Глава 8. …Але юш недлуго…{9}
Глава 8. …Але юш недлуго…{9}
«Не немцы, а поляки ворвутся вглубь Германии в первые же дни войны!»
Заявление польского посла в Париже Ю. Лукасевича в беседе с министром иностранных дел Франции Ж. Бонне, 18 августа 1939 года
«Не Гитлер, а поляки начали Вторую мировую войну».
Герхардт Зилль , «Нужно было выжить во что бы то ни стало»
В главе «Ледокола» «Зачем Сталин разделил Польшу» нагорожено такое, что невольно задаешься вопросом: читал ли Резун что-нибудь о политических и военных переговорах в 1939 году, об отношении польского правительства к Советскому Союзу? Общеизвестно, например, что польское правительство не хотело пропустить советские войска на свою территорию в случае нападения Германии, что и послужило причиной прекращения военных переговоров СССР с Англией и Францией.
Утверждая то, что пакт о ненападении – это «сговор Сталина с Гитлером о совместной войне с Польшей», Резун пишет:
«Гитлер начал войну против Польши, а Сталин заявил, что его войска еще [141] не готовы… Гитлер начал войну и оказался в одиночестве. Вот и первый результат для Гитлера: он и только он виновник Второй мировой войны… а Сталин нет… На Западе выпущено множество книг с идеей: Сталин был к войне не готов, а Гитлер готов. А на мой взгляд, готов к войне не тот, кто об этот громко заявляет, а тот, кто ее выигрывает, разделив своих врагов и столкнув их лбами. Только летом 1940 года Гитлер понял, что его обманули. Он пытался переиграть Сталина, но было слишком поздно».
Во все это можно было бы поверить, если не знать, что к этому времени армия Гитлера завоевала почти всю Европу.
* * *
29 сентября 1938 года премьер-министр Великобритании Н.Чемберлен заключил аналогичный пакт с Гитлером:
«Мы, Фюрер и Канцлер Германии и Премьер-Министр Великобритании… – объявлялось в официальном документе, составленном 30 сентября, – рассматриваем подписанное вчера соглашение как символизирующее волю обоих народов никогда больше не вступать в войну друг против друга».
Сталин всего лишь повторил содеянное за год до того Чемберленом. Причем подписывая пакт о ненападении, Сталин прямо заявил немецкой делегации, что «мы не забываем того, что вашей конечной целью является нападение на нас».
Во время перестройки, с подачи главного идеолога ЦК КПСС Яковлева у нас стали много писать о неких «секретных протоколах». Заметим в этой связи, что о них не упоминали ни сам Гитлер, обычно публиковавший все документы, способные очернить каждую очередную жертву своей агрессии, ни главный участник переговоров в Москве [142] И. Риббентроп, которому было явно выгодно использовать «протоколы».
Разве не странно: архив Риббентропа сохранился, а «секретного протокола» не оказалось? Если пакт о ненападении от 23 августа 1939 года был ратифицирован немецким рейхстагом и Верховным Советом СССР, приобрел юридическую силу, то «секретный протокол» не обсуждался ни рейхстагом, ни Верховным Советом, а следовательно, не имел и не имеет никакой юридической силы. Как можно, например, человеку, считающему себя ученым-историком, писать о соблюдении законности в международных делах, проходя мимо столь серьезных фактов?
Кстати, перед заключением пакта с Германией в августе Сталин еще раз попытался договориться с Западом. В результате по словам английского историка Б. Лиддел Гарта:
«Единственный шанс избежать войны теперь заключается в том, чтобы заручиться поддержкой России – единственной страны, которая могла оказать Польше непосредственную помощь и служить сдерживающей силой для Гитлера. Однако английское правительство проявило уклончивость и неискренность… Пагубную роль сыграли также возражения Польши и других малых стран против помощи со стороны России».
* * *
Всем известно, что к войне готовились обе стороны. Это никогда не было секретом. И как не готовиться было, особенно нам, у чьих границ стояли полчища немцев. К этому времени, начав с Австрии в марте 1938 г., Гитлер к концу 1939-го (сентябрь) захватил четыре страны, в 1940-м – восемь и в 1941 (по апрель) еще три. В итоге к июню 1941 г. Гитлер подчинил себе свыше 50 млн. [143] человек, способных встать под ружье. На него работала промышленность всей Западной Европы. Думаю, что эти цифры о чем-то говорят.
