Глава X ИМПЕРАТОР УЧИТСЯ

Глава X

ИМПЕРАТОР УЧИТСЯ

Частная жизнь и семейное счастье позволяли эрцгерцогу реализовать свои устремления, но его возможная судьба была связана с политикой. Он всегда сохранял осторожность, когда дело касалось политики, особенно после фиаско, которое он потерпел в 1901 г. 8 апреля Франц Фердинанд согласился стать покровителем Лиги католических школ. На первый взгляд это казалось достаточно безобидным поступком с точки зрения католиков Габсбургов, но этот шаг вызвал настоящий скандал в прессе. Критики расценивали это как открытый союз с католической церковью и открытое объявление эрцгерцогом войны тем, кто стремился ослабить влияние Рима на империю и связи, традиционно установившиеся между папой римским и правителями Габсбургов. Эти опасения были не лишены основания: Георг фон Шёнерер, один из ведущих голосов, выступавших за разрыв Австрии с Римом, открыто проповедовал пронемецкие глобальные протестантские преобразования и выступал за объединение Австрии с Берлином. Что же касается Франца Фердиннада, он, как и многие другие, придерживался максимы: «Вдали от Рима — значит, вдали от Австрии».

На устроенном в его честь приеме эрцгерцог похвалил общество за «религиозную и патриотическую работу». Наиболее значительные протесты вспыхнули в Венгрии, где протестанты составляли значительную часть населения. Франц Иосиф был в ярости. В письме, адресованном племяннику, он писал, что такой поступок создал угрозу для внутреннего спокойствия империи, считая такую позицию «чрезвычайно неблагоразумной». Император был в таком бешенстве, что отдал распоряжение, запрещающее кому-либо из членов императорской семьи брать на себя какое-либо покровительство без его предварительного согласия.

Люди утверждали, что виновницей всего являлась София, которая надеялась использовать поддержку церкви для обретения собственной власти. Однако опасения, что эрцгерцог был лишь пешкой в руках католической церкви, не подтвердились. Франц Фердинанд однажды сказал: «Я не пошел бы на разрыв отношений со Святым Отцом даже в том случае, если бы он попытался использовать свои церковные полномочия против моих убеждений».

Большинство общественно-политических альянсов Франца Фердинанда также могло рассматриваться как достаточно спорные. Он восхищался Карлом Люгером, популярным венским бургомистром, чьи призывы к национализму и явному антисемитизму снискали ему популярность среди большой части горожан, в том числе у молодого Адольфа Гитлера. Люгер был достаточно противоречивым человеком, выражающим антисемитские взгляды, чтобы завоевать голоса избирателей, а в дальнейшем было несколько друзей-евреев. Франц Фердинанд был подвержен определенным антисемитским взглядам; для него они в меньшей степени были связаны с вопросом религии, эрцгерцог восхищался преданностью евреев своим ортодоксальным убеждениям, но предполагал, что за их внешней лояльностью скрываются заговоры, националистические, консервативные и антикатолические стремления. Но прежде всего он любил Люгера не за его антисемитизм, а потому, что мэр проповедовал близкие ему антивенгерские взгляды и обличал венгерский экстремизм.

Большую часть своей политической энергии Франц Фердинанд сосредоточил на своем секретариате, знаменитом Milit?rkanzlerei, или Военной канцелярии, в которой создавались и обсуждались политические планы, призванные быть реализованными в ближайшем будущем. Военная канцелярия располагалась в Нижнем Бельведере в Вене и со временем стала высокоэффективным учреждением, созданным для того, чтобы предоставлять эрцгерцогу необходимые консультации по военным и политическим вопросам, когда он вступит на престол. В сущности, это открывало для Франца Фердинанда путь к окончанию его образования и давало возможность познакомиться с идеями и тенденциями вне официальных источников. Его беспокоило то, что очень часто министры правительства представляли «только односторонний и ненадежный взгляд на реальное положение дел». Собирая различные мнения и знакомясь с аналитическими отчетами лучших умов страны, он рассчитывал выработать собственное мнение, «независимое от точки зрения правительства Франца Иосифа».

