сдались в плен. Юго-Западная группа Буденного казалась полностью разгромленной». Немцы привычно преувеличили здесь число взятых в. плен советских солдат. В книге «Гриф секретности снят» наши безвозвратные потери в Киевской оборонительной операции исчисляются в 616 300 человек. В «Истории Великой Отечественной войны»: «Перед началом Киевской операции в составе Юго-Западного фронта насчитывалось 677 085 человек. К концу операции…насчитывалось 150 541 человек… число пленных не превышало одной трети первоначального состава войск, попавших в окружение» (Т.2. С.111). Немцы одержали там немалую победу. Типпельскирх в «Истории второй мировой войны» заметил: «Величина успеха говорила за то, что Гитлер был прав». Выходит, он не ошибся. Если бы часть германских войск не была переброшена на юг и участвовала в немедленном наступлении на Москву, то гитлеровцы не добились бы столь удачных для себя результатов битвы за Киев. Сотни тысяч наших солдат не попали бы в плен на Юго-Западе и продолжали бы сражаться с врагом. Немцы при этом могли бы быстрее прорваться к Москве, но у наших войск, не потерпевших на юге серьезного разгрома, возникла бы удобная возможность провести успешное контрнаступление. Немцы могли попасть в положение, в каком оказалась Красная Армия в 1920 г. под Варшавой, когда она наступала, мало заботясь о безопасных флангах. «Что касается временного отказа от наступления на Москву и поворота части сил на Украину, — заметил Жуков в «Воспоминаниях…», — то можно сказать, что без осуществления этой операции положение центральной группировки немецких войск могло оказаться еще хуже, чем имело место в действительности. Ведь резервы ставки, которые в сентябре были обращены на заполнение образовавшихся брешей на юго-западном направлении, в декабре — при контрнаступлении могли быть использованы для мощного удара во фланг и тыл группы армий «Центр» при ее наступлении на Москву» (Т.2. С.221). Якобсен признал: «…следует внести корректив в широко распространенное заблуждение: военная победа в 1941 году (захват Москвы) Германии! Было бы роковым заблуждением говорить здесь об «упущенной возможности». Советы, как это достаточно показали и последующие операции, еще далеко не исчерпали свои человеческие и материальные силы» (34).

Б. Соколов в своих работах представил Жукова лебезящим перед Сталиным, упрекнул его в том, что он предвидел удар немцев на Киев, но «тем не менее добился от Сталина согласия на проведение силами своего фронта наступления против Ельнинского плацдарма немцев, вместо того чтобы выделить несколько дивизий соседям с юга, В создавшихся условиях германское командование за Ельню держаться не стало, предпочтя окружить советские армии в районе Киева. А две недели спустя и без Ельни немцы смогли разгромить наши армии на Западе. Жуков в это время благополучно отсиживался на второстепенном Ленинградском фронте и вины за поражение не понес». На самом деле 29.07 Жуков считал нужным передать «соседям с юга» «не менее трех армий, усиленных артиллерией», и оставить Киев, что вызвало гнев Сталина, который отстранил его от должности начальника Генштаба 19.08 в телеграмме Сталину он предложил для предотвращения разгрома немцами Центрального и Юго-Западного фронтов создать ударную группировку в составе «10 стрелковых дивизий, 3–4 кавалерийских дивизий, не менее тысячи танков и 400–500 самолетов» (118). Через два дня он снова рекомендовал быстро отвести войска правого крыла Юго-Западного фронта на восточный берег Днепра. Но Сталин, опираясь на мнение Хрущева и Кирпоноса, отверг это предложение. 9.09 в разговоре с ним Жуков опять предложил немедленно отвести киевскую группировку на левый берег Днепра Как видим, он не раз настаивал на отводе этих войск. Сталин вначале высказался против Ельнинской операции и согласился провести ее по настоянию Жукова: «задача в июле-августе 1941 года состояла в том, чтобы не только перебросить на юг наши дополнительные силы, но и сковать силы противника на западном направлении и не дать ему возможности перебрасывать новые силы на юг» (М Гареев). Германское командование прилагало немало усилий, чтобы удержать Ельню. Гальдер писал 4.08: «Можно рассчитывать, что удача наступления на Рославль облегчит положение у Ельни. Не сдавать Ельню ни в коем случае…На переговорах с фюрером было отмечено, что Ельня должна быть удержана..» (Т.3. Кн.1. С.239). 14.08 Гальдер предостерег генерала Грейфенберга «в отношении сдачи Ельни» (274). bio немцы терпели там поражение, и 2.09 он отметил: «В результате обсуждения был сделан вывод о том, что следует отказаться от удержания дуги фронта у Ельни и приостановить на время дальнейшее продвижение на северном фланге группы армий» (324). А Сапожников писал в «Записках артиллериста» (2000): «Вспоминая прошедшие четыре года войны, могу сказать, что ни под Сталинградом, ни в Донбассе, ни в Крыму, ни под Шауляем я не видел столько убитых немцев, как под Ельней в августе-сентябре 1941 года» (42). Ельнинская операция, «как. первая успешная наступательная операция, имела не только большое оперативно-стратегическое, но и морально-политическое значение. Родилась советская гвардия» (СР.30.11.1996). Жуков внес большой вклад и в то, что Ленинград не был сдан врагу, он там успешно выполнил огромную военно-политическую задачу, имевшую немалые последствия для хода всей войны.

