1-е действие. Хохэншбангау. «Лоэнгрин»
1-е действие.
Хохэншбангау. «Лоэнгрин»
Находясь в Мюнхене, можно без всяких сложностей заказать в многочисленных туристических бюро однодневную экскурсию в Альпы, к сказочным замкам Нойшванштайн и Хохэншвангау[28] (скорее всего, в эту же экскурсию вам предложат посетить либо очаровательную Вискирхе[29] и знаменитую деревню Обераммергау, о которой мы еще будем говорить подробнее в связи с Людвигом II, либо другой «людвиговский» замок, Линдерхоф; вот уж воистину «галопом по Европам»). Комфортабельный автобус доставит вас непосредственно к экскурсионному центру в городке Швангау (Schwangau), расположенному в низине между двумя замками, но, как правило, экскурсия ограничивается посещением лишь Нойшванштайна, считающегося наиболее интересным, и несется далее по намеченному маршруту. Конечно, для подробного и обстоятельного знакомства даже с одним Нойшванштайном времени отпущено крайне мало!
Если же нет желания связываться с экскурсией, единственным плюсом которой будет заранее зарезервированный билет в замок на определенное время, что избавит от необходимости стоять в длиннющей очереди в кассы (есть три вида билетов: осмотр только Нойшванштайна, осмотр Нойшванштайна и Хохэншвангау — оба вида билетов приобретаются в одних и тех же общих кассах; при желании осмотреть только Хохэншвангау, вы можете купить билет в специальных кассах «без Нойшванштайна», очередь в которые на порядок меньше), можно воспользоваться железной дорогой (кстати, это обойдется вам в несколько раз дешевле, несмотря на то, что в Германии железнодорожный транспорт достаточно дорогой).
Кстати, самым выгодным будет приобрести на вокзале в автоматах или в туристическом бюро (Reiseburo) так называемый однодневный баварский билет (Bayern-Ticket). Имея в кармане эту «волшебную карточку», вы можете путешествовать впятером (или родители с любым количеством собственных детей) с 9.00 утра до 3.00 ночи на всех видах общественного транспорта (конечно, за исключением такси, пароходов и скоростных поездов с маркировкой ICE, IC и ЕС) по всей Баварии! Только имейте в виду, что баварский билет действует лишь с понедельника по пятницу; для выходных есть аналогичный билет выходного дня (Schones-Wochenend-Ticket, или SWT).
Выехав из Мюнхена, вы делаете пересадку в Бухлоэ (Buchloe) и, доехав до маленького старинного городка Фюссен (Fussen), можете спокойно пройтись пешком до Швангау (около 5 км от Фюссена), откуда подняться до экскурсионного центра по улице Schloss-Schwangauer strasse. Вы ни на секунду не пожалеете о затраченных силах и времени, наслаждаясь изумительным видом, постепенно открывающимся перед вами, и проникаясь тем неповторимым таинственным духом горных пейзажей Баварии, который заранее настроит вас на нужную волну для восприятия ждущей вас сказки.
А еще лучше — снимите в Фюссене отель хотя бы на два дня (что, опять же, будет дешевле проживания в Мюнхене) и постарайтесь по-настоящему впитать в себя атмосферу этого величественного и вместе с тем необыкновенно уютного края. Тем более что и сам Фюссен достоин вашего внимания: древняя история города начинается в римские времена, когда он был построен на пути из Северной Италии в Аугсбург; в 1313 году аугсбургские епископы сделали его своей летней резиденцией; в 1803 году город был присоединен к Баварии. Доныне в Фюссене сохранился средневековый замок с великолепной аркадой, украшенной росписью в технике тромплей[30](1499), где теперь находится филиал Баварской художественной галереи. Кроме того, здесь сохранился бенедиктинский монастырь IX века, в котором сегодня располагается Музей города Фюссена с уникальной коллекцией лютней и скрипок работы местных мастеров, а также две уникальные церкви — Святого Магнуса (St. Mang-Kirche), построенная в 1721 году, и Святого Духа (Heilig-Geist-Spitalkirche), фасад которой расписан Йозефом Антоном Вальхом (1749).
Только представьте: над ярко-зеленой долиной между двумя изумрудными озерами Альпзее (Alpsee) и Шванзее (Schwansee) возвышается мрачная гора Тегельберг (Tegelberg) … Постойте! Для русского туриста в названии Шванзее, что дословно переводится как Лебединое озеро, звучит что-то родное и очень знакомое. Уж не его ли имел в виду Петр Ильич Чайковский, когда писал свой поэтичнейший и вдохновенный балет?
