Вновь о Библии и о Коране

Вновь о Библии и о Коране

Москва желала быть славянским государством, но обстоятельства не ускоряли осуществление ее желаний.

Пришедшего на смену Ивану III, его сына от Софьи Палеолог, Василия отличали безволие, смиренность и удивительное спокойствие. Молодой князь, конечно, продолжил линию отца, но очень вяло. Его тусклое княжение отмечено, пожалуй, двумя светлыми для правителя штрихами. Во-первых, он разрушил по примеру Великого Новгорода другой оплот варяжской Руси – Псковскую республику, захватил Смоленск, потом Рязань. Во-вторых, еще шире внедрил в скромный московский быт византийскую роскошь. Дворцы, приемы, интриги, ими отмечена вся четверть века его правления. Это все, что оставил великий князь, жадно смотревший на Запад, но так и не решившийся сделать шаг в его сторону.

Главным наследием Василия были не дела, а сын – первая личность на московском престоле, Иван Грозный. Личность европейского масштаба! Вот кого отличала и политика, и размах. Он, как и отец, не был христианином, платил Орде оброк, направляя его в Крым, новому «куратору» Москвы… Однако прежде чем перейти к истории Ивана Грозного, к его трагической судьбе, важно прояснить детали, отличавшие тогда Восточную Европу.

Их несколько, они позволят с иной, нетрадиционной точки зрения увидеть этого по-своему великого человека.

Его историю писали победители, христиане, они давали оценки. Но были и побежденные, в том числе сам Иван Грозный, у них была своя правда, свое видение событий. К их голосу не прислушивались, не принято, потому что их удел – презрение. Или умалчивание. А будет ли без них, без побежденных, цельной картина событий? Поэтому в нашей книге и есть страницы, отданные им, их горькой правде. Для достоверности.

…Тот оброк, который платили Орде, в Москве называли «поминки». Ведь русские по-прежнему арендовали войско у Орды, оно находилось у них ровно столько, сколько требовала война и внесенная сумма. Так, например, заплатили хану в 1512 году за поход на Литву семь тысяч рублей золотом, и войско честно исполнило свой долг. «И ныне за тебя днем и ночью сечемся и помогаем», – доносил крымский бей Халил в Москву, князю Василию III, этому «покорителю» Пскова и Смоленска.

Оброк (поминки) русские платили и до, и после Ивана Грозного. В 1614 году Москва отвезла в Крым семь с половиной тысяч рублей, а в 1640-х годах платила уже по двенадцать тысяч. Это было нормально, союз с Ордой был выгоден Рюриковичам, он давал возможность политического развития. И хотя Золотая Орда со времен Батыя пребывала в кризисе, она не сдавалась, силилась выжить за счет армии. Ей кое-как удавалось, но долго так продолжаться, естественно, не могло.

Требовалась новая политика, а ее не было. Поминки оставались статьей дохода ханской казны, едва ли не главной. Они и военные трофеи.

Разумеется, слабость Орды, разброд, вражда пришли не сами, страну старательно ослабляли извне, делая это с изяществом ювелира. Случайно ли хан Берке принял ислам, а хан Мамай – католичество? Нет, конечно. Случайно ли отделилось Крымское ханство? Тоже нет. А Казанское? А Астраханское?.. Случайностей тут не было. Были одни закономерности.

Раскол Орды планировал Запад!..

Междоусобицы, начавшиеся при Батые, это артподготовка перед наступлением христианства на восток. То был ответ Запада на поход Батыя в Европу. Он отличался изощренной дерзостью и редкой продолжительностью. К сожалению, историки робко ворошат те события, объясняя их без познания тюркской культуры, без учета итогов Великого переселения народов. А тут все взаимосвязано, без одного не было бы другого.

С Батыя вплоть до Ивана Грозного продолжалась та священная война, что объявил Чингисхан, Восток в ней безнадежно проигрывал. Вот что, по нашему мнению, отличало ту эпоху: колебания в вере, религия и есть причина поражения тюркского мира. В том числе и Орды Чингисидов, и Руси Рюриковичей. Не языческой была их культура. В IV веке она привлекла европейцев своей правильностью и силой, через тысячу лет интерес к ней был иного свойства, учителя уже раздражали учеников.

Их невзлюбили за то, что они – учителя. Орда при всех ее слабостях напоминала Западу о прошлом, том прошлом, которое он выжигал из памяти кострами инквизиции. Последнее напоминание, последний оплот чистой веры был обречен, равно как и правители, стоящие за ним… К сожалению, трудно теперь уяснить, но, говоря об Орде, точнее, о Дешт-и-Кипчаке, мы говорим и о Московской Руси, говорим, как о правой и левой руке одного человека. С точки зрения государства то была одна страна, один человек. С точки зрения Церкви тоже одна страна, где отрицали Бога-Христа, а значит, и его Наместника на земле. Там прославляли Единобожие, за что и поплатились.

Суть христианства для многих аристократов в том и состояла, признает он или не признает власть папы римского. Религия на Западе давно стала политикой, ее игрой. Это и не скрывали. На Востоке жили враги папы, они не признавали его за «царя царей». Вот она, главная причина несогласия – отношение к папе! Не поменялось оно и сегодня, что тоже трудно осознать.

Ведь даже государственное устройство сегодняшней России походит на то, что существовало в Орде: в роли Московского княжества выступает Татарстан или Чувашия, у которых тот же суверенитет и то же отсутствие реальной власти. Разница в том, что царя теперь называют президентом, что изменилась столица, Сарай уступил место Москве. Изменился язык. Что-то еще стало иным. Но принципиальных отличий нет. Та же федерация, те же порядки, те же поминки, наконец, только все названо по-другому. По-современному.

