57. Как в Москве угнездились «Жидовствующие»

57. Как в Москве угнездились «Жидовствующие»

За Богом молитва, а за государем служба не пропадает. Но служба у русских воинов была очень нелегкой. Отбросили татар – пришел черед выручать псковичей. Многим ратникам и отдохнуть-то было некогда. Воеводы Иван Булгак и Ярослав Оболенский повели полки на запад. Зима выдалась лютая, навалили большие снега, «человеку в пазуху, аще у кого коль свернет с дорозе, ино двое или трое едва выволокут». Барахтались в сугробах, вытаскивали застрявшие пушки. Но преодолели все тяготы, и магистру фон Борху довелось крепко пожалеть, что задел соседей. Уже в феврале 1481 г. русские вступили в Ливонию. Магистр даже не посмел вывести в поле свои хваленые сто тысяч ополченцев. Что они значили против настоящей армии?

Эта армия обложила столицу Ордена Феллин (Вильянди). Магистр сбежал, за ним гнались 50 верст, захватили его обоз, фон Борх ускакал с небольшой свитой. А по Феллину ударили орудия. Ратники кинулись на приступ, захватили внешние укрепления, сожгли посады. Немцы решили не ждать второго штурма, выслали парламентеров и откупились большой контрибуцией. Русские развернулись на другие города, взяли крепости Тарваст и Каркуз, передовые отряды появились под Ригой. Магистр и прибалтийские епископы приуныли. Взывали о помощи к императору Фридриху III, написали, что отдаются в его подданство. Но император был далеко, а государевы полки гуляли по Ливонии.

Взмолились о переговорах. 1 сентября 1481 г. Орден впервые подписал мир не с Новгородом или Псковом, а со всей Русской державой. Ивана III и наследника Ивана Молодого немцы почтительно именовали «царями русскими». Предоставили льготы русским купцам, обязались оберегать их честь и имущество, уважать веру. Им разрешалось иметь собственные кварталы в ливонских городах, строить храмы.

С третьим союзником Орды и Ордена, Казимиром, открытой войны не было, но отношения оставались напряженными. В Москве знали о договорах короля с Ахматом, да и его пересылки с новгородскими заговорщиками и мятежными братьями великого князя никак не способствовали теплым чувствам. Но коварная политика вылезла боком самому Казимиру. Литовские князья и без того были недовольны им. А русская победа на Угре всколыхнула оппозицию. Иван Васильевич наглядно показал, как он защищает подданных, а король по сути зазвал татар на свои же княжества, стал виновником страшного разорения подданных. Возмущенные паны и князья кучковались вокруг старого недруга Казимира, Михаила Олельковича. Снеслись с Москвой, не поддержит ли великий князь, если они скинут такого короля?

Иван Васильевич охотно отплатил недругу той же монетой, какими любил пользоваться Казимир. Прозрачно намекнул, что русские будут отнюдь не против. Если понадобится, пускай обращаются за помощью. Но литовские паны не умели хранить тайну, громогласно обсуждали ее на пирушках, а Казимир не был глупцом, присматривал за ними. Раздуть мятеж он не позволил. Операцию подготовил тщательно, разослал отряды, чтобы одним махом арестовать верхушку оппозиции. Заговорщики ни о чем не подозревали, свои дружины поднять не успели и очутились в руках короля. Спасся только князь Федор Вельский. У него как раз была свадьба, но в последний момент предупредили, и он бежал прямо из церкви. Слуги Казимира схватили и гостей, и невесту. Михаила Олельковича и его сообщников подвергли страшным пыткам и предали смерти. На допросах они сознались, что были связаны с Москвой.

Но и Иван Васильевич не отрекся от покровительства недовольным князьям. Он ласково принял Вельского, выделил ему неплохие владения, несколько новгородских волостей. На Русь потекли и слуги, воины казненных, крестьяне и горожане из их уделов. Всем им давали пристанище. Казимир воспылал гневом, требовал выдать беглецов – ему отказали. Летом 1482 г. к великому князю прибыло польско-литовское посольство, выложило официальные претензии: отдать земли, якобы по праву принадлежащие королю. Ни много ни мало – Новгород и Великие Луки. Конечно, Казимир не рассчитывал, что ему за здорово живешь отвалят эти города. Он просто бросал вызов. Показывал, что намерен воевать.