Да, сказка уже начинается. Ведь когда в 1875 году Чайковский получил заказ от В.П. Бегичева, заведующего репертуаром императорских театров Москвы, написать романтический балет, он «принял самое живое участие в создании либретто нового балета, требуя, чтобы сюжет был обязательно средневековый и фантастический. Вспоминая “Лоэнгрина” Вагнера и слышанные от Клиндворта[31] истории о сказочном “лебедином” короле Людвиге (да и не только от Клиндворта — вся Европа тогда говорила о Людвиге II Баварском), Петр Ильич решил назвать новое сочинение “Озеро лебедей”. Но воспеть Лебединое озеро, не побывав там, Чайковский не мог, и вот в 1876 году он едет в Баварию»{12}. Петр Ильич был навсегда очарован этим краем, в котором оживает и средневековая легенда о прекрасном рыцаре-лебеде Лоэнгрине…
Миннезингеры… Певцы любви (от нем. Minne—любовь в самом высоком и совершенном своем проявлении и Singer — певец)… Романтические рыцари Средневековья. К ним относился и знаменитый Вольфрам фон Эшенбах…[32]
«Во времена первых Каролингов (название династии происходит от Карла Великого, с которым мы “встретимся” в одной из комнат Хохэншвангау. — М.3.), в VIII—IX веках нашей эры, в Европе происходили удивительные, почти полностью покрытые мраком тайны события. Некоторыми — весьма скудными — сведениями о них располагал лишь узкий круг людей, стремившихся более глубоко, чем тому способствовала официальная церковь, проникнуть в суть христианской нравственности. Рассказы о тайнах глубокой старины сохранялись в среде этих пытливых христиан в течение столетий и представляли собой скрытое направление культуры в период господства романского стиля. Покров таинственности был снят только в XII столетии… Первым вернул старинные легенды из небытия, к тому же изложив их в эпической форме, француз Кретьен де Труа в семидесятые годы XII века… Однако Кретьену де Труа не хватило жизни, чтобы завершить сей труд. Величественную эпопею довел до конца немецкий рыцарь Вольфрам фон Эшенбах… Он указывает, что, помимо Кретьена де Труа, он черпал материал для своей поэмы о Парцифале[33] и у других авторов, среди которых называет по имени лишь одного — загадочного Киота[34]… Вольфрам фон Эшенбах переработал и объединил в своей поэме в основном три эпических цикла: во-первых, легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола, во-вторых, сказания о чуде самого Святого Грааля и, наконец, легенды о вратах Грааля и героическом рыцаре Парцифале»{13}.
Считается, что легенда о Святом Граале или Грздале изначально кельтского происхождения. Но языческая идея о чаше (в некоторых источниках, в частности поэме Вольфрама фон Эшенбаха, — сакральном камне, хотя чаще всего этимология слова «Грааль» выводится от лат. gradalis, что означает «сосуд», «ваза», или «кубок»), наделяющей даром мудрости и ясновидения того, кто ее обретет, получила новое рождение под влиянием христианства. Грааль — это евхаристическая Чаша Христа, в которой Спаситель освятил хлеб и вино во время Тайной Вечери. После распятия Иосиф Аримафейский, тайный ученик Христа, член синедриона, испросивший у Пилата позволения снять тело Иисуса с креста, собрал в нее кровь Спасителя. Это Чаша, «из которой изливается святость; обладание ею считается высочайшей рыцарской доблестью… Переходя от галльских бардов к норманнским рассказчикам, затем к трубадурам во Франции, а оттуда в Германию, легенда приняла религиозный и мистический характер. Она существует в трех видах, которые соответствуют трем последовательным фазам ее развития: 1) «Передур из Мабиногиона»; 2) «Персеваль, или Повесть о Граале» Кретьена де Труа; 3) «Парцифаль» Вольфрама фон Эшенбаха»{14}. После смерти Иосифа Арима-фейского ангелы вознесли Грааль и копье Лонгина, которым был пронзен Спаситель на кресте, на небо, но затем возвратили их на землю Титурелю — основателю ордена рыцарей Святого Грааля. Наследник Титуреля Фримутель погибает в поединке, а его наследник Анфортас (у Вагнера Амфортас) уступает свой трон хранителя Святого Грааля Парсифалю.
Вот, в частности, о чем рассказывает Вольфрам фон Эшенбах в своем «Парцифале». «…На тридцать верст окрест нет здесь никакого жилья, возведенного рукой человека. Впрочем… есть тут неподалеку замок, где свершаются любые земные желания. Только тому, кто ищет дорогу в это царство, не дано ее отыскать, а ведь столь многие пытались ее найти. Туда может случайно проникнуть лишь тот, кто к этому не стремится… Прозывается замок[35] Мунсальвеш (точная немецкая транскрипция французского названия Mont Sauvage, что в переводе означает Дикая Гора; для русскоязычного читателя более привычна форма Монсальват. — М.З.), а местность, которой правит его владыка, — Терредесальвеш (в переводе Дикая Земля. — М.З.)»{15}. «…Там, где кончается гряда скал, надо будет взять направо, и вы попадете на тропу, ведущую в нужном направлении. А когда подъедете к крепостному рву, попросите опустить подъемный мост»{16}. В этом замке живут чистые сердцем рыцари и непорочные девы. Они—хранители чудесного Святого Грааля, который «считается истоком всех жизненных сил, одновременно корнем и плодом земного совершенства… И чудодейственная духовная сила, которую он источал окрест, была превыше всех земных благ… Лишь тому, кто чист и искренен сердцем, кто сумел сберечь целомудрие души, доверялось держать Грааль…Грааль в своей великой силе мог дать, чего б вы ни просили»{17}. Парцифаль, который после многих приключений становится владыкой царства Грааля, и прекрасная королева Кондвирамур, имя которой можно перевести со старофранцузского как «Приносящая любовь», — это отец и мать будущего Лебединого Рыцаря Лоэрангрина, известного нам как Лоэнгрин.
Печать с фигурой Лоэнгрина
Лоэнгрин, безгрешный рыцарь, рожденный в благословенном царстве Грааля, спускается на землю, чтобы защитить честь несправедливо обвиненной в преступлении Прекрасной Дамы (в более поздних вариантах легенды Эльзы Брабантской). Его привез в лодке по озеру чудесный Лебедь. Избавив Прекрасную Даму от недругов, Лоэнгрин попросил ее руки с одним условием: она никогда не должна спрашивать его имя и интересоваться происхождением. Но жена Лоэнгрина не выдержала испытания и задала роковой вопрос. Лоэнгрин открывает себя, но отныне он вынужден покинуть землю и вернуться в царство Грааля. И вновь к берегу приплывает Лебедь и увозит прекрасного рыцаря навсегда…
Вплоть до XIX века находились различные варианты легенды о Парсифале и Лоэнгрине. Одними из самых известных «поздних» версий этих преданий стали пересказы братьев Гримм «Рыцарь Лебедя» и «Лоэнгрин в Брабанте». Не говоря уже о гениальном музыкальном воплощении в шедевре Рихарда Вагнера.