Орда – территория, целиком вошедшая в современную Россию, со всеми ее «ордынскими» проблемами и населением. Ордынцы – предки большинства русских, тех, чья родина южнее широты Москвы-реки… О них и идет здесь речь, они те побежденные, мнение которых не спрашивали при написании истории. Непонимание этой истины значило бы непонимание прошлого России…

И если в столице Орды, в этом «федеральном центре», атаки христианства имели успех, то Московская Русь отбила их, оставаясь неприступной цитаделью, перед которой ретировалась Софья Палеолог. Вот что выводило Русь, субъекта «ордынской федерации», в лидеры. Стойкость духа. Самостоятельность политики. Она говорила с Западом от лица тюркского Востока, ее стали ценить и уважать даже в ставке хана. Это же факт.

Такое замечают сразу, и в том состояла заслуга в первую очередь Ивана Грозного, который, не спросив хана, бросил перчатку папе римскому своими Ливонскими (1558) и Каспийскими (1560) войнами. И тем продолжил священную войну Чингисхана за Единобожие.

Атаки Запада после инквизиции имели сугубо политическую причину. Церковь, позаимствовав учение о Боге Небесном, больше не желала связывать корни своей веры с Алтаем. Ей хотелось по-новому написать историю и утвердить свое место в ней. Западная теология к тому времени проделала многовековой путь, ввела новые обряды и правила, ей по силам было изменить точку отсчета места и времени, откуда этот путь начался. «Свет начинается не с Востока», доказывала теперь она.

То был знак эпохи Возрождения.

Христиане, увлеченные политикой, вновь вступали в конфликт с совестью. Миф Константина благодаря усилиям церковных ученых обрел плоть, вымысел стал неоспоримой истиной, с ним сроднились.

О чем дальше говорить? О какой истории, о каких традициях?..

На Алтае знали девяносто девять обращений к Богу Небесному – к Тенгри, причем каждое служило по-своему: Бог (Богдо или Боже), Ходай (Кодай, Худай), Алла (Олло, Эло), Господи (Гозбоди). Еще говорили Дангыр, Тангра, Тура, Тигир. Эти слова две с половиной тысячи лет назад слышало Небо. Потом, в IV веке, слово «Бог» перешло в христианство. На Алтае (по-тюркски) оно значило «обрести покой, веру». «Ходай» (в переводе с тюркского буквально «стань счастливым») подразумевало, что Тенгри – Творец, Создатель сущего в мире, Он дает счастье жизни. «Ходай» говорили мусульмане и христиане средневековой Европы, отсюда, между прочим, западная транскрипция – God, Gott. «Алла» тюрки произносили, прося о чем-то Тенгри, обращение сложилось от «ал» (рука), иначе – «Дающий и Забирающий», читая молитву, полагалось подставлять ладони Вечному Синему Небу. Слово перешло в ислам, но для мусульман-тюрков «Тенгри», «Бог», «Ходай» и «Алла» оставались синонимами. Как у предков, исповедовавших Единобожие.

В Орде и на Руси знали лишь эти обращения. С ними молились, поэтому в некоторых западных источниках русских и ордынцев называли мусульманами.

В этом отношении показательны древние пословицы, их много: «Худай салганнан хутулбачан» или: «От воли Божией не спасешься». «Худай сомы» или: «Образ Божий»… «Ала» – ангел-хранитель. «Аллай» (Алой, Элеей) или: «О Господи». «Кизи алазы чорче, кизее коринминче» или: «Ангел-хранитель человека незримо присутствует». И так далее.

На востоке Европы был не ислам, там жила первозданная вера в Бога Небесного, ее не делили на христианство, арианство, мусульманство или еще как-то. Вера, она и есть вера. Бог, он и есть Бог. То был край веротерпимости. Москву Рюриковичей отличал арианский лик, пришедший вместе с ними из Скандинавии, Сарай – алтайский, более древний, он все-таки главенствовал в Орде, несмотря на противодействие царской власти.

Но где, у какого историка прочитать о том, что объединяло Орду и Русь? Это же части одного государства, одной, цельной культуры?! Таких работ нет. То единство невыгодно Западу…

Первыми гонцами Церкви на восток Европы стали папские легаты, монахи Джованни дель Плано Карпини (1245–1247) и Гильом де Рубрук (1253–1256), они ехали исполнить миссию и тайно собирать сведения о незнакомой стране. Их записи потом, через века, вышли отдельными книгами и вполне могут служить пособием по визуальной разведке.

Шпионом, но не по своей воле, стал Марко Поло, проживший долгие годы у тюрков (1271–1295), служивший хану, знавший жизнь Дешт-и-Кипчака изнутри. Его по приказу папы, уже по возвращении на родину, в 1298 году посадили в тюрьму и заставили «поделиться» воспоминаниями… Рим собирал сведения об Орде, о тюркском Востоке, не упуская даже мелочей.

Казалось бы, что теперь в них, в тех истлевших путевых наблюдениях?

Оказывается, прошлое России! То, что приказано забыть. Бесценные страницы, их не коснулась рука церковной цензуры, они правдивее, чем горы учебников и монографий, написанных позже. Папские шпионы доносили то, что видели своими глазами, – факты. Без анализа и выводов. Их информация объективна и, с этой точки зрения, безупречна, на ней строилась политика Церкви. Вот чем интересна она. Поездки папских легатов пришлись на XIII век, когда Западная Европа уже грелась у костров инквизиции, а руки папы тянулись на Восток мстить Орде: христианская империя мечтала поквитаться с обидчиком, расширить границы.

Легаты шли по целине, не знавшей папского плуга. По патриархальному краю.

К сожалению, кроме книг путешественников, достоверных сведений об Орде не осталось. В XVII веке многое сожгли, иное переписали под диктовку иезуитов, ввели новый алфавит – кириллицу, чтобы люди не читали старые, уцелевшие книги, написанные глаголицей и по-тюркски. То была уже русская инквизиция, начатая при Романовых.

