ГУДЕРИАН УПОРСТВУЕТ

ГУДЕРИАН УПОРСТВУЕТ

На войне есть минимум здравого смысла, из пределов которого нельзя выходить. Гудериан пренебрег этим правилом, за что и поплатился. Отставка больно ударила по самолюбию генерала. Профессиональному военному оказаться не у дел — это все равно, что быть заживо погребенному, а уж тем более во время войны… Он пытается защищать свое доброе имя, действует через фронтовых друзей, адъютанта Гитлера Рудольфа Шмундта, с которым был в хороших отношениях, других влиятельных лиц, но все напрасно: Гитлер и слышать не хотел о бывшем своем любимце.

Тем временем продолжалась чистка в армии. Ушли в отставку командующие группами армий фельдмаршал фон Лееб, фельдмаршал фон Бок, фельдмаршал фон Рунштедт, правда, он все же позже появился в качестве командующего войсками на Западе. Вынуждены были покинуть свои посты командующий сухопутными войсками фельдмаршал фон Браухич и танковые генералы Гейер, Ферстер и Гепнер. Последнего Гитлер разжаловал до рядового, лишил права на ношение мундира и орденов, а также права на пенсию и служебную квартиру. Генерал—полковник Гепнер позволил себе высказать свое мнение о дилетантском руководстве армией своему непосредственному начальнику фельдмаршалу фон Клюге. Тот, естественно, сообщил об этом фюреру.

Гудериан утешился лишь тем, что не один он пострадал от своеволия Гитлера. Но все равно к своему патрону и фронту не охладел, особенно внимательно следил за тем, что происходило на Восточном фронте, читал сводки и слушал радио. В 1942 году у него обострилась болезнь сердца, и генерал вынужден был заниматься поправкой своего здоровья.

Конечно, для него небезразлично было состояние германской армии, в первую очередь бронетанковых войск. Гудериан знал, что Гитлер усиленно занимается техническим оснащением армии и проявляет живой интерес к танкам, но предлагать свои услуги пока не собирался, хотя и держал связь с министром вооружения и боеприпасов Альбертом Шпеером, который информировал его о разработках новых типов боевых машин.

В процессе модернизации танковых войск Гитлер отдавал предпочтение новым типам машин — легкому разведывательному «Леопарду», среднему — «Пантере» и тяжелому танку «T—VI» — «Тигру». В процессе выпуска этой техники совершенствовались тактико—технические данные боевых машин — скорость хода, вес, вооружение, броневая защита. Известно, что танки «T—VI» «Тигр» испытывались в боевых условиях осенью 1942 года под Ленинградом. На них делалась ставка в период летнего наступления 1943 года.

Германская промышленность постоянно наращивала выпуск танков, самоходных установок и другой военной техники. Различным фирмам устанавливались соответствующие планы. Если верить Гудериану, то к весне 1944 года Германия должна была производить ежемесячно до 800 танков разных типов и 600 самоходных орудий.

Однако фронт пожирал львиную долю этой техники, и Гитлер вынужден был обратиться в январе 1943 года «Ко всем работникам танкостроения» увеличить выпуск танков. У него были опасения, что советская танковая промышленность в скором времени опередит германскую, что даст возможность советским фронтам диктовать в боях свои условия.

В дальнейшем Гитлер и его генералы делали упор на производство лишь «пантер» и «тигров», самоходных установок, отказавшись от старых типов танков, таких как «Т—III» и «T—IV». Гудериан встревожился: если заводы Германии будут производить только 25 «тигров» в месяц, то это приведет к полному уничтожению германских сухопутных войск в самые короткие сроки и русские выиграют войну без западных союзников, захватят всю Европу. Опасность, по его словам, была столь велика, даже чудовищна, что «стали искать человека среди генералов бронетанковых войск и отдельных благоразумных личностей из военного окружения Гитлера, который был бы в состоянии немедленно устранить угрозу наступления хаоса».

Таким человеком, спасителем Германии, своего рода мессией, стал, конечно, Гудериан. Гитлеру пришлось преодолеть чувства недоверия к опальному генералу, выслушать его планы реорганизации бронетанковых сил, а затем назначить его на высокую должность генерал—инспектора бронетанковых войск.

Встреча с Гитлером состоялась 20 февраля 1943 года в главной ставке в Виннице, куда срочно был вызван танковый генерал. Прежде чем предстать перед фюрером, Гудериан во всех деталях обсудил с шеф—адъютантом свой доклад. Рудольф Шмундт рекомендовал быть осторожным в выборе выражений, не горячиться, если фюрер начнет проявлять несогласие по каким—нибудь вопросам, избегать обсуждения острых проблем, чтобы не раздражать собеседника.

