Освобождение Москвы

Освобождение Москвы

Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин с основными силами народного ополчения выступили из Ярославля 27 июля, послав по городам гонцов собирать в полки всех ратных людей. Войско сопровождали громоздкий обоз и артиллерия, что при плохих дорогах заметно задерживало продвижение земской рати. Позаботился Пожарский и о разведке: передовые конные отряды Лопаты-Пожарского, Дмитриева и Левашова прикрывали смоленское направление, с которого должен был подойти Ходкевич.

Через два дня ополчение дошло до Шепуцкого стана, находившегося в 29 верстах от Ярославля. Здесь Пожарский передал начальство над ополчением своим заместителям — Кузьме Минину и князю Ивану Хованскому, воеводе с большим боевым опытом, а сам поехал в Суздаль поклониться праху своих предков, похороненных в Спасо-Евфимиевском монастыре.

Выполнив этот обычай древнерусских воевод, отправлявшихся в опасные походы, князь Пожарский догнал ополчение в Ростове. Здесь его застали посланцы из Белоозера, которые просили о помощи. Остерегаясь предательского удара со стороны шведов, он направил Григория Образцова с отрядом ратников в 500–600 человек на Белоозеро. В Ростов к воеводе прибыл из-под Москвы атаман Кручина Внуков с товарищами. Казачий круг, послал их, чтобы уведомить князя Дмитрия о бегстве Заруцкого. Минин и Пожарский наградили Внукова жалованьем и отпустили с добрыми словами. Во время похода к ополчению не раз приезжали казаки из подмосковных «таборов» разведать, не затевается ли что-нибудь против них. Но Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин принимали их неизменно приветливо, одаривали деньгами и сукнами и отпускали назад под Москву.

В середине августа 1612 года земское ополчение раскинуло свой лагерь у стен Троице-Сергиева монастыря. Пожарский с Мининым хотели воспользоваться услугами богатого и влиятельного монастыря, чтобы договориться с подмосковными «таборами» о совместных действиях. Однако эта попытка не удалась из-за несогласия Трубецкого.

Известие от воевод передовых отрядов о движении к Москве войск гетмана Ходкевича заставило ускорить движение земской рати под стены столицы. 18 августа Пожарский повел ополчение на столицу. Но перед этим он отправил вперед отряд стольника князя Василия Туренина, приказав ему встать в Москве у Чертольских (ныне Пречистенские) ворот отдельно от казаков. Основные силы Дмитрий Пожарский приказал расположить у Арбатских ворот. Тем самым войску Ходкевича перекрывался основной путь в Кремль. Решение полководца разбить свой лагерь на направлении возможного главного удара свидетельствовало о его желании сражаться до конца.

Дозорные, высланные вперед, провели рекогносцировку местности в районе Арбатских ворот. Воеводы предполагали преодолеть оставшееся до Москвы расстояние за два дня, Земское войско торопилось. На следующий день полки Пожарского подошли к Ростокино, что в пяти верстах от столицы на берегу реки Яузы. Был дан приказ расположиться лагерем на ночлег. Тысячи костров запылали на яузских берегах.

Из казачьих «таборов» Трубецкой беспрестанно слал к Пожарскому гонцов, призывая его в свой лагерь. Подмосковные полки располагались у Крымского двора (близ Крымского моста). Казаки провели под Москвой больше года и успели укрепить свой яузский острог высокими валами. Внутри их лагеря было много брошенных землянок, шалашей и изб. Ярославские ратные люди могли бы удобно расположиться в них, но Пожарский и Минин решительно отвергли предложения «казачьего боярина». «Сонет всея земли», не доверяя казачеству, решил с ним в одном месте не располагаться.

На это решение командования второго земского ополчения повлияло и то, что позиция подмосковных полков не годилась для предстоящего сражения, так как находилась в стороне от Можайской дороги, по которой к Москве подходил Ходкевич. Князь Дмитрий решил расположить свою рать в западных городских кварталах, чтобы преградить путь неприятелю в Кремль.