Но вернемся к нашему путешествию. Итак, не спеша, вспоминая старинные легенды, мы приближаемся к Швангау. И вот уже слева от нас, вдали, словно парит в небесах и манит нездешней красотой Нойшванштайн, а справа (почти как в описании Вольфрама фон Эшенбаха) открывается великолепная панорама на цель нашего путешествия — Высокий Лебединый Край, Хохэншвангау (от нем. hohen — высокий, schwan — лебедь, gau — область, край), Корону Шварценбергского дракона. Как гласит старинная немецкая легенда, здесь когда-то жил дракон, охранявший золото нибелунгов (с преданиями о нибелунгах мы еще не раз встретимся во время нашего путешествия в «страну Людвига II»). Дракона и сейчас можно увидеть воочию: стоит только подняться по противоположной от Хохэншвангау тропе к замку Нойшванштайн, и на одной из смотровых площадок (примерно на середине пути) вам откроется панорама горной гряды Шварценберг (Schwanzenberg), очертания которой очень напоминают окаменевшего дракона. Его тело и хвост обвивают озеро Альпзее, а на голове, словно золотая корона, величественно возвышается замок Хохэншвангау.
Сам замок тоже имеет древнюю историю, полную таинственных преданий и легенд. Он — прямой «потомок» замка Шванштайн, который служил резиденцией Вельфов[36] и был построен в хорошо защищенном месте в предгорьях Альп. Еще тогда рыцари Швангау получили эти земли в ленное владение, и замок стал «центром искусства» миннезингеров.
Есть версия, что миннезингеры Швангау достигли таких высот, что были даже увековечены в так называемой Гейдельбергской книге песен[37]. Не будем подвергать эту версию сомнению, тем более что у нас не было возможности изучить этот документ. Гейдельбергская книга песен (именно в такой транскрипции она известна в русскоязычной специальной научной литературе, поэтому более правильное с точки зрения немецкого произношения название — Хайдельбергская книга, как ее иногда называют, — не совсем корректно) была составлена в Цюрихе (согласитесь, далековато от Шванштайна). Кстати, ее основное название Манесский кодекс, а Гейдельбергской она названа потому, что всего-навсего хранится в библиотеке Гейдельбергского университета
В 1138 году началось непримиримое соперничество, вызванное борьбой за королевский престол, между родом Вельфов и родом Штауфенов[38] (Гогенштауфенов[39]). В 1191 году, во времена правления сына Фридриха I Барбароссы Генриха VI, замок Шванштайн перешел во владение Гогенштауфенов. Но ленные права рыцарей Швангау были ими сохранены.
В начале XVI века род рыцарей Швангау полностью угас. В 1535 году Шванштайн был приобретен имперским советником Иоганном фон Паумгартнером цу Паумгатеном (Paumgartner zu Paumgaten). Именно ему замок обязан своим нынешним названием — отстроив его заново в 1538—1547 годах, Паумгартнер дал Шванштайну новое имя — Хохэншвангау. Но после смерти имперского советника замок в течение следующих неполных 300 лет постепенно приходил в упадок, постоянно менял владельцев и постепенно превращался в руины, особенно пострадав во времена Наполеоновских войн в 1800—1809 годах.
В 1832 году, посетив эти места и влюбившись в их вдохновенную красоту, Хохэншвангау, наконец, купил (за 7000 гульденов) тогда еще кронпринц Максимилиан Баварский, будущий король Максимилиан II, отец Людвига II. Он спешно начал реставрацию «романтических руин» (продолжавшуюся в течение 1833—1837 годов), собираясь превратить замок в свою летнюю резиденцию. В итоге замок был полностью перестроен, от своего древнего «предка» он сохранил только совершенно особый романтический дух.
Хохэншвангау
Руководить реставрационными работами в Хохэншвангау был назначен Йоханн Доменикус Квальо. Его помощником стал архитектор Георг Фридрих Цибланд. О Квальо хотелось бы сказать несколько слов особо. Йоханн Доменикус Квальо, или Доменико Квальо II (Johann Dominicus Quaglio, Domenico Quaglio II), один из самых известных немецких художников-архитекторов эпохи романтизма, а также театральный художник, литограф и гравёр, родился 1 января 1787 года в Мюнхене, в семье художника и архитектора Джузеппе Квальо. Кстати, его брат Лоренцо тоже стал известным художником-пейзажистом и мастером жанровой живописи. Доменико обучался искусству у своего отца Джузеппе, а затем учился гравюре и литографии в мюнхенской Академии художеств у Карла Эрнста Христофа Гесса и Йоханна Михаэеля Меттенлейтера. В 1&03 году Доменико получил должность декоратора в Мюнхенском придворном театре, а с 1808 по 1814 год был придворным театральным художником по архитектурным и сценическим декорациям. При этом Квальо много путешествовал по Германии, Нидерландам, Франции, Италии и Швейцарии. Впечатления от этих путешествий послужили источником для многочисленных работ Квальо, на которых художник изображал готические церкви, дворцы, замки, руины, ратуши и т.п. Кстати, именно благодаря циклу работ Квальо мы сейчас можем представить себе, как выглядел Мюнхен до его капитальной перестройки Людвигом I. Вскоре Квальо стал членом мюнхенской и берлинской Академий художеств. В 1823 году совместно с Петером фон Гессом, Фридрихом фон Гертнером и Йозефом Карлом Штилером Квальо основал в Мюнхене первый в Германии «Художественный союз».
Когда Квальо получил заказ на строительство в Хохэншвангау, он целиком погрузился в работу и отдал ей все свои силы, что подорвало его здоровье. Квальо скончался 9 апреля 1837 года практически на строительной площадке Хохэншвангау. Его проект завершил мюнхенский архитектор Иозеф Даниэль Ольмюллер. Отделка же внутренних покоев замка осуществлялась по проекту австрийского художника и графика Морица фон Швинда, личности очень интересной и примечательной.