Доклад состоялся в присутствии шеф—адъютанта, прошел сравнительно ровно, потом Гитлер и Гудериан остались одни, так сказать, с глазу на глаз. С первых же минут Гудериан обратил внимание на изменения, произошедшие во внешнем облике диктатора. Вот как он описывает эту встречу: «После мрачного 20 декабря 1941 года я не видел Гитлера. Он очень постарел за прошедшие четырнадцать месяцев. Его манера держать себя не была уже такой уверенной, какой была раньше, речь казалась медлительной, левая рука дрожала. На его письменном столе лежали мои книги. Свою беседу он начал словами: «В 1941 году наши пути разошлись. В то время между нами имели место недоразумения, о чем я очень сожалею. Вы мне нужны». Я ответил, что готов работать, если он сможет создать мне условия для плодотворной деятельности».[370]

Слова — «вы мне нужны» — лишний раз подтверждают: Гудериан нужен был Гитлеру, Гитлер — Гудериану. Только в такой связке они могли существовать — как сиамские близнецы.

Гитлер еще раз повторил свое намерение назначить Гудериана генерал—инспектором бронетанковых войск и попросил его разработать инструкцию, в которой изложить свои соображения по дальнейшему развитию бронетанковых сил — «этого имеющего для ведения войны решающее значение рода войск».

«Быстроходный Гейнц» не стал торговаться, он рад был тому, что снова оказался при любимом деле, хотя, конечно, потребовал определенных условий и свободы действий, т. е. передачи ему ряда полномочий, которых не было у генерал—инспекторов других родов войск. В первую очередь генерал—инспектор должен подчиняться не начальнику штаба сухопутных войск, а только фюреру. Гитлер согласился и на это.

Инструкция была составлена по объему небольшой, но емкой, состоящая из семи пунктов и двух подпунктов, устраивающая обе стороны — Гитлера и Гудериана. Согласие Гитлера с условиями, выдвинутыми Гудерианом, давало ему возможность активно влиять на ход военных действий на всех фронтах, что как раз не очень—то пришлось по душе начальнику генштаба Цейтцлеру и всему командованию сухопутных войск. Директива Гитлера нарушала их «священные права».

Усевшись в кресло генерал—инспектора, Гудериан начал сколачивать свой штаб, привлекая туда опытных офицеров, в первую очередь фронтовиков, и тех, кто достаточно хорошо зарекомендовал себя как умелый штабной работник. Необходимым условием штабного работника любого ранга, а уж тем более штаба генерального, считал Гудериан, должны быть его военные способности, целостность характера, тактическая и техническая подготовка, организаторский талант, прилежание, трезвость ума, решительность.

Штаб возглавил танкист полковник Томале, ставший потом генералом. В нем работало немало известных в Германии офицеров и генералов. В начале марта 1943 года Гудериан уже готов был доложить фюреру о состоянии бронетанковых войск. Ему подали самолет, и он вылетел в Винницу.

Доклад состоялся 9 марта в присутствии едва ли не всего генерального штаба — начальников отделов, генерал—инспекторов пехоты и артиллерии, представителей разных родов войск.

Доклад содержал положения не только по реорганизации бронетанковых и моторизованных войск, но и много новых организационных моментов, связанных с укреплением боеспособности и огневой мощи такого соединения, как танковая дивизия. Генерал—инспектор утверждал, что «полностью боеспособной танковая дивизия считается в том случае, когда число ее танков находится в соответствующей пропорции к остальным боевым средствам и машинам. Немецкая танковая дивизия состоит из 4 батальонов и насчитывает 400 танков. Если число танков станет значительно меньше 400, то обслуживающий аппарат (количество людей и колесных машин) не будет соответствовать подлинной ударной силе дивизии».[371]

Для многих присутствующих на этом совещании стало неожиданным и неприятным, особенно артиллеристам, требование Гудериана, чтобы самоходные орудия тоже подчинялись генерал—инспектору бронетанковых войск, чтобы они использовались исключительно для противотанковой обороны, а не для других целей, чтобы тяжелые самоходные орудия использовались только на главных фронтах и только для выполнения особых задач. Гудериан утверждал: если управление бронетанковых войск разрешит задачу по созданию полнокровных танковых дивизий, то совместно с военно—воздушными силами и подводным морским флотом удастся одержать победу над противником, не удастся — война станет «затяжной и дорогостоящей».

