Когда крестилась Русь?

Когда крестилась Русь?

Я не исключаю того, что Киев действительно древнее поселение. Вполне возможно, что к моменту установления над ним власти русских царей ему было несколько веков, но он был маленьким пограничным городком, а скорее всего, монастырским поселением. Россказни о древнем величии стольного града мало способствовали его процветанию. Да, Киев стал к XVII в. религиозным центром, но регионального, а не государственного или международного масштаба, причем центром он стал вынужденно в связи с наступлением с запада католичества. После Брестского собора 1596 г. только две епархии Речи Посполитой, Львовская и Перемышльская, сохранили приверженность православию. В Киеве униатство продержалось три десятилетия.

Лишь в 1632 г., то есть за 20 лет до присоединения к России, в городе была основана Киевская коллегия – будущая Киево-Могилянская академия, где обучались православные теологи. Иногда в книгах авторы мимоходом произносят дежурную фразу о том, что Киев был «крупным научным центром». Интересно, как он мог быть научным центром, ежели университет в нем завели лишь в 1834 г., значительно позже, чем в Харькове и Казани. Да и то, киевский университет был образован путем перевода в город каменецкого лицея с одновременным преобразованием его в высшее учебное заведение, состоящее всего из двух факультетов, на которые зачислено было 62 слушателя. Это говорит о том, что своих научных кадров в городе не было. Большинство первых преподавателей были поляки и немцы, русские были в меньшинстве, и уж тем более не было никаких преподавателей-«украинцев». После того как польские профессора себя скомпрометировали, университет вообще пришлось временно закрыть в 1838 г. В 1841 г. в университете появился медицинский факультет, развернутый на базе упраздненной виленской медико-хирургической академии. Но в далеком XVII столетии ни о каком университете даже речи не шло.

Тем не менее, сегодняшние укро-сепаратисты нахально объявили Киевскую коллегию (предупреждаю: сейчас будет смешно)… первым высшим учебным заведением Восточной Европы. Эти ребята просто из портков выпрыгивают, пытаясь доказать, какие они исторически самостийные да еще и самые умные в Европе, оказывается. В Восточной Европе, правда, но все равно очень «вчэные». Духовное училище, коих было в ту пору на Руси достаточно, никак не тянет на светское высшее учебное заведение. Вот что сообщает по этому поводу энциклопедия Брокгауза и Ефрона: «В России под именем бурсы известно было, прежде всего, специальное общежитие при Киевско-братском училище (впоследствии Киевская духовная академия). Оно возникло в первой половине XVII века, при Петре Могиле, преобразовавшем состоявший при училище странноприимный дом в постоянное помещение для нуждающихся воспитанников, число которых было очень велико (простиралось от 200 до 500). Положение питомцев, живших в бурсе (так называемых бурсаков), уже в конце XVII века становится, однако, очень незавидным: жилье, пища, одежда, предлагавшиеся им безвозмездно, были очень скудны, и обычным средством поддержать материальное положение бурсы считался в конце XVII и в продолжение почти всего XVIII века сбор добровольных подаяний, производившийся самими воспитанниками. Последние торжественно избирали для этого из своей среды ежегодно двух так называемых префектов, нескольких ассистентов и секретарей; этим выборным вручалась особая книга (Album), с которой они обходили киевских граждан и жителей окрестностей. Кроме того, многие бурсаки составляли из себя походные артели, чтобы пением кантов, произнесением речей и стихов, представлением различных пьес, отправлением церковных служб и т. п. заработать нужные им средства».

Судя по данному тексту, бурсаков хорошо учили петь и попрошайничать. Сведения о выдающихся выпускниках, прославивших alma-mater в науке, напрочь отсутствуют. В 1786 г. попрошайничество бурсакам было официально запрещено, но к тому времени духовное училище было уже преобразовано в духовную академию, переведено в каменное здание, да и материальное положение семинаристов заметно улучшилось. Но это все лирика, конечно. Попросите панов самостийников назвать хоть одного киевского ученого (не путать с богословами!) XVII–XVIII вв. В ответ вы услышите только протяжное «э-э-э-э», плавно переходящее в затухающее «ну-у-у-у».

Правда, иногда в список выпускников Киево-Могилянского коллегиума зачисляют Михаила Ломоносова. Формально он находился в Киеве несколько месяцев, но он ехал туда за знаниями в области физики и математики, однако эти дисциплины там не преподавались. Чем занимался в Киеве Михаил Васильевич? Биографы его пишут о том, что он читал древние летописи и творения святых отцов в библиотеке. Вот, собственно, и все. Говорить, что он учился в коллегиуме, а тем более, являлся его выпускником – большое преувеличение.

К украинству Киево-Могилянская академия, закрытая в 1817 г., вообще не имеет абсолютно никакого отношения. Изначально преподавание в ней велось на латинском языке, а с 1784 года – на русском. Украиномововцам это не нравится, и они сочиняют какую-то галиматью: «Надо отметить, что при Петре І академия переживает не лучшие времена. Ведется наступление на украинский язык. Принимают законы о запрете печати (1720 года), а потом и преподавания на украинском языке. Академии сначала «рекомендуется» вести преподавание на русском языке. С 1784 года строго запрещается читать лекции «сельским диалектом», то есть на украинском языке, необходимо только по-русски и обязательно «с соблюдением выговора, который и имеется в Великороссии»»[83].