Переночевав на берегах Яузы, войско Пожарского утром 20 августа вступило в Москву. Прошло полтора года с того дня, как тяжелораненый воевода покинул горящую столицу. Городские руины остались немыми свидетелями бед, выпавших на долю москвичей. Пройдя пожарища, ополчение заняло Арбатские ворота и весь район между Арбатскими и Чертольскими воротами. Пожарский расположил отряды ополченцев у стен Белого города по Земляному валу, господствовавшему над близлежащей местностью. На левом фланге, который у Чертольских ворот и у Алексеевской башни примыкал непосредственно к Москве-реке, расположился отряд под начальством князя Туренина. Правый фланг земской рати прикрывал отряд Дмитриева и Левашова, укрепившийся у Петровских ворот. Тверские прикрывал отряд князя Лопаты-Пожарского.

Пожарский приказал сооружать земляные укрепления, рыть окопы для размещения стрельцов с «огненным боем». Часть пищальников была расположена на стенах Белого города. До глубокой ночи ополченцы, в основном «даточные люди» (пожизненно военнообязанные крестьяне), сооружали деревянный острожек и рыли вокруг него глубокий ров. Множество москвичей помогали ратникам.

Занятые народными ополченцами позиции были сильны тем, что они опирались из каменные стены Белого города, где были установлены пушки, и шли по Земляному валу, который господствовал над всей низиной, тянувшейся по направлению к Воробьевым горам. Пожарский, как главнокомандующий, предвидел, что гетман поведет наступление от Новодевичьего монастыря на Белый город, чтобы затем прорваться в Кремль. Вот почему именно на этом направлении князь Дмитрий сосредоточил свои главные силы и постарался как можно лучше укрепиться. Помощниками его здесь были Кузьма Минин и воевода Иван Андреевич Хованский, в Смутное время принимавший деятельное участие в борьбе с самозванцами и поляками.

Еще при подходе народного ополчения к Москве князь Трубецкой выехал ему навстречу и вступил в переговоры с Пожарским и Мининым. Те вновь отклонили предложение предводителя подмосковных «таборов» объединить силы в единое войско. Свидание воевод закончилось безрезультатно. Князя Трубецкого как аристократа возмутило то, что с ним на равных в переговорах участвовал посадский человек Кузьма, да еще из людей небогатых: «Уже мужик нашу честь хочет взять на себя, а наша служба и радение ни во что будет».

Несмотря на то что Пожарский отказался объединиться с казачьим войском, он дал Трубецкому в помощь по его просьбе пять отборных конных сотен. За это боярин-воевода обязался оборонять Замоскворечье. Казаки подмосковных полков располагалась к юго-востоку от Белого города, имея главные силы в укрепленных «таборах» у Яузских ворот и на Воронцовском поле. Было оговорено, что Трубецкой ударит во фланг и в тыл войска Ходкевича с правого берега Москвы-реки из Замоскворечья. Связующим звеном между казачьими полками и вторым земским ополчением стал отряд Туренина.

В Замоскворечье казаки соорудили два опорных пункта — острожка. Один из них находился около церкви Климента (Климентьевская церковь) в конце Пятницкой улицы. Через нее шла большая торговая дорога на Рязань. После пожара здесь остались лишь полуобгоревшие развалины, в которых ютились вернувшиеся в город москвичи. Другой острожек был сооружен вблизи Москворецкого моста, против Китай-города, в Ендове, около пятиглавой краснокаменной церкви Георгия, сохранившейся до наших дней. Ендовой называлась местность, расположенная между Москвой-рекой и старицей — старым руслом реки Москвы (теперешний водоотводный канал). В обоих острожках находились казачьи отряды на случай нападения врага.

20 августа, едва ратники земского ополчения успели возвести острог и выкопать ров, Пожарскому доложили, что гетман Ходкевич выступил из Вязем (поселок в 40 километрах по Смоленской дороге от Москвы). Хорошо организованная конная разведка не позволила польскому войску застать русских врасплох. Размещая свои отряды в столице, Пожарский все время наблюдал за действиями противника, что позволило ему разгадать его замысел.

Без внимания Пожарского не остались и засевшие за крепкими кремлевскими и Китайгородскими стенами полки Струся и Будилы. И в Белом городе, и в Замоскворечье были выставлены крепкие сторожи (сторожевые отряды), наблюдавшие за выходами из Кремля и Китай-города. Русское войско было готово встретить удар осажденного гарнизона в свой тыл.

Утром 21 августа на заре Ходкевич подошел к Поклонной горе, в семи верстах от Москвы. К вечеру все его 12-тысячное войско и запорожские казаки расположились здесь лагерем.