Мориц фон Швинд (Moritz Ludwig von Schwind) родился 21 января 1804 года в Вене, в семье надворного секретаря Тайной надворной канцелярии Франца Эдлера фон Швинда. Мориц обучался в Венском университете, он хотел пойти по стопам отца и стать чиновником, но в 1821 году серьезно увлекся живописью и поступил в венскую Академию изобразительных искусств. Там он учился у таких мастеров, как Иоханн Петер Краффт и Юлиус Шнорр фон Карольсфельд, брат певца Людвига Шнорра, о котором мы будем говорить ниже. В это же время Мориц фон Швинд познакомился и подружился с Францем Шубертом; впоследствии он заслужил прозвище «Шуберт в живописи». В 1828 году по совету Петера фон Корнелиуса Мориц переехал в Мюнхен. Здесь он, благодаря посредничеству Корнелиуса, получил заказ на роспись Королевской библиотеки. В росписи им были использованы мотивы поэзии Людвига Тика. В 1847 году фон Швинд стал профессором мюнхенской Академии изобразительных искусств. По рекомендации Франца фон Шобера он получил заказ от наследного великого герцога Веймарского на роспись отреставрированного замка Вартбург недалеко от Айзенаха. Созданные им в 1854—1855 годах настенные фрески в Вартбурге, такие как «Состязание певцов», вдохновили впоследствии нашего героя Людвига II на создание своего легендарного Нойшванштайна после посещения им Вартбургского замка в 1867 году… В 1866—1867 годах Мориц фон Швинд расписывал только что построенное здание Венской государственной оперы, фойе которой было названо его именем.
Но это все позже. А пока после поездки в Италию в 1835 году Мориц фон Швинд создавал проект росписи внутренних помещений замка Хохэншвангау, повествующей о последних эпизодах жизни Карла Великого. Кстати, в отделке внутренних покоев замка Максимилиан II в первую очередь уделил внимание настенным росписям, которых в Хохэншвангау особенно много. Кроме Морица фон Швинда, сюда были приглашены лучшие баварские живописцы, такие, как Кристиан Рубен, Михаэль Неер, Лоренцо Квалио, брат Доменико Квальо. Именно их кисти принадлежит тот таинственный фантастический мир средневековых легенд, в который попадаешь сразу, переступив порог Лебединого замка. Пожалуй, главным героем настенных фресок стал благородный Лоэнгрин, а также Тангейзер, согласно преданию, останавливавшийся в Хохэншвангау по пути в Рим. С легендарными личностями соседствуют исторические: Карл Великий, Гогенштауфены, Виттельсбахи, рыцари Швангау…
Портрет короля Людвига II. 1864. Художник Вильгельм Таубер
Одно из окон замка Хохэншвангау
Интересно отметить, что наш герой, Людвиг II Баварский, ставший хозяином Хохэншвангау в 1864 году, никогда не пытался модернизировать замок. Хотя свои собственные замки сразу снабжал всеми достижениями современного ему прогресса, такими как электричество, паровые машины, подъемники и т.д. Как знать, может, он не хотел тревожить покой дорогих ему теней легендарных героев, «чувствовавших» себя намного комфортней при таинственном и трепетном свете свечей, чем при вульгарных электрических фонарях?.. Лишь в 1910 году принц-регент Луитпольд провел в Хохэншвангау электричество. А в 1913-м замок был открыт для посещения в качестве музея. Отныне под любопытными взглядами миллионов туристов благородные рыцари, прекрасные дамы и волшебные лебеди предпочитают «не сходить» со своих полотен. Лишь тот, кто верит в сказку, сумеет «вступить в контакт» с духами-хранителями древних традиций и в полной мере почувствовать неповторимую атмосферу романтического рыцарского Средневековья.
Кстати, Хохэншвангау совсем не пострадал во время Второй мировой войны и сохранил подлинные предметы интерьера (в наши дни часть дворца закрыта; там находятся жилые помещения членов королевского дома Виттельсбахов, которым официально принадлежит замок).
Но красоты интерьеров замка ждут нас впереди. А пока мы, ориентируясь на время, указанное на билете, в которое мы должны подойти к пропускным турникетам перед внутренним двором, начинаем подниматься по неширокой каменной лестнице к воротам внешней стены Хохэншвангау. Здесь, между двумя фигурами рыцарей с гербами, начертана надпись: Erbaut vom Edlen von Schwangau, im Zwolfen Jahrhundert[40].
Фонтаны в саду Хохэншвангау
На зубчатых стенах, обращенных в сторону Нойшванштайна, с которых открывается замечательный вид, разбит небольшой, но очень уютный садик с фонтанами, гротом, пышными клумбами и апельсиновыми деревьями в кадках. В этом садике можно прекрасно отдохнуть после подъема и переждать время, остающееся до начала экскурсии (при этом, если вы приехали не самостоятельно, а на экскурсионном автобусе, то ваш основной гид остается за пределами Хохэншвангау; экскурсию, длящуюся всего около получаса, проводит один из сотрудников замка, который собирает группу в определенное указанное в билете время). Кстати, при входе в замок вы можете дополнительно воспользоваться аудиогидом, теперь он есть и на русском языке.
И вот, наконец, мы входим в Хохэншвангау. В нижнем этаже расположена придворная Капелла, к которой со двора ведет величественная лестница. В глубине узкой длинной залы, своды которой поддерживают толстые серые колонны, находится небольшой престол алтаря с распятием из слоновой кости. Здесь во время пребывания в замке королевская семья по воскресеньям и праздникам слушала обедню. Причем, согласно старинному обычаю, вход в капеллу в это время был разрешен всем окрестным жителям.