Майор Александр Брош фон Аренау родился в 1870 г. и был отпрыском аристократического рода. Он стоял во главе канцелярии и действовал как главный адъютант эрцгерцога. Будучи интеллигентным и тактичным, майор как доверенное лицо эрцгерцога обладал доступом ко всем официальным документам и бумагам. Ранее император пытался держать племянника в некоторой изоляции и отказывался предоставлять правительственные документы. Но Брош настаивал на том, что канцелярия должна получать все бумаги, а не только те, которые Франц Иосиф считал целесообразными для информирования эрцгерцога. Франц Фердинад ценил Броша и уважал его мнение и советы.

Брош как человек, хорошо знавший Франца Фердинанда, дал окончательный набросок его характера:

«Эрцгерцог был открыт для разных мнений. Ему легко было доказать правильную точку зрения, при условии, что вы должны были понимать, что он не доверяет своему собеседнику и вы знаете, как это правильно сделать. Эрцгерцог не терпел прямого противоречия. С другой стороны, он был готов согласиться с большим, чем подавляющая часть других людей, — и это правда, как она есть, без прикрас. И именно такой честности он и ждал от других. Поэтому нужно было знать, как выйти на откровенный разговор с эрцгерцогом: если не противоречить ему явным образом, можно было добиться практически всего. Конечно, это требовало тонкости, большого чувства такта и выбора подходящего момента; другими словами, было достаточно непростым делом… Эрцгерцог являлся высокоодаренным человеком, обладавшим невероятной скоростью восприятия, особенно в условиях войны. При этом он не владел детальным знанием военного дела и не отличался достаточной выносливостью. И все же тех основ, которые ему дали его учителя, было вполне достаточно, чтобы быстро оценивать и принимать эффективные решения, правильные в тактическом и оперативном смыслах… Такие решения эрцгерцог принимал зачастую чисто интуитивно, и они оказывались в итоге верными… К тем, кто работал вместе с ним, эрцгерцог проявлял буквально волшебную доброжелательность; в течение тех шести лет, что я работал под его началом, я никогда не стал свидетелем какого-либо недружелюбного жеста и не услышал ни единого грубого слова. Стоило только однажды завоевать его доверие, что само собой занимало достаточно много времени, и его расположение и доверие к вам не будут уже иметь никаких ограничений».

В 1911 г. Брош оставил канцелярию и вернулся в регулярную армию, но эрцгерцог не прекращал с ним общения, спрашивал его совета и заверял в вечной дружбе. После того как он признался в том, что оставил пост, чтобы проводить больше времени со своей больной невестой, Франц Фердинанд написал ему:

«Мои самые теплые пожелания, и спасибо вам за ваше длинное и подробное письмо. Ваше поведение удивило меня до чрезвычайности, и я должен был бы отругать вас за то, что вы так долго не делились со мной заботами своего сердца. Это печалит меня. Как невообразимо долго вы носили в себе свое горе, пока служили мне самым преданнейшим образом! Та величайшая жертва, которую вы принесли мне, ничего не рассказывая о своих тревогах, наполняет мое сердце глубочайшим уважением к вам теперь, когда я знаю ваши благородные намерения и то, что пришлось вам пережить! Если бы я только знал о тех заботах, с которыми вы столкнулись в связи с тяжелой болезнью вашей невесты осенью, я бы, конечно, дал вам отпуск. И сейчас я искренне жалею, что не знал того, что вас так беспокоило. Вот почему, испытывая потребность в ваших услугах, я послал вам вызов! Дорогой Брош, я благословляю вас и вашу невесту от всего сердца и желаю вам всего наилучшего и удачи… И еще раз, я посылаю вам самые теплые искренние пожелания счастья от лица моей супруги и детей. Пожалуйста, дайте мне знать, когда состоится ваша свадьба, так как нам очень хотелось бы разделить с вами этот радостный день, в который вы найдете свое счастье и покой, и выразить вам лично наши самые теплые пожелания».