Гитлер уже принял решение о крупном летнем наступлении на Восточном фронте, вовсю шла подготовка к операции «Цитадель». Гитлеровское командование сосредоточило в районе Белгорода и западнее Орла 17 танковых, три моторизованные и 16 пехотных дивизий, надеясь взять реванш за поражение под Сталинградом и вновь повести наступление на востоке.

Гудериан хотя и не был сторонником наступления под Белгородом и Курском, тем не менее сделал все возможное, чтобы армии Манштейна и Моделя были вооружены современными танками и самоходными установками.

Операция «Цитадель», как известно, провалилась, несмотря на все старания Гитлера и Гудериана. Осеннее наступление тоже не принесло немцам успеха. Советские войска вернули стране Киев, отбросили противника к Бердичеву и Виннице, на северо—западе уже шли бои за Невель и Витебск. Только к востоку от Могилева и Орши еще оставался плацдарм на восточном берегу Днепра.

Сомнения Гудериана усилились: имеет ли еще смысл удерживать плацдарм на Днепре при таком положении, когда, пожалуй, навсегда исключалось возобновление наступления в восточном направлении?

С конца 1943 и в начале 1944 года многие генералы вермахта уже не мечтали о наступлении на Москву, понимая, что более важной задачи, чем удержание захваченной территории, быть не может. Значит, НУЖНО было организовывать оборону по всему Восточному фронту.

Положение германских войск продолжало ухудшаться и в 1944 году. Красная Армия теснила немцев на всем протяжении фронта. На северо—западе была снята блокада Ленинграда, в марте войска группы армий «Центр» оказались за рекой Западный Буг, на юге полным ходом шло освобождение Крыма.

Гудериану приходилось заниматься не только Восточным фронтом, но и Западным. Там тоже дела обстояли не лучшим образом. После поражения под Эль—Аламейном англичане весной 1943 года вытеснили Роммеля, этого Лиса пустыни, с африканского континента, в тяжелом положении оказались германские войска и в Южной Италии, а также на Сицилии, где союзники повели решительное наступление.

6 июня 1944 года союзники, открыв второй фронт, высадились в Нормандии (Франция). Во Франции и Голландии Гитлер держал довольно крупную группировку войск под командованием фельдмаршала Рунштедта. Фельдмаршал Роммель, после африканских неудач командовавший группой армий «Б», усиленно укреплял Атлантический вал. Но уже ничто не могло сдержать союзников, превосходивших немцев, по сведениям американского генерала Реймонда Бартона, в соотношении 9:1 в пехоте, 50:1 в артиллерии и значительно в авиации.

Попытка Роммеля заставить Гитлера укрепить свои войска ни к чему не привела, а тем временем 7–я армия и танковая группа «Запад», истекая кровью, вели тяжелые бои против войск союзников.

Ничем ему не мог помочь и Гудериан. Единственное, что он мог сделать, — с разрешения Гитлера снять с Восточного фронта пару танковых дивизий.

Фюрер, недовольный ходом военных действий на Западном фронте, решился на новую перетряску командного состава, снял со своих постов фельдмаршала Рунштедта, фельдмаршала люфтваффе Шперле и генерала Гейера. На место Рунштедта назначил покладистого фельдмаршала фон Клюге, «желательную персону» во все времена, однако новое командование войсками на Западе, как утверждал Гудериан, «вступившее в свои права 6 июля, не в состоянии было что—нибудь изменить. Фельдмаршал фон Клюге прибыл во Францию с настроением, создавшимся под влиянием оптимизма, царившего в главной ставке фюрера, прежде всего он имел столкновение с Роммелем, но вскоре вынужден был соглашаться с его весьма трезвой оценкой положения».[372]

К этому времени Роммель уже понял, что продолжение войны ведет к неминуемой катастрофе Германии. 15 июля он направил Гитлеру ультиматум, призывая его сделать правильные выводы и давая понять, что пора кончать войну как на Западе, так и на Востоке. В дальнейшем, как известно, Роммель принял участие в заговоре против Гитлера.

После поражения немцев под Курском Восточный фронт стал неустойчивым. Красная Армия взяла инициативу в свои руки и уже не выпускала ее до конца войны. К середине июля германские войска были вытеснены за линию Пинск, Волковыск, Гродно, Ковно, Двинск, Псков. Войска 1–го Украинского фронта начали громить противника под Киевом, Харьковом и Житомиром. Группа армий «Северная Украина» под командованием генерал—полковника Гарпе отходила к границам Польши.