«При всем уважении к германской армии, – пишет Резун, – необходимо признать, что она к серьезной войне была катастрофически не готова» Так оценивается армия, которая завоевала пол-Европы, за шесть недель разгромившая Францию. Тем более что в июне 1941 года соотношение сил на советско-германском фронте было следующим:
Германия – 5,5 млн. чел., СССР – 2,9 млн. чел. (численность вооруженных сил).
* * *
В датированном декабрем 1938 года докладе 2-го (разведывательного) отдела главного штаба Войска Польского подчеркивалось:
«Расчленение России лежит в основе польской политики на Востоке… Поэтому наша возможная позиция будет сводиться к следующей формуле: кто будет принимать участие в разделе. Польша не должна остаться пассивной в этот замечательный исторический момент. Задача состоит в том, чтобы заблаговременно хорошо подготовиться физически и духовно… Главная цель – ослабление и разгром России» (Z dziejow stosunkow polsko-radzieckich. Studia i materialy. ТЛИ. Warszawa, 1968. S.262, 287).
А вот выдержка из состоявшейся 28 декабря 1938 года беседы советника посольства Германии в Польше Р. Шелии с только что назначенным посланником Польши в Иране Я. Каршо-Седлевским:
«Политическая перспектива для европейского Востока ясна. Через несколько лет Германия будет воевать с Советским Союзом, а Польша поддержит, добровольно или вынужденно, в этой войне [144] Германию. Для Польши лучше до конфликта совер¬шенно определенно стать на сторону Германии, так как территориальные интересы Польши на западе и политические цели Польши на востоке, прежде всего на Украине, могут быть обеспечены лишь путем заранее достигнутого польско-германского соглашения. Он, Каршо-Седлевский, подчинит свою деятельность в качестве польского посланни¬ка в Тегеране осуществлению этой великой вос¬точной концепции, так как необходимо в конце концов убедить и побудить также персов и афган¬цев играть активную роль в будущей войне про¬тив Советов. Выполнению этой задачи он посвятит [145] свою деятельность в течение будущих лет в Тегеране» (Год кризиса, 1938-1939: Документы и мате¬риалы. Т. 1. 29 сентября 1938 г. – 31 мая 1939 г. М., 1990. С. 162).
Из записи беседы министра иностранных дел Германии И.Риббентропа с министром иностран¬ных дел Польши Ю. Беком, состоявшейся 26 янва¬ря 1939 года в Варшаве:
«Г-н Бек не скрывал, что Польша претендует на Советскую Украину и на выход к Черному морю» (Там же. С. 195).
* * *
1 сентября 1939 года нападением Германии на Польшу началась вторая мировая война.
Объявившие 3 сентября войну Германии польские «союзники» Англия и Франция, имевшие на западной границе с немцами кроме отмобилизо¬ванных кадровых дивизий свыше 3 тысяч танков (в то время как у нацистов там не было ни одного танка!), ни на сантиметр не двинули свои войска, чтобы спасти от полного разгрома свою «союзни¬цу» Польшу.
Война, объявленная ими Германии 3 сентября 1939 года, тотчас приняла характер «странной войны».
«Мы избежали военной катастрофы только по¬тому, – говорил на Нюрнбергском процессе быв¬ший начальник штаба оперативного руководства вермахта Йодль, – что ПО французских и англий¬ских дивизий оставались в полном бездействии про¬тив 23 германских дивизий на западе…».
Демобилизованных военнослужащих француз¬ское командование направило на «линию Мажи-но» – систему французских долговременных ук¬реплений на границе с Германией, общая протяженность которых составляла 400 километ¬ров, глубина – 6-8 километров. [146]
Над этими укреплениями висело французское полотнище: «Пожалуйста, не стреляйте, мы не стреляем!» Вскоре и над немецкими окопами появилось полотнище со словами: «Если вы не будете стрелять, мы тоже стрелять не будем!» И не стреляли! Немцы стреляли много. На Востоке. По польским городам, войскам, мостам…
Только 9 декабря английская экспедиционная армия понесла первые потери – был убит один капрал…
Более того, 12 сентября во французском городке Абвиль состоялось секретное совещание представителей генеральных штабов Англии и Франции, принявшее окончательное решение о том, что армии западных «союзников» Польши не примут против Германии никаких военных действий.