Прямо из капеллы лестница ведет на второй этаж в комнаты королевы-матери Марии. Правда, надо иметь в виду, что обойти все покои замка нам не удастся: Хохэншвангау находится в собственности семьи Виттельсбахов, и часть жилых комнат закрыта для обзора туристов. Но самые интересные интерьеры мы все же сможем посмотреть, чтобы составить полное представление об обстановке, в которой рос и воспитывался будущий король Людвиг П.
Спальня королевы-матери представляет собой так называемую Восточную комнату, отделка которой выполнена с использованием традиционных для того времени ориенталистских мотивов. Рядом с кроватью стоит круглый накрытый скатертью стол; кажется, что хозяйка покоев только что вышла ненадолго и в любой момент вернется…
Из спальни мы попадаем в Комнату Берты; кстати, в замке каждое помещение имеет свое название. Комната Берты — это рабочий кабинет королевы. Основная «тема» этого помещения — легенда о рождении короля Карла Великого, мать которого звали Берта. Согласно этой легенде, Карл Великий появился на свет в Баварии[41] на Штарнбергском озере (Штарнбергзее, о котором мы еще будем говорить позднее). Печальная ирония судьбы — именно на Штарнбергзее Людвиг II найдет свою смерть…
Здесь же, на втором этаже, расположена еще одна комната, символическая роспись которой была особенно близка Маленькому Принцу — Зал Лебединого Рыцаря. Это бывшая столовая замка, и, находясь в ней, просто невозможно оторвать глаз от величественной сцены прибытия прекрасного рыцаря-Лоэнгрина в золотой ладье, управляемой Белым Лебедем, — готовой декорации к опере Рихарда Вагнера, в «Лоэнгрине» которого для Людвига II поистине ожили картины из волшебного замка его детства…
Находясь под воздействием поэтической атмосферы легенды о Лоэнгрине, мы поднимаемся на третий этаж и попадаем в следующий романтический Зал Героев и Рыцарей. Здесь стены украшены росписью на тему саги о Вилкине, части легенды о Дитрихе Бернском, которая была утеряна в Германии, но сохранилась в норвежской копии XIII столетия[42].
Зал Героев и Рыцарей в Хохэншвангау
Готические колонны подпирают нежно-розовый потолок, по которому рассыпаны серебряные звезды. Иллюзию присутствия на средневековом рыцарском пиру добавляет стоящий посередине длинный стол, уставленный роскошными золотыми и серебряными приборами…
Следующая Комната Гогенштауфенов, стены которой, оправдывая свое название, украшены картинами из истории древнего рода, изначально служила комнатой для одевания короля Максимилиана II, а затем Людвига II. Но последний превратил ее в своеобразный музыкальный салон. Именно здесь, находясь по приглашению Людвига в Хохэншвангау, Вагнер играл для короля свои произведения — мы видим пианино, к клавишам которого прикасались руки гениального композитора. Интересно отметить, что в свое время Вагнер с увлечением изучал историю Германии, и особенно его привлекала эпоха Гогенштауфенов. «Пылкий и необузданный дух этой честолюбивой рыцарской династии блестяще характеризует одну из страниц истории, запечатлевшей могучий полуварварский тип Барбароссы… Тот период изобилует масштабными историческими событиями: завязываются междоусобные войны в империи, предпринимаются походы в Италию и крестовые походы, папы ведут жестокую борьбу с императорами. Представителей вышеупомянутой династии объединяла присущая им двойственность: с одной стороны, ими владел дух господства и завоеваний, разжигаемый грезами о всемирной гегемонии, к чему, прежде всего, стремились Александр и Карл Великий, а с другой — странный возвышенный идеализм, который поддерживался их горячей верой в свою историческую миссию и побуждал их на рискованные действия. Они одновременно воины и поэты… Династия эта была сильна и могущественна как в добре, так и в зле, но ее звезда — яркая и сияющая — скоро закатилась. Последний представитель этой династии окончил свою жизнь на эшафоте»{18}. Мысленно погрузившись в ту далекую историческую эпоху, Вагнер задумал написать оперу, главными действующими лицами которой будет сын предводителя Шестого крестового похода Фридриха II Штауфена, Манфред, — «носитель духа Гогенштауфенов», и его сводная сестра, воинственная пророчица, подымающая народ на защиту пошатнувшегося трона Манфреда; после победы она умирает, признавшись ему в любви. Но замысел «Манфреда» так и остался не реализованным, уступив место «Тангейзеру и состязанию певцов в Вартбурге». Так и героико-исторические живописные полотна Комнаты Гогенштауфенов стали впоследствии служить лишь «декорациями» музыкальных вечеров «поэтов-романтиков» — композитора и короля…
Легенда о Ринальдо и Армиде. Настенная роспись в Комнате Тассо Морица фон Швинда
Из Комнаты Гогенштауфенов мы проходим в спальню королей Максимилиана II и Людвига II — Комнату Тассо. Это снова «литературная» комната. С помощью настенной росписи, созданной по эскизам Морица фон Швинда, мы погружаемся в атмосферу поэмы Торкватто Тассо «Освобожденный Иерусалим» и знакомимся с легендой о Ринальдо и Армиде. Во времена Первого крестового похода, когда крестоносцы взяли Иерусалим, коварная волшебница Армида задумала погубить христианского рыцаря Ринальдо. Она усыпила его, но покоренная красотой молодого воина, не смогла свершить злодеяние. Армида полюбила Ринальдо и унесла его с собой в заколдованный мир волшебниц и фей. Пройдет время, и Людвиг также унесется в волшебный мир своих грез, испытав здесь, в мире реальном, жестокие разочарования и боль…
Мы переходим в Комнату Аутари, посвященную событиям саги о короле лангобардов Аутари (Автариса), добивающемся руки принцессы Теоделинды, дочери герцога Гарибальда I.