Полковник Карл Бардольф заменил Броша на должности начальника канцелярии и остался бороться с растущим возмущением, направленным против собственного секретариата императора. Военная канцелярия во многом играла роль своего рода теневого правительства, готовя чиновников, военных и политиков, имеющих свое собственное мнение, и пыталась формировать политику будущего. Как писал один историк, Франц Иосиф «рассматривал ее как альтернативный политический центр в Бельведере и как угрозу, способную изменить принципы его монархии. Он не собирался делить полномочия своего правительства». Так, в 1907 г. во время пересмотра австро-венгерского соглашения Франц Иосиф приказал своим чиновникам не предоставлять полную информацию Францу Фердинанду и отказать его канцелярии в доступе к государственным бумагам. Возможно, император просто хотел не допустить неприятных сцен или дипломатических инцидентов, но его действия подтвердили лишь худшие опасения эрцгерцога: его дядя намеренно держал его в неведении относительно таких важных вопросов, которые в один прекрасный день, возможно, станут его ответственностью. Соперничество между ведомствами дяди и племянником было таким острым, что секретариат Франца Фердинанда даже называли «Оппозиционным кабинетом». Бывший премьер-министр Эрнест фон Кёрбер заметил как-то со знанием дела: «У нас не только два парламента, но даже два императора!»

Антипатия императора не давала Францу Фердинанду возможности применить свою энергию и таланты на практике. Франц Иосиф, говорил Маргутти, считал «абсолютно невозможным» сотрудничать со своим племянником. Он не мог понять его взглядов, а идеи реформирования старой империи считал неприемлемыми. Ходили даже слухи, что Франц Иосиф пытался подкупить своего племянника, чтобы тот уступил свою очередь в наследовании престола, и избегнуть таким образом его катастрофического правления.

Дядя и племянник никогда не были близки, а морганатический брак эрцгерцога только усилил отрицательное отношение к нему императора. Императору казалось, что Франц Фердинанд слишком независим, либерален и непостоянен; он подозревал его в жажде власти и беспокоился, что он мог разрушить хрупкий баланс сил, объединяющий империю. Эрцгерцог, в свою очередь, жаловался на то, что император относился к нему как к «самому низшему служащему» его двора. Пропасть лежала между обоими мужчинами: один не мог видеть дальше традиций и архаичных устоев, а другой не знал, как умерить свой темперамент и сделать собственные взгляды убедительными для консервативного императора. Они не могли понять друг друга.

Эрцгерцог, как вспоминал Маргутти, неоднократно предлагал дяде «многие полезные предложения. Со временем они становились все более ценными, но его дядя слишком легко хоронил себя в деталях и мелочах и уже не мог разглядеть за деревьями леса. Сотрудничество с Францем Фердинандом могло бы стать для старого императора очень полезным, и он мог бы извлечь из него неожиданные преимущества». Но этого не происходило. Франц Иосиф был слишком старым и уже не мог отказаться от своих консервативных взглядов в пользу новых альтернатив. Будучи убежденным, что он все знает лучше своего племянника, оставался глух к его новым идеям.

Франц Фердинанд не раз предлагал радикально модернизировать архаичный Императорский департамент уделов, в чьем ведении находились финансы династии. При изучении дел различных сословий, доходов и инвестиций Франц Фердинанд обнаружил, что в департаменте в полный рост процветали коррупция, растраты и некомпетентность. Когда император отказал ему в аудиенции по рассмотрению этого вопроса, Франц Фердинанд изложил факты своего расследования в десятистраничном докладе. На его страницах он также предлагал меры по борьбе с растратами, направленные на увеличение доходов. Франц Иосиф встретил эту идею с холодом. «Я узнал от князя Монтенуово, — писал император, — что вы имеете свои соображения относительно фонда семьи. Теперь мне есть что вам ответить… Я рассмотрел вопрос со всех сторон и должен вам ответить, что как опекун, несущий ответственность за общий фонд семьи, я не могу позволить ваши эксперименты. Система управления фондом служила нам на протяжении многих лет и не может быть так просто отменена».