Впрочем, англичане кое-что все-таки «предприняли». После заявления британского премьера Н. Чемберлена американскому послу в Лондоне Дж. Кеннеди о том, что «Америка вынудила Англию вступить в войну», на Британских островах был создан особый трибунал, куда вызывались все немцы, находившиеся в Англии, в том числе выступавшие против Гитлера или бежавшие из Германии от преследований нацистов, после чего их интернировали и отправляли в концлагеря. (Наиболее тяжелыми были условия содержания в концлагере на о. Мэн.) Часть интернированных переправлялась за океан, в Канаду, где их содержали в специальном концлагере под Квебеком.
У. Черчилль писал в мемуарах, что через 2 недели боевых действий польская армия как организованная сила прекратила свое существование. Передовые, моторизованные части вермахта если и встречали какое-то организованное сопротивление, то лишь в первые два-три дня войны. В основном [147] это было время, когда польская кавалерия («лучшая в Европе») мужественно бросалась в атаки, чтобы «изрубить в капусту» немецкие танки. «Лучшие в Европе» кавалеристы были убеждены, что большинство «панцеров» сделано из фанеры для устрашения, т. к. у немцев просто не могло быть «такого количества металла». Когда же они разобрались наконец, что металла оказалось достаточно, главным кличем мужественных польских уланов стал клич: «Панове уцекай!», который дружно подхватывали и остальные войска.
* * *
На практике обычно выходит так, что виновницей войны признают побежденную сторону. Если же встать на строгую историческую точку зрения, то Вторую мировую войну начали Франция и Англия, объявившие 3 сентября 1939 года войну Германии. По словам Г. Городецкого, «односторонние английские гарантии безопасности, данные Польше 31 марта 1939 года, являются важной вехой на пути к пакту Риббентропа-Молотова и первым залпом второй мировой войны»! Это исторический факт. А факты, как когда-то любил говорить товарищ Сталин, упрямая вещь. Правда, находчивые люди тут же добавляли «Тем хуже для фактов».
Поклонник Резуна может сказать: «Германия первой напала на Польшу, а уж потом Англия и Франция…» все это так, однако следует заметить, что сначала Гитлер предъявил Польше некоторые территориальные требования. И если, по словам А. Ланщикова, был возможен Мюнхен-38, то почему бы не могло быть Мюнхена-39? Я понимаю, поляки не чехи, поляки народ гордый и воинственный… Однако помимо особенностей польского [148] национального характера существовала еще франко-польская конвенция от 19 мая 1939 года, согласно которой «Франция предпримет наступательные действия против Германии остальной массой своих войск пятнадцать дней спустя после начала общей французской мобилизации».
Однако 23 августа 1939 года, то есть через 4 месяца после подписания конвенции с Польшей, французский генерал Гамелен вдруг докладывает своему правительству о том, что серьезные наступательные операции армия не сможет проводить ранее чем через два года.
А вот что говорил на Нюрнбергском процессе немецкий фельдмаршал Кейтель:
«Мы, военные, все время ожидали наступления французов во время польской кампании и были очень удивлены, что ничего не произошло… При наступлении французы натолкнулись бы лишь на слабую завесу, а не на реальную немецкую оборону».
«Если мы не потерпели крах в 1939 году, – вторил Кейтелю генераль Йодль, – то только благодаря тому, что во время польской кампании приблизительно 110 французских и английских дивизий, дислоцированных на Западе, не предпринимали ничего против 23 немецких дивизий».
Американский журналист Уильям Ширер – свидетель прихода Гитлера к власти и последующих событий в Европе – в своей книге «Взлет и падение третьего рейха» задастся естественным вопросом:
«Тогда почему французская армия, располагавшая на Западе подавляющим превосходством… не предприняла наступление, как письменно обещали генерал Гамелен и французское правительство?»