Последние слова анонимные авторы статьи взяли в кавычки, представляя дело так, будто они цитируют некий документ. Последнее весьма сомнительно, ибо термин «Великороссия», как обозначение 30 губерний официально стал употребляться только в XIX в. А уж печать на «украинском языке» в 1720 г. – это вообще какая-то фантастика. Печатными языками в тот момент были только русский и церковно-славянский. Об «украинском» никто даже не слышал.

И все же грамотеев в Малороссии действительно было изрядное количество (большинство получило образование в Европе), а потому они внесли значительный вклад в развитие церковного образования в других частях России, в том числе и в Москве. Тут, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Иезуиты, активно борясь за контроль над духовной жизнью русской украйны Речи Посполитой, открыли немало учебных заведений, в которые были вынуждены отдавать своих детей для науки и православные шляхтичи. К тому же католики были весьма сведущи в том, что называется информационной войной, и издали много памфлетов антиправославного толка. Адекватно ответить им православное духовенство было не в состоянии, потому что было в массе своей крайне малокультурно. Ситуация усугублялась еще и тем, что образованных церковников переманивали в унию, что еще более укрепляло интеллектуальное превосходство поляков. Например, к числу последних следует отнести Мелетия Смотрицкого, одного из создателей литературного русского языка, автора канонической «Грамматики», употреблявшейся более 100 лет в качестве эталонного учебника. В 1610 г., под псевдонимом Феофила Орфолога, он издал в Вильно очень талантливо и горячо написанное полемическое сочинение против униатов и латинян «Фринос, или Плач восточной церкви, с объяснением догматов веры». Однако, поддавшись посулам, переметнулся в унию и написал благоволительную к униатам «Апологию путешествия на Восток», изданную на польском языке[84] в 1629 г., что вызвало бурю возмущения в образованных православных кругах. Киевский митрополит Петр Могила, хотя и имел совершенно пропольскую ориентацию в плане политическом, немало сделал для поднятия престижа православия и с большим тщанием занимался развитием системы церковного образования. Тем не менее, имущие слои получали светское образование исключительно в «латинских» заведениях, что немало способствовало процессу полонизации.

В польско-литовской унии Великое княжество Литовское играло роль не то чтобы второстепенную, а, прямо скажем, сугубо номинальную. Внешняя и внутренняя политика княжества были всецело подчинены интересам Польши, а его правящий слой в XVI–XVII вв. был в массе своей полонизирован. Униатство, прочно утвердившееся в Литве, служило интересам полонизации и окатоличивания населения. Лишь в восточных, пограничных с Россией землях княжества православие преобладало. Поэтому хоть номинальной столицей Великого княжества Литовского была Вильня, сей город не стал религиозным центром государства. Если мы посмотрим на карту, то увидим, что православие сохранилось в бассейне реки Днепр, а так же в Брацлавском и Подольском польских воеводствах. Поэтому то, что именно Киев стал православным центром Западной Руси, совершенно естественно. Транспортная связность в эпоху отсутствия общедоступного почтового сообщения имела большое значение.

Киевские митрополиты носили титулы митрополитов всея Руси, однако в реальности их влияние было ограничено, а сама православная церковь подвергалась всевозможным утеснениям. В этом случае велик соблазн утвердить свое величие хотя бы в прошлом. Легко предположить, что для упрочения авторитета православия в польско-литовских землях именно в это время начинается усиленная пропаганда Киева, как центра крещения всей Руси. Этим обосновывалось и то, что киевский митрополит является главой всех православных русских. Идеологическая война имеет свои каноны, и в борьбе против католицизма козырь древности Киева и исконности православия был совсем не лишним.

Между тем легенда о крещении князем Владимиром Руси, мягко говоря, сомнительна. По общепринятой версии киевляне приняли крещение в 988 г. Ромейские хроники приписывают заслугу крещения росов константинопольскому патриарху Фотию. Правда, Фотий, как считается, умер в 886 г., более чем за 100 лет до знаменательного крещения киевлян в днепровских водах, а крестил он, как принято считать, варваров-росов, что учинили набег на Константинополь. В этой связи современные историки подправляют древние летописи и объявляют, что Фотий крестил киевских князей Аскольда и Дира. Ромейские летописи вообще не обратили внимание на крещение Руси князем Владимиром, считая, что к тому времени Русь уже была христианской страной. Впрочем, отдельные источники сообщают, что русские приняли христианство лишь в XII в. Большинство же, однако, указывают на IX в., как время христианизации Руси, когда при Константинопольской патриархии уже существовала русская митрополия.

Вполне возможно, что мы в данном случае имеем дело с неверным толкованием перевода в русских источниках. Митрополия росов (?? ?????) впервые упоминается в списке епископарий, датируемом концом Х в. В одном из его редакций появляется уточнение, что под этим именем понимается «митрополия Киева России» (?? ????? ??? ‘??????), что указывает на локальный характер этой епархии в числе прочих 80. Если принять во внимание, что по преданию патриарх Фотий (в 860 г.?) обратил в веру Христову воинственное племя росов, живущее выше днепровских порогов и явившееся пограбить Константинополь, то появление митрополии у росов возможно. Однако Константин Багрянородный несколькими десятилетиями спустя описывает росов, как безбожных варваров, славных разве что своей склонностью к насилию.