«Франц Иосиф, — рассказывала правнучка эрцгерцога принцесса София, — поступал с ним так же, как и с Рудольфом: просто не сообщал ему многих вещей. Между ними было очень мало общения, так что часто он не мог понять, что происходит, и сообщить об этом императору». Франц Фердинанд жаловался, что ему приходилось «узнавать все из газет», что император «никогда не слушает его» и что он «рассказывает ему меньше, чем самому низшему лакею». Он был безмерно расстроен. «Его страстные желания встречались с холодной сдержанностью, а его ясное видение было приговорено к бессильности наблюдателя, — рассказывал один чиновник. — Подавление его энергии разрушало ему нервы, и он мучился страхом, что когда придет на трон, будет бессилен что-либо сделать, и все может стать уже безнадежно неправильным».

И все же Франц Фердинанд был полностью исполнен лояльности, уважения, преданности и даже набожности по отношению к своему дяде. «Вы знаете, — писал он однажды графине Фуггер, — с каким почтением и уважением я отношусь к моему императору. Именно эта большая любовь вызывает мои внезапные порывы, в которых я высказываю собственные взгляды на политику, на домашние и иностранные дела, ибо я надеюсь таким образом послужить моему императору и моей стране». Он искренне верил, что Бог выбрал Франца Иосифа, чтобы править (как, видимо, и в то, что Бог в один прекрасный день выберет и его на эту роль), и старался осторожно выступать со своими идеями. Эрцгерцог ненавидел тот факт, что его дядя часто уступал в спорах с политиками только для того, чтобы избежать неприятных столкновений. Но он никогда не критиковал Франца Иосифа: он признавал и поддерживал все решения императора, продолжая испытывать к своему дяде чрезвычайное уважение. Айзенменгер рассказывал о Франце Фердинанде, что его «династические, религиозные, монархические и военные взгляды исключали какое-либо враждебное отношение к императору». «Он не был человеком, легко расстающимся со своим мнением, и все же я никогда не слышал, чтобы он позволил себе хотя бы один намек в эту сторону. Напротив, он был счастлив, если его слова удостаивались похвалы или благодарного слова императора». Внук эрцгерцога Георг, герцог Гогенберг, добавлял: «Предпринять какие-то шаги против императора, по политическим или каким-то другим мотивам, никогда не могло даже прийти ему в голову… Выступать против императора или его команды, или даже просто ссориться с ним, — это было для него невозможным и немыслимым».

Известно, что эрцгерцог не проходил специального обучения как наследник престола. Восполняя этот пробел своего образования, он изучал все что можно — газеты, книги, официальные бумаги и меморандумы и привлекал в Военную канцелярию способных людей с новыми идеями. «Некоторые из ведущих государственных деятелей монархии были очень высокого мнения о его способностях, — сообщал британский дипломат, — в то время как близко с ним знакомые люди отзывались чрезвычайно лестно о его вежливости и обаянии. Тем не менее из-за своего замкнутого характера и тех трудных обстоятельств, в которых он оказался как наследник престола, эрцгерцог тщательно охранял от посторонних свой внутренний мир, и для общества он оставался во многом величиной неизвестной». Бывший премьер-министр Кёрбер полагал, что Франц Фердинанд, оказавшись на престоле, откроет дорогу либеральным тенденциям, а военный министр считал, что он «за двадцать четыре часа сделает больше уступок, чем Франц Иосиф за двадцать четыре года». Даже Маргутти, не относящийся к числу поклонников эрцгерцога, говорил, что Франц Фердинанд «с помощью своей супруги и своего интеллекта обладает потенциалом по безошибочной оценке политической ситуации, не прибегая к изучению множества бумаг», и что эрцгерцог способен решить практически невыполнимую задачу, которую он себе поставил, по превращению старой империи в современное государство.

То, что многое нужно было менять, эрцгерцог был убежден. Будучи по сути консервативным в своих взглядах, он опасался, что растущие национализм и технический прогресс неизбежно разрушат старую империю. Эрцгерцог сосредоточил свое внимание на возможном будущем и том, как можно было бы сохранить суверенитет Габсбургов, не прибегая к радикальным реформам. Он рассматривал Венгрию как надоедливое бельмо на лице Австрии, никогда не забывая, как венгерские офицеры отказались использовать немецкий язык, отдавая команды; как газеты Будапешта с радостью сообщали о его болезни и скорой смерти; как все возносили хвалу революционерам 1848 г., собравшимся порвать с Габсбургами. «Так называемых порядочных венгров, — жаловался он однажды, — просто не существует. Каждый венгр, будь он министром, князем, кардиналом, мещанином, крестьянином или конюшенным, является революционером или ослом (кардинал, конечно, не осел, но он республиканец)».