Так, от Киевской летописи «Повести временных лет» Нестора остались название да несколько коротких фрагментов, остальное переписано. На эту тему есть уникальный научный труд академика А. А. Шахматова, и не только его… Но тогда, при Рюриковичах, времена были иные, переписчики истории не вошли во вкус. Мир Восточной Европы, в том числе Московское княжество, не называл себя славянским, стыдился, он жил свободно, в чистоте и патриархальном уюте. Таким и увидели его папские легаты – размеренным, не чувствующим приближения бури.

То был последний век свободы, он закончился вместе с династией Рюриковичей – с Иваном Грозным…

В том отрезке истории выделяется один весьма приметный факт: посланник папы римского Карпини вез на Алтай письмо к пресвитеру Иоанну, «белому первосвященнику», то был один из поводов для его миссии. В Ватикане хранится копия, она показывает, что на Востоке не было язычников. Более весомого аргумента, чем папская переписка, пожалуй, и нет, даже если не брать в расчет археологические находки и отбросить книги, говорящие о вере тюрков.

Путевые записки ценны тем, что в них запах времени, который выветрен в трудах историографов. Глаза чужака лучше, чем человека местного, привыкшего, видят чужое. Так и легаты папы, попав в чужую страну, записывали то, что, по их мнению, важно использовать на благо Церкви здесь, в Восточной Европе. Многого стоит, например, такое замечание Рубрука о внешности Батыя: «Батый, показалось мне, похож на господина Жана де Бомона».

Их информация деловая, объективная, не случайная, хотя и отчасти предвзятая. Ведь гостям показывают то, что желают хозяева! По-другому не бывает.

Однако уместен вопрос: а как папские монахи общались в незнакомой стране, на каком языке говорили? Карпини и Рубрук лишь вскользь говорят о том, видимо посчитав вопрос не достойным внимания. А общались они, как видно из их же текста, со встреченными людьми свободно. По крайней мере, ограничений в беседах не было. Переводчик уточнял иные формальности, но не он вел беседу и не сопровождавший, а сам монах, который иногда обращался к переводчику (толмачу) за уточнениями.

Опять народная латынь?! И на этот раз в Дешт-и-Кипчаке? Или нет?

Правда, Марко Поло, «умный и благородный гражданин Венеции», как он скромно заявил о себе, был обстоятельнее папских монахов, свою «Книгу» начал с воспоминания о том, как его отец и дядя, желая поправить пошатнувшиеся торговые дела, отправились на Восток. Великий хан принял их тепло, долгой беседой, они отлично понимали друг друга, потому что (цитируем) «люди были разумные и по-тюркски знали».

На тюркском языке шел диалог Востока и Запада.

В Дешт-и-Кипчаке в те годы побывал Ибн Баттута, арабский путешественник, он оставил записки – настоящую песню о вольной стране. У него вышла удивительная книга, ее не назовешь исторической, так много тепла, света и жизни хранит она… После чтения трудов араба и римских монахов работы великих российских историографов бледнеют: предвзяты и слишком беспомощны. Иначе о них не скажешь.

Сведений о тюркской культуре на Руси сохранилось немало, они покоятся порой в неожиданных изданиях. Например, у Афанасия Никитина, русского купца, ходившего за три моря, обнаруживается, что молитвы читали по-тюркски, молились не по-христиански. Записки купца изданы Российской академией наук, достоверность комментариев не вызывает сомнений, разве что есть неточности перевода. Вот фрагмент ее текста:

А Русь еръ Тангрыд сакласын,

Олло сакла, бу даниада муну кибит еръ акьтур,

нечик Урус ери бегляри акой тугиль,

урус еръ абодан болсын; растъ кам даретъ.

Олло, Худо, Бог, Данъиры!

А вот его перевод:

А Русская земля – да сохранит ее Бог.

Боже, сохрани ее!

В этом мире нет такой прекрасной страны,

хотя беки русской земли несправедливы.

Да устроится Русская земля,

И да будет на ней справедливость!

Заканчивалась русская молитва, как положено тенгрианским молитвам, словом «Бог»: Алла, Ходай, Бог, Тенгри… Здесь даже вроде бы и комментировать нечего.

Однако квалифицированного комментария требует главное! Его-то и нет. Полный текст молитвы заслуживает большего к себе внимания, ибо в нем приводятся чуть искаженные 22-й и 23-й стихи 59-й суры Корана. Мало того, в молитве довольно точно по порядку и написанию приведены эпитеты Аллаха (с 4-го по 31-й). А это уже для христианства представляется чем-то из ряда вон выходящим…

Здесь вопросы напрашиваются сами собой: было ли христианство на Руси? И каким оно было?

Равно как и в других молитвах. «Ата чин аш Ижеси…», то есть «Отец, Бог пищи духовной…» – этими словами начиналась древняя тюркская молитва во имя Всевышнего Тенгри. А не угадываются ли эти священные для тюрка слова в русской молитве «Отче наш, Иже еси…»? Интересный вопрос, не правда ли?

Не менее познавательна китайская история. Казалось бы, какое отношение она имеет к тюркам и к Московскому княжеству? Оказывается, непосредственное. Северный Китай входил в состав Дешт-и-Кипчака, мы умышленно обходим молчанием историю уйгуров и киргизов, а также жителей Северо-Восточного Китая, чтобы не вторгаться в современную политику, хотя в ней, в той истории, интереснейшие, но не бесспорные факты.

Вот, например, нейтральный вопрос, далекий от современности: зачем китайцы построили знаменитую стену на границе с Алтаем? Явно не для Книги рекордов Гиннесса. Оказывается, и не для защиты от кочевников. Великую китайскую стену возвели, чтобы остановить отток людей из империи, китайцы бежали на север семьями и целыми деревнями. Там жилось веселее, это слова из китайской летописи.

На Алтае жилось веселее! Разве то не оценка тюркской жизни?!