И ответит на этот вопрос так:
«Тому было много причин: пораженческое настроение французского [149] высшего командования, правительства и народа; память о том, как была обескровлена Франция в Первую мировую войну, и стремление при малейшей возможности не допустить подобной бойни…»
Я, господин Резун, и далее буду ссылаться на свидетельства этого журналиста из США, ставшего потом историком, так как, не будучи европейцем, то есть лицом заинтересованным, ему было легче оставаться на позициях объективности, чем его европейским коллегам. Главный исторический труд У.Ширера «Взлет и падение третьего рейха» был впервые издан у нас в 1991 году.
А вот как оценивает У. Ширер положение на Востоке:
«Гитлер развязал войну против Польши и выиграл ее, но куда в большем выигрыше оказался Сталин… Советский Союз получил половину Польши и взялся за Прибалтийские государства (по первоначальной договоренности, Литва попадала в сферу германских интересов, но Сталину все же удалось ее отмежевать в свою пользу). Даже польские нефтеносные районы Борислав, Дрогобыч, на которые претендовал Гитлер. Сталин выторговал у него, великодушно пообещав продавать немцам эквивалент годовой добычи нефти в этих районах. Почему Гитлер согласился заплатить русским столь высокую цену? Очевидно, что он пошел на это, чтобы удержать Советский Союз от консолидации с западными союзниками».
Тут следует добавить, что Сталин в дебюте получил очень солидный козырь – западный, то есть второй фронт, пусть и бездействующий. Обманутая союзниками Польша потеряла все, что только можно было потерять. Возникла своего рода пауза, и казалось, что новую мировую войну можно погасить в ее начальной фазе. [150]
«Сегодня пресса открыто говорит о мире, – записал в своем дневнике 20 сентября 1939 года тогда еще молодой журналист У.Ширер. – Все немцы, с кем разговаривал, совершенно уверены, что не пройдет и месяца, как у нас будет мир. У всех приподнятое настроение. За день до этого в парадно украшенном Гильдхалле слушал… речь фюрера. «У меня нет никаких военных целей против Англии и Франции, – заявил он. – Мои симпатии на стороне французского солдата. Он не знает, за что сражается». А затем он призвал Всемогущего, благословившего немецкое оружие, «ниспослать другим народам понимание того, насколько бесполезной будет эта война… и натолкнуть их на размышление о мирном благоденствии».
Пройдет три недели, и У.Ширер сделает такую запись:
«В Берлине «мирные беспорядки». Рано утром берлинская городская радиосеть сообщила, что английское правительство пало и теперь немедленно начнутся переговоры о перемирии. Когда этот слух распространился, в городе началось ликование. На овощном рынке старые торговки на радостях подбрасывали кочаны капусты вверх, ломали стойки и направлялись в ближайшие пивные выпить в честь мира».
Италия по-прежнему продолжала вести свои торговые дела с Францией и Англией, а министр иностранных дел Чиано отметит: «Для Муссолини мысль о том, что Гитлер ведет войну и – что еще хуже – выигрывает ее, просто невыносима».
Но более всех жаждали мира французы (большинство кабинета министров высказалось в пользу мирной конференции). И это понятно. В результате поражения во франко-прусской войне (1870) Франция вынуждена была уплатить Германии контрибуцию в размере 5 миллиардов франков, а вот [151] в результате победы в Первой мировой войне «союзнический долг» Франции Соединенным Штатам и Англии в четыре раза превышал ту пятимиллиардную контрибуцию. Но если во время Первой мировой войны Франция жаждала реванша, то теперь, кроме мира, она ничего жаждать не могла.
Следуя логике Резуна, стоит агрессию назвать упреждением, и агрессор тут же перевоплощается в жертву. Но в этом случае и агрессию Германии против Польши с тем же успехом можно назвать упреждением. А почему нет? В сложившейся вначале 1939 года ситуации Польша под давлением Англии могла пойти на союз со Сталиным, и через неделю Красная Армия появилась бы вблизи германо-польских границ, а Восточная Пруссия вообще оказалась бы окруженной советско-польскими войсками. Фантазия? Ничего подобного.