Став начальником генерального штаба, Гудериан потребовал от Гитлера самых широких полномочий, как и в случае, когда назначался на должность генерал—инспектора бронетанковых войск. Хотя сам он говорит исключительно о «минимальных полномочиях», но таких, которые давали бы ему право «отдавать указания группам армий Восточного фронта по всем принципиальным вопросам и решать все вопросы, касающиеся генерального штаба в целом». Таких прав он не получил: Кейтель и Иодль воспротивились.

Однако положение на фронтах было катастрофическим, поэтому Гудериан решил заручиться поддержкой Гитлера хотя бы в вопросах создания стратегических резервов, строительства оборонительных сооружений, а также получить разрешение на сокращение фронта — вывести войска из Норвегии, Прибалтики и Румынии, которым угрожали удары Красной Армии.

Тревожные дни наступили и в Польше, где с начала августа 1944 года бушевало восстание под руководством генерала Бур—Комаровского. Политика Гитлера по умиротворению Варшавы только подхлестнула сопротивление польских патриотов и ускорила наступление советских войск, которые захватили на Висле, у Баранува и Магнушева, плацдармы и готовились теперь нанести удар по группе армии «Центр».

Фронт вплотную подходил к границам Германии, и Гудериан еще надеялся спасти положение. Он усиленно занимался строительством оборонительных сооружений, восстановлением старых укрепленных районов, понимая, что они могут выдержать осаду лишь в том случае, если будут обеспечены гарнизонами, оружием и разными запасами. Ему удалось сформировать до сотни крепостных пехотных батальонов и до сотни батарей. Он отдал приказ об использовании трофейного оружия и боеприпасов для вооружения пехотных батальонов. Ему принадлежит идея создания ландштурма (ополчений для защиты восточных провинций), которые потом стали называться фольксштурмом (народным ополчением).

В ноябре 1944 года Гитлер, мобилизовав последние резервы, готовился начать контрнаступление на Восточном фронте. Его, однако, постигла неудача: Румыния и Болгария прекратили союзнические отношения и стали на сторону СССР. Еще раньше, 19 сентября 1944 года, Финляндия заключила перемирие с Англией и Россией. Перелом настроений наступал и в Венгрии.

Немцы терпели поражение и на Западе. Бронетанковые силы союзников, поддержанные авиацией, успешно наступали на Орлеан и Париж. Атлантический вал разламывался. Срочная замена командующего войсками на Западе Клюге на Моделя не могла изменить ситуацию. 25 августа пал Париж.

Гитлер и его штаб оперативного руководства войсками были в смятении, не могли принять окончательного решения по дальнейшему развитию боевых действий. Правда, никто не сомневался, что надо ужесточить оборону. Но куда направить основные усилия — на запад или восток? Только куда ни кинь, всюду — клин. Пока что говорить с противником о перемирии никто не отваживался. И русские и англичане с американцами требовали одного — безоговорочной капитуляции. На Западе хотелось удержать промышленные районы до реки Рейн, на Востоке — важные в военном и продовольственном отношении районы Силезии и Польши.

Советники Гитлера больше склонялись к тому, чтобы Западный фронт предоставить самому себе, к тому же с западными союзниками легче договориться, если речь пойдет о перемирии, чем с Советским Союзом, а основную тяжесть борьбы перенести на восток и остановить продвижение русских.

Этой точки зрения придерживался и Гудериан. Восточный фронт был для него всегда главной головной болью. Тут не существовало никаких правил войны, кроме одного: «Бить так бить!» Еще древние говорили, что «война зло; ее ведут с помощью больших несправедливостей и насилия, но для честных людей и на войне существуют некоторые законы. Нельзя гнаться за победой, если выгоды, какие дает она, будут приобретены путем низости и преступления. Великий полководец должен вести войну, надеясь на свое мужество, а не на измену долгу со стороны других».

Гудериан гнал на восток дивизию за дивизией, надеясь укрепить потрепанные в боях группы армий. Он стремился до начала зимнего наступления Красной Армии создать несколько полос обороны, чтобы на них можно было опереться в предстоящих боях. Но тут, как всегда, вмешался Гитлер, считавший себя не только великим полководцем, но и инженером по строительству фортификационных сооружений. Он приказал строить главную линию сопротивления в 2–4 километрах от переднего края обороны, вместо 20, как этого требовала фронтовая практика.