Стали бы к «поганым татарам» тянуться паломники из Индии, Тибета, Ирана, Западной Европы? А они приходили, вера влекла их, так записано в исторических книгах. Папский легат Карпини о вере тюрков писал так: «Они веруют в единого Бога, которого признают творцом всего видимого и невидимого, а также признают его творцом как блаженства в этом мире, так и мучений, однако не чтят его молитвами, или похвалами, или каким-то обрядом». Где здесь язычество?

А строка не закончена, автор не сказал главное, тюрки не посвятили его, чужака, в свои секреты. Но для Рубрука сделали исключение, видимо, он приглянулся им своей внешностью и тем, что его прислал с миссией Людовик Святой, король Франции, потомок алтайской династии… Монах удивился вере степняков, похожей на христианство, но непонятной ему. Он обратился к сопровождающему, а тот его поправил: «Не говорите, что господин – христианин. Он не христианин».

И монах понял, что население не христианское, хотя и кажется таковым.

«Я нашел некого человека, имевшего на руке крестик из чернил, отсюда я поверил, что он – христианин, ибо на все, что я у него спрашивал, он отвечал, как христианин. Поэтому я спросил у него: «Почему вы не имеете креста с изображением Иисуса?» Он ответил: «У нас это не в обычае». «Как вы веруете в Бога?» Он ответил: «Мы веруем только в единого Бога». И я спросил: «Веруете ли вы, что Он дух или нечто телесное?» Он сказал: «Мы веруем, что Он дух». Тогда я спросил: «Веруете ли вы, что Он никогда не принимал человеческой природы?» Он ответил: «Никогда».

Рубрук был внимателен к деталям жизни, многое открывалось ему:

«Я увидел дом, над которым был крестик… вошел туда и увидел алтарь, убранный поистине красиво. Именно на золотой материи были вышиты или настланы изображения Спасителя, святой Девы… двух ангелов, причем очертания тела и одежд были расшиты жемчугом. Здесь же находился серебряный крест с драгоценными камнями по углам и в середине и много других церковных украшений, а также перед алтарем горела лампада с маслом, имевшая восемь светилен».

Очень ценное наблюдение, оно показывает убранство тюркского храма и еще то, что католики были уже далеки от Церкви, которую оформил папа Григорий Великий. За века католическая Европа изменилась неузнаваемо, она утратила корни, те самые корни, к которым заботливо привил ее папа Григорий!.. Церковь теперь считала, что рождением она обязана только самой себе. А так не бывает. Сын не может быть себе отцом.

Рубрук даже не понял, почему тюрки не признают христианства. Монах не знал истинной истории Церкви, не знал традиций Единобожия, которым когда-то следовали и римляне. Не понимал, почему папа Григорий публично назвал себя «епископом не римлян, но лангобардов», то есть не христиан, а кипчаков – хранителей чистой веры.

Люди, встреченные Рубруком, были реликтами веры, они хранили в душах то тепло, с которого началось в IV веке христианство, утвержденное Константином. Ханифами назвали их православные и мусульмане… В духовной культуре Орды таились истоки католичества. Как угольки в пепелище большого костра.

Выходит, посланники папы по воле случая оказались в «машине времени», но были не готовы к той фантастической поездке в прошлое. Не понимая происходящего, Рубрук, как человек честный, искренне удивлялся, как глубоко верующий, не усомнился, он опирался на свое знание, на свою правильность, которой научила его Церковь. В образе Бога он видел только Христа. Видел, не ведая, что при папе Григории Великом образа (лика) Христа не было, был агнец. А лик Умай легат, находясь в храме, принял за Святую Деву. И ошибся, вновь подвела предвзятость. И незнание.

К исходу Средневековья Западная церковь сменила иные обряды, старые медленно забылись, в том был ход Времени: на смену одному шло другое, уделяя внимание не духу, как прежде, а обряду. Не поступку, а смирению. Это стало принципиально новым, сугубо европейским.

И теми новациями расширялась пропасть между вчера и завтра.

Не вина Рубрука, что он не знал чего-то, монах выражал знания о незнакомой вере в понятных терминах христианства, он не мог поступить иначе. Его сознание вылепила Церковь, теологи нарисовали ему прошлое, каким хотели бы видеть, не думая, что получились воздушные замки, хоть и очень красивые. Придет время, и они развеются, такова судьба всех воздушных замков. Даже самых красивых… Будь они с католическим крестом или без него.

Восток, его духовенство, наоборот, отличали знания о Боге. Для него все другие религии оставались разновидностями веры в Бога Единого, ветвями одного древа, поэтому тюрки никогда не уничтожали и не унижали иноверцев. Чужая вера им не была чужой. Это и отличало Орду с ее вассалами – Московским, Казанским и другими ханствами. Там за всю историю не было зафиксировано ни одной религиозной войны. Воевали, как известно, много, но не из-за религии.

Вот почему католики проникли на тюркский Восток, прижились в понятной им среде, они знали местное правило: «кто верит в Бога, тот свой».

В простоте тех слов – философия тюрка, она объясняет многое. И нерешительность Чингисхана, и, если хотите, недоумение академика В. В. Бартольда, встретившего в Средней Азии «несториан», говоривших по-тюркски и не называвших себя христианами, хотя внешне следовавших обрядам христианства. Знаменитого востоковеда удивило, что слово «христианство» чуждо этим людям, оно не встречалось в их письменных памятниках. Бартольд, крупнейший ученый европейской школы, впрочем, как и Рубрук, похоже вообще ничего не знал о вере тюрков! Он, написавший блестящие работы по исламу, даже не осознавал, что тюрки издревле верили в «Того, Который воистину главный на Небе».

Все-таки у них в IV веке христиане учились азам религии!.. А не наоборот.

Европейцы знают правду о себе по книгам, которые сами же и пишут, а ее, правды, там давно нет: книги написаны в угоду Церкви, под ее диктовку… Первыми править правду о вере на Руси начали в годы царствования Ивана Грозного появившиеся здесь иезуиты, что знаменовало собой начало конца династии Рюриковичей.