Кто были росы и куда они подевались – дело темное, однако оснований отождествлять племя росов с русским народом ромейские источники не дают. Впрочем, современные комментаторы делают это с легкостью, базируя свои выводы исключительно на фонетической близости слов «росы» и «русские», не обращая никакого внимания на то, что хроники прямо противопоставляют росов и славян, хотя и объединяют и тех, и других под именем скифов. Вполне вероятно, что отрывочные сведения из греческих книг о диком и воинственном племени росов, которые сначала приняли крещение в IX в., а потом от нем позабыли, легли в основу концепции Гизеля о восприятии христианства на Руси через Киев, упоминаемый, как владение росов на Днепре.

Где же новообращенные христиане в Киеве отправляли религиозные обряды? Кроме как в Десятинной церкви, вроде и негде было. Построена она была, как считается, в 996 г. В 1938–1939 гг. научная группа Института истории материальной культуры АН ССР под руководством М.К. Каргера провела исследования остатков фундаментов Десятинной церкви. В I томе «Кратких сообщений Института истории материальной культуры»[85] был помещен отчет о раскопках, из которого следует, что церковь стоит на рву, засыпанном при строительстве. По археологическим данным засыпка рва была датирована XIII в. На этот факт обращает внимание Алексей Бычков в своей книге «Киевская Русь. Страна, которой не было?». Как известно, фундаменты Десятинной церкви имеют большую, чем обычно, глубину. Это вполне возможно, если его выкладывали во рву.

Официальная историография датирует постройки первых христианских храмов в русских городах пятьюдесятью-двумястами годами позже принятия христианства. Опять неувязочка. Не могли же целые поколения христиан ни разу не побывать в христианском храме? Можно, конечно, предположить, что первые церкви были многочисленными, но деревянными (по какому же подобию их рубили?). Но никаких археологических подтверждений этому мы не находим. Зато историками всячески подчеркивается тот факт, что первыми строителями русских храмов были греки.

Как быстро могло быть распространено христианство на огромной русской территории? Официальная «наука», как мне кажется, старается обходить этот вопрос стороной. Мол, покрестилась Русь при Владимире, но отдельные пережитки язычества еще долгие века сосуществовали с христианством, постепенно вплавляясь в него. Многочисленные археологические находки, которые датируются XI–XIII вв. (вероятно, их можно отнести к гораздо более позднему времени), указывают на широчайшее распространение языческих культов. Иногда историки объясняют это так: дескать, города были христианизированы по княжескому повелению быстро, а сельское население еще долго оставалось языческим.

Но большинство упомянутых языческих амулетов и украшений находят как раз в городах. К тому же выполнены они настолько тонко, что исключают саму мысль о кустарном производстве. Как вы представляете себе ремесленника-христианина, изготавливающего языческую атрибутику? К тому же трудно представить, что какой-нибудь крестьянин мог носить золотой венец, вроде того, что найден в 1900 г. у села Сахновка под Киевом или «Черниговскую гривну». Весьма широко распространены и погребения по языческому обряду, датируемые X–XV вв. Курганы над русскими могилами, как считается, насыпались до XIV столетия. Хотя, вполне возможно, мы имеем дело с раннехристианским обрядом[86]. Языческие имена уходят из широкого обихода только в XVII в. Есть ли в этой реальности место Владимиру, обратившему Русь во Христову веру? Не стоит забывать, что Владимир Святой – это, прежде всего, персонаж церковной мифологии.

Я склонен считать, что язычество не было упразднено по приказу сверху, а постепенно, в течение нескольких веков эволюционировало в христианство. Этим легко объясняется легко читаемая тождественность старых языческих праздников новым христианским. В XV в. кардинал д’Эли, посетивший Россию, с удивлением отмечал: «Русские в такой степени сблизили свое христианство с язычеством, что трудно было сказать, что преобладало в образовавшейся смеси: христианство ли, принявшее в себя языческое начало, или язычество, поглотившее христианское вероучение»[87]. Окончательно же русское православие сформировалось в результате никоновской реформы во второй половине XVII столетия с «исправлением» книг и приведением богослужения к константинопольскому образцу.

Но народные массы, по правде говоря, совершенно не увлекались богословскими изысками. Посетивший Москву во второй половине XVII в. Георг Андреас Шлейзинг. отмечал в своем трактате «Древняя и современная религия московитов», что «они [московиты] остаются в неведении положений христианской религии до такой степени, что среди них слишком мало людей, знающих наизусть «Отче наш» и «Верую». Еще и через сто лет после никонианской реформы попы спрашивали на исповеди своих прихожан: «Образы святыя богами не называешь ли?». Многобожие было слишком укоренено в массовом сознании, чтобы вмиг исчезнуть. Поэтому в народных представлениях святые были такими же богами, как Христос, только местными или «узкопрофильными». Лев Прозоров в книге «Язычники крещеной Руси»[88] приводит краткий список божков, почитавшихся местами вплоть до ХХ в.: Власий – коровий бог, Мамант – овечий бог, Зосима и Савватий – пчелиные боги, Василий Кесарийский – свиной бог, Флор и Лавр – конские боги, Козьма и Демьян – куриные боги. Впрочем, это не было чисто русским феноменом. В Европе в то время еще продолжали существовать отголоски христианско-сатанистского двоеверия, когда свечку ставили не только святым, но и дьяволу, прося его не причинять зло.