Главнокомандующий польской армией Кароль Ходкевич был опытный воин, сражавшийся ранее в Нидерландах в испанских войсках под знаменами герцога Альбы и против турок, одержавший до похода в Русское государство рад побед, в том числе при Кирхгольме над шведским королем Карлом IX. Как военачальник гетман пользовался большой известностью и славой в Европе. Основную часть его армии составляла конница: украинские казаки (запорожцы и «черкасы»), конные шляхетские отряды и венгерская кавалерия, которая считалась лучшей в Европе. Пехоты у Ходкевича было сравнительно немного, и состояла она из наемников: немцев, поляков, венгров и других. Личная дружина Ходкевича насчитывала 2 тысячи воинов. Помимо ее он имел в своем войске пять отрядов пехоты и конницу. Украинские казаки были отдельной частью королевского войска. К этому времени осажденный польский гарнизон насчитывал около 3 тысяч хорошо вооруженных воинов. Общие силы врага достигали свыше 15 тысяч человек.

И наемная королевская пехота (около 1500 человек), и шляхетская конница имели неплохое вооружение: ружья, сабли, копья, стальные доспехи. Эти войска умели сражаться регулярным правильным строем, то есть применять передовую воинскую тактику того времени. Так, тяжело вооруженные польские гусары мчались в атаку шеренгой, выставив вперед ряд длинных копий. Пехота также наступала стройными рядами.

Что касается народного ополчения, то оно было вооружено хуже, особенно ратники-крестьяне и посадские люди. Чуть лучше были экипированы казачьи отряды. Только очень немногие дворяне имели стальные доспехи. Часть служилых людей и казаков имели пищали.

Наиболее правильно определяется соотношение сил сторон в работе исследователя Г. Бибикова «Бои русского ополчения с польскими интервентами 22–24 августа 1612 года». Два передовых конных отряда земской рати Пожарского насчитывали 1100 ратников. В главных силах ополчения, которые подошли к столице, находились пушкари «наряда» (количество орудий неизвестно), около тысячи стрельцов, до 1,5 тысячи казаков, 2–3 тысячи дворян, вооруженных крестьян и посадских людей. Всего второе ополчение могло иметь 6–7 тысяч человек. (Часть сил его несла гарнизонную службу, прикрывала главные силы с севера от шведов, боролась с разбойными отрядами поляков и тушинцев, рыскавших по стране.) У Трубецкого в подмосковных «таборах» находилось примерно 2,5 тысячи казаков, которые в предыдущих сражениях не раз показывали свою низкую дисциплину и боеспособность. Следовательно, общая численность земской рати, находившейся в Москве, не превышала 8–10 тысяч ратных людей.

Положение русского войска осложнялось еще и тем, что в нем не было согласия — Пожарский не мог с полной уверенностью положиться на казачьи отряды Трубецкого. А во время боя в случае вылазки кремлевского гарнизона ополченцы могли оказаться между двух огней. Приближение Ходкевича с войском в Кремле заметили с колокольни Ивана Великого. Осажденные возликовали: появилась надежда на скорое освобождение, на избавление от голодной смерти. Струсь и Будила привели свои полки в боевую готовность. Лазутчики Ходкевича сумели в тот же день проникнуть за крепостные стены и сообщить Струсю план гетмана на предстоящее сражение. Предполагалось, что, в то время как войска Ходкевича атакуют земское ополчение, осажденные должны выйти из-за крепостных стен и ударить в тыл русских.

Следовательно, интервенты имели не только более выгодное расположение своих сил, но и некоторое численное превосходство, которое в коннице, например, было очень заметно. Необходимо отметить и их лучшее вооружение, и большее количество профессиональных воинов и опытных военачальников. Поляки видели свое превосходство. Так, пан Будила с издевкой писал Дмитрию Пожарскому: «Лучше ты, Пожарский, отпусти к сохам своих людей».

Зато важным преимуществом ополченцев был высокий воинский дух ратных людей — патриотов, сражавшихся за родную землю, за освобождение Российского государства, своей столицы от иноземных захватчиков. Русские воины приносили присягу; «Стояти под Москвою и страдати всем… и битись до смерти».

Воины гетмана, сознавая, что в разоренной Москве их ждет не богатая добыча, а ожесточенное сопротивление, не могли похвастаться энтузиазмом в своих рядах. За их спиной, в Варшаве, усилилось недовольство королем Сигизмундом III, обещавшим быстрый успех и большие богатства покоренной России, а в действительности в ней завязшим. Даже такой успех, как захват Смоленска, достался Польше слишком дорогой ценой. Поэтому авантюрная политика короля имела в Речи Посполитой немало противников, часть которых выступала за поддержание добрососедских отношений с Российским государством.

