Глава 6 Василий Шуйский ШУБНИК НА ЦАРСТВЕ

Глава 6 Василий Шуйский ШУБНИК НА ЦАРСТВЕ

Два дня спустя после убийства Дмитрия, 19 мая, на Красной площади случилось событие, которого в Москве отродясь не бывало – вече. Явление это характерно для древнерусских городов, возникших как племенные центры еще дорюриковой Руси, когда своих князей народ – взрослые вооруженные мужчины – выбирал сам. Так было в Киеве, Новгороде, Чернигове, Смоленске, Ростове, Суздале. Не то Москва. Город, построенный на княжеской земле, по воле князя, был княжеской собственностью. Князь здесь все и решал. И вот князя-царя не стало. Даже такого, как безродный Годунов и сомнительный Дмитрий. И теперь, волей-неволей, пришлось москвичам вспомнить древний обычай и думать, как жить дальше без царя во главе. Неуютно было впервые за 450 лет думать самим .

Тянулись на площадь князья и бояре, дворяне и церковный клир, купцы, ремесленники и просто столичные обыватели. И, конечно же, вездесущий люмпен, который всегда тут как тут, когда можно поживиться. Последним явился низенький толстый человечек, невзрачный, плешивый, с редкой бороденкой и подслеповато моргающими глазками – Василий Иванович Шуйский. Победителю самозванца было чуть больше пятидесяти лет, был он еще крепкий мужчина и прожил бы долго – если бы не стремился к престолу.

Историческая справка

Василий Иванович Шуйский (1552 – 12 сентября 1612) – последний из Рюриковичей на русском престоле, русский царь с 1606 по 1610 годы (Василий IV Иванович). Представитель княжеского рода Шуйских (суздальская ветвь Рюриковичей). Сын князя Ивана Андреевича Шуйского и Анны Федоровны. Боярин и глава Московской судной палаты с 1584 года. Рында с большим саадаком в походах 1574, 1576, 1577 и 1579. Воевода Большого полка в походе к Серпухову летом 1581 года. Воевода Большого полка в походе к Новгороду в июле 1582 года. Воевода полка правой руки в походе к Серпухову в апреле 1583 года. Воевода смоленский в 1585–1587 гг. По неизвестным причинам был в непродолжительной ссылке в 1586 году.

Во время преследования Шуйских Годуновым с 1587 г. находился в ссылке в Галиче. В 1591 Годунов возвращает их в Москву. В 1591 вел следствие по делу царевича Дмитрия. Шуйский признал причиной смерти царевича несчастный случай. После этого возвращен в Боярскую думу и стал воеводой новгородским. Первый воевода полка правой руки в «Крымском походе» к Серпухову (1598).

С января 1605 назначен воеводой полка правой руки в походе против Дмитрия! и в битве под Добрыничами одержал победу. Однако, не желая сохранения Годуновыми власти, бездействием дал усилиться самозванцу.

После воцарения Дмитрия I организовал заговор против него, однако был арестован и сослан вместе с братьями. В конце 1605 года Шуйские вернулись в Москву.

После того, как 17 мая 1606 года Лжедмитрий I был убит, 19 мая группа приверженцев Василия Ивановича «выкликнула» Шуйского царем. Был коронован 1 июня новгородским митрополитом Исидором. Василий Иванович дал крестоцеловальную запись, ограничивавшую его власть. В начале июня правительство Шуйского объявило Бориса Годунова убийцей царевича Дмитрия.

В сентябре 1609 года началась Русско-польская война. Польско-литовский король Сигизмунд III Ваза осадил Смоленск. Поражение войск Дмитрия Шуйского под Клушиным от армии Сигизмунда 24 июня 1610 г. и восстание в Москве привели к падению Шуйского. 17 июля 1610 г. Василий IV Иванович был свергнут с престола и насильственно пострижен в монахи. В сентябре 1610 г. он был выдан (не как монах, а в мирской одежде) польскому гетману Жолкевскому, который вывез его и его братьев Дмитрия и Ивана в октябре под Смоленск, а позднее в Польшу.