Еще 3 апреля 1939 года, когда и в помине не было никакого советско-германского пакта, Ллойд Джордж, выступая в палате общин, заявил:
«Если Россию не привлекли только из-за определенных чувств поляков, которые не хотят мириться с присутствием русских у себя в стране, мы должны поставить такое присутствие в качестве условия, а если поляки не готовы принять это единственное условие, при котором мы можем оказать им результативную помощь, то они сами должны нести ответственность».
Сразу и не поймешь, почему этот разумный призыв старейшего государственного деятеля Англии был тогда проигнорирован. Но ведь мог быть и не проигнорирован. Что тогда?
А тогда, возможно, вторая мировая война и не состоялась бы, а если и состоялась, то раскручивалась [152] бы уже по другому сценарию. Ведь никто даже и пальцем не пошевелил, когда 22 марта 1939 года Гитлер и адмирал Редер отплыли на линкоре «Дойчланд» в Мемель, а в это время в Берлин призвали полномочных представителей литовского государства и заставили их подписать соглашение, на основании которого Клайпеда (Мемель) и Клайпедский край вошли в состав третьего рейха. Гитлеру давалось понять, что для движения на Восток зеленый свет ему открыт.
Точно так же ему сдали бы и Польшу, да и всю Прибалтику. Вот тогда Сталин стал бы очень послушным, тогда бы он принял любые условия союзников, в том числе и условия послевоенного мира. Нет, не дурак и трус был Невилл Чемберлен, он смотрел далеко вперед. Только вот не дожил он до того счастливого дня, когда Гитлер схватился со Сталиным.
В своей прекрасной статье «Ледокол идет на таран» А. Ланщиков пишет:
«Вам, господин Резун, удалось уйти от советского агитпропа, но Вы тут же попали в крепкие объятия другого, который, по сути дела, стал Вашим соавтором. Вы до назойливости часто повторяете одно и то же: Сталин готовился к наступательной войне против Гитлера. Вы пошли на умышленную подтасовку, вырвав из всего исторического контекста одну только проблемку: «Гитлер – Сталин» и попытались в угоду интегрированному агитпропу доказать, будто Гитлер всего лишь упредил Сталина – истинного агрессора. Я хорошо понимаю немцев, которые хотят «отмыться»: потому-то они и издали Вашу книгу 8 (восемь) раз. Вероятно, им еще больше понравятся мои предыдущие рассуждения о том, что в войне с Польшей они тоже только «упреждали». [153]
Сейчас и у нас в стране обычно дело представляется так, что 23 августа Сталин неожиданно заключил договор с Гитлером, а Гитлер так же неожиданно 1 сентября того же года напал на Польшу.
На самом деле никаких неожиданностей не было. Еще 24 октября 1938 года Риббентроп на устроенном в честь польского посла в Германии Липского обеде сообщил своему «коллеге» о желании Гитлера построить автомагистраль и двухколейную железную дорогу, которые соединили бы Восточную Пруссию с остальной Германией, а также передать Данциг немцам. Собственно говоря, Данциг был «вольным» городом, находящимся на территории Польши, и его судьбой должна была заниматься Лига Наций. Но Германия к тому времени уже вышла из Лиги, а «мюнхенский сговор» практически ее похоронил.
Дипломатическая тяжба затянулась, но вот 21 марта 1939 года Риббентроп ультимативно заявил Липскому: «Польша должна понять, что она не может балансировать между Россией и Германией». О том, какие перспективы сулило немцам склонение Польши в сторону Советской России, мы уже говорили, так что беспокойство Риббентропа имело под собою реальную почву.
31 марта Чемберлен заявил в палате общин о том, что Англия и Франция «предоставят польскому правительству всю возможную помощь, какую в силах оказать, если Польша подвергнется нападению». А немецкие генералы по приказу Гитлера уже отрабатывали операцию «Вайс», направленную против Польши.
«Односторонняя гарантия, данная Англией Польше 31 марта, вероятно, помогла Сталину убедиться в том, что Англия предпочитает союз с поляками союзу с Россией и что Чемберлен, как и в [154] случае с Мюнхеном, намерен отстранять Советский Союз от решения европейских проблем… Чемберлен решился на этот рискованный шаг, даже не рассчитывая на помощь России, предложения которой о совместных действиях против Гитлера он отклонял дважды в течение одного года».
Это, господин Резун, пишет все тот же американский журналист У.Ширер, который особых симпатий к Советскому Союзу, кажется, не испытывал».