Надо отдать должное Дмитрию Михайловичу Пожарскому — воеводе русского войска, правильно определившему направление главного удара противника. Гетман Ходкевич, как и предвиделось, решил прорываться в Кремль по Смоленской дороге в направлении Чертольских и Арбатских ворот. Поэтому навстречу врагу, к Новодевичьему монастырю, командование ополчения заблаговременно выслало конницу, а пехота изготовилась к бою на валу Стародума (Деревянный город), используя окопы. Были усилены и сторожи, наблюдавшие за западным фасом Кремлевской стены.

Казаки Трубецкого выступили к Крымскому двору, расположенному недалеко от Калужских ворот, с целью преградить путь врагу в Замоскворечье. Посланные вечером 21 августа в помощь Трубецкому пять конных сотен ополченцев заняли позицию на правом берегу Москвы-реки южнее Крымского двора.

К утру 22 августа войско гетмана Ходкевича перешло Москву-реку у Новодевичьего монастыря и изготовилось к бою. Свой удар Ходкевич наносил по левому флангу ополчения у Чертольских ворот. Здесь Пожарский построил свои войска таким образом: конные сотни выдвинул вперед, а стрельцов и пеших ратников расположил в окопах Земляного вала.

Сражение качалось рано утром, в первом часу дня. (Часы дня в начале XVII века в России считались от восхода, а часы ночи — от захода солнца.) Имея значительное превосходство в коннице, Ходкевич бросил свои отряды против сотен русских, изготовившихся к бою в районе Девичьего поля. Польским тяжело оснащенным гусарам противостояла хуже вооруженные, но более подвижные русские всадники. Бой сразу принял упорный характер, Противники попеременно теснили друг друга. Атаки производились то одной, то другой стороной и долгое время не давали результата.

Бой конницы продолжался семь часов. В конце концов, имея количественное и качественное превосходство, польская конница начала теснить конные ополченские сотни, и им пришлось отступить в направлении Чертольских ворот.

В результате кровопролитного боя противник подошел к Земляному валу. Наступили критические часы сражения. Стремясь развить наметившийся успех, Ходкевич ввел в дело наемную пехоту, до этого помогавшую коннице лишь частью сил. Пехота интервентов во взаимодействии с конницей пошла на штурм Земляного вала.

Профессиональные наемные солдаты, имевшие большой военный опыт и сноровку, сбили ополченцев с вала (хотя и понесли при этом немалые потери) и заставили их отступить в пределы Земляного города, где ожесточенный бой продолжался на улицах среди развалин.

Главный свой удар Ходкевич снова наносил по левому флангу русских войск, прижав их к берегу Москвы-реки. Пожарский, держа в своих руках все нити управления войсками и видя, что сражение переместилось на городские улицы, приказал ополченской коннице спешиться. Это он сделал по двум соображениям. Во-первых, в Деревянном городе, где было много окопов, развалин, различных укреплений, конница не могла эффективно действовать, как в поле, и несла неоправданные потери; во-вторых, спешивая конницу, князь Дмитрий преследовал еще одну важную цель — он решил усилить свою пехоту, которая вела ближний бой. Из окопов русские ратники залпами били по наемникам, а затем сходились врукопашную.

В разгар сражения у стен Белого города полковник Струсь решил нанести удар в тыл ополчения и соединиться с войсками Ходкевича. Но отряд, который Пожарский заранее выделил для защиты Чертольских ворот с тыла, и сторожи ополчения отбили атаку. В этом бою на глазах Кузьмы Минина был убит его любимый племянник — бесстрашный воин Фотим Еремкин. С трудом удалось отряду костромичей, которым предводительствовал ремесленник Ремень, загнать поляков обратно в Кремль. При этом интервенты понесли большие потери.

Неудачно закончилась также вылазка поляков в районе Водяных ворот (около теперешнего Каменного моста). Несмотря на то что со стен Кремля обстреливали ополченцев из пушек, они не только не отступили, но и захватили у противника знамена, многих поляков перебили, а остальных заставили повернуть вспять. Сторожи ополчения выполнили свою задачу, не позволив осажденному гарнизону в разгар сражения нанести удар в спину русских войск.