Василий Шуйский был «урожденным Рюриковичем»: с одной стороны, представителем старшей ветви суздальских князей, потомком великого князя Суздальского Константина Васильевича (11355), а с другой – великого князя Московского Ивана I Даниловича Калиты. Любил вспомнить, что ведет свой род от святого Александра Невского. Так что князь Шуйский, без сомнения, имел все права на русский престол. И мысль остаться на обочине гонки за призраком высшей власти ему просто не приходила в голову. Да и весь его род – а «род» было понятие весьма важное, если не решающее в социальной жизни Московской Руси – его бы не понял и не простил, упусти он такой шанс. И Шуйский шанса не упустил. Когда собравшиеся на вече бояре и духовенство предложили народу избрать патриарха, который затем и созвал бы Земский собор для выбора нового царя, те же выпущенные из тюрьмы подголоски Шуйского, что бегали утром 17 мая по городу с призывами «защитить Дмитрия от поляков», теперь закричали, что «царь нужнее патриарха – да здравствует Василий Иванович!» И Шуйского выбрали царем.

Василий IV Иванович

«Впрочем, – пишет С.Ф. Платонов, – трудно здесь сказать «избран». Шуйский, по счастливому выражению современников, просто был «выкрикнут» своими «доброхотами», и это не прошло в народе незамеченным, хотя правительство Шуйского хотело представить его избрание делом всей земли» [76] .

Как, надо думать, не прошло незамеченным народом и то, что под призывы «спасать Дмитрия», Шуйский его убил. А ведь никому не нравится, если его держат за дурака. Но именно это и пытался проделать новый царь со своим народом. Знаменитая фраза о том, что «можно все время обманывать одного человека, можно некоторое время обманывать весь народ, но все время обманывать весь народ нельзя», еще не была произнесена. И Шуйский пустился во все тяжкие.

Впрочем, весь род Шуйских был особо искусен в интригах, так что для Василия Ивановича, выжившего вопреки всему под пятой четырех царей [77] , которым он постоянно был в оппозиции, интрига являлась нормой жизни. Карьера его протекала, мягко говоря, неплохо. До того момента, когда Борис Годунов начал готовиться к захвату престола. Он последовательно устраняет из Москвы всех конкурентов. Попал «под раздачу» и Шуйский. В 1587 году он сослан в Галич, город к северу от Костромы, близ родового имения Романовых. Быть может, это была роковая ошибка Годунова – поселить рядом Рюриковичей Шуйских и возвысившихся лишь при Грозном Романовых, которые, вдалеке от зоркого ока Москвы могли встречаться и обсуждать сложившуюся ситуацию. А ведь рядом был и Углич с царевичем Дмитрием и семейством Нагих…

В 1591 году Годунов совершает еще одну критическую ошибку: назначает Василия Шуйского членом следственной комиссии по делу о смерти царевича Дмитрия. Борис рассчитывал, что если уж опальный Рюрикович признает смерть своего малолетнего сородича «случайной», то тем самым правитель отведет от себя все подозрения в организации убийства и заткнет рты многочисленным сплетникам. А в том, что Шуйский сделает все как надо, у Годунова не было никаких сомнений. Он знал о честолюбии и властолюбии Шуйского, и сделал ему предложение, от которого невозможно отказаться: следственная комиссия запишет, что царевич сам наткнулся на ножик, а Шуйский станет в том же году членом Боярской думы и наместником Новгорода Великого – по существу, третьим лицом в государстве после царя Федора и правителя Бориса. Ведь новгородские наместники имели весьма обширные права – вплоть до права вести переговоры с иными государствами.

Во время династического кризиса 1598 г., когда после смерти Федора Ивановича прервалась династия Ивана Калиты на русском престоле, Годунов доверил Василию Шуйскому возглавлять Полк правой руки в так называемом «Крымском» походе (который на деле был фикцией и имел только одну цель – завоевание Годуновым популярности среди российского дворянства).

Участие в следствии по Углическому делу дало Шуйскому возможность овладеть такой полнотой информации, что он неизбежно становится общепризнанным экспертом в этом вопросе. А знание – это сила. Но до поры, до времени Шуйский не торопится проявлять свою силу и остается внешне вполне лояльным Годунову. Лояльным до такой степени, что тот считал основной угрозой для себя род Романовых (и, может, не совсем в этом ошибался), а Шуйского в самый тяжелый момент своего правления, когда Дмитрий начинает становиться по-настоящему опасен, назначает командующим Полком правой руки и направляет против соперника.

И, казалось бы, Шуйский оправдывает его надежды. При его непосредственном участии битва под Добрыничами закончилась разгромом Дмитрия. Но тут же Шуйский делает все, чтобы разгром этот не стал окончательным поражением дела претендента на московский престол – и русское войско бездействует несколько месяцев, бесплодно осаждая второстепенные городки, давая возможность вновь усилиться Дмитрию.