В итоге, по словам израильского ученого Г. Городецкого, «односторонние английские гарантии безопасности, данные Польше 31 марта 1939 года, являются важной вехой на пути к пакту Риббентропа-Молотова и первым залпом второй мировой войны»!
Сталин как только мог пытался форсировать переговоры с англичанами и французами, но те всячески пытались затянуть их. Министра иностранных дел Англии Галифакса приглашали в Москву, но тот постоянно ссылался на занятость (чем?). А 18 августа, то есть за две недели до начала второй мировой войны, министр иностранных дел Польши заявил английскому послу, что «Красная Армия не заслуживает внимания с военной точки зрения». Но именно эта «точка зрения» интересовала Лондон и Париж.
Сталин пытался затянуть переговоры с Германией, но Гитлер как только мог форсировал их. Наконец он делает решительный шаг: шлет личное письмо Сталину, в котором просит срочно принять министра иностранных дел Германии. Тут уж Сталин уклониться не мог и дал свое согласие. 23 августа Риббентроп был в Москве, и в тот же день министры иностранных дел Германии и Советского [155] Союза подписали знаменитый пакт, о котором так много говорят и по сей день и в связи с которым так о многом умалчивают.
Например, о том, что в случае заключения англо-франко-советского военного договора и возникновения войны между союзниками и Германией СССР пришлось бы воевать на два фронта, поскольку условия «тройственного пакта» (Берлин-Рим-Токио) обязывали и Японию открыть военные действия против Советского Союза. События в районе Халхин-Гола лишний раз подчеркнули готовность японцев скрестить оружие с Красной Армией. А вот сближение с Германией такую возможность практически исключало, так что с точки зрения военно-политической для Советского Союза было предпочтительнее заключить союз с Германией и тем самым нейтрализовать Японию. К тому же определенные круги в Японии считали, что главным объектом в будущей войне должен стать не Советский Союз, а Юго-Восточная Азия, так что Стране восходящего солнца было где удовлетворить свой разыгравшийся боевой дух. И однако Сталин продолжал искать прочного и надежного союза с Англией и Францией до тех пор, пока окончательно не убедился в нежелании Чемберлена и Даладье брать на себя такие обязательства.
* * *
Итак, 23 августа 1939 года был подписан советско-германский договор о дружбе и ненападении, или пресловутый «пакт Молотова-Риббентропа». Условиями подписания пакта Сталин устами Молотова выдвинул требования предоставить СССР кредит в 300 млн. марок сроком на 7 лет под 4,5 % годовых! [156] Помимо этого, советская сторона потребовала пустить их делегации на все военные заводы Германии и разрешить им отобрать все образцы самого современного оружия, приборов, боеприпасов и техники. А затем на сумму этого кредита (!) поставить нам лицензии на производство этого оружия и техники, а также изготовить станки и оборудование для оснащения советских заводов по производству этого оружия.
По свидетельству американского историка А. Буллока:
«Немцы выходили из себя по поводу того, что они считали лицензированным шпионажем и вообще были ошеломлены, когда увидели, чего хотят русские. Соглашение предусматривало поставки из Германии промышленных товаров и оборудования в обмен на сырьевые материалы. Советский список почти полностью состоял из военных материалов и включал не только взятые на вооружение новейшие самолеты, артиллерию и корабли, но также и те, которые находились в разработке на общую сумму свыше 1 000 млн. марок. Кончилось тем, что русские потребовали поставить все к концу 1940 года, и этот срок совершенно не укладывался в планы германской кампании на этот год. Немцы протестовали, утверждая, что если только советское правительство не изменит своих требований, то вся сделка не состоится. 19 декабря Микоян ответил: «Советское правительство считает поставку всего списка единственным удовлетворительным эквивалентом поставок сырьевых материалов, которые в нынешних условиях Германия не получит иным способом на мировом рынке…»
Когда договор наконец 11 февраля подписали, список военных материалов, предусмотренных к [157] поставке немецкой стороной, все еще составлял 42 машинописные страницы, напечатанные через полтора интервала и включающие, например, прототипы всех новейших немецких самолетов, военных судов и полных установок для все еще державшихся в секрете химических и металлургических процессов, а также уголь…
В течение марта русские приостановили поставки зерна и нефти, ссылаясь на то, что германская сторона не выполнила своих обязательств по углю и что не поступило ни одного из обещанных самолетов. Стремясь восстановить доверие, Гитлер подписал указ, отдававший приоритет поставкам оружия в Советский Союз даже за счет вермахта».