В то время как ополчение Пожарского вело упорный, тяжелый бой с интервентами и очень нуждалось в помощи, князь Трубецкой со своими казаками бездействовал. Он стоял на правом берегу Москвы-реки и спокойно наблюдал, как русские ратники, истекая кровью, героически отражали беспрерывные вражеские атаки.

Польские войска начала теснить отряды Пожарского, грозя опрокинуть их в Москву-реку, а Трубецкой на помощь не шел. Некоторые казаки, обозленные нежеланием ополчения стать вместе с ними в «таборах», язвили по поводу ополченцев: «Богаты пришли из Ярославля, так сами одни отбивайтесь от гетмана». Однако когда на глазах у казаков левый фланг ополченцев оказался отрезанным и поляки прижали его к берегу реки, на помощь своим, не ожидая приказа Трубецкого, бросились через реку в бой конные сотни, переданные накануне из ополчения. За ними последовали со своими отрядами атаманы Афанасий Коломна, Дружина Романов, Филат Можанов и Макар Козлов. Перед выступлением они заявили Трубецкому, что «в вашей[2] нелюбви Московскому государству и ратным людям пагуба только чинится. Почему не помогаешь погибающим?» Удар пяти свежих конных сотен ополченцев и четырех отрядов казаков во фланг противнику в конечном счете решил исход сражения 22 августа. Натиск поляков иссяк.

Войско Ходкевича, понеся за день огромные потери, спешно отступило за Москву-реку на Воробьевы горы. Интервенты оставили на поле боя свыше тысячи убитых. Еще больше было раненых. Однако, несмотря на потери в людях и коннице, гетман не терял надежды прорваться в Кремль и оказать помощь осажденному гарнизону.

Теперь план польского военачальника заключался в следующем: начать наступление через Замоскворечье (Ходкевич отметил бездействие и безынициативность Трубецкого) и одновременно вылазкой Струся из-за Кремлевской стены сковать действия ополчения Пожарского. Гетман, видя, что с этой стороны трудно подать осажденным помощь и доставить продовольствие, потому что русские хорошо укрепили Белый город и заслонили путь к Кремлю своим «табором», передвинулся на другую сторону реки Москвы, где русские не столь надежно укрепились и имели лишь два острожка.

В ночь на 23 августа изменник дворянин Григорий Орлов, получивший от Сигизмунда III за донос на князя Пожарского документ на право владения его имением, провел через Замоскворечье 600 гайдуков (пехотинцев) полка Неверовского с небольшим обозом. Они незаметно прошли по правому берегу реки через плодовый государев сад, перебрались по бревенчатому Замоскворецкому мосту и проникли в Кремль, передав продовольствие осажденным.

На обратном пути гайдуки, воспользовавшись беспечностью казаков Трубецкого, захватили острожек и церковь Георгия на Ендове и укрепились там.

Весь день 23-го и ночь на 24 августа происходила, исключая небольшие стычки, перегруппировка сил противоборствующих сторон. Войско Ходкевича, готовясь прорваться в Кремль с юга через Замоскворечье, от Новодевичьего монастыря перешло к Донскому, раскинув там свой временный стан.

Разгадав замысел противника, Дмитрий Пожарский также провел перегруппировку своих сил. Он с Кузьмой Мининым и воеводами перешел к церкви Ильи Обыденного на Остоженке. Главные силы ополчения были переведены к берегу Москвы-реки. Сюда же были оттянуты от Петровских, Тверских и Никитских ворот отряды Дмитриева и Лопаты-Пожарского. Примерно одну треть своего войска (пехоту, конницу и две пушки) Пожарский переправил на правый берег реки, чтобы стать на направлении вероятного наступления Ходкевича.

Оборонять Замоскворечье было значительно труднее, чем левобережье Москвы-реки. Вместо каменных стен Белого города здесь были лишь рвы и валы Деревянного города с остатками полусгоревшей и полуразрушенной деревянной стены да острожек на Пятницкой улице. Второй острожек в Ендове теперь находился в руках пана Неверовского. Надежной защитой ополченцам могли служить также ямы и бугры на месте выгоревших замоскворецких кварталов. В дополнение к этому казаками Трубецкого было вырыто много ям-окопов для людей с огнестрельным оружием.

