Глава 16 Роммель в боевом рейде: затерянные на нейтральной полосе

Глава 16

Роммель в боевом рейде: затерянные на нейтральной полосе

1

Роммель был недоволен расположением передового штаба танковой группы в Газале. Он находился слишком далеко от войск, и если поездка из Бардии занимала всего несколько часов, то теперь на такую поездку уходил целый день. Это было так же далеко, как и в Беда-Литтории. Дом дорожного инженера, в котором разместился штаб – или «дорожный дом», как мы его называли, – несколько раз бомбила британская авиация, прилетавшая ранним утром; мы подозревали, что британцы знали, что здесь находится нора Лиса Пустыни.

В район между Тобруком и Бардией был послан офицер с заданием подыскать место для новой штаб-квартиры. Он выбрал «дорожный дом» Гамбуте.

Мы выехали, чтобы осмотреть место для новой штаб-квартиры и посетить генерал-майора фон Равенштайна, командира 21-й танковой дивизии. Мы обогнули Тобрук в два раза быстрее, чем раньше, потому что дорога оси была уже готова.

Фон Равенштайн переместил свой штаб в район западнее Бардии и расположил его почти на самом пляже. Он любил красоту, и его «мамонт» стоял в живописной роще из пальмовых деревьев, которые, хоть и были эмблемой Африканского корпуса, встречались здесь столь же редко, что и женщины. Прибыли мы уже вечером. Фон Равенштайн и его офицеры как раз собирались ужинать в большой хорошо оборудованной палатке, служившей им столовой. Они гостеприимно приняли нас.

С легкой завистью я отметил про себя, что самая скромная и беднее всех оборудованная штабная столовая в Северной Африке – это столовая Роммеля. Здесь же были деликатесы, включая свежие яйца и холодное пиво, о котором мы даже не мечтали. Я так давно не пробовал свежих яиц, что съел свое с особым удовольствием. Когда я закончил, то увидел, как фон Равенштайн подмигивает мне:

– Хм! Ну что, вкусно, Шмидт?

Мы знали друг друга – или правильнее будет сказать, я знал фон Равенштайна, – с 1937 года, когда в Изелоне (город в Вестфалии) он командовал батальоном, в котором я в качестве кадета проходил военную подготовку. И вот фон Равенштайн молча толкает ко мне через стол свое нетронутое яйцо. Я запротестовал, но он с дружеской твердостью настоял, чтобы я съел его. Вот так я полакомился генеральскими яйцами.

После ужина я решил немного прогуляться под звездным небом. Фон Равенштайн присоединился ко мне, и мы взобрались на вершину бархана.

– Я часто прихожу сюда по вечерам, – сказал он, – и наслаждаюсь красотой и безмятежностью окружающей природы. – Он глубоко вдохнул свежий воздух пустыни. – В ярком лунном свете барханы становятся похожими на сугробы.

Мы молча упивались красотой пейзажа, я подумал, какие же они разные, эти два генерала, которых я знал лучше всех: фон Равенштайн – любитель красоты, мягкий, человечный, участливый, тот, для кого жизнь была поэзией; и Роммель – предельно практичный, жесткий, равнодушный к личным проблемам других, интересующийся человеком постольку, поскольку он вписывается в его военные цели, генерал, для которого жизнь была обычной прозой.

Несмотря на такое кардинальное различие в характерах, оба генерала в вопросах, касающихся искусства войны, прекрасно понимали друг друга. Это было хорошо заметно на совещании, состоявшемся на следующее утро. Фон Равенштайн был гибок и полон идей, он с уверенностью подходил к решению самых трудных проблем. Он не допускал и мысли о поражении и всегда искал пути преодоления препятствий. Во время обсуждения я чувствовал, что, по крайней мере, здесь есть боевой генерал, равный Роммелю, и было ясно, что Роммель о нем высокого мнения.

Вместе они придумали новую операцию. Мы знали, что британцы на соллумском фронте установили радиофицированные передовые НП. Мы также подозревали, что у них в пустыне есть тайный склад для обслуживания бронемашин, постоянно ведущих разведку передового района. Генералы решили, что Равенштайн в середине сентября совершит молниеносную вылазку в передовой район силами высокоподвижной, моторизованной боевой группы при поддержке танков и нескольких зениток.

Налет планировалось совершить с наших собственных позиций южнее Халфаи. Исключительно важным был элемент внезапности, кроме того, группа должна была передвигаться стремительно – от этого зависел успех операции. Боевая группа численностью до половины полка должна была уничтожить НП противника и попытаться захватить пленных до того, как он сможет организовать контратаку. Роммель и фон Равенштайн радовались своей задумке, как пара мальчишек-хулиганов.

– Я еду с вами, – заявил Роммель. – Теперь нужно позаботиться об одном – чтобы британская воздушная разведка ни о чем не пронюхала.

Мы вернулись в Газалу. По пути мы остановились осмотреть гамбутский «дорожный дом», который станет нашим новым боевым штабом. Было не особенно приятно узнать, что британские бомбардировщики несколько часов назад сбросили на него несколько серий бомб; мы задумались: а не успел ли противник разведать, что это место должно было стать новым домом Роммеля?

2

Идея сентябрьского налета понравилась штабу Роммеля. Он вносил приятное разнообразие, и многие офицеры, которые обычно никуда не ездили, попросились сопровождать генерала. В «мамонте» вместе с нами ехали генерал Кальви и итальянские офицеры.