Иван III был готов к подобному обороту, его армия уже показала, на что она способна. Но великий князь всегда старался избегать больших войн. Если король взялся бряцать оружием, то у него существовал полезный союз с Менгли-Гиреем. В Крым поехал Михаил Кутузов, повез подарки хану и пожелания: как следует побеспокоить литовцев. Хан не заставил себя упрашивать, 1 сентября его орда нахлынула на Киев. Смела королевских солдат, наместник пан Хоткевич очутился в плену, город распотрошили и сожгли. А второе посольство Ивана Васильевича направилось в Венгрию. Враг Казимира Матьяш Корвин встретил его с распростертыми объятиями, был подписан договор о дружбе и союзе. Польский король озадачился, прислал в Москву куда более вежливые письма, о нескромных запросах будто и забыл.

Государь был удовлетворен. Мир приносил куда больше выгод для Руси, чем самая удачная война. Страна развивалась, умножалась людьми. А великий князь заботился, как закрепить эти процессы. В отличие от отца, он уже однозначно пришел к выводу: удельную систему надо постепенно ликвидировать. Она отжила свой век, стала несостоятельной. Но и отменить ее одним махом было невозможно. Она слишком цепко укоренилась в сознаниии знати, резкие шаги были чреваты потрясениями. Прецедент с бунтом братьев был свежим. Обещания Андрею Угличскому и Борису Волоцкому Иван III выполнил, одному прибавил к уделу богатый Можайск, другому сельские волости. Но поползновения допустить их к управлению государством пресек. Андрей с Борисом должны были верно служить старшему брату, и не более того. С ними заключили новые договоры, они целовали крест никогда не посягать на Новгородскую землю и прочие «примыслы» великого князя.

А в 1482 г. скончался третий брат государя, Андрей Меньшой Вологодский. Он был тихим, богобоязненным, никогда не бунтовал. Но его княжество стало ярким примером, к чему ведет удельная раздробленность. Оно совершенно разорилось, даже не могло платить подати в казну. Иван Васильевич сам вносил их за Андрея. Брат остался должен ему колоссальную сумму в 30 тыс. руб. и еще 1,5 тысячи частным лицам, в основном – итальянским ростовщикам. Все драгоценности были заложены-перезаложены, статьи дохода отданы на откуп кредиторам. Князю и жениться-то было не на что, умер бездетным. Княжество завещал «господину брату старейшему». Кому же завещать, если столько должен? С братьями государь, конечно, не делился. Протестовать они не посмели.

В том же году ушел из жизни великий князь Василий Рязанский. Его сыну Ивану исполнилось 15 лет, наставницей при нем осталась мать, сестра Ивана Васильевича. И для нее, и для юного князя было крайне важно, чтобы Москва по-прежнему держала их под покровительством и под защитой своих войск. Иван III предложил дальнейшее сближение. Составили новое «докончанье». Иван Рязанский сохранял титул великого князя, собственное правительство, законы, подати. Но отказывался от самостоятельности в международных делах. Обязался вести переговоры с другими государствами и заключать с ними соглашения только через московского государя. Таким образом, Рязань фактически отказывалась от независимости, признавала себя частью Русской державы. Но разве это было плохо? Рязанщина в кои веки отдохнула от татарских набегов, чувствовала себя за Иваном III, как за каменной стеной.

Победа над Ахматом подняла престиж нашей страны за рубежом. Уже никто не смел сказать, что русские – рабы ордынцев. Слава о могуществе и богатстве Москвы распространялась все шире. Наезжало все больше иностранных купцов, вслед за Аристотелем Фиораванти потянулись оружейники, архитекторы, ювелиры, художники. Узнали, как хорошо можно подзаработать на Руси. Хотя попадались и гости не совсем приятного свойства. Из Рима прикатил брат великой княгини Андрей Палеолог. Понадеялся, что Ивану III можно за неплохую цену продать титул византийского императора, а сестренка поможет занять тепленькое местечко при дворе. Но пустой титул не заинтересовал государя, а проходимец ему был без надобности.

