Одинокая Роза (вместо эпилога)
Одинокая Роза
(вместо эпилога)
— Ах, Лилия, — сказала Алиса, глядя на Тигровую лилию, легко покачивающуюся на ветру. — Как жалко, что Вы не умеете говорить!
— А кто тебе сказал, что мы не умеем говорить? — ответила Лилия. — Было бы только с кем!
Луис Кэролл «Алиса в Зазеркалье»
Над склонами величественного вулкана Рано-Рораку идет мелкий, теплый и нудный дождь. Темные клочья тумана прочесываются жесткой щетиной трав…
Я подошел к истукану, опрокинувшемуся навзничь. Лицо его было мокрым, а глазницы полны прозрачной дождевой водой. Я наклонился над поверженным исполином и отразился в его глазах…
Свежий ветерок налетел вдруг, и густые травы зашелестели. Светлая влага выплеснулась через уголки глаз. Истукан плакал, не в силах высказать вековую тайну: каменные уста его плотно сжаты, слова окаменели навеки. Напрасно шелест трав напоминал каменному гиганту прошлое. Корни трав помнят многое и знают ответы. Но камень молчит…
Мне и до сих пор снится удивительный сон: мы стоим лицом к лицу с каменным идолом-моаи и, бессильные, вздыхаем, не в силах преодолеть оцепенение и муку непонимания: я не знаю, на каком языке надо задать вопрос, и беззвучно шевелю губами, подбирая нужное слово, чтоб в нем отразилась мысль; гигант мучается оттого, что не понимает незаданного вопроса, не слышит его, и остаются недвижными его стиснутые губы и окаменевшие скулы…
Там, где тяжелые капли падали из глазниц на сухой камень, из земли тянутся зеленые ростки. Сколько же слез надо было пролить, чтобы зазеленели склоны опаленного подземным зноем вулканического конуса?
На борт самолета в аэропорту Матавери поднимается по трапу пожилой мужчина.
— Пабло Неруда! — стреляя в него глазами, утверждают всеведущие туристы. Самолет медленно набирает высоту, делая круг почета над маленьким островом.
— Остров напоминает треуголку Бонапарта, — говорит пожилая леди своей спутнице. — И два кратера с зелеными камышами смотрят в небо, как два внимательных глаза! — уточняет она свои впечатления.
— Прощай, Одинокая Роза, затерянная среди океана! — шепчет великий поэт, бросая последний привет с высоты небес исчезающему в океане Рапа-Нуи. Старик прикрывает глаза, но губы его едва заметно шевелятся, складывая слова поэмы:
Прощай, всеочищающая роза,
пуп золотой, таинственная суша,
мы возвращаемся к своим занятьям
к своим печальным службам и ремеслам.
Спаси тебя великий океан
от нашей чистоплотности колючей!
Сегодня одиночество преступно,
спрячь, остров, древние свои ключи
в пещере лавовой, среди скелетов,
которые нас будут упрекать
до той поры, пока не станут прахом,
за наше бесполезное вторженье.
Я возвращаюсь.
И мое прощай —
пустое слово, и торжественность —
не в нем, а в том, что остается здесь, —
немая безучастность в центре моря,
сто взоров камня, самоуглубленных
и обращенных к вечности воды…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.