Мы прибыли в район Капуццо вечером накануне атаки. Фон Равенштайн доложил, что все приготовления завершены, но с сожалением отметил, что, вопреки его приказам, несколько танков днем выдвинулись на позиции и могли быть замечены британской авиацией.

На рассвете мы проехали через подготовленный проход в наших минных полях и направились на восток. Роммель, словно командир подлодки на мостике, восседал на краю раскаленной солнцем крыши «мамонта». Он пребывал в необыкновенно приподнятом настроении и неистово выкрикивал: «На Египет!»

Мы двигались в неизведанный район пустыни, и меня охватило волнующее предчувствие приключения. Мы проехали западнее Бук-Бука. Но цистерны, которые мы ожидали здесь найти, оказались пустыми. Не увидели мы и никаких признаков секретного склада. Здесь не было ничего, кроме пустых консервных банок и бутылок, тоже, к сожалению, пустых. Наши мечты о добыче – консервированных фруктах и шотландском виски – растаяли, как ливийский мираж. Я вдруг обнаружил, что у меня пересохло в горле.

Одно из подвижных подразделений нашей рейдовой группы подъехало к нам с захваченным британским грузовиком. Водитель и его спутник были взяты в плен. Грузовик осмотрели и обнаружили множество бумаг, некоторые из которых содержали копии очень важных кодов. Чем больше мы изучали эти документы, тем более важными они нам казались, и Роммель отослал их в штаб для детального изучения. Фон Равенштайн был доволен. Он сказал Роммелю:

– Господин генерал, один только захват этих документов способен оправдать нашу экспедицию.

Роммель пробормотал, что согласен, но я так и не узнал, был ли он действительно согласен или нет.

Мы добрались до намеченного пункта; танкам и моторизованной пехоте был дан приказ занять оборону. Англичане среагировали на наш визит крайне недружелюбно. Они открыли огонь из своих 25-фунтовых орудий, которые мы прозвали «ратш-бум» из-за звука, который они издавали.

Затем появились Королевские ВВС. Вражеские самолеты роем пикировали на нас, и я видел, как открываются бомболюки и бомбы со свистом летят прямо на роммелевский «мамонт». Я запрыгнул в бронемашину, ища защиты, и заметил, что Роммель и его водитель метнулись прочь от «мамонта». Они бросились плашмя на землю. Бомбы со свистом падали и врезались в землю. Осколки стучали по твердым стальным стенкам «мамонта».

Когда отгремела первая серия бомб, я выпрыгнул из «мамонта» и подбежал к Роммелю. Я увидел, что водитель тяжело ранен. Он был весь в крови. Роммель приподнялся; к своему ужасу, я увидел, что он хромает.

– Вы ранены, господин генерал? – спросил я.

– Я ничего не чувствую, – сказал он, хлопая себя по бокам и ногам.

Вскоре он обнаружил, что осколок бомбы срезал каблук с его левого ботинка.

Водителя быстро отнесли в ближайшую санитарную машину. Мы осмотрели свои автомобили. В переднее колесо «мамонта» глубоко врезался осколок бомбы, но шина была высокого качества, и мы понадеялись, что она выдержит.

Наши радисты доложили, что британцы приказали предпринять новые атаки. И прежде чем мы уехали, началась следующая бомбежка. Войска получили приказ построиться для обратного марша к границе. Роммель оставался с основной частью войск до тех пор, пока они не подготовились к движению. Когда мы отправились домой, почти совсем стемнело.

Роммель сел за руль, время от времени я подменял его. Ночь была хоть глаз выколи, и мы вскоре потеряли из виду другие машины. Неожиданно поврежденное колесо спустило. Мы не могли двигаться, покуда не починим или не заменим его.

Я сказал про себя: «О боже!» Я понимал, что мне, как самому молодому, самому младшему по званию и, возможно, самому практичному из всей команды «мамонта», придется заняться ремонтом, и это меня совсем не радовало.

Мы в темноте поискали инструменты. Домкрат оказался слишком коротким. Мы набили камней под ось и руками отгребли песок. Когда я говорю мы, то имею в виду себя и молодого итальянского графа из штаба Кальви. Остальные стояли рядом, ожидая и надеясь и отпуская критические замечания. Я до этого никогда в жизни не ремонтировал пробитую шину, да еще такую огромную, как эта.

К полуночи работы была закончена. Помогали теперь все, даже Роммель, что лишь осложнило задачу.

Наш радист словно прирос к своему креслу. Он сообщил, что британцы идут по пятам нашей колонны. Он различал позывные бронетехники противника в непосредственной близости от нас, так что для нас было бы смерти подобно вызывать помощь по радио. Наши войска уже приближались к своим прежним позициям. Никто и подумать не мог, что мы застряли одни в пустыне. Радиосообщение вывело бы британцев прямо на нас.

Мы взмокли, возясь с этим колесом. Пот лил с нас градом. Пока я работал, Роммель держал надо мной свой карманный фонарик. Я взглянул на часы. До рассвета оставалось два часа. Жирный куш был бы для Уэйвела!

Наконец колесо было починено. Мы запрыгнули в «мамонт». Роммель сел за руль и на большой скорости повел этот огромный грузовик домой. На рассвете мы доехали до границы, обозначенной проволокой. Роммель нашел проход в минных полях и искусно проехал через него. Наши саперы изумленно смотрели на одинокую машину, которая на большой скорости ворвалась с нейтральной полосы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.