Зная, что Ходкевич будет вести наступление прежде всего конными отрядами, князь Дмитрий расположил своих стрельцов по рву Земляного города, где были поставлены две пушки. Отборные конные сотни были выдвинуты вперед за Земляной вал с задачей принять на себя первый удар войск гетмана. Трубецкой находился на берегу Москвы-реки (у Лужников). Его ополченцы занимали острожек у церкви святого Климента, на стыке Пятницкой и Ордынки, преграждая здесь путь к Кремлю. Часть казачьих войск была выдвинута вперед Земляного вала.

В это же время Ходкевич построил свое войско для наступления. Он сам командовал левым флангом, где находилась его личная дружина, силы которой были направлены против ополчения Пожарского. В центре расположились венгерская наемная пехота, остатки полка Неверовского и запорожская конница Зборовского. Правое крыло составляло 4 тысячи украинских казаков. Польское войско продолжало сохранять общее превосходство в силах, несмотря на потери в бою 22 августа.

День 24 августа определил исход всего сражения. Длилось оно с рассвета до вечера и было крайне ожесточенным. Ходкевич, продолжая иметь значительный перевес в коннице, вновь применил массированный удар. Интервенты опять атаковала передовые сотни Пожарского. Ополченцы упорно сопротивлялись, сдерживая натиск превосходящих сил врага.

К месту горячей схватки Ходкевич беспрестанно подбрасывал от Донского монастыря подкрепления, с большой настойчивостью стремясь добиться перелома в ходе боя. Встретив упорное сопротивление русских, гетман бросил против них почти все свои наличные силы.

В течение нескольких часов ратники ополчения сдерживали беспрестанный натиск конницы противника, но к полудню вынуждены были отступить. Ходкевичу удалось в конце концов смять и «втоптать» некоторые русские отряды в Москву-реку. Венгерская пехота прорвалась у Серпуховских ворот. Польские войска отбросили ополченцев и казаков к валу Земляного города. Полк Дмитрия Пожарского, в рядах которого воевода принял участие в бою, выдержал натиск врага и тем самым предотвратил общий разгром ополчения.

Узнав об отступлении казачьих отрядов Трубецкого, оголивших левый фланг русского войска, Ходкевич усилил свой натиск на ополченцев, стал теснить их, стремясь прижать к берегу Москвы-реки. Одновременно гетман начал вводить а (Москву обоз с продовольствием для осажденного гарнизона (400 возов). Опасность прорыва войск Ходкевича к Кремлю увеличилась.

Захватив инициативу в начале боя, гетман Ходкевич приказал своей наемной пехоте и спешившимся запорожцам начать штурм укреплений Земляного города, которые стойко обороняли ополченцы, ведя огонь из пушек, пищалей, луков, и вступать в рукопашные схватки. Пять часов продолжался ожесточенный бой на валу, затем ополченцы начали отступать. В стане русских возникло замешательство.

Значительная часть оттесненных с валов Замоскворечья ополченцев залегла между развалинами полусожженного города и, укрепившись как могла на его улицах, ждала дальнейшего наступления поляков. Отступившие конные сотни ополчения в это время уже были на левом берегу Москвы-реки. Однако русская пехота, засев в ямах и городских развалинах, сумела закрепиться на левом берегу. В уличных схватках движение поляков замедлилось. Кроме того, их маневренность сковал огромный обоз, преждевременно введенный Ходкевичем на отвоеванную часть Замоскворечья.

Чтобы пробиться к Кремлю, гетману Ходкевичу нужно было взять казачий острожек у церкви святого Климента. Венгерская пехота и запорожцы Зборовского, составляя, по существу, передовой отряд войск гетмана, от Серпуховских ворот прорвались в глубь Замоскворечья и с ходу проникли до Климентовского острожка, «взяли этот городок и вырубили в нем русских». Казаки, атакованные конниками, поспешно отступили от своей крепостицы. Здесь успеху отрядов Ходкевича содействовал осажденный гарнизон Кремля и Китай-города, осуществивший удачную вылазку в направлении Климентовского острожка. По-видимому, интервенты смогли согласовать свои действия.

До Кремля оставалось рукой подать. Польский обоз с продовольствием дошел до церкви Екатерины и расположился в конце Ордынки. Но войско Ходкевича было уже утомлено постоянными ожесточенными схватками и упорным сопротивлением земских ратников.