В книге «Битва за Москву» отмечено, что в ночь на 5 октября ГКО принял решение о защите Москвы в новых осложнившихся условиях, избрав главным рубежом сопротивления Можайскую линию обороны, а 12.10 решил строить третью линию оборонительной линии, она полукругом опоясывала Москву в радиусе 15–18 км. Было решено эвакуировать из Москвы некоторые правительственные учреждения, дипломатический корпус, крупные оборонные заводы. 13.10 собрание актива Московской партийной организации постановило: «Мобилизовать всех коммунистов и комсомольцев, всех трудящихся Москвы на отпор немецко-фашистских захватчиков на защиту Москвы, на организацию победы». В тот же день начали формировать 25 добровольческих батальонов. 14.10 приняли установку эвакуировать наркоматы и ведомства. Начиная с 15.10, многие предприятия и учреждения стали переезжать на восток. 16.10 выехал генштаб во главе с Шапошниковым. От генштаба было оставлено небольшая группа работников. 17.10 по поручению ЦК БКП(б) А. Щербаков выступил по радио и заявил: «За Москву будем, драться упорно, ожесточенно, до последней капли крови. План гитлеровцев мы должны сорвать во что бы то ни стало». С 20.10 было введено осадное положение. Судоплатов в своих воспоминаниях писал: «На тот случай, если немцам удастся захватить город, наша бригада заминировала в Москве ряд зданий… а также важные сооружения как в столице, так и вокруг нее».

Жуков считал самым опасным моментом под Москвой «с шестого по пятнадцатое октября» (Маршал Жуков… С.147). Ю. Походаев в «Литгазете» (2001№ 49) завил, что «война была проиграна немцами 16 октября 1941 года, во второй половине дня». Немцы подъехали «к какой-то» реке, где был солдат с маленькой пушкой, ему помогал мальчик, они стали стрелять в немцев, попали в бронемашину. Немцы скрылись. «Этот случай для немцев оказался роковым Если бы они знали, что, кроме пушечки, одною солдата и паренька, до самой Москвы никого нет, они спокойно и свободно могли бы доехать до Сокола или Белорусского вокзала А так, что они могли подумать? Мост заминирован, берег в обороне, надо готовиться к штурму, Для этого требовалось два-три дня. За это время прямой доступ к городу перекрыли регулярные войска. Всего два дня промедления — и судьба войны была решена..». Мальчиком был Походаев. Надо бы поставить ему памятник, но где найти «какую-то» реку? К ней, как вытекает из его статьи, подошла немецкая разведка, у врага там не было войск для наступления, и, конечно, не спас этот случай Москву и не вершил судьбу войны.

Доктора исторических наук А. Басов и Л. Гаврилов в статье «Столица-крепость» (СР.9.10.2001) тоже объявили 16.10.1941 г. «решающим днем битвы за Москву в Великой Отечественной войне против немецко-фашистского нашествия»: тогда «ГКО решил начать немедленно эвакуацию из Москвы». Это решение приняли раньше. Вызывает недоумение их утверждение: «Но народ, а вслед за ним и руководители партии и государства не выполнили этого постановления», им «пришлось возглавить работу по укреплению обороны города». В действительности эвакуация была проведена, а руководство страны ни на один день не уклонялись от работы по защите Москвы. Секретарь МК ВКП(Б) В. Пронин в «Битве за Москву» отметил: «За полтора месяца было эвакуировано на восток около 500 предприятий, фабрик и заводов, более миллиона рабочих, инженерных и научных работников, много учреждений, театров, музеев» (396). Паника 16–17 октября «захватила лишь небольшие группы населения». Были факты, когда «рабочие больших заводов и фабрик организовали охрану предприятий, не хотели эвакуироваться и требовали продолжать работу. Они первыми проявили уверенность в том, что фашисты не прорвутся в Москву», — писали Басов и Гаврилов. Не стоит напрасно искать, кто «первым» проявил такую уверенность. Кардин писал: «13–16 октября 12 тысяч москвичей добровольно вступили в коммунистические батальоны. Значительная часть волонтеров — «белобилетники»- студенты и беспартийная интеллигенция средних лет» (Мн.№ 18.2001). Они были уверены в том, что «Москва не будет сдана». Пронин писал, что, приступив к массовой эвакуации, Московский горком и Московский Совет «недостаточно разъяснили ее необходимость населению. Патриотическая настроенность рабочих и уверенность в разгроме врага под Москвой были настолько сильны, что на некоторых предприятиях часть рабочих противилась выезду на восток. 16 октября…рабочие 2-го часового завода не выпускали со двора нагруженные оборудованием и материалами автомашины». Пронин приехал на завод, выяснилось, что рабочие не знали, что эвакуация проводится по решению правительства. 17.10 толпа жителей не пропускала на шоссе Энтузиастов идущие из города на восток автомашины. Положение нормализовалось, когда жителям «разъяснили причины эвакуации, рассказали, что руководство остается на месте, что на подступах к столице строятся укрепления и никто сдавать Москву не собирается» (396).