Или – ожидая таинственной и внезапной кончины Бориса?

Так или иначе, но к июню 1605 года (то есть, к кульминации событий) Шуйский уже в Москве. Тут-то он и использует свой «статус эксперта». Когда 1 июня 1605 года в Москву явились от Дмитрия посланцы – Плещеев и Пушкин – и стали зачитывать историю чудесного спасения царевича из лап Бориса, москвичи кинулись к Шуйскому за разъяснением: а что там было на самом-то деле?

Без тени сомнения князь и боярин Шуйский поведал народу, что всегда знал правду, и скрывал ее только из страха перед Борисом, которому и маленького мальчика зарезать – плевое дело, а уж его, Шуйского, он прикончил бы без всякого зазрения совести. Правда же вот какова: Борис послал в Углич убийц, но царевича спасли, а вместо него был убит поповский сын.

Возмущенный народ бросился в Кремль, схватил Годуновых… Вскоре царь Федор Борисович с матерью были зверски убиты, их родня и прогодуновский патриарх Иов сосланы (вот вопрос: случилось бы это, если бы не «свидетельство» Шуйского?). За матерью царевича Дмитрия, Марией Нагой отправился родственник Василия Шуйского, будущий знаменитый военачальник князь М.В. Скопин-Шуйский. И после того, как доставленная в Москву царица Мария (во иночестве Марфа) принародно признала своим сыном «нареченного» Дмитрия, уже никто не сомневался, что на этот-то раз Шуйский, наконец, рассказал правду.

Не тут-то было! Буквально на второй день после того, как в Москву вошел Дмитрий и столица ликовала по поводу обретения «урожденного» царя, Шуйский позвал к себе в дом торгового московского человека Федора Конева (с купцами Москвы и Великого Новгорода у Шуйских всегда были отличные отношения. Может быть, за любовь к купцам Шуйского и прозвали Шубником?) и «по секрету» сообщил ему, что новый царь вовсе не Дмитрий, а самозванец, ставленник польского короля и римского папы, обязавшийся продать им православную веру и Русь. А своим братьям и близким друзьям заявил открытым текстом, что «мавр сделал свое дело, мавр может уходить» – после того, как пал Годунов, можно расправиться и с Дмитрием.

Однако и у стен бывают уши. Рыскавшие по Москве казаки атамана Карелы, игравшие при Дмитрии роль политической полиции, схватили нескольких купцов, неосторожно обсуждавших то, что сообщил им боярин Шуйский. Купцы упираться не стали и выдали князя Василия. Заговор был раскрыт, Шуйского судили «народным» всесословным судом и приговорили к смерти.

Надо отдать ему должное – когда Шуйский остался лицом к лицу со смертью, то не стал юлить и вымаливать прощение. Он бесстрашно взошел на эшафот и обратился к народу с краткой, но мужественной речью: «Умираю за веру и правду!».

Палач предложил ему снять богато расшитую рубашку с воротом, унизанным по московскому обычаю жемчугом (одежда казненного доставалась палачу как бонус, и он вовсе не желал пачкать такую ценную вещь кровью). Но князь воспротивился, заявив, что хочет в ней предстать перед Господом. Пока между боярином и палачом шло пререкание о рубашке, появился гонец, сообщивший, что царь Дмитрий даровал смертнику жизнь. Вот и еще вопрос: а не догадывался ли Шуйский о помиловании заранее? По всей видимости, у него в Кремле была сильная рука, потому что, сосланный после несостоявшейся казни в Вятку, Шуйский, едва успев доехать до места, тут же вернулся в Москву, получив от царя полное прощение и отнятые у него боярский сан и вотчины.

Урок не прошел для боярина зря – и вскоре на том месте, где князь Шуйский препирался с палачом о рубашке, лежал изуродованный до неузнаваемости труп помиловавшего его Дмитрия.

А в Кремле Василий IV Иванович Шуйский, царь Московский и всея Руси, думал с ближними боярами думу: как убедить народ, что убийство того, кого все считали сыном Ивана Грозного и воцарение его убийцы – дело справедливое и святое. Можно сказать – восстановление правды Божией.