«Воины Христа ни о чем другом не помышляют, кроме обращения язычников в христианство» – эти слова выражали суть политики ордена иезуитов. Их организация, например, в Индии появилась 6 мая 1542 года, когда сюда прибыл Франциск Ксавье, правая рука Лойолы, руководителя иезуитов. Он имел самые высокие полномочия, все двери были открыты ему. Вся полнота власти была в его руках.

Деятельность Ксавье оказалась чрезвычайно активной, он в этой португальской колонии назначал и выгонял правителей, знать. Ставил духовных лиц. Иезуитов боялся даже губернатор… Собственно, к этому все шло на Московской Руси. Ивану Грозному оставили время подумать и умереть отравленным ртутью.

Сила ордена была огромна, ее не сдерживали границы континентов. До Японии, до Индии и Америки дотянулись иезуиты. Они проникли на мусульманский Восток и многое там натворили. С их помощью ислам стал другим – арабским… Всюду Запад выжигал «тюркский след», всюду кроил прошлое по-своему. Москва не исключение, наоборот, предмет его особого интереса.

С 1801 года штаб-квартира ордена иезуитов, как известно, переселилась в Россию, это их слова: «умом Россию не понять». Поэтому и ушло в небытие прошлое Руси, отравление династии Рюриковичей, которая встала поперек Церкви.

…Забегая чуть вперед, необходимо сказать, придумать историю Московской Руси задача не из легких. Первым взялся за нее в петровские времена В. Н. Татищев, он не был ученым, он управлял заводами на Урале, потом – Астраханской губернией. Словом, выдвиженец Романовых. Его труд «Историю Российскую с самых древнейших времен» курировал лично Я. В. Брюс, человек, о котором известно много и ничего. Такие окружили царей Романовых – западные реформаторы, ставленники папы, иезуиты, выверявшие поступки на годы вперед. Этот сенатор, приближенный Петра I, переводил на русский язык западные книги, ведал делами царской типографии, «прилежал обстоятельную российскую географию и историю сочинять». Идеолог Петровских реформ! Без его согласия русский царь шагу не ступал.

Был ли Брюс иезуитом, история умалчивает, его прошлое таинственно. Но русским стал легко. Назвался и стал.

Это он в 1720 году вручил Татищеву летопись, названную «Кабинетная», давшую «начало и основание» (так записано у Татищева) российской истории… Откуда появилась летопись? Как? То была не фальшивка. Что-то иное, не имеющее определения и похожее на конспект. В ней вопиюще грубо изложены события прошлого, ставшие началом и основанием российской истории. Полное несогласование фактов… Не ясно, как первый русский историк Брюс составил «древнеславянский» текст летописи? Откуда он взял «древнеславянский» язык у народа, который лишь недавно греки назвали славянским?

В Сибири от старообрядцев Татищеву случайно в руки попал возможный прототип «Кабинетной» летописи, тот, из которого брали иезуиты сведения для своего сочинительства. Они кардинально различались. Это наблюдение привело Татищева к неожиданной мысли, что «таковые Несторовы списки могут с большими прибавками обретены быть».

На этих «больших прибавках» и строилась новая история Руси!

Вопросов очень много. И все без ответа. Болгарских славян можно понять, они свой «древнеславянский» язык называют «протоболгарским», тихо добавляя, что это тюркский язык. Но как понять русских людей XVIII века, которые еще говорили на родном языке? Их славянскому диалекту предстояло появиться, над ним начали работать иезуиты, их университеты в Западной Украине, Польше, Литве.

Кроме языка летописи, обращает внимание легкость, с которой Татищев цитирует работы европейских и азиатских историков, эрудиция уральского заводчика восхищает. Если же учесть, что он не читал книг на русском языке, потому что этих книг не было, а иностранных языков не знал или почти не знал, то его «сочинительство» маловероятно, если не сказать подозрительно. Равно как сама «Кабинетная» летопись.

Откуда же появилась она?

Однако XVIII век тем отличался, что царская власть, проводя реформу за реформой, создавала новый язык (славянский диалект) и новую русскую культуру взамен тюркской. Славянство и надо было отразить в истории. Как? Этого никто не знал. Поначалу Татищев занялся географией, по его словам, «географию сочинять гораздо легче, чем историю». Возможно, слово «сочинять» носило неизвестные нам оттенки, но труд Татищева – чистое сочинительство в пяти томах, написанное по царскому приказу.

Так российские власти приняли иезуитскую эстафету на востоке Европы и, приняв, понесли дальше – в века.

Предками славян назвали скифов. «Скифы» Татищева говорили на иранском языке, который потом плавно, сам собой перешел в славянский язык. Разумеется, ни одного доказательства новой теории представлено не было. Они и не требовались.

С тех пор русских людей убеждают в абсурде, мол, в IX веке пришли на берег Днепра славяне и построили Киевскую Русь, прародину России. Вышли из новгородских лесов, где жили в шалашах и землянках, и сразу построили Киев?.. Так стал Иван Грозный безродным, его лишили предков, то есть норманнов, которые пришли из Скандинавии и основали Русь.

Кто же они, эти таинственные тюрки, которые стали изгоями даже на родине? Без ответа на «коренной» вопрос не будет истории Московской Руси и России…

Древние алтайцы, по данным антропологов, делились на две группы. Одна европеоиды, вторая монголоиды. В смешанных браках доминировали монголоидные признаки, более древние. Конечно, внешние мерки не надежны, когда речь идет о народе, который сложился из союза племен: цвет кожи, разрез глаз не имели значения. Главным для них был дух! Это важно понять и принять.