Г. Попов, названный генерал-майором Б. Голышевым «ученым невеждой», в статье «Только правду, всю правду. К шестидесятилетию победы под Москвой» (Мк. 14,20,28.11.2001) объявил, что инициатива создать народное ополчение возникла у московского руководства, а Сталин был «не в восторге от этой идеи», думая: «Не создают ли в виде ополчения претенденты на новое правительство России вооруженную базу для себя?» По мысли Попова, эти формирования «со своими авторитетными формальными и неформальными лидерами, получив оружие, могли стать опасными», Сталин боялся, что Московский ГК ВКП(б) задумал-де отстранить его от власти. Но он, обращаясь к народу, еще 3.07 говорил: «Трудящиеся Москвы и Ленинграда уже приступили к созданию многотысячного народного ополчения на поддержку Красной Армии. В каждом городе, которому угрожает опасность нашествия врага, мы должны создать такое народное ополчение». Ополченцев на самом деле не успевали хорошо обучить, им не хватало оружия, это стало бедой многих наших соединений осенью и зимой 1941 г. Попов негодует: «все ополчение не остается в столице, сразу же уезжает из нее на рытье окопов», а «все грандиозные затраты человеческого труда и материалов» оказались бесполезными. В «Истории второй мировой войны» приведено донесение командира 5-го немецкого корпуса: «Используя хорошо оборудованные позиции… (не ополченцы ли создали их? — А, О.) и сильное минирование, 316-я русская дивизия… ведет поразительно упорную борьбу» (Т.4. С.98). В том, что ополченцы воевали, Попов видит не суровую необходимость, а желание погубить их «армейское командование получило приказ при первом же поводе двинуть ополченцев подальше от Москвы и бросить их в первую же мясорубку». Доктор военных наук Г, Кириленко писал о дивизиях народного ополчения: «Многие из них в последующем награждены орденами Ленина, Суворова и Боевого Красного Знамени, а дивизия народного ополчения. Киевского района Москвы стала даже 77-и гвардейской» (Пр.2002.№ 18). По версии Попова, Сталин не доверял тогда секретарю Московского горкома партии Щербакову, во как: объяснить то, что вскоре он назначил его начальником Главного политического управления Красной Армии! Тяжким 1941 г., жестокие бои на Западном направлении и под Москвой, массовый героизм советских людей показаны в романах К. Симонова «Живые и мертвые», В. Соколова «Вторжение». М. Бубеннова «Белая береза», И. Стаднюка «Война»., Г. Бакланова «Июль 1941 года», книгах, С. Смирнова «Брестская крепость» и «Герои Брестской крепости», повестях А. Бека «Волоколамское шоссе», К. Воробьева «Убиты под Москвой», Б. Васильева «В списках не значился».

С 10 октября Жуков возглавил оборону Москвы, А. Н. и Л. А Мерцаловы в брошюре «Г. К. Жуков: Новое прочтение или старый миф» (1995) утверждали, что «по своему образованию, общему кругозору» Тимошенко и Жуков «могли быть всего лишь рядовыми командирами». В таком случае как же недалекий и необразованный Жуков сумел разбить под Москвой немецкие войска, возглавляемые блестящими генералами? Правда, Резун в книге «Самоубийство. Зачем Гитлер напал на Советский Союз?» (2000) обрисовал Гитлера и его военачальников примитивными, не понимающими основ военного искусства. Умаляя силу нашего опаснейщего врага, он пытается снизить в глазах читателей значение великого подвига советского народа, разгромившего фашистскую Германию. Значит, был крайне низок уровень подготовки Красной армии, очень глупы были наши командиры, если, воюя с тупым противником, оснащенным к тому же негодной техникой, она терпела поражения и отступила до Москвы и Сталинграда. Книга ставит задачу запутать неискушенного читателя, создать в его душе хаос. Маршал А. Еременко справедливо осуждал «стремление оглупить Гитлера и его генштаб, имевшее хождение в нашей военно-исторической литературе»: «У Гитлера была масса просчетов. Вместе с тем надо признать, что многие из его решений с оперативной и подчас со стратегической точки зрения были верными…Перед нами был сильный, искушенный в военной науке враг» (Против фальсификации второй мировой войны».! 960. С.40). Манштейн считал, что Гитлер «обладал какой-то интуицией», при решении оперативных вопросов в 1940 г. ему «оставалось только удивляться тому, с какой быстротой он разобрался в точке зрения, которую группа армий отстаивала в течение вот уже нескольких месяцев» (130), Воля Гитлера помогла вермахту избежать более сокрушительного поражения зимой в 1941–1942 гг. Он приказал 3.01 Л 942 г: «Цепляться за каждый населенный пункт, не отступать ни на шаг, обороняться до последнего патрона, до последней гранаты — вот что требует от нас текущий момент».

