5.4. Диффузионные процессы в 1850-х годах
5.4. Диффузионные процессы в 1850-х годах
После подавления революций 1848 года прибежищем бежавших революционеров стал Лондон. Английские радикалы создали для своих сотоварищей-эмигрантов «Центр связей друзей свободной мысли», где они могли получить как духовную, так и материальную поддержку. В 1853 году в Лондоне был организован «Центральный европейский комитет», который возглавили Дж. Мадзини, вождь венгерской революции Л. Ко шут, бывший министр французской республики А. Ледрю-Роллен, глава немецких социалистов А. Руге и вождь польских повстанцев С. Ворцель. Все перечисленные лидеры были одновременно главами «национальных революционных комитетов», деятельность которых был призван координировать «центральный комитет». Создание этой интернациональной революционной организации скрытно финансировалось английской разведкой и английскими радикалами. На эти деньги издавались газеты «Вождь» и «Голос изгнанников», предназначенные для революционной пропаганды на континенте. Король Бельгии Леопольд жаловался своей племяннице королеве Виктории: «У вас в Лондоне что-то вроде зверинца – всякие Кошуты, Мадзини, Легранжи, Ледрю-Роллены, и так далее… которых периодически спускают на континент, чтобы там невозможно было достичь ни покоя, ни процветания…».[1113]
«Европейский комитет» представлял собой новый канал диффузионного влияния английской цивилизации на Европу; комитет пытался вновь раздуть затухающий огонь революции и организовал несколько восстаний, в том числе ломбардское восстание 1853 года. Однако отсутствие поддержки «революции извне» со стороны внутренних сил, прежде всего, со стороны крестьянства, заставляло революционеров искать пути решения аграрной проблемы. Ближайший сподвижник Дж. Мадзини Карло Пизакане в 1850 году написал книгу «О революции», в которой призывал национализировать землю и раздать ее для обработки крестьянским общинам-ассоциациям. К. Пизакане предлагал также обобществить все капиталы, фабрики, здания, машины, транспорт и организовать производство с помощью рабочих ассоциаций. Право наследования также следовало отменить, а государственные органы – упразднить, ассоциации должны были управляться сами собой. Некоторые современные исследователи считают, что доктрина К. Пизакане стала основой анархистского учения М. А. Бакунина, которое впоследствии широко распространилось по всему миру и оказало чрезвычайно важное влияние на становление русского народничества.[1114]
В области революционной тактики К. Пизакане придерживался тех же идей, что и Дж. Мадзини: он считал, что нужно «идти в народ» и поднимать его на восстание. Дж. Берти называет К. Пизакане «героем-народником», для которого социализм являлся непосредственным слиянием интеллигенции с народом в ходе героической борьбы. В июле 1857 года К. Пизакане высадился с отрядом добровольцев на юге Италии; он пытался поднять крестьян на борьбу, но был окружен правительственными войсками и, тяжело раненый, покончил с собой.[1115]
Восстания были подавлены, и, разочаровавшись в теории «революционной инициативы», Дж. Мадзини перешел к террористической тактике. Осенью 1854 года агент «Европейского комитета» Феличе Орсини организовал в Милане «Союз смерти», который должен был подготовить покушения на Наполеона III, Франца Иосифа и короля Пьемонта Карла Альберта. Характерно, что эти покушения (как и другая деятельность Дж. Мадзини) финансировались одним из руководителей британской разведки Джеймсом Стэнсфельдом. 14 января 1858 года возглавляемая Ф. Орсини группа террористов забросала бомбами кортеж Наполеона III на площади у Парижской оперы. Было убито и ранено около двухсот человек, но император не пострадал. Это было первое в истории террора применение бомб, и акция произвела колоссальное впечатление на мировую общественность. Враждебная Наполеону III либеральная пресса объявила террористов героями; все газеты печатали их речи в зале суда, и, пользуясь этим, Ф. Орсини не защищался, а обвинял и предъявлял свои требования.[1116] А. И. Герцен писал после казни Ф. Орсини: «Смерть Пизакане и смерть Орсини были два страшных удара в душную ночь. Романская Европа вздрогнула…»[1117] В конечном счете император Наполеон III не выдержал морального давления и пошел на уступки: он отказался от политики сдерживания итальянского освободительного движения и вместе с Пьемонтом начал войну за освобождение Италии от австрийцев. Воспользовавшись национальным подъемом, Дж. Мадзини и Дж. Гарибальди осуществили высадку отряда добровольцев в Сицилии – и на этот раз им действительно удалось поднять революцию, закончившуюся объединением Италии. Несомненно, эта победа была во многим результатом революционной деятельности, направляемой извне Дж. Мадзини и «Европейским комитетом». Но крестьяне в своей массе так и не получили землю; Дж. Гарибальди ограничился разделом между арендаторами государственных земель и быстро распустил крестьянские отряды.[1118]