Абсолютно уверенно можно утверждать, что никакая церковь не любит реформ, тем более трудно припомнить случаи, когда бы инициатива исходила от самой церкви. Все известные нам унии, расколы и реформы всегда имели исключительно политические причины, но никак не стремление к улучшению обряда. Что же касается никоновских преобразований, то, почему-то, историки ставят во главу угла вопрос о двуперстном крещении и исправлении служебных книг, мотивируя это тем, что за столетия переписывания их вручную в оных накопилось много ошибок. На Восток, дескать для того, чтобы свериться с первоисточниками, был послан за древними рукописями Арсений Суханов. Личность эта весьма примечательная.

Арсений Суханов (1600?—1668 гг.) – иеромонах, распорядитель московского Богоявленского монастыря, келарь Троице-Сергиева монастыря. Знал греческий, латинский и польский языки, владел грамматикой, риторикой и диалектикой. Существует предположение, что Суханов получил образование в одной из школ западнорусских братств. В 1649 г. Москву для сбора пожертвований на украшение Гроба Господня посетил иерусалимский патриарх Паисий. Он обратил внимание царя Алексея Михайловича и патриарха Иосифа (предшественник Никона) на то, что в русских богослужениях присутствуют отступления от обрядов восточной православной церкви. В 1649 г. Арсений отправился в Константинополь с заданием описать церковные обычаи. Однако добрался только до Ясс и оттуда возвратился в Москву. Во второй раз он побывал на Афоне. Результатом этой поездки стало его полемическое сочинение «Прения с греками о вере». В третье путешествие посетил греческие острова, Египет, Константинополь. В 1654 г. патриарх Никон посылает Суханова на Афон для приобретения греческих рукописей, необходимых для начавшегося исправления богослужебных книг. Суханов, как считается, доставил в Москву около 700 рукописей. C 1661 года руководил работой Московского Печатного двора, то есть находился на переднем крае идеологического фронта.

Версия об утрате истинной веры выглядит малоубедительной. Дело в том, что православные Балканы и Ближний Восток находились под турецким владычеством, что трактовалось тогда как кара за утрату истинной веры. Москва же претендовала на то, чтобы быть международным центром православия. Об этом свидетельствует, например, титул патриарха Никона: Божиею милостию великий господин и государь, архиепископ царствующаго града Москвы и всеа великия и малыя и белыя Росии и всеа северныя страны и помориа и многих государств патриарх.

А вот что пишет Суханов в своих «Прениях»: «был у вас [греков] царь благочестивый, а ныне нет; и в то место воздвиг Господь Бог и на Москве царя благочестиваго и ныне у нас государь царь великии князь Алексей Михаилович всеа Русии самодержец, во всей подсолнечной благочестием своим сияет, яко солнце посреди земли, и во всем ревнует первому благочестивому царю Констянтину Великому, церковь Христову чисто снабдевает, и от всяких ересей защищает чисто»[89].

Что-то совсем не похож старец Арсений на прилежного ученика, приехавшего за истиной к всемудрым учителям. Он скорее пеняет грекам на отступление от веры, нежели смиренно принимает их поучения. По всему следует, что каноническим должен считаться именно русский обряд, а мнение патриархов, сидящих в Стамбуле или Иерусалиме, было постольку поскольку. Так и было в действительности: у духовенства крепко укоренилось мнение о превосходстве русского благочестия над греческим, а московского – над киевским. И, вообще, с какой стати следовало считать, что греческие переписчики не накопили ошибок в своих книгах?

Далее же Арсений Суханов так клеймит греков, что становится совершенно непонятно, с какой стати русским следует перенимать эллинские обычаи: «Старец же Арсении говорил греком: вы говорите, что мы крещение от вас прияли, а не так как вы креститеся рукою крестимся. Ино чем вам тем величатися или укоряти нас, скажите ми? Егда папа римский благочестив был, то он ис пети чювств началное и головное был чювство зрение; а егда то зрение туском заволокло, сиречь ересию и расколом церьковным папа помрачился и света видети право не может, то четыри чювства, сиречь патриархи, и без зрения, сиречь и без папы, живут. Такоже и мы можем ныне без вашего учения быть.

Или папа егда благочестив был и в то время которых крестил, могут ли те нынешняго папу слушать или ни? И хотя нынешней папа тем над ними и возноситись будет, и их укорять станет, что оне крестилися от Риму, а его ныне не слушают, – то не могут ли ти отвещати: врачу, исцелися сам. Сиречь очисти свое зрение, и возри право и приими веру ту ж, которую первие благочестивыи папы держали, от них же мы веру приняли, – и тогда хвалися над нами, что мы от вас крещение приняли и мы будем тебе за главу приимати.

Такоже и мы вашим вопросам ответ даем: всуе вы хвалитеся тем, что мы от вас крещение приняли. Мы крещение приняли от апостола Андрея, как, по Вознесении Господни, прииде апостол Андрей в Византию, и оттуду Черным морем шел до Днепра и Днепром вверх до Киева, а от Киева даже и до Великаго Новаграда; и ходя тем путем, учение свое о вере Христове распростирал, а иных крестил, а в Киеве будучи, крест воздвигнул, якоже пишет в книге «О правой вере».

Потом сослан был от Нерона царя римского в заточение Климент папа Римский в Корсунь, еже ныне зовется Крым; и он, будучи в Корсуни, своим учением корсунян в веру привел и крестил, и ту и преставился. А Климент папа – ученик Петра апостола и поставлен бысть им в Риме; и был один папа в Риме. А Петр апостол – брат Андрею апостолу, которой будучи у вас, и к нам пришел. И великий князь Владимер крестился в Корсуни от тех християн, которыя от Климента крещенны; и мощи Климентовы ис Корсуни взял Владимер к себе в Киев и митрополита и весь освященныи чин.