Вера в Бога Небесного три тысячи лет назад собрала племена Центральной Азии в единый народ, дала им новую мораль. Вот что случилось тогда, они приняли общий язык и общие правила поведения, которые называли тюркскими. Слово «тюрк» носило не этнический, а скорее, религиозный оттенок, оно объединяло тех, кто верил в Бога Небесного, кто свои поступки сверял с Его заповедями.

Науке известны несколько версий происхождения слова «тюрк». Пожалуй, самая расхожая – китайская, значит «сильный», «здоровый». Версия приятная, но вряд ли правильная. Зачем алтайцам брать себе китайское имя? Поздние исследования показали, действительно, китайцы узнали это слово от жителей Древнего Алтая, там люди себя называли: «Туракут», «Тркт». Если помнить, что Тура – имя Тенгри, одно из Его девяноста девяти имен, название народа обретает конкретный смысл. Отсюда, тюре, тэре – «крест» и кут – «душа», «жизненная сила человека»… Все эти звуки, на наш взгляд, тесно связаны между собой. Получается, народ, верящий в Бога, или Народ Божьей Силы, или Народ с душой, наполненной Богом.

Вот что означало «тюрк» три тысячи лет назад. По крайней мере, в XI веке до новой эры, судя по китайским находкам, люди знали его.

В «Истории Китая» написано буквально следующее: археологи в 20-х годах ХХ века нашли в бассейне реки Хуанхэ городище и могильники развитой бронзы (аньянская находка). Прежде всего, их поразили письменные памятники, «огромный архив надписей», такая письменность встречалась только на Алтае, который китайцы называли Шан (Инь). Это очень ценная находка. В самом Китае письменности тогда не было.

Не менее ценный материал дали раскопки царских курганов, что можно было бы назвать событием археологии, но о нем мало известно даже специалистам. Захоронения коней, оружие, украшения, сосуды принадлежали тюркам, поэтому рекламировать их никто не стал. В «неолитическом Китае» не знали ни одомашненной лошади, ни колесниц, ни такого оружия. Это тоже признание специалистов.

Самыми главными находками были предметы, выполненные в «зверином стиле», который на протяжении последующих веков отличал культуру Алтая. Животных в позе стремительного рывка китайцы изображать не умели ни до ни после. Это был тюркский «фирменный» стиль!

И последнее. Северная граница Китая тогда проходила по линии Великой китайской стены, то есть значительно южнее найденного города… То была страна, которая называлась Алтай.

Эта версия имеет сколько сторонников, столько и противников. В ней привлекает универсальность. И ее согласие с действительностью. Ведь точно так было с приверженцами ислама, их назвали арабами. Египтяне, сирийцы, ливанцы, другие народы Ближнего Востока и тюрки, жившие там после Великого переселения, стали арабами после принятия новой веры.

Собственно, так же было на Руси, где ариан назвали русскими, хотя то были разные народы. Вера в Бога Единого объединила их, она отличала московитов от христиан Западной Руси, которые приняли Бога-Христа, а с ним власть папы. Термин «русский» был не этнического, а именно религиозного свойства, Так продолжалось более века, он был сроди термину «тюрк» или «араб»

Религия тюрков не знала громких молитв, пышных алтарей и храмов, кровавых жертвоприношений, обряд строился скромно. И сложно. В том была его особенность. Тюрк отличался от язычников поведением. Именно единство поступков создало народ, вот о чем просил он в молитве Тенгри, вот чем жил:

…Двух вещей прошу я у Тебя,

не откажи мне, прежде нежели я умру:

суету и ложь удали от меня,

нищеты и богатства не давай мне,

питай меня насущным хлебом,

дабы, пресытившись, я не отрекся от Тебя

и не сказал: «кто Господь?»

И чтобы, обеднев, не стал красть

и употреблять имя Бога моего всуе…

«Киши хакы» называли тюрки закон своей жизни, правило своего поведения. Что это? Объяснить вряд ли возможно. Это – «право быть человеком» или «обязанность перед обществом», есть и иные толкования. За «Киши хакы» стояла идеология, диктовавшая традиции и обычаи, праздники и обряды, даже содержание пословиц и сказок… Все это и есть поступки.

В них сердцевина тюркской культуры – в них рождался дух. Это и уважение к старшим, к отцу, матери, девушке, брату, это и запрет обидеть ближнего, унизить чужое достоинство и честь, покуситься на чужое имущество. Люди жили, исполняя волю Всевышнего, потому что жили с убеждением: Бог видит всё. Он судья им.

Религия тюрков заключалась в делах, в добрых деяниях, а не в словах и обрядах. Ее не выпячивали напоказ. «Бог в душе», говорили здесь. Добрые дела отражали любовь к ближнему, поэтому у тюрков ценились именно поступки, а не слова и обещания. Вера обязывала делать добро и уклоняться от зла: «Побеждай ярость любовью, отвечай добром на зло, скупость побеждай щедростью».

А еще «Киши хакы» были совестью общества, что тоже верно, потому что совесть – духовная сила человека. Иначе говоря, проявление духа и веры. С нее начинался верующий человек. Совесть звучала внутренним голосом, она и диктовала поступки. Говорила, что есть добро, а что зло, что честно, что нечестно, что справедливо, что нет. Выходит, чтобы стать тюрком, человеку требовалось принять Бога и жить, сверяя с Ним свои дела.

Цвет кожи, разрез глаз, даже речь не имели значения. Потому так разнолик был тюркский народ! И так многочислен! Он веками жил с раз и навсегда принятым законом – с «Киши хакы»… Слово «Тенгри» являлось камертоном его жизни.

С колыбели люди познавали «Киши хакы» и следовали им. Тюрки чтили отца и мать, близких своих, которые с Божией помощью дали им жизнь. Они знали, нельзя убить без Божией на то воли. Нельзя грешить и красть. Сказать неправду тоже грех, за который отвечать на Божием суде. Даже в мыслях запрещали завидовать ближнему, называли зависть «болезнью красных глаз» и самым позорным пороком.