Однако интервентам не удалось закрепиться на ближних подступах к Кремлю. Заняв Климентовский острожек, поляки водрузили над храмом свое знамя. Вид его на церкви возмутил отступивших казаков и привел их в ярость. Получив подкрепление, они перешли в контратаку. Впереди шел знаменосец Михаил Константинов, воодушевляя товарищей своим примером. Он пал, сраженный пулями, но казаки решительным приступом отбили Климентовский острожек. В бою за него ополченцам активно помогали московские жители. Не только взрослые мужчины, но и женщины, дети шли на приступ, готовые во всем помочь контратакующим.

Бой за Климентовский острожек был кровопролитный. В этой схватке противник потерял убитыми 700 человек. Преследуя по Пятницкой улице уцелевших солдат Ходкевича, ополченцы и казаки с налета ворвались во второй острожек на Ендове. Здесь вместе с пехотинцами Неверовского скопилось около тысячи интервентов. Половине из них удалось спастись бегством в Кремль по Москворецкому мосту.

Таким образом, значительная часть Замоскворечья была очищена от неприятеля. Ожесточенный бой в первой половине дня 24 августа завершился поражением войск Ходкевича.

К полудню наступление королевского войска захлебнулось. Физические и моральные силы гетманского войска иссякали. 22 августа в бою Ходкевич потерял до тысячи человек, в Кремль перебросил 600 гайдуков, затем были немалые потери при штурме Земляного вала, в Климентовском острожке и при преследовании отступавших ополченцев. Численность интервентов заметно сократилась, особо ощутимые потери понесла наемная пехота. Но и Пожарский понес немалый урон, и, кроме того, силы ополчения были распылены.

Взятие вновь Климентовского острожка означало, что гетман так и не смог сломить сопротивление русских, и закрепить свой успех. Однако положение оставалось крайне тяжелым. Казаки после своей героической атаки заволновались. Они укоряли дворян-ополченцев в их богатстве, сравнивая с собой, и стали покидать поле боя. В сражении наступила короткая пауза: гетман Ходкевич начал приводить в порядок потрепанные полки, не отказавшись при этом от своей цели — разгромить русские войска и прорваться в Кремль.

Отступление оборонявшихся русских войск к Москве-реке еще не означало их поражения. Активный оборонительный бой и контратаки истощили наступавшего противника. В этом отношении немалую роль сыграли пешне ратники, засевшие по ямам и рытвинам Замоскворечья. Отдельные неудачи в действиях ополчения и казачьих отрядов не повлияли на исход сражения в целом. Но эту возможность победы над интервентами необходимо было видеть и умело реализовать. Именно в эти моменты проявился полководческий талант и решимость Дмитрия Михайловича Пожарского. Он вместе с Кузьмой Мининым и воеводами ополчения решил воспользоваться задержкой наступления польского войска, организовать общую контратаку и разгромить противника. Ближайшая задача заключалась в том, чтобы перегруппировать и сосредоточить силы на направлении главного удара.

Надо было вернуть на поле боя отряды Трубецкого, ушедшие в свой «табор». Тогда Пожарский и Минин обратились за помощью к келарю Троице-Сергиевой лавры Авраамию Палицину, который был посредником между «таборами» и ополчением. Они уговорили его пойти к казакам и вновь поднять их в наступление. Есть сведения, что в переговорах с казаками, выражавшими недовольство отступлением дворянских сотен ополчения, участвовал и Кузьма Минин, призывавший казаков сражаться до победного конца.

Троицкий келарь справился с задачей оказать моральное воздействие на недовольных казаков и призвал их во имя спасения Родины и православной веры напрячь все силы для участия в общей контратаке. Рассыпавшиеся отряды собирали колокольным звоном. Умные речи Авраамия Палицина и Кузьмы Минина имели успех. Большинство казаков потребовали от Трубецкого переправить свое войско в Замоскворечье, заявляя: «Пойдем и не воротимся назад, пока не истребим вконец врагов».

Войско Трубецкого повернуло назад на «ляхов» и, соединившись со стойко оборонявшимися ополченцами, восстановило оборону. Русская пехота, засев в ямах и «крапивах» Замоскворечья, перекрыла интервентам дороги к Кремлю. Вечерело, а исход боя 24 августа все еще был неясен.

К этому времени Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин смогли привести в порядок отступившие конные сотни ополчения, собрав их против Крымского двора. Как только казаки заняли брошенные позиции в Замоскворечье, князь Дмитрий принял решение перейти в общее наступление. Сигналом для этого и была стремительная атака Кузьмы Минина, который в этот ответственный момент боя взял инициативу в свои руки.