И мы как прияли веру и крещение от апостола Андрея, так и держим: крестимся даж и доныне по их 50-му правилу в купели в три погружения и их правило блюдем твердо. А вы, греки, апостольского правила не храните: в купели в три погружения ныне не креститеся, но по новому римскому уставу обливаетеся и покропляетеся. И посему знатно, что мы крещение от апостол прияли, а не от вас греков.

Явно обличает вас греков божественное писание, яко древняя злоба нова благодати быти не хощет. Тако и вы греки закоснели есте, живучи меж бусорман, и за стыд свой или гордости ради не хочете повинутися древнему отцу блаженному Феодориту и прочим, но правитеся новым своим дидосколом Домаскином иподьяконом; а стараго предания никакого о том не покажете ни Феодоритова, ни иных. И вы не токмо крестное знамение по древнему преданию потеряли, но и самое крещение. Святии апостоли написали в 50-м своем правиле: аще епископ или поп крестит не в три погружении, да извержется; також и вси святии отцы, последуючи сему правилу, писали, велели крестить в купели в три погружения, а нихто не написал обливать или покроплять. Не сыщишь у вас в Грецыи и в Волохах ни единаго человека правым крещением крещена. И говорите, покрывая свой стыд, что то есть все одно – погружать или обливать; и святии апостоли и святии отцы того нигде не написали, что то все одно, но велели погружать. И вы мало не соединились есте с римляны.

Да вы ж и лета от Рожества Христова потеряли: пишете в нынешнем во 158-м году от Рожества Христова 1650-й год; и в том обличают вас ваши ж греческия книги, а повинутися не хощете. – А все то вам прилучилося от римлян, занеже еллинскаго учения печатной двор у себя имате и книги вам печатают в Риме и в Венеции и во Англии; и еллинскому писанию ходите учитись в Рим и в Венецию, и дидасколы у вас все от тех наук приходят к вам и, там оне будучи, яже в коростове стаде и здравая скотина окоростовеет, тако и ваши дидасколы приходят к вам из Риму и из Венеции все шелудивы, якоже и Власий дидаскол рек от науки римских обычаев, и вас тому учат; а вы их во всем слушаете, потому что у вас своих наук нету еллинскому языку и книги от них приимаете. Прочее ж реку, что у вас не было доброго, то все к нам к Москве перешло».

В действительности же вопрос о двуперстии, то есть вопрос внешнего обряда имел большое значение. Но почему? И для чего во главе исправления книг были поставлены Епифаний Славинецкий и другие ученые люди из числа «черкасских люде», то есть малороссов, к которым в Москве было настороженное отношение из-за того что они испытали на себе значительное влияние латинян? Вот в этом отчасти и следует искать разгадку. Московские цари взяли курс на распространение своей власти на западнорусские земли, населенные православными. В литературе встречаются упоминания, что патриарх Никон грезил об объединении под скипетром русского царя всех православных народов, но так это, или мы имеем дело с домыслами поздних комментаторов, теперь уже вряд ли можно установить. При этом известно то, что русский патриарх во время войн с Польшей (1654–1667 гг.) и во время длительного отсутствия царя фактически управлял страной. Следовательно, как политик, он был сторонником уже вполне оформившегося антипольского вектора внешней политики.

Западное православие, как отмечалось выше, имело некоторые различия в обрядах от московского канона. Соответственно, эти отличия могли стать препятствием для интеграционных процессов, если католики попытаются превратить эту маленькую трещину в разлом между единоверными русскими людьми. Следовательно, в сугубо политических целях следовало подправить свою веру по западным образцам, так как возможности навязать православному населению Речи Посполитой восточный обряд никакой возможности не было. Поэтому и была развернута решительная борьба с двуперстием. Это встретило ожесточенное сопротивление части православного духовенства и верующих. Еще бы! На всех иконах русские святые изображались с двумя благословляющими перстами.

Одна из важных причин поражения поляков в соперничестве между Речью Посполитой и Россией в том, что первые стремились переделать русских на свой латинский манер, причем кнут использовали куда чаще, чем пряник, а русское правительство даже шло на очень непопулярные реформы внутри государства, чтобы избежать препятствий на пути сближения с русским населением Речи Посполитой.

Среди противников нововведений особой активностью отличался протопоп Аввакум из Юрьева-Повольского. В 1654–1656 гг. противники реформ были подвергнуты ссылке, некоторые лишились сана. После отстранения Никона в 1658 г. его противники получили временное преимущество и поддержку при дворе, но церковный собор 1666 г. признал все нововведения правильными, и с этого времени несогласные с постановлением собора стали раскольниками. Не слишком ли большие жертвы, если речь идет исключительно о том, сколькими перстами осенять себя? Раскольники в дальнейшем подвергались жестким политическим репрессиям. Гонения носили в большей степени именно политический характер, ибо Россия отличалась большой веротерпимостью даже к языческим племенам. Как говорится в Энциклопедии Брокгауза и Ефрона о старообрядцах, «их враждебное отношение к церкви перешло и на государство, поддерживающее церковь и лично на царя Алексея Михайловича и последующих». Лишь в 1905 г. старообрядцы официально были уравнены в правах с инославными подданными империи. То есть, как принятие нового обряда было политическим актом, так и старообрядчество являлось движением политическим.