Гудериану было известно, что на Висле советское командование сосредоточило огромные силы, которым противостоять было нечем. Русские обладали 15–кратным превосходством на суше и 20–кратным — в воздухе. И все же надеялся на опыт и мужество германского солдата, который до последнего патрона будет защищать свою территорию. Слишком много поставлено на карту!

Удивительно и другое. Видя неминуемый крах гитлеровской авантюры, Гудериан еще стремился переломить ход истории в пользу Германии, складывать оружие не собирался, а требование союзников о безоговорочной капитуляции считал «жестокостью», «преступлением против человечности». Для солдат же это «позор, которого они не хотели, да и не могли взять на себя, пока еще не исчезла последняя перспектива на другую возможность достижения мира».

Мира, считал он, можно достигнуть только в том случае, если удастся остановить советские войска. Поэтому и направился в ставку, чтобы «выиграть бой с Гитлером», получить его разрешение на массированную переброску войск на Восточный фронт. Фюрер выделил только четыре дивизии, которые были брошены в Венгрию, где войска 6–й армии Балька вели с начала января 1945 года ожесточенные бои.

Гитлер и Гудериан возлагали на Балька большие надежды, но успехов он так и не добился: не хватало свежих резервов. Гудериан едет в Будапешт, чтобы самолично убедиться в причинах неудач начатого наступления. Приходит к выводу: «Первоначальный успех вечернего сражения 1 января не был использован ночью для совершения решительного прорыва. У нас не было больше офицеров и солдат 1940 года, иначе мы, возможно, достигли бы успеха, позволяющего сохранить силы и приостановить на некоторое время наступление противника на дунайском фронте».

Однако не только на Дунае, но и на Висле дела не пошли, несмотря на все усилия. Командующие группами войск Гарпе и Рейнгардт стремились сократить линию фронта, тем самым высвободить несколько дивизий в качестве резерва. Позволит ли сделать это Гитлер?

Когда Гудериан направился в ставку с соответствующими выкладками и схемами, подготовленными генералом Геленом, Гитлер пришел в ярость. Сокращение линии фронта в его понимании звучало как оставление позиций и переход на запасные, своего рода бегство. Составителя «идиотских» схем потребовал отправить в сумасшедший дом.

Красная Армия с тяжелыми боями продвигалась в Верхнесилезский промышленный район и ее удержать было уже невозможно. При очередной неудаче своих войск Гитлер обращался к излюбленному средству — замене командующих, как панацее от новых бед. Генерал—полковника Гарпе заменил на Шёрнера, которому вскоре присвоил звание фельдмаршала, командующего 9–й армией генерала Лютвица — на генерала Буссе. От таких перестановок на фронте ничего не менялось. Как отмечал Гудериан, по всему Восточному фронту немцы вели тяжелые «отступательные бои».

В начале марта 1945 года советские войска вышли к Балтийскому морю. Вскоре вся Померания для немцев была потеряна. Бои уже шли за Данциг (Гданьск) и Гдыню. На Западном фронте американцы, форсировав Рейн, вели бои за Дармштадт и Франкфурт—на—Майне.

Войну Германия проиграла окончательно, хотя еще фашистские главари хватались за любую возможность, чтобы продлить свое существование. Гитлер менял командующих, как незадачливый игрок фигуры на шахматной доске в надежде выиграть партию. Чехарда с командующими выбивала из колеи и начальника генерального штаба. Его титанические усилия спасти фронт уже ничего не могли изменить.

Гудериан потерял интерес к тому, что происходило в окружении Гитлера, в ставке, в штабе верховного командования сухопутных войск, в его собственном штабе. Гитлер это заметил и 28 марта 1945 года отправил его в отпуск, точнее — в отставку. На этот раз навсегда.

Передав дела генералу Кребсу, он покинул Цоссен, пригород Берлина, и отправился в санаторий под Мюнхеном, чтобы подлечить свое больное сердце. Окончания войны дожидался в Тироле, в штабе генерал—инспектора бронетанковых войск. 10 мая 1945 года генерал—полковник Гудериан сдался с этим штабом в плен американцам.

«За событиями, которые происходили после 28 марта, я следил по радио. О них я не намерен говорить».

Так закончил свое повествование один из неистовых генералов бесноватого фюрера, танкист по профессии, фашист по политическим убеждениям.

Гудериан избежал скамьи подсудимых на Нюрнбергском процессе. Но история все равно вынесла ему справедливый приговор.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.