Их жизнь протекала под оком Божиим. Вера очищала сознание.

Конечно, не запретами отличались «Киши хакы», тогда бы они были слишком просты и непривлекательны. «Право быть человеком» открывало путь к Богу Небесному, к обретению святости. Оно учило, что надо делать, чтобы подняться на высшую ступень счастья. А высшим счастьем считалось блаженство, оно давалось лишь избранным. «Даже на самой высокой горе ближе к Богу не станешь», говорили на Алтае. И добавляли: «печать Тенгри – благочестие».

Благочестивых людей называли угодными Богу, или блаженными. Их хоронили на вершине горы, над их могилой возводили курган, гурий или храм.

Блаженство начиналось с труднейшего испытания: человек душой принимал свое несовершенство, свое ничтожество, свою беспомощность – так начиналось воспитание духа. Или – победа над самим собой. Потому что выпячивание «я» есть начало греха и конец веры. Яканье сделало первого ангела дьяволом, а гордыня изгнала Адама и Еву из рая, об этом знали на Древнем Алтае три тысячи лет назад… Так гласит народное предание. Оно изумило русского священника Ландышева, приехавшего в XIX веке насильно крестить алтайцев в христианскую веру. Этот священник не понял, почему Алтай в средневековую пору представлялся европейцам Раем земным, почему сюжеты рая пришли на Запад отсюда. Ни в Древнем Египте, ни в Древней Греции, ни в Древнем Риме о них не знали.

А Алтай знал, потому что лишь человек, принявший свое несовершенство, поймет: без Бога он ничто. Жизнь – дар Божий. «Добро и зло, бедность и богатство даются только Тенгри», – учит древняя тюркская пословица. И человек, вступивший на путь к Богу, верил без сомнений. Вера обязывала жалеть жестокого и всей душой желать ему исправления, не отвечая на жестокость. Искать правду, стоять за нее до последнего вздоха. Равно как милосердие и миротворчество, что тоже было долгом блаженного: в монастырях, которые назывались «абата», эти люди познавали мир.

Уважающий себя отец обязывал сына пройти курс, состоящий из трех наук: умения скакать на коне, стрелять из лука и говорить правду… Иначе он не тюрк.

О «Киши хакы» знали все, наверняка их записывали. Но записи не сохранились, потому что «бумагой» служили выделанные шкуры животных – недолговечный материал. Бумагу придумали во II веке. Но остались фразы, высеченные рунами на камне, они переполнены мудростью…

Тем не менее можно утверждать, что «Киши хакы» не исчезли. Их взяла Церковь как заповеди Закона Божиего… И это самое поразительное, с IV века они там, с появления Вульгаты – книги, с которой началось католичество. Кипчак, принявший христианство и имя Иероним, написал ее – тогда в Европе не было иных знатоков теории веры. Только тюрки… Не торопитесь спорить, уважаемый читатель: в мире, где правит Бог, случайностей не бывает.

Здесь уже упоминалось, что римский священник Рустик специально ездил в монастырь акимитов сверять перевод Вульгаты. Акимиты считались хранителями знаний и мудрости. Их имя как раз и произведено от «Киши хакы», которой следовали они. Ак – по-тюркски «чистый», «святой», «правый», им – «знак», «пароль», аким – «тайное знание», «хранитель святости»… И объяснение, что акимиты якобы по-гречески «неусыпные», абсолютно бессмысленно, ибо появление акимитов («несториан») на Востоке случилось раньше, чем греки узнали о христианстве. Отсюда – хаким, по-арабски «мудрец».

На Древнем Алтае цифра девять считалась цифрой Тенгри. Вот почему в «Киши хакы» было девять пунктов закона для всех и девять пунктов для блаженных. Это в традиции тюркской веры: все троекратно.

К «Киши хакы» христиане добавили одно правило, взятое от иудеев, – про субботу. А чтобы никто не догадался, что заповеди Божии были за тысячу лет до Христа, Церковь запретила упоминать о тюрках, давших ей эти заповеди.

Для сокрытия истины и понадобились иезуиты, элитные войска папы римского.

…Тюркский мир стараниями иезуитов погружался в пучину, в нем появились «поганые татары», «дикие кочевники», «варвары, пришедшие с Востока». Те слова после падения Константинополя прочно вошли в лексикон христиан… Что бы ни говорили, а появление ордена иезуитов тоже было красивым ответом Европы на поход Батыя. Как и инквизиция. Европа мастерски мстила обидчику. Католики, приняв вызов к священной войне, объявленной Чингисханом, навязали противнику свои оружие и правила боя, которые оказались не по плечу самой сильной армии мира.

Их оружием стало слово. Другое! Не Бог, а папа.

Оно вживлялось в умы и души людей, его произносили тайные и явные члены различных орденов. За словами о спасении души, о сострадании, о любви к ближнему своему и другими постулатами Церковь на деле оставалась холодной – это высшее искусство политики. И лишь освоив новое оружие, папа начертил путь на восток, на Орду, куда в XIII веке проложил тропу Плано Карпини, францисканец, входивший еще и в орден миноритов, то есть разведки и анализа, самый закрытый орден.

Орда оказалась абсолютно не готова к идеологическим сражениям, она по привычке искала подвига в прямом бою, чтоб на коне и чтоб свист в ушах…

Важно отметить и то, что на тюркском Востоке не было церковно-политического института, которым славился Запад, там умели воевать, но не умели хитрить. Не могли анализировать события, чем в совершенстве владели католики. Поэтому в XV веке Орда и пала, началась долгая, мучительная агония.

Еще на одну особенность надо обратить внимание, она малоизвестна, хотя отличала эпоху правления Ивана Грозного. Речь идет о западных форпостах Орды, на них имела виды Московская Русь с первых лет существования. Это земли Рюриковичей на Украине, они не подчинялись Москве. Те, на которых с Х века исповедовали христианство и которыми правили папские назначенцы – короли.