И во все концы России из Москвы полетели грамоты. Писали бояре, писала несчастная монахиня-царица Марфа-Мария Нагая, дважды потерявшая сына, писал, наконец, сам царь Василий. Из грамот народ с изумлением узнал, что царь Дмитрий был самозванец расстрига Гришка Отрепьев, врун, колдун и еретик, которого отважно сразил крестоносец боярин Шуйский, а мать убиенного младенца Дмитрия самозванец запугал и заставил признать себя сыном – и вот теперь она кается всенародно…

Как писал С.Ф. Платонов, «…слушая все эти грамоты, русские люди знали, что Шуйский постоянно переметывался со стороны на сторону в этом деле, что сам же он заставил Москву уверовать в подлинность Дмитрия, что Марфа (достойная сотрудница Шуйского и такой же как и он, образец политической безнравственности того времени) когда-то с восторгом принимала ласки самозванца и очень тепло на них отвечала. При таких обстоятельствах много оставалось места недоразумениям и сомнениям, и их нельзя было рассеять двумя-тремя грамотами» [78] .

Действительно, Шуйский, несмотря на все свое рюриковское аристократическое происхождение, воспринимался огромным числом людей как самозванец, захвативший престол не дождавшись Земского собора; претендент, выкрикнутый сомнительными личностями на вече; царь, не венчанный на царство патриархом и убивший предыдущего царя, о котором сам же прежде свидетельствовал, что тот – истинный наследник престола.

В.О. Ключевской по этому поводу заметил: «Царем Василием мало кто был доволен. Главными причинами недовольства были некорректный путь В. Шуйского к престолу и его зависимость от кружка бояр, его избравших и игравших им как ребенком, по выражению современника».

Историческая справка

Михаил Васильевич Скопин-Шуйский (8 ноября 1586 – 23 апреля 1610) – русский государственный и военный деятель Смутного времени, национальный герой времен польско-литовской интервенции. Сын крупного военного и административного деятеля эпохи Ивана Грозного боярина князя Василия Федоровича Скопина-Шуйского. В 1606 году с приходом к царскому престолу своего родственника, князя Василия Ивановича Шуйского, назначен воеводой. Активно участвовал в подавлении восстания Ивана Болотникова. Под Калугой войско Болотникова потерпело поражение от Скопина-Шуйского.

В 1608 году начал переговоры с Карлом IX о союзе против Тушинского вора. В обмен на помощь шведов Россия отказывалась от прав на Ливонию и уступала Корелу с уездом [79] . В мае 1609 г., собрав русский отряд и получив помощь от шведов, Скопин-Шуйский выступил к Москве, разбив под Торжком, Тверью и Дмитровом войска сторонников самозванца. Освободив поволжские города, в январе 1610 г. он снял осаду с Троицкого монастыря, а в марте 1610 г. прорвал блокаду Москвы.

Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Парсуна

В 1609 году рязанский воевода Прокопий Ляпунов отправил Михаилу Васильевичу послание, в котором предполагал добиться отречения царя Василия Шуйского и самому вступить на престол. Скопин-Шуйский велел арестовать посланцев Ляпунова, но затем отпустил их. Он ничего не сообщил царю об этом инциденте [80] , хотя под присягой обещал доносить царю-дяде о всех заговорах против него.

Кроме того, зависть дядьев к племяннику подогревалась и тем, что при дворе царя Дмитрия I Скопин-Шуйский занимал среди своей родни первое место. «Согласно дневниковым записям поляка Станислава Немоевского, высшие оклады при дворе Дмитрия были положены «Шуйским: первому – Михаилу Скопину – 600 рублей, Василию – 600, Дмитрию – 600, Ивану – 500, Татищеву – 300, Воротынскому – 300». Даже не будучи боярином, Скопин числился «первым» из Шуйских и получал такой же оклад, как старший боярин Василий Шуйский и его брат. Превосходя трех братьев Шуйских знатностью, Скопин обладал неоспоримыми правами на трон» [81] .

Противостояние в царском семействе стало известно и врагам. В письме Сигизмунду III от 17 февраля 1610 г. гетман Роман Ружинский сообщал, что считает возможным предложить Скопину-Шуйскому перейти на сторону поляков. Исаак Масса в своих записках высказывает предположение, что Скопин-Шуйский намеренно затягивал освободительный поход на Москву, рассчитывая на ослабление позиций Василия Шуйского: «…против всякого чаяния Москва больше года выдерживала осаду, пока эти освободители подходили к ней и соединялись вместе; неприятель тем временем опустошил всю окрестную страну».