Солоухин присочинил, что Жуков «просил перед каждым наступлением, чтобы соотношение наших бойцов и немцев было десять к одному». В «Истории войн» говорится, что советские полководцы добивались успехов только при подавляющем превосходстве своих войск: «Получив сильное подкрепление в количестве 100 свежих дивизий, русские начали контрнаступление и погнали германские войска, несмотря на их отчаянное сопротивление» (Т.З. С121). Не было у нас возможности заполучить столько новых дивизий. Советское контрнаступление 5.12 началось и проходило без превосходства в силах: «К началу декабря 1941 года противник имел под Москвой свыше 1708 тысяч человек, около 13,5 тысячи орудий и минометов, 1170 танков и 615 самолетов. В составе советских войск здесь было 1100 тысяч человек, 7652 орудия и миномета, 774 танка (в том числе 222 средних и тяжелых) и 1000 самолетов» (История Второй..». 1975. Т.4. С.284), Немцы превосходили там наши войска в личном составе — в 1,5 раза, в артиллерии — в 1,8, танках — 1,5 раза, в боевых самолетах уступали в 1,6 раза. Но на войне не все решает количественный фактор. И. Шафаревич писал о «совершенно загадочном повороте в войне»: «Тогда я понял, что, кроме числа мобилизованных солдат, количества боеприпасов и других зримых материальных вещей, способно материализоваться, стать реальным фактором духовное чувство, какой-то идеалистический порыв» (Зв.23.05.2001).

Еще до начала нашего контрнаступления под Москвой ряд высших германских деятелей стал сомневаться в успехе дальнейшей войны против СССР. Гальдер 23.11 писал: «Таких сухопутных войск, какими мы располагали к июню 1941 г., мы уже никогда больше иметь не будем…Возможно, что война сместится из плоскости военных успехов в плоскость способности выстоять в моральном и экономическом отношении» (Т.З. Кн.2. С.67). Немцы не смогли взять Ленинград, потеряли Тихвин, 29.11 их выбили из Ростова. 16.12 был освобожден Калинин. Наше наступление привело германскую армию к тяжкому поражению, она отступила от Москвы на 150–300 километров, в битве за нее потеряла более 500 000 человек, 1300 танков, 250О орудий. В книге «Гриф секретности снят» отмечено, что в Московской оборонительной операции мы безвозвратно потеряли 514 300 человек, а б контрнаступлении 139 586 человек. А на РТР 5.12.2001 г. объявили: в Московской битве погибло более двух миллионов наших солдат и офицеров, а воевали они саблями XIX века, взятыми из музеев.

Германская армия потерпела стратегическое поражение. Командовавший группой армий «Юг» фельдмаршал фон Рунштедт предложил отступить на границу с Польшей и закончить войну политическим путем. В июне 1945 г. фельдмаршал Кейтель заявил, что после поражения немецких войск под Москвой он не представлял себе «военного решения» всей восточной кампании, генерал Гальдер назвал это поражение «катастрофой» и «началом трагедии на востоке». В апреле 1985 г. в Международном научном симпозиуме, проходившем в Штудтгарте (ФРГ), обсуждалась тема: «Декабрь 1941 года — поворотный пункт войны». На нем американский ученый Ч. фон Лютишоу, «признавая роль битвы под Москвой, успех советских войск объяснял… вступлением США в войну против Японии» (А. Самсонов). Но немецкий блицкриг провалился до японского нападения на США. Адмирал Кузнецов, вопреки распространенному мнению, не склонен был «битву под Москвой считать уже переломной», полагая, что она «создала известные предпосылки для перелома, но все-таки переломными являются два сражения — это под Сталинградом и Курская битва» (СР.29.07.1988). В этой мысли есть свой резон, но вместе с тем следует иметь в виду огромное морально-психологическое значение победы под Москвой для нашего народа. Она показала, что немцы не всесильны, их можно бить и побеждать, это укрепило нашу уверенность в победе СССР.