Арсений Суханов отрицает принятие христианства от греков-ромеев, придерживаясь канонической версии о принятии христианства от апостола Андрея. Правда, в этом случае остается неясным, почему князь Владимир является язычником, ежели его бабка Ольга уже была христианкой. Иннокентий Гизель пишет о пяти крещениях Руси, из которых владимирово было окончательным («и тако благочестивая Вера умножашеся и совершенно утвердашеся», а предыдущие «все те крещения четыри в России бывшая не укоренишася добре»). Тем не менее, оба автора связывают утверждение христианства на Руси с Киевом. Во второй половине XVII в. эта концепция уже была глубоко укоренена в книжном сознании.

При этом окончательно миф о древнерусской истории, изложенный в гизелевском «Синопсисе», еще не был сформирован. Например, за четверть века до Гизеля Суханов пишет о Кирилле и Мефодии следующее: «Да тот же игумен говорил: греки де горды и нам сербом из давных веков ненавистны. Как де мы сербы и болгары крестились, и государи де наши посылали к ним греком, чтоб оне нам преложили книги на словенской язык; и оне де нам отказали, ненавидя нас и чтоб им греком у нас быть во властех. И как де Бог дал им Кирила философа, родился от отца болгарина, а от матери грекини, и навык грамоте греческой и латынской и словеньскому языку, и тот де Кирил ходил в Царьград, докладывал, чтоб ему поволили сложить словенскую грамоту. И они де ему не поволили и запретили. И он де ходил в Рим к папе Андреяну благочестивому, и папа де ему благословил. И как де Кирил грамоту словяном сложил, и греки де много искали, гдеб сыскав ево, убить.

И Кирил де, то сведав, укрывался в дальних словянах, что ныне живут под цесарем, и там де и преставился; и папа де повелел мощи его взять в Рим и погреб ево в Риме в церкви святых апостол. А брата де его Мефодия папа Андреян поставил епископа в Паннонии, иже ныне те словяне под цесарем и в Венграх. Да и до сех де мест нас ненавидят греки, что мы по словенским книгам чтем, и архиепископа, и митрополитов, и епископов и попов своих имеем; а им де хочетца, чтоб все оне у нас владычествовали».

Гизель же двадцатью годами позже решительно поправляет своего предшественника: «Второе крестися Русь лета от Рождества Христова 860 в царство Царя Греческаго Михаила, Патриарху Константинопольскому сущу Фотию; от них же но прошению Князей Славенских Святополка, Ростислава и Коцсла, присланы бяху Славяном учители Веры Христовы, Мефодий и Кирилл, сынове мужа нарочита, именем Льва от Солуня, и они по дару Духа Святаго преложиша Греческия книги Славенским языком, святое Евангелие, Апостол, и прочая».

Говоря по-правде, о времени принятия на Руси христианства и о первоначальном этапе его распространения мы знаем не более того, что считала нужным сообщить нам церковь в XVII столетии. Вряд ли официозная лубочная версия церковной истории имеет много общего с реальностью. Одна из самых загадочных страниц православной церкви – ее отношения с «монголо-татарами». Миф об уничтожении злобными кочевниками Киева понадобился еще и для того, чтобы скрыть не очень красивый с точки зрения современного читателя факт – церковь была союзником Батыя в завоевании Руси. Свидетельств об этом огромное количество. Официальная историческая «наука», конечно, неохотно касается этой темы, ибо с точки зрения общепринятой концепции нашего прошлого этот коллаборационизм выглядит совершенно дико. Но если из песни слов не выкинешь, то их можно постараться как можно более невнятно пробубнить, что историки и делают.

Как было показано выше, нашествие кочевников-монголов, да и вообще любых прочих степняков на Русь было невозможно в принципе. Но абсолютно фантомным «монголо-татарское иго» быть не могло. В данном случае мы имеем дело не с фантомом, а с сильно искаженным событием. Я сейчас выскажу очень крамольную мысль, поэтому держитесь крепче, чтоб не упасть: батыево нашествие на Русь стало как раз широкомасштабной акцией по крещению Руси. Конечно, это не было целью, цель была в создании централизованного государства (об этом подробнее ниже), а крещение мечом (кто ж добровольно откажется от веры предков лишь потому, что князю приспичило жениться на греческой принцессе?) и создание ОБЩЕГОСУДАРСТВЕННОЙ церкви являлось одним из инструментов его утверждения. Именно поэтому церковь получила от ханов-«завоевателей» широчайшие права и привилегии.

Я сейчас не буду подробно останавливаться на этом вопросе (это тема для отдельного исследования), набросаю лишь несколько штрихов к историческому пейзажу XIII в. Русь по общепринятой точке зрения была в то время страной очень урбанизированной, городов в ней было несколько сотен. Соответственно, любой завоеватель был обречен нести очень большие потери в многочисленных штурмах. Учитывая, что нашествие Батыя состоялось зимой, то брать города измором в это время было очень некомфортно. Это не курортный Херсонес, который мифический князь Владимир мог позволить себе осаждать несколько месяцев. Штурм русских деревянных крепостей осложнялся еще и тем, что зимой они становились как бы каменными. Даже лучше, чем каменными. Несколько ведер воды, опрокинутые на бревенчатую стену, делали ее крепкой, скользкой и невосприимчивой к огню. Но русские города, судя по летописным данным, оборонялись считанные дни. А Батый шел от одного города к другому, не теряя сил, то есть его потери были очень незначительными, если вообще можно говорить о потерях. Я даже готов предположить, что со взятием очередного города его сила лишь возрастала.