Р.Г. Скрынников по этому поводу замечает: «Царь Василий не лукавил, когда обещал москвичам, что воевода Скопин со дня на день освободит столицу. В критические моменты он не раз посылал боярину настоятельные приказы спешить на выручку «царствующему граду», но добиться послушания от воеводы не мог. Между тем при любом промедлении Скопина монарх мог лишиться трона. Скопин полтора года вел войну по своему плану и разумению, пренебрегая приказами из Москвы» [82] .

Действительно, от Александровой слободы до Москвы войска Скопина-Шуйского двигались пять месяцев…

После того, как 12 марта 1610 года молодой полководец был встречен у стен Москвы жителями столицы, выражавшими по отношению к нему такой восторг, какой был приличен только государю, судьбу царского племянника можно было считать решенной. Авраамий Палицын писал, что ближайшее окружение царя, и прежде всего, его братья, всячески интриговали против воеводы: «…с клятвою подходят в тайных думех самодержца, яко вся земля Росийскаа почитают князя Михаила паче тебя, великий царю, еще же и скипетроносца хотят его видети». Все было настолько очевидно, что командующий союзным шведским войском Яков Делагарди советовал боярину как можно скорее покинуть Москву, видя кругом «ненависть и злобу».

Перед царем Василием встал сложный вопрос: кого выбрать? Талантливого, но опасного племянника или бесталанного, но преданного брата? В соответствии с традицией главную армию должен был возглавить либо сам царь, либо старшие бояре думы. Таковыми были князь Федор Мстиславский и конюший боярин князь Дмитрий Шуйский.

«Московское командование спешно готовило армию к решающему сражению с королевскими войсками. На выручку Смоленску должны были выступить главные силы. Царю Василию предстоял трудный выбор. Народ чествовал Скопина как героя и ждал, что он будет назначен главнокомандующим. Но было очевидно, что новые победы Скопина неизбежно увеличат его шансы на обладание короной. Братья царя не скрывали тревоги. Царь Василий не имел детей, и его брат Дмитрий готовился использовать это обстоятельство. Чин конюшего боярина, пожалованный Дмитрию, имел особое значение. В качестве «начального боярина» конюший в периоды междуцарствия наделялся особыми прерогативами. По свидетельству папского легата Антонио Поссевино, в Московском государстве конюшие обладали правом выбора царя, когда трон был вакантен. Еще более определенно высказался… дьяк Григорий Котошихин: «А кто бывает конюшим, и тот первый боярин чином и честью; и когда у царя после его смерти не останется наследия, кому быть царем кроме того конюшего? Иному царем быти некому, учинили бы его царем и без обирания».

Конюший Дмитрий Шуйский надеялся унаследовать трон после смерти брата. Однако стремительная карьера Скопина грозила расстроить его планы. Стоя на городском валу и наблюдая торжественный въезд Скопина в столицу, Дмитрий не удержался и воскликнул: «Вот идет мой соперник!» [83]

Было решено «удушить» Скопина-Шуйского в объятиях любви. В честь полководца давались бесконечные пиры, которые длились с марта и до начала апреля, когда соперник Дмитрия Шуйского неожиданно заболел и скончался. В панихидной записи кремлевского Архангельского собора смерть Скопина-Шуйского отмечена под 23 апреля, а заболел он за две недели до этого, 9 апреля 1610 г. Гетман Жолкевский в «Записках» сообщал, что он «умер отравленный… по изветам Шуйского, вследствие ревности, бывшей между ними». «Рукопись Филарета» сообщает, что Скопин-Шуйский был отравлен в доме Воротынского на крестинах его сына: «…разболеся сей храбрый и разсмотрительный воевода князь Михаил Васильевич, и умре, глаголют убо неции, яко отравлен бысть, на крестинном пиру, у князя Ивана Михайловича Воротынского, егда крести сына своего Алексея, от князя Дмитреевы жены Ивановича Шуйского, от княгини Екатерины [84] , в вине на перепиванье. И тако едва дойде до монстырню пазуху, потом пустися руда из носа и изо рта…» В окончательной редакции «Рукописи Филарета» все сведения об отравлении Скопина были тщательно вычеркнуты Романовыми [85] .

Скопину-Шуйскому было всего 24 года. Это был рослый, физически крепкий человек. Когда он умер, ему пришлось делать гроб по особой мерке. Так что версии о том, что причиной его смерти стало банальное обжорство, едва ли соответствуют действительности. Как не соответствует ей и версия о смерти полководца от «лихорадки». Большинство русских источников сообщает, что причиной смерти стало кровотечение из носа и рта – как и у Бориса Годунова.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.