Софья Фоминична знала повадки Андрея еще лучше, чем муж. На Руси он мог разве что испортить репутацию сестры и тянуть из нее деньги. Выпрашивать для него назначения не стала, уклонилась. Единственное, в чем согласилась помочь, пристроить его дочку Марию, сосватала девушку за сына удельного князя Михаила Верейского и Белозерского. Даже это чуть не сорвалось. У нищей Марии не было никакого приданого. А верейские князья тоже были нищими. За долги по государственным податям отец жениха даже начал расставаться с владениями – уступил Ивану III наследственные права на Белоозеро. Вопрос о приданом был для верейских князей важнейшим. Чтобы выручить племянницу, великая княгиня дала ей кое-что из драгоценностей, подаренных мужем. Но и брат не унимался, приставал к Софье. Пришлось и ему дарить драгоценности, только бы отвязался. Наконец, вмешались бояре, подсказали Андрею: погостил – пора и честь знать. Авантюрист оскорбился и поехал торговать титулом к французам.

Но возникшей из хаоса великой державой заинтересовалась и публика иного рода – угнездившиеся по Европе темные секты. Иудей Феодор, подменивший перевод Псалтири, был лишь первой ласточкой. Каббалистам было не занимать ума. Уж они-то осознавали: после гибели Византии центр Православия перемещается на Русь. По-своему оценивали процессы объединения страны, централизации. Прикидывали: достаточно прибрать под влияние правящую верхушку, и она поведет в нужную сторону весь народ. Православию придет конец. Русь станет оплотом еретиков, они получат в свое распоряжение силы и ресурсы огромного государства.

Методы у сектантов были давно отработаны. Сперва следовало втянуть в свои сети высокопоставленных покровителей, это позволяло чувствовать себя более уверенно. Одной из таких фигур стал глава дипломатического ведомства дьяк Федор Курицын. Он неоднократно бывал за границей, увлекался западничеством. По роду деятельности поддерживал связи с зарубежными агентами. Кто именно и как обработал дьяка, мы не знаем. Но результат известен, Курицына соблазнили. В ересь вовлекли еще нескольких важных вельмож, в том числе боярина Ивана Патрикеева. Это было знатнейшее лицо, признанный военачальник, а по материнской линии – двоюродный брат Ивана III. Патрикеевы были и богатейшим из боярских родов, насобирали обширнейшие вотчины [41, 69].

Среди московского духовенства податливых поначалу не нашлось. Но буйная поросль взошла из зернышек, посеянных Схарией в Новгороде. Когда Иван Васильевич приехал туда расследовать заговор Феофила, тайные еретики в его окружении расхвалили учеников Схарии, Алексия и Дионисия. Оба сумели показать себя учеными, благочестивыми, верными, понравились великому князю. Он как раз был не в ладах с митрополитом Геронтием, хотел выдвинуть на ключевые посты таких священников, которые стали бы его опорой. Придворные-сектанты подтверждали, что лучших ему не найти. Иван III забрал обоих в столицу и в пику митрополиту определил в главные храмы, Алексия – протоиереем в Успенский собор, а Дионисия – в Архангельский.

Сам великий князь был человеком довольно широких взглядов. Он не гнушался близким общением с иноземцами, любил побеседовать с Фиораванти и другими приезжими. Не разделял взглядов крайних консерваторов, видевших во влияниях из-за границы непременное зло. Но и западником не был, огульно хвататься за чужое не стремился. И тем более не допускал даже мысли об отступлении от Православия. Иван III в полной мере воспринял работы св. Кирилла Белозерского, адресованные его деду: государь тоже служит Богу, и его служение выше священнического. В этом и состояла суть недопониманий и трений с духовенством. Великий князь полагал: все, что ведет к укреплению Православного государства, будет полезно и Церкви.

Еретики знали, насколько прочны убеждения Ивана Васильевича, и даже не пытались сбить его с христианского пути. Но следовало позаботиться о том, кто сменит его на престоле. Наследником числился Иван Молодой, надежный помощник отца, герой обороны на Угре. Он оставался холостяком. А в 1482 г. дипломаты доложили: у господаря Молдавии Стефана есть дочка-красавица Елена. Брак представлялся выигрышным со всех точек зрения. Молдавия была единственным, кроме Руси, православным государством. Стефан прославился как неутомимый воин, успешно дрался с турками, венграми, поляками. Мог стать отличным союзником против Казимира. А по матери Елена доводилась племянницей казненному Михаилу Олельковичу. Иван Молодой приобретал права на Киев, становился «своим» для литовской оппозиции.