Объяснение может только одно – в русских городах у Батыя были единомышленники, которые открывали ему ворота. То есть он пришел, продемонстрировал серьезность своих намерений, объявил свои требования, постоял несколько дней, пока его «пятая колонна» в городе не убедит «общественное мнение», что лучше встретить гостей хлебом-солью. Князь против? Тем хуже для князя. Что, собственно, требовал Батый? Как гласит «Повесть о разорении Рязани Батыем», «и прислал в Рязань к великому князю Юрию Ингоревичу Рязанскому послов без пользы для дела, прося десятины во всем: в князьях, и в людях всех сословий, и во всем».

Спрашивается, зачем Батыю вражеские князья – своих вельмож, что ли, не хватает? Надо полагать, что десятина в людях – это рекрутский набор, а князья, то есть профессиональные воины, нужны, чтобы рекрутов обучать и ими же командовать. Никакого иного проку от князей не было и быть не могло.

Что еще удивляет в традиционных мифах о татаро-монгольском нашествии: большие города склоняются перед завоевателем через несколько дней, а вот маленькие крепости вроде Козельска и Торжка обороняются неделями. Вот тут, возможно, и стоит поискать ответ на вопрос о том, кто был батыевой «пятой колонной». В крупных городах уже могло быть укоренено христианство и церковь имела определенное влияние на массы и, что более важно, на власть. В XIII столетии на Руси, если следовать традиционной версии историков, было множество монастырей, то есть крепостей. Что-то я не припоминаю рассказов о том, как они героически оказывали сопротивление нашествию поганых язычников.

Теперь вспомним, что сделал летописный Владимир с корсунским предателем Анастасом (или Ждберном), благодаря которому он овладел городом – наградил его и поставил правителем Корсуни. По одной из версий даже отдал ему княжескую дочь (правда, сперва вдоволь насладившись ею). А кого отблагодарил Батый? Вот то-то и оно!

Лев Прозоров в книге «Язычники крещеной Руси» цитирует исследование церковного историка Константина Шебатинского «Учение славянофилов об отношении церкви к государству»: «В татарский, или монгольский, период независимое положение церкви нашей упрочилось благодаря покровительству татарских ханов Золотой Орды. В этот период времени церковь наша получает от ханов особые привилегии»[90].

Наиболее интересны, пожалуй, суждения другого крупного историка церкви Евгения Голубинского. Свое кредо он выразил следующими словами: «Предоставляя желающим и произволящим быть сторонниками истории тупой или лгущей, я со своей стороны есмь горячий почитатель истории настоящей». Что же выискал Евгений Евстигнеевич настоящего в истории? Вот несколько цитат из второго тома его «Истории русской церкви»:

Если полагать, что обязанность высшаго духовенства, – епископов с соборами игуменов, долженствовала при данных обстоятельствах состоять в том, чтобы одушевлять князей и всех граждан к мужественному сопротивлению врагам для защиты своей земли, то летописи не дают нам права сказать, чтобы епископы наши оказались на высоте своего призвания, они не говорят нам, чтобы, при всеобщей панике и растерянности, раздавался по стране этот одушевляющий святительский голос.

…Татары стали к вере и к духовенству русскому в отношения самой полной терпимости и самого полного благоприятствования… Бич божий, обрушившийся на наше отечество, не явился, по крайней мере, бичом для церкви.

…Великие ханы монгольские <…> до такой степени оказывали свое благоволение христианам, что о трех последних между ними, Гуюке, Мангу и Хубилае, составились сказание, будто они один за другим на самом деле принимали христианство».

Странное дело – великий хан Хубилай, завоеватель Китая и основоположник династии Юань отчего-то принимает христианство – веру народов, чрезвычайно далеких от сферы его «геополитических интересов».

«С [хана] Узбека, который опять принял магометанство, уже все ханы были магометанами, так что магометанство стало их родовою религией вместо язычества. Магометанство, подобно христианству, притязает быть религией единой истинной, а потому магометанам столько же естественно быть нетерпимыми к другим верам, сколько, напротив, язычникам быть терпимыми, тем более, что магометанство, притязая быть религией единой истинной, прямо обязывает своих последователей распространять его посредством насилия. О ханах Берке и Узбеке, которые один чрез промежуток после другого впервые принимали магометанство, мы положительно знаем, что они хотели быть вполне терпимыми к вере русских по доброй воле».

Какие-то очень странные мусульмане были эти ханы. Вместо того, чтобы нести своим подданным истину, дарованную пророком Мухаммедом, они благодетельствуют русскую церковь. Именно благодетельствуют, а не проявляют «терпимость», как деликатно пишет Голубинский. Столь абсурдное поведение ордынского повелителя может быть объяснено только одним: ислам и христианство не были раздельны в XIII в., о чем можно найти массу свидетельств. Голубинский же, став перед этой неразрешимой загадкой, объясняет ее с удивительной наивностью: по его убеждению все ханы Золотой Орды до самого ее конца были… «плохими магометанами». Вот все как один в течение сотен лет – плохими! И все как один продолжали феноменально благожелательно относиться к христианству. Вот стал Берке мусульманином, и тут же учредил в своей столице Сарае русскую епископскую кафедру. Голубинский подчеркивает, что Сарайская епархия была образована, скорее всего, не по его разрешению, а именно вследствие его ТРЕБОВАНИЯ. А когда заболел сын Берке, тот призвал для его исцеления ростовского епископа Кирилла, который вернул ему здоровье с помощью… Ну да, догадаться не сложно, с помощью христианской молитвы. На лекции по истории искусств нам преподаватель показывала известную житийную икону, прославляющую чудесные свершения епископа Кирилла, где один из сюжетов был как раз посвящен исцелению ордынского царевича.