На момент вступления на престол у эрцгерцога было не меньше планов по работе с «венгерскими предателями», чем и по полной реорганизации империи. Он планировал ликвидировать старую Австро-Венгерскую монархию на карте и добавить новое, третье королевство южных славян, словенов и хорватов к короне. Это позволило бы снизить венгерское влияние и выровнять взаимоотношения внутри империи. Франц Иосиф, рассказывал Маргутти, рассматривал эту идею как святотатство против существующего порядка.

В конце концов эрцгерцог отбросил эти мысли как нежизнеспособные. На их место пришла идея, рожденная во время его визита в Америку: трансформация империи в содружество автономных федеративных штатов, объединенных под центральной властью венского правительства. «Это единственное спасение для монархии», — объявил он в 1912 г. Румынский профессор Аурел Попович в своей книге, вышедшей в 1906 г., «Соединенные штаты Великой Австрии», предлагал новую политическую карту страны: пятнадцать независимых государств, каждое со своим преобладающим этническим составом и языком, объединенные под властью реформированного венского парламента, занимающегося финансовыми, международными и военными вопросами. Согласно этому плану венгры потеряли бы контроль над Веной, в то время как славяне и другие национальные меньшинства получили бы равные права и свои представительства. Когда Маргутти указал, как трудно было бы законодательно трансформировать монархию в империю федеративных государств, Франц Фердинанд настаивал на том, что это можно было бы сделать «силой».

Что касается внешней политики империи, Франц Фердинанд высказывал удивительно умеренные и миролюбивые взгляды. В 1882 г. был создан Тройственный союз с непростыми отношениями, объединивший Австро-Венгрию, Германию и Италию. Пруссия со своим открытым милитаризмом всегда пугала эрцгерцога; несколько раз он высказывал опасения, что бряцание Берлина оружием приведет однажды к европейской войне. Италию Франц Фердинанд не считал достаточно надежным союзником. Он помнил, что пятьдесят лет она объединяла свою территорию за счет нескольких провинций Гасбургов и постоянно угрожала разорвать их союз и объединиться с Францией; он даже отказался присоединить к своим титулам итальянское имя Эсте. В отличие от своего дяди Франц Фердинанд уже воспринимал как свершившийся факт потерю Габсбургами этих провинций и объединение Италии. Он мог высказывать свое разочарование положением дел в стране и позволять себе едкие замечания, как и ратовать о развитии нарождающегося военно-морского флота, чтобы держать итальянцев в узде, но эрцгерцог никогда не рассматривал возможность возвращения Австрией своих потерянных территорий.

Больше всего эрцгерцогу хотелось возродить то, что было потеряно: союз между Австрией, Германией и Россией. Три империи уже объединялись в прошлом. Первый раз — в Священном союзе 1815 г., а позднее в «Союзе трех императоров» в 1873 г. Но эти союзы пали жертвой политических и дипломатических интриг. Франц Фердинанд чувствовал, что если их альянс удастся каким-то образом восстановить, то мир в Европе будет обеспечен. Проблема была в России, которая с 1890-х гг. была в союзе с республиканской Францией. Эрцгерцог был исполнен энтузиазма относительно молодого царя Николая II, который взошел на престол в 1894 г., и верил, что смог бы наладить с ним хорошие отношения, которые станут залогом стабильности. Посол Австрии в Санкт-Петербурге, настаивал Франц Фердинанд, должен «работать, прикладывая все свои силы, чтобы наши отношения с Россией стали настолько хорошими, насколько возможно. Создание «Союза трех императоров», поддержание мира и укрепление монархических принципов — это цель моей жизни, к которой я всегда буду преисполнен энтузиазма и посвящу все мои силы». Даже когда обе империи перестали союзничать, эрцгерцог не отказывался от своей мечты о союзе между Габсбургами, Гогенцоллернами и Романовыми. Если бы Францу Фердинанду удалось преуспеть в своих стремлениях, может быть, история двадцатого века стала бы совершенно другой.