Ивану Васильевичу перспективы понравились. Хотя о некоторых «мелочах» ему умолчали. Например, о том, что в семье молдавского господаря вовсю орудовал тот же Схария, организатор новгородской секты. Сватать Елену Волошанку самолично отправился первый государев дипломат Федор Курицын. Он все устроил. Со Стефаном заключили союз, в Москву привезли его дочку. Она и впрямь оказалась писаной красавицей. А о том, что она еретичка, будущему свекру и жениху было знать не обязательно. 14 ноября молодых обвенчали.

Однако проблема наследования престола была весьма не простой. Иван Молодой являлся сыном от первой супруги, Марии Тверитянки, но и Софья Фоминична родила уже троих детей, Василия, Юрия и Дмитрия. Они были младшими, зато родственниками византийских императоров, наследниками двуглавого орла в гербе… Иван Молодой Софью не любил. В общем-то, трудновато для сына полюбить молодую мачеху, да еще иностранку. Между ними случались перебранки, княжич дерзил, за что получал выговоры от отца. Но до открытых ссор не доходило.

Теперь вопрос наследования волновал и сектантов. Чтобы расчистить дорогу будущим детям Елены, следовало опорочить гречанку и ее потомство. Случай представился в 1483 г. У Ивана Молодого и его супруги родился сын Дмитрий. Иван Васильевич стал дедушкой. Тут-то и подсуетились враги Софьи. Разыграли интригу в точности в духе романов Дюма, бриллиантовых подвесок из «Трех мушкетеров». Дело в том, что на Руси фамильные драгоценности государя и государыни не являлись частными вещами, они принадлежали казне. Они передавались из поколения в поколение, ими могли пользоваться, но не продавать и не раздавать на сторону [10].

Софья подобных тонкостей попросту не знала. Муж подарил ей на свадьбу драгоценности покойной первой жены. Гречанка отдала кое-что из них в приданое племяннице, что-то сунула навязчивому брату. Погрели руки и другие. Серебряных дел мастера, обслуживавшие казну, и какой-то фрязин-итальянец воспользовались распоряжениями Софьи выдать драгоценности. Под этим прикрытием немало утащили для себя. Недруги гречанки прознали о хищении. До поры до времени помалкивали, а сейчас надоумили Ивана III – надо бы чем-нибудь наградить Елену за внука. Чем? Например, подарить часть украшений, которые он раньше предназначил для жены. Великий князь согласился, и разразился скандал. Именно этих украшений в сокровищнице не оказалось…

Впрочем, для Софьи Фоминичны обошлось моральной встряской. Государь разобрался, что она не имела понятия о русских традициях. Но князь Василий Верейский, получивший сомнительное приданое, знал отечественные порядки, знал о происхождении драгоценностей. Тем не менее позарился на золото и каменья от безысходной удельной бедноты. Выходит, принял краденое. Великий князь велел конфисковать украшения, Василия с супругой доставить из Вереи в Москву. Арестовали воровавших серебряных дел мастеров и фрязина. Но князь Василий узнал о начавшемся следствии. Мария Палеолог давно зудела ему, как скучно сидеть в захудалой Верее, на западе веселее. В результате оба сошлись на том, что лучше избежать неприятностей. Прихватили драгоценности и ускакали в Литву. Дополнили одно преступление куда более серьезным, политическим.

Отец беглеца, Михаил Верейский, тоже был в курсе, откуда взялось приданое, но Иван III простил старика, к ответственности не привлек. Однако прощать измену не собирался. Михаил был вынужден лишить сына наследства. Других детей у него не было, через три года Михаил Верейский преставился, и его удел отошел к государю. Еще одним уделом на Руси стало меньше, одним эмигрантом в Литве больше. Сокрушить позиции Софьи Фоминичны еретикам не удалось. Но они не отчаивались – трещинка, пятнышко, и то хорошо. Со временем пригодится…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.