Дальше события развивались совсем уж фантастически. Племянник Берке, тронутый христианской проповедью Кирилла, не только становится христианином, но и принимает в дальнейшем монашеский постриг. В честь этого праведного ордынского царевича в Ростове выстроен монастырь во имя Петра и Павла, где он похоронен (Петр – крестильное имя царевича). РПЦ ныне чествует 30 июня память блаженного Петра, царевича ордынского. Голубинский, не в силах дать удобовоспринимаемую трактовку этому, объявляет, что христианская жизнь Петра проходила тайно: мол, тайно крестился, тайно бежав (!!!) в Ростов, тайно выстроил монастырь, тайно постригся в монахи. А как же он вел свою официальную жизнь царевича? Неужели от намаза уклонялся, всякий раз ссылаясь на нездоровье? Да, объяснение православного историка, мягко говоря, хлипкое. Этаким манером и папу римского можно объявить тайным буддистом.

Кстати, епископ Кирилл II Ростовский зачастую сливается со своим современником Кириллом III Киевским. Последний ныне упоминается под официальным титулом митрополита Киевского и всея Руси. Но удивительный факт – о его деяниях в Киеве нам ничего не известно. Вообще к Киеву он не имел никакого отношения, первые упоминания о нем привязываются к 1250 г., когда он появляется во Владимире. Как сообщает православная энциклопедия «Древо», «вернувшись из Константинополя, Кирилл не мог найти для себя в Киеве приюта и пристанища: город был обращен в пепел Батыем. Кафедральный Софийский собор и митрополичий дом были разорены; Десятинный храм лежал в развалинах; Печерская обитель была покинута иноками; во всем городе едва насчитывалось домов с 200»[91].

Вообще-то греческие патриархи в это время имели резиденцию в Никее, так как Константинополь был захвачен в 1204 г. крестоносцами, но не будем придираться к мелочам. В любом случае картина наблюдается странная. Патриарх при рукоположении назначил Кириллу кафедру в Киеве, а тот взял да и умотал самовольно, обретаясь в Суздале, Новгороде, Ростове, и Сарае-Берке у поганого хана ордынского. Дескать, там «приют и пристанище» лучше. Зато Кирилл III активно сотрудничал еще с одним «киевлянином» – великим князем Киевским Александром Ярославичем Невским, столь же ярым «монголофилом», как и его пастырь, митрополит Киевский и всея Руси. Что, вы никогда не слышали о том, что Александр Невский был киевским князем? Был, правда, в самом Киеве его княжеской ноги почему-то никогда не ступало (возможно, он даже не знал, что историки назначили его княжить в Киеве). Александру Ярославовичу и в Новгороде было неплохо.

В древней русской истории Киев присутствует, как виртуальный довесок, в том числе и в истории церковной. Тот же Кирилл III в 1274 г. ставит епископом Владимира, Суздаля и Нижнего Новгорода киево-печерского архимандрита Серапиона, хотя по официальной версии после разорения Киево-Печерского монастыря Батыем он возродился только в XIV в. На церемонии хиротонисания Серапиона присутствует епископ киевский Владимир (в Киеве у него, только поставленного, видать, дел никаких не было).

В 1274 г. во Владимире, как считается, прошел важный митрополичий собор на котором было принято постановление против злоупотреблений в церкви и утверждено собрание церковных установлений (Номоканон, Кормчая книга). Однако уже в советское время историк Ярослав Щапов объявил, что сей собор проходил в 1273 г. в Киеве. Ну, коли так считает член-корреспондент АН ССР, то так тому и быть, и пусть никого не смущает тот факт, что в разрушенном «татаро-монголами» Киеве русским митрополитам просто негде было проводить столь масштабное сборище.

Мне абсолютно непонятно, почему из разрушенного и обезлюдевшего после батыева погрома Киева митрополит Максим официально перенес свою кафедру во Владимир лишь через 60 лет в 1299 г. Что уж совсем удивительно, так это то, что по общепринятой версии истории, даже перебравшись во Владимир, митрополиты продолжали именоваться киевскими. До переезда исправно поставляемые никейскими и константинопольским патриархом митрополиты, видимо занимались тем, что причитали, глядя на развалины киевских храмов, да тут же приказывали подавать сани и ехали в Орду основывать Сарайскую епархию (1261 г.) и выклянчивать себе ярлыки, ставящие духовенство в привилегированное положение по отношению к его пастве.

Энциклопедия «Древо» пытается объяснить отсутствие киевского митрополита Кирилла III в положенном ему месте, но довольно неуклюже: «Нет оснований для утверждения, будто Кирилл перенес митрополию во Владимир-на-Клязьме. Для Кирилла характерны частые поездки по епархиям, и Владимир стал для него просто резиденцией во время длительных пребываний в Северо-Восточной Руси; особенно в период до смерти Александра Невского (1263) Кирилл управлял митрополией (Киевской? – А. К.) отсюда, ведая одновременно делами вакантной владимирской кафедры». Умер митрополит в Переяславле-Залесском, и его тело, якобы, было отправлено для погребения в Киев, отстоящий от места его преставления на тысячу верст.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.