Эта комната знаменита еще тем, что в ней жил во время своего пребывания в Хохэншвангау Рихард Вагнер. Но об этом мы поговорим чуть позже…
А пока особого внимания заслуживает еще маленькая Молельня Людвига II, в которой находится скульптурное изображение головы Спасителя в терновом венце работы великого датского скульптора Торвальдсена. По обе стороны от распятия, на крошечном престоле, стоят две иконы в золотых ризах, заставляющие русского туриста невольно проникнуться трепетным благоговением: это Казанская икона Богоматери и икона Св. Николая Чудотворца — подарки русского императора Александра II. То, что в молельне короля православные иконы соседствуют с католическими святынями, показывает, насколько широкими взглядами истинного христианина обладал Людвиг II, с одинаковым почтением относясь к христианской вере в целом, не делая принципиальных различий между конфессиями. Эта черта очень ярко характеризует личность монарха!
Но в Хохэншвангау есть еще одна «святыня», которой Людвиг поклонялся с юных лет: везде, куда бы мы ни бросили взгляд, нас встречают изображения лебедей из всевозможных материалов: из стекла, фарфора, серебра, бронзы. Фрески, картины, вазы, целые сервизы, кувшины, вышивки, обивка мебели, гобелены, каминные экраны, принадлежности для письменного стола… Вспомним, что и в саду нас встречал фонтан в виде лебедя. Да и крышу самого замка венчает посеребренный лебедь, которого особенно хорошо видно со стороны остановки экскурсионных автобусов в Швангау
Испокон веков лебеди живут на окрестных озерах Альпзее и Шванзее, они совсем ручные и охотно принимают из рук угощение, вернее даже будут довольно нагло требовать его, словно напоминая, что именно они здесь истинные хозяева, которым все обязаны отдавать дань. А что вы хотели? Швангау, Лебединый край, Лебединые озера!
Людвиг Шнорр фон Карольсфельд в роли Лоэнгрина. 1861 г.
Среди этой сказочной красоты любой невольно становится поэтом. Что же говорить о юноше, от природы обладающем мечтательной чувствительной натурой, слишком близко к сердцу принимающем старинные легенды, слышимые им чуть ли не с пеленок. Как дети играют в игрушки, наделяя их жизненной силой и перенося действие игры в реальную жизнь, так и Людвиг мысленно перевоплощался в любимых героев, бродил по замку и окрестным горным лесам, декламируя строки из любимого Шиллера и Гёте.
Но чаще всего Людвиг представлял себя Лоэнгрином, рыцарем-лебедем. Лебедь становится своеобразным символом короля, впоследствии он в своих собственных замках сделает лебедей главными элементами декора.
Но Лебединый замок отца и спустя годы остался для Людвига по-настоящему родным. Чего нельзя сказать о Нимфенбурге и особенно о Мюнхенской Королевской Резиденции, которую Людвиг хоть и пытался «устроить» по собственному вкусу, разбив зимний сад с фонтаном и украсив свои покои в духе Людовика XIV, но так никогда и не почувствовал себя там «дома». Что же касается Нимфенбурга, то в нем настолько ощутимо присутствует дух его деда, Людвига I, что молодой король опять же не смог стать наравне с ним полноправным хозяином в замке. Можно сказать, что Резиденция по духу принадлежит всем Виттельсбахам, и никому конкретно, Нимфенбург — Людвигу I, а Хохэншвангау — Людвигу II даже в большей степени, чем Максимилиану II, — настолько близка сама атмосфера замка внутреннему миру нашего героя. Поэтому-то настоящей «родиной» для Людвига стал именно Хохэншвангау; даже когда король начал строительство своих собственных замков, он оставил Хохэншвангау неприкосновенным, не изменив и не перестроив в нем ничего, — настолько все гармонировало с его натурой. Более того, если бы Людвиг провел свое детство, то есть время формирования личности — в любом другом месте, возможно, мы бы имели совсем другого короля. Лучше или хуже?.. На этот вопрос нет ответа.
Людвиг с ранних лет был обречен на одиночество. Он не любил играть с другими детьми, что отмечают все его биографы{19}, ему было хорошо наедине со своими мечтами. Вот случай, наглядно демонстрирующий отношение к жизни Маленького Принца (ассоциация напрашивается сама собой; Людвиг всю жизнь жил на какой-то другой планете). Однажды, будучи еще совсем ребенком и страдая болезнью глаз, Людвиг был вынужден долгое время находиться в затемненной комнате с повязкой на глазах. «Навестивший его придворный священник Дёллингер[43], видя его одиночество, заметил: “Ваше Высочество, вы должны очень скучать таким одиноким? Отчего вы не прикажете читать себе вслух?” — “О, я совсем не скучаю! — быстро ответил Людвиг. — Я думаю о многом, о многом… И это так меня занимает!”»{20}
Впрочем, Людвиг часто во время своих бессонниц, от которых он страдал с детства, просил свою гувернантку читать или рассказывать ему волшебные сказки про духов и фей, что питало его богатое воображение. Тем более что детство и самого Людвига, и его младшего брата Отто было отнюдь не столь уж беззаботным и счастливым, как могло бы показаться с первого взгляда.
Мать Людвига, королева Мария, совсем не уделяла воспитанию своих сыновей должного внимания. Все ее воспитание сводилось к тому, что она избрала для каждого из них свой «геральдический» цвет, который должен был отличать все предметы, принадлежащие принцам, — от переплетов книг до отделки комнат и костюмов. Для Отто был выбран красный цвет, для Людвига — небесно-голубой. Здесь можно, конечно, говорить о «магии цвета», наложившей свой отпечаток на характеры обоих мальчиков, а может, материнское сердце так «угадало», но только Отто до постигшей его болезни всегда интересовался военными парадами, веселыми застольями и охотой; Людвиг же имел возвышенно-мечтательную натуру, любил уединение, а охоту считал «мерзким убийством невинных животных».