* * *
А теперь попробуем ответить на такой вопрос: «Легко ли Сталин пошел на союз с Гитлером?» Я говорю: «Нет!» [158]
Во-первых, Сталину хорошо были известны и «Майн Кампф», и последующие выступления Гитлера, и его беспощадная борьба с коммунистами, и содержание антикоминтерновского пакта, да и многое другое. С 1933 года в третьем рейхе велась бешеная антисоветская пропаганда, а в Советском Союзе антифашистская.
Во-вторых, Сталин понимал, что на Западе Гитлеру практически делать было нечего, никакие глобальные проблемы там не решались (поэтому-то в 1940 году Гитлер и не оккупировал Францию полностью). Проблемы жизненного или, как теперь принято говорить, экономического пространства решались для Германии только на Востоке и в первую очередь за счет отторжения от Советского Союза Украины и Кавказа.
В-третьих, фактически разрушалась вся система Коминтерна, во всяком случае, раскол в европейских компартиях становился неизбежным и невольно поднимался авторитет и влияние Троцкого.
В-четвертых, за шесть лет пребывания Гитлера у власти Сталин как яростный борец с фашизмом обрел громадный авторитет не только у коммунистов, но и у всех европейских антифашистов. В руках Сталина оказался и такой козырь: в ночь на 10 ноября 1938 года в Германии прошли еврейские погромы («Неделя битых стекол»), а Сталин к тому времени уже заявил иностранным корреспондентам, что в Советском Союзе антисемитизм преследуется по закону, предполагающему даже высшую меру наказания.
Исходя из этих положений, можно с уверенностью сказать, что Сталину было не так-то легко пойти на союз с Гитлером. Более того, теперь он вынужден был устранить Троцкого, потому как в [159] создавшейся ситуации Троцкий мог перетянуть на свою сторону не только Коминтерн, но и широкое антифашистское движение.
Кстати, давно пора понять, что подобного уровня политические убийства проводятся не по чьей-то личной прихоти, а из соображений более серьезного порядка. К 1940 году Троцкий вновь встал на позиции «истинного марксизма», то есть вновь стал считать, что построение социализма в одной стране невозможно, что социалистическая революция должна произойти одновременно во всех странах. Из этого автоматически следовало, что большевики-сталинисты в России – это авантюристы, которые ведут и страну, и дело коммунизма во всем мире к гибели. Следовательно, по Троцкому, нужно было вернуть в Россию капитализм, дать ему «дозреть» до настоящей революции, которая, как якобы учил Маркс, произойдет сразу и во всем мире. Чтобы вернуть капитализм в Россию, в 30-е годы был лишь один путь – захватить в ней власть и, поскольку «своих» капиталистов практически не осталось, пригласить иностранных капиталистов, рядом с которыми, мол, сформируется и рабочий класс. Для достижения этой цели, как и в 1917 году, все средства были хороши. В том числе и взаимодействие с гитлеровской Германией. (Ведь не брезговал же Ильич брать в свое время у германского кайзера сребреники. Да и транспортом попользовался.)
* * *
23 августа в Европе, действительно, взорвалась настоящая политическая бомба. Но, спрашивается, почему Англия и Франция имели право договариваться с Гитлером, а вот Советский Союз – [160] не имел? Или еще вопрос: почему Чемберлен и Даладье могли дать Гитлеру на съедение другие страны, а Сталин не мог? В чем разница? А разница была. В Европе прекрасно понимали, что в любом случае Англия станет отсиживаться на своих островах, Франция спрячется за «линию Мажино» и только Советский Союз сможет реально противостоять Гитлеру, сплотив вокруг себя все антифашистские силы. И вдруг все эти надежды разом рухнули.
3 сентября 1939 года, то есть через день после нападения Гитлера на Польшу, в 11.00 Англия первой
Данный текст является ознакомительным фрагментом.