Тайна всегда окружала планы эрцгерцога, даже после его возможного восшествия на престол. Люди открыто сомневались в том, будет ли он верен своим клятвам; многие историки и сегодня продолжают настаивать на том, что, если бы Франц Фердинанд оказался на троне, он бы забыл свои обещания. Венгры постоянно высказывали опасения в том, что в один прекрасный день эрцгерцог откажется от статуса своего брака как морганатического и тем самым расчистит Софии дорогу к статусу королевы, а ее сыну Максу — к роли короля. Партия независимости в Будапеште даже распространила заявление о том, что не верит в то, что эрцгерцог будет всегда связан своей клятвой. «Как только мы возложим на него корону, мы возложим корону и на его жену. Венгрия не может быть без королевы».

Ответ на этот вопрос, конечно, никогда не был получен при жизни Франца Фердинанда, но последствия проглядывались в сомнительных комментариях, которые дала позднее императрица Цита. Хотя племянник Франца Фердинанда Карл заверял, что эрцгерцог всегда оставался верен своей клятве, Цита сомневалась в этом:

«Некоторые случайные замечания, свидетельницей которых я была, заставили меня задуматься. Например, я помню, как однажды после разговора об одном трудолюбивом управляющем дядя Франци заметил: «Этот человек очень много работает. Я просто не смогу понять, если кто-то не будет стараться так же ради своих детей». Очевидно, это высказывание может объясняться его собственными мыслями о себе и своих детях. Мой муж совершенно определенно боялся этого. Он чувствовал, что после прихода его дяди на престол он постарается сделать так, чтобы его дети стали обладать правом наследования. Эрцгерцог Карл по-прежнему будет оставаться наследником престола, но из-за венгерского фактора монархия могла разделиться на два противоборствующих лагеря по вопросу будущей королевы».

Цита интерпретировала высказывание Франца Фердинанда так, как ей хотелось, невзирая на все отрицающие это факты. Никогда не отказывавшаяся от своих нелепых предубеждений, она кормила мужа подозрениями в покушении эрцгерцога на его права и своими подозрениями против «дяди Франци»; заговоры чудились ей повсюду. Опровержением ее гипотез стали планы Франца Фердинанда, которые были опубликованы лишь в 1926 г. Манифест о восшествии эрцгерцога, объединивший в себе его собственные идеи, разработки Броша и его канцелярии, окончательно опровергал предположения, что он планировал отказаться от своей клятвы.

В случае своего восшествия на престол как «император Франц II» эрцгерцог обещал «равное право участия в общих делах монархии» для всех своих подданных и расширение религиозных свобод. Он также предлагал отложить свою коронацию в Будапеште до тех пор, пока политическая несправедливость не будет устранена. Затем там излагались порядок преемственности и положение Софии. Франц Фердинанд обращался к своей присяге, данной в 1900 г., и клялся ее сохранять, называя эрцгерцога Карла как своего наследника. В тексте не содержалось никаких претензий на то, что положение Макса и Эрнста могло быть пересмотрено. Про Софию он прямо указывал, что ее статусом является Ее Высочество герцогиня Гогенберг. В то время как ей будет присвоен статус первой дамы империи и высочайший приоритет как супруги императора, она не могла стать императрицей или королевой.

По всей видимости, это то, что было на самом деле, — эрцгерцог не собирался пересматривать правопреемственность престола и статус Софии в пользу императрицы или королевы. Знал ли Франц Фердинанд, как сочетать между собой идеи возрождения империи и реформирования ее структуры? Этот вопрос останется без ответа, хотя по иронии судьбы старший сын Карла и Циты считал, что знал ответ. Он утверждал, что «именно Франц Фердинанд», и никто другой, мог бы спасти империю и укрепить монархию, и именно этой мечтой он и жил.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.