Кронпринц Людвиг. 14 мая 1861 г. Фотография Йозефа Альберта
С одной стороны, Людвиг, как нежный и любящий сын, был очень привязан к матери. С другой — в духовной сфере, как мы уже отмечали, между ними не было ни одной точки соприкосновения. Впоследствии Людвиг признавался: «Мою мать, королеву, я очень уважаю, люблю ее; но между нами невозможна никакая интимность при том различии взглядов, которое существует!». По воспоминаниям современников, «мать его была ему не пара, между ними невозможна была близость, как он ни желал сойтись с ней. Иногда ему хотелось поговорить с ней о литературе, которую он так любил, и он спрашивал ее: читала ли она ту, или другую книгу? “Я? — отвечала она. — Если я и читаю что, то только что-нибудь забавное”. Это его огорчало и раздражало. Она была добрая, приветливая, но совершенно обыкновенная, простая хозяйка дома, интересовавшаяся только кухней, домом да огородом. Король был к ней очень внимателен, относился к ней с сыновней почтительностью, но между ними лежала непроходимая пропасть»{21}.
В то же время Максимилиан II был очень строгим отцом и настолько же плохим воспитателем. «Точное распределение времени, непосильные занятия, скучная гимнастика и суровые наказания за малейшее отступление от установленной программы — вот каковы были основы его воспитательной дисциплины. Все, что красит детство: общество сверстников, забавы, игрушки, даже лакомства — было исключено из нее. Дети отдалены были от матери, от отца они никогда не видели ни ласки, ни поощрения. Добрую няньку Лизе[44], единственную детскую привязанность Людвига, сменила француженка, сыгравшая в воспитании Людвига отрицательную роль. Особа пустая и заносчивая, бредившая традициями Бурбонов и презиравшая бюргерскую простоту двора Максимилиана II, она хотела в своем духе воспитать сыновей баварского короля. Заметив, что Людвиг охотно слушает ее, она без конца рассказывала ему о Франции, о “Короле-Солнце”, о бывшем великолепии его двора, величии его власти, покорности подданных»{22}.
Как известно, запретный плод сладок. С одной стороны, чем больше Максимилиан старался обуздать мечтательный нрав своего старшего сына, наследника престола, тем сильнее мальчик замыкался в себе и противопоставлял скучным приземленным занятиям сказочный и романтический мир своих мечтаний. С другой стороны, рассказы о Короле-Солнце упали на благодатную почву: Людвиг стал видеть себя абсолютным монархом и требовать от ближайших подданных соответствующего поклонения, что те ему с детства и выказывали, и к чему он привык, еще даже не вступив на престол. Беда заключалась в том, что и возвышенная «Страна Грез», и исторические рассказы о совершенной королевской власти, и солдатская муштра отца — все было одинаково далеко от той реальной жизни, в которой предстояло действовать нашему герою. Никто не объяснил мальчику, что маленькая Бавария — не блестящая Франция, что время героических подвигов и абсолютной королевской власти безвозвратно миновало, что наступил прагматический XIX век, ставящий под сомнение все возвышенные идеалы, что, наконец, баварский король — это всего лишь номинальная должность в государственном аппарате конституционной монархии и не более.
Но и родители, и воспитатели, и ближайшие приближенные принца поступали совершенно наоборот; во многом именно окружение Людвига сделало его таким, каким он стал впоследствии. В довершение всего, как мы видим, среди родственников и царедворцев не было ни одной близкой ему души, которой бы Людвиг безоговорочно доверял. Можно сказать, что с детства он не столько действительно любил, сколько заставил себя полюбить одиночество, в котором ему было гораздо комфортнее, чем в душной атмосфере чуждого ему двора. И не его вина, что он, как мог, сопротивлялся насилию над своей душой и упорно продолжал настаивать на собственных идеалах, вознамерившись в одиночку изменить весь мир.
Здесь надо упомянуть еще об одной черте Людвига, которая мало сочетается с приписываемым ему «человеконенавистничеством». Он с детства очень любил делать подарки (вспомним эту симпатичную черту короля, когда будем говорить об его отношениях с Вагнером!). Биограф Людвига депутат баварского лантага лютеранский пастор Фридрих Ламперт вспоминал, что «эта страсть у него была с детства, когда, получая крошечные деньги на собственные нужды, он тотчас же исстрачивал их все, до последнего пфеннига, покупая подарки матери, брату, своим воспитателям и непременно камердинеру. Насколько эти деньги были незначительны, видно из того, что, получив в первый раз в день своего совершеннолетия (16 лет) первую золотую монету, Людвиг счел себя положительно Крезом. Он тотчас же побежал к ювелиру, чтобы купить у него тот медальон, которым мать его любовалась несколько дней перед тем в витрине магазина. Ювелир, конечно узнав принца, спросил его: “Прикажет ли он прислать счет во дворец?” Но Людвиг с гордостью ответил, что “может сам заплатить”, вполне уверенный, что для этого достаточна его золотая монета!»{23}
В одной из комнат Хохэншвангау можно увидеть огромный бильярд, который Людвиг IIспользовал далеко не по назначению: на нем король раскладывал рождественские подарки. Автор книги «K?nig Ludwig II und die Kunst» («Король Людвиг II и искусство»; книга не переведена на русский язык) Луиза фон Кёбелль (L. von Kobell), жена личного секретаря баварского короля, отмечает следующее: «Рождественские подарки подготовлялись — когда Людвиг уже был королем — за неделю и более до праздника, и из Мюнхена сначала в Хохэншвангау, а позднее — в Нойшванштайн привозились целые транспорты… Комната с бильярдом (в замке Хохэншвангау) принимала на Рождество вид базара, полного множества дорогих и изящных подарков. Целые сервизы, дорогие бонбоньерки, бинокли, часы, ковры, превосходно переплетенные книги и альбомы с отделкой из золота, серебра, слоновой кости, с гербами Баварии, с лошадьми и лебедями; сигарные ящички и чубучки для курения, украшенные или вензелями короля или гирляндами цветов и фигурами гениев. Тут были брелоки, запонки, цепочки к часам с брильянтами, сапфирами, ляпис-лазурью, рубинами и эмалью. Одну часть бильярда занимали веера, артистически вышитые или рисованные акварелью, вышедшие из рук известной художницы Терезы Вебер… Подарки к Рождеству получали все: родственники, друзья короля, его приближенные, артисты и артистки, музыканты и все его служители до последнего маленького мальчика-прислужника»{24}.