«Европейский комитет» пытался распространить свою деятельность также и на Россию. Дж. Мадзини предлагал А. И. Герцену войти в состав руководителей комитета и взять на себя организацию революционной деятельности в России – однако Герцен отказался, объяснив, что за ним не стоит никакой революционной организации. В то время Герцен был эмигрантом-одиночкой, одним из участников дискуссий в «Центре связей». По своим идейным взглядам Герцен был радикалом и сторонником учения Сен-Симона. Еще до отъезда за границу, в Москве Герцен познакомился с прусским экономистом бароном Гакстгаузеном, который обратил его внимание на схожесть русской общины с теми коммунами-ассоциациями, которые пропагандируются европейскими социалистами. Эта мысль стала основой созданной Герценом концепции «русского социализма»: самоуправляемая, скрепленная совместным владением землей и духом коллективизма русская община есть та база, на которой может быть построено новое социалистическое общество. Поэтому главное, как полагал Герцен, – это освобождение общин из-под власти помещиков.[1119]
В Лондоне Герцен близко сошелся с членами «Европейского комитета», в том числе с Дж. Мадзини (которого он считал «величайшим политическим человеком»), а также с Р. Оуэном и с некоторыми видными радикалами. По примеру Дж. Мадзини Герцен пытался создать инфраструктуру «революции извне» и наладить в Лондоне выпуск пропагандистской литературы, которую доставляли бы в Россию по конспиративным каналам. В год начала Крымской войны Герцен открыл «Вольную русскую типографию» и стал выпускать листовки, призывающие крестьян не поставлять рекрутов и не платить налоги, а ополченцев – обращать оружие против царя. Листовки отправляли на театр военных действий, а также распространяли среди русских пленных; эта деятельность Герцена, несомненно, осуществлялась при поддержке английского правительства. Известно, что некоторые члены правительства и парламентарии оказывали содействие Герцену, в частности, в организации доставки его печатной продукции в Россию.[1120]
Крымская война была первым военным столкновением России с новой промышленной цивилизацией Запада. В глазах новой Европы Россия представляла собой оплот старого мира; она считалась мощнейшим государством континента: миллионная русская армия превосходила объединенные армии ее соседей. Техническое превосходство Англии и Франции долгое время не находило должного отражения в военной сфере, и в Европе сохранялся миф о могуществе России. Однако в середине XIX века – незадолго до начала войны – положение резко изменилось: промышленная цивилизация достигла решающего превосходства в военной технике. На морях появились линейные корабли-пароходы, намного превосходившие своими боевыми качествами парусные суда. Усовершенствование металлургического процесса позволило получать ствольную сталь и в массовых масштабах наладить производство нарезных ружей (штуцеров). Новые штуцеры стреляли расширяющейся пулей Минье, благодаря чему их было легко заряжать и их скорострельность не уступала скорострельности гладкоствольных ружей. В 1853 году на вооружение английской армии был принят капсульный штуцер «Энфилд» с прицельной дальностью 1300 шагов; большое количество штуцеров имелось и во французской армии. Между тем вооружение русских войск оставалось практически таким же, что и во времена Наполеона; гладкоствольные ружья русских солдат стреляли лишь на 350 шагов.[1121] Страны, запаздывавшие с модернизацией, оказались перед лицом превосходящей военной мощи; новая промышленная цивилизация готовилась перейти к широкомасштабной военной экспансии. Как это уже бывало не раз, военно-технические достижения должны были вызвать волну завоеваний.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.