Схватка за Украину, за восточный форпост Запада и западный форпост Орды, шла не один век. Поход Батыя – эпизод, маленький ее штрих. Война, которую вели папские монахи, была серьезнее и глубже, она задевала души людей, но мир не слышал о битвах той войны. Люди не ведали, что их колонизируют, они принимали ухудшения жизни, конфликты и трагедии за волю судьбы. Их стравливали, а они поддавались, не думая, что та вражда желанна кому-то. Ссорами тюрки убивали себя и здесь.

Противник воевал их руками, вот что отличало ту войну.

Борьба католичества и арианства завершилась на Украине быстро, их спор исчерпал себя к XV веку, униаты взяли верх…

Но недолго пировали победители, им помешала Османская империя, она считала себя наследницей Византии, ей нужны были отношения с греческими колониями, которые остались на Черноморском побережье. В ее арсенале был незнаемый на Украине ислам, это усложнило политику в регионе. И упростило ее: османские тюрки, в отличие от латинян, говорили на одном с украинцами языке, поэтому стали и чужими, и своими одновременно. Их приняли, но с боязнью.

Снова три противника сошлись в геополитической схватке за Дешт-и-Кипчак. Здесь, на подступах к Орде, переплелись интересы Запада, Востока и Юга. Соотношение сил не было равным, за Римом с его тайным оружием стояло последнее слово. Но папа выжидал момент, чтобы победить чужими руками. Он учитывал все, даже то, что каждый каганат Дешт-и-Кипчака, в том числе и Украина, складывался из юртов – земель, где по давней традиции правил хан, подвластный кагану. И это вспомнили в Риме.

Именно юрты (княжества и ханства) позволяли перекроить Украину, они были теми «кусками», на которые рвали ее и Дешт-и-Кипчак. Например, Крымский юрт, субъект ордынской «федерации», пользовался теми же правами, что Московский или Казанский: великий хан выдавал правителю Крыма ярлык на правление. С ослаблением Орды юрты, у которых были правители, получали шанс стать самостоятельными государствами. Так и случилось: в 1438 году появилось Казанское ханство, в 1443-м – Крымское, в 1459-м – Астраханское, позже Касимовское и другие.

Но была ли то свобода? Или плод молчаливой политики Рима, который желал раздробления Орды? Здесь можно очень хорошо поспорить… Сами по себе государства не возникают, их создают сильные мира сего… Взять к примеру тот же Крым.

Первым из династии Чингисидов-Гиреев на крымский престол сел Девлет-Гирей, его, потомка могущественных тюркских родов Ширинов и Барынов, к ханской власти привели католики. Увы, они стояли за спиной хана.

В юности хан воспитывался в Литве, при дворе князя Витовта, а в зрелые годы вел политику, ориентируя ее на Польшу и Литву, с их помощью разгромил одного за другим всех соперников на крымский престол. Католики в лице генуэзских купцов тогда прочно утвердились в Крыму, хотя поначалу были у них и трения с ханом, но военная эскадра, присланная из Генуи, быстро уладила спор.

Девлет-Гирей с тех пор делал только то, что ему приказывали.

Крым привлекал Запад не только своим географическим положением, но и давними христианскими традициями – Корсунь, Сурож. Население Крыма греки называли славянами, посчитав полуостров своей церковной колонией. Теперь пришли католики. Однако их благополучие в 1454 году нарушил визит турецкой эскадры, он не оставил генуэзцам надежд на безоблачное небо: турки захватили обе стороны Босфора и наглухо закрыли итальянцам проход в Черное море.

Без связи с Италией крымские католики были обречены. Чем тут же воспользовался Девлет-Гирей. Он (христианин? славянин?) оказался мудрым политиком, умело вышел из-под руки Церкви. Принял ислам и тем продолжил традиции Единобожия. Церковь ничем не могла ответить, она молчала. Хан свернул с дороги, на которую его вывел папа римский, покорность, стоящая на фундаменте мудрости, спасала Крым – христианская экспансия миновала. Начали строить мечети, медресе, хан со свитой совершил хадж на Ближний Восток. Народ, выйдя из липкого лона Церкви, вернул «ридна мову», вспомнил родные песни… Поразительно, ныне мало-мальски образованный крымский татарин, в отличие от самых образованных англичан, французов, украинцев или русских, поймет средневековый текст, написанный предком… Ислам, видимо, был единственно правильным выбором в той ситуации для Крыма, он оставлял свободу, сохранял национальную культуру. Давал тюркам второе рождение.

Приняв ислам, хан освободился от тайных и явных советчиков папы, которые кольцом окружали трон, стал человеком другого мира. Жизнь складывалась как нельзя лучше. Но после смерти хана все вернулось на круги своя, началась кровавая распря, право голоса вновь обрели католики. И они распорядились им.

Нур-Девлета ввели во власть поляки, а через год свергнувшего его Менгли-Гирея – генуэзцы, у которых с детства воспитывался этот отпрыск престола. В дворцовых интригах участвовали и турки, у них при дворе султана воспитывались сразу два сына Девлет-Гирея. Еще два сына находились в Литве, их потом переманила к себе Москва, тоже мечтавшая участвовать в крымских событиях.

Рим, проведя своего ставленника на престол, опередил соперников. Но это еще ни о чем не говорило. Страсти в схватке за Крым лишь разгорались.

Полуостров был южными воротами Украины и Орды, ключи от которых крутил в руке все-таки турецкий султан. Его уверенность принесла плоды, турки нашли повод и привели сюда не только военную эскадру, но и сухопутное войско. Стамбул переиграл Церковь, учтя опыт, полученный в конце XIV века при освобождении Болгарии от церковной зависимости. И теперь он делал верный политический ход, решив не воевать с отступником Менгли-Гиреем, а поставить его в такое положение, чтобы тот сам искал дружбу с мусульманами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.