Итак, пока пред нами юный принц-идеалист, добрый, мечтательный и совершенно не похожий на «сумасшедшего мизантропа». Когда же произойдет трагическая метаморфоза?..
Медаль в честь восшествия на престол Людвига II
Несмотря на то, что Людвиг с детства знал, что будет королем, он оказался совершенно не готов к роли, уготованной ему судьбой. Как мы уже говорили, воспитание принца оставляло желать лучшего. Он ничего не знал о требованиях и задачах современной политической жизни, его намеренно отдаляли от любых ее проявлений. Людвиг не имел настоящего наставника в государственных делах, и поэтому он вынужденно составил себе свои собственные, весьма своеобразные и далекие от действительности представления о том, каковы должны быть задачи королевской власти. «У Людвига, несомненно, было свое представление о королевских обязанностях и власти. Оно воплощалось для него в образах древних рыцарей Германии, благородных героев шиллеровских драм. Его серьезная и вдохновенная мечтательность рисовала ему его будущее, как исключительное призвание, как служение возвышенным целям правды и красоты. Но лицом к лицу с настоящими, реальными задачами он не мог не чувствовать себя растерянным и беспомощным»{25}.
Кстати, надо сказать, что в первые годы своего царствования — Людвиг был провозглашен королем 10 марта 1864 года, после скоропостижной кончины своего отца, — юный король вовсе не был тем нелюдимым «человеконенавистником», каким его рисуют впоследствии некоторые биографы. Он жил в Мюнхене, охотно давал аудиенции, внимательно и с благодарностью прислушивался к советам своих министров. «Независимость и самостоятельность Людвига, проявленные им по вступлении на престол, совсем не переходили во вздорное упорство: наоборот, он приступил к исполнению своих обязанностей с величайшей добросовестностью и осторожностью. Когда министры, по принятому обычаю, явились к нему с прошением об отставке, он всех их оставил на своих местах и сам с усердием принялся за изучение необходимых наук, политических и административных, высказывая большое сожаление о том, что его образование в этой области не было закончено, и что ему пришлось вступить на престол без достаточной подготовки»{26}. «Все утро он неутомимо работает со своим секретарем; затем принимает с докладами одного из министров, имеющих каждый свой день в неделю; а также депутации и иностранных послов, приводя всех в удивление своими остроумными замечаниями. Занятий у него накапливалось столько, что несмотря на свою страсть к театру, он не находил возможность уделять ему вечера; и он появлялся в своей ложе не более двух раз в неделю. И притом он работает так, что дела идут нисколько не хуже, чем при его предшественниках»{27}.
Надо сказать, что Людвиг довольно быстро — по крайней мере внешне, — освоился с новой для него ролью монарха. Бурный восторг и всеобщее ликование народа встретили восшествие на престол нового короля и помогли ему почувствовать себя настоящим властителем. Здесь сыграла роль еще и незаурядная внешность Людвига: перед баварцами предстал высокий (рост Людвига был 1 м 91 см), стройный, голубоглазый красавец, словно сошедший с гравюры сказочный принц. Слухи об его скромности, образованности и трудолюбии добавили привлекательных красок в этот портрет. Людвига провозгласили «подлинным королем», что явилось прямым продолжением взлелеянной им мечты об «идеальном правителе и обожающих его подданных». И вот уже неуверенность в себе и первоначальная нерешительность сменились величавостью и спокойным достоинством.
Но, стараясь быть «хорошим королем» в том смысле, какой именно он вкладывал в это понятие, Людвиг не учел интересов высших сановников государства, которым далеко не по вкусу пришлась та быстрота, с какой юный монарх «вошел во вкус королевской власти». Очень быстро стало понятно, что, несмотря на молодость и отсутствие опыта, Людвиг обладает сильным характером и не позволит сделать из себя послушную игрушку царедворцев. «Почувствовав с большим неудовольствием, что в лице Людвига приходится иметь дело с человеком очень своеобразным, придворная клика должна была отказаться от соблазнительной возможности расширить свое влияние за счет молодости и неопытности короля и начала против него глухую, но систематическую борьбу, еле заметную вначале, но мало-помалу окружившую все его стремления и начинания атмосферой вражды и сопротивления»{28}.
Чувствительная натура Людвига мгновенно уловила атмосферу фальши и скрытой враждебности официального двора. И он стал стремиться выкраивать время, чтобы хоть ненадолго уехать из Мюнхена и отдохнуть на лоне природы в любимом Хохэншвангау или Берге на Штарнбергском озере.
Но при этом не забывал и о своей «великой миссии». Первым средством для «изменения мира» Людвиг избрал театр. И это было не случайно — в Баварии вообще отношение к театру имеет особый характер и свою длинную и сложную историю. Причем это относится абсолютно ко всем слоям баварского населения — от беднейшего крестьянина до короля. Мы еще вернемся к этому вопросу, когда «поедем» в Обераммергау. А пока нам уже во многом становится понятен тот восторг, с которым шестнадцатилетний принц в свое время встретил постановку вагнеровского «Лоэнгрина», услышанного им впервые.