Главные силы своего войска в минуты затишья Дмитрий Пожарский сумел сосредоточить на правом берегу Москвы-реки в районе государевых садов. Это была преимущественно спешившаяся конница.

Чашу весов в пользу русских склонили решительные действия Кузьмы Минина. Он обратился к Пожарскому с просьбой дать ему людей, чтобы ударить по врагу. Тот сказал: «Бери кого хочешь». Кузьма Минин взял из резервных отрядов ополчения, что стояли у Остоженки, три сотни конных дворян. Они не погнушались встать под начальство простого посадского человека, настолько любовь его к Родине вдохновила всех. Пожарский в помощь дворянским сотням выделил еще отряд ротмистра Хмелевского — литовского перебежчика, личного врага одного из польских магнатов.

В сумерках небольшой отряд Минина незаметно переправился через Москву-реку для нанесения удара с левого берега реки во фланг войску Ходкевича. Это был очень смелый замысел, так как русское командование уже знало, что гетман ввел в бой все свои резервы и что в районе Крымского двора им выставлен лишь небольшой заслон из двух рот — конной и пешей. Удар был настолько внезапным, что польские роты не успели даже принять боя и, преследуемые, бежали к своему лагерю, сея панику. Так «выборный человек всею землею» Кузьма Минин в решающий час сумел добиться перелома в битве.

Воспользовавшись замешательством в рядах королевских войск, пешие ополченцы во главе с князем Пожарским тотчас покинули свои укрепления в городских развалинах и ринулись в контратаку. Они решительно «пошли натиском» вперед к польскому лагерю. Удар главными силами ополчения по левому флангу войск Ходкевича был нанесен сокрушительный. За пехотинцами в бой устремилась конница.

Одновременно с атакой Пожарского в охват правого фланга войска Ходкевича пошли казаки Трубецкого. Все источники отмечают крупные силы русских, участвовавших в общей контратаке, их энергичные и одновременные действия. Так, в своем дневнике пан Будила отметил: «Русские… всею силою стали налегать на табор гетмана…» Ратники Пожарского развернутым фронтом продвигались вперед и метко разили противника.

Гетманское войско не выдержало столь решительного удара русских и побежало. Деревянный город был очищен от интервентов. Огромный обоз с продовольствием, стоявший в районе Ордынки, был окружен, а защитники его полностью перебиты. В руки победителей попали артиллерия, польские знамена и шатры.

В результате общей дружной контратаки интервенты были опрокинуты. Гетман Ходкевич стал спешно отводить свое войско из района Земляного вала. Его разгром завершила русская конница, которую воеводы Пожарский и Трубецкой бросили на преследование противника. Наступление русской конницы сочеталось с мощным огнем из пушек и пищалей. Гетман потерял при этом 500 человек убитыми; много польских панов было захвачено в плен.

Понеся большие потери, гетманские отряды в беспорядке отступили к Донскому монастырю, где простояли «в страхе всю ночь». Оттуда Ходкевич ушел к Воробьевым горам. Королевское войско было окончательно обескровлено. Кроме того, оно лишилось обоза в 400 возов с продовольствием.

Ополченцы хотели и дальше преследовать врага, но воеводы проявили осторожность и сдержали наиболее горячие головы, заявив, что «не бывает на один день две радости». Для устрашения отступающего в панике противника стрельцам, пушкарям и казакам было приказано вести беспрерывную стрельбу. Два часа они палили так, что, по словам летописца, не было слышно, кто что говорил.

На рассвете 25 октября гетман Ходкевич со своим заметно поредевшим войском «с великим срамом» побежал через Воробьевы горы к Можайску и далее через Вязьму в пределы Речи Посполитой. В пути его войско заметно поредело. С ужасом наблюдали его уход с кремлевских стен осажденные поляки. «О, как нам горько было, — вспоминал один из осажденных, — смотреть, как гетман отходит, оставляя нас на голодную смерть, а неприятель окружил нас со всех сторон, как лев, разинувши пасть, чтобы нас проглотить, и, наконец, отнял у нас реку».

Так закончилось сражение под Москвой, увенчавшееся полной победой народного ополчения над хорошо вооруженными и превосходящими в силах, особенно в коннице, войсками интервентов под командованием гетмана Ходкевича — одного из самых прославленных полководцев Европы того времени.

Победа над врагом в боях на подступах к Кремлю была достигнута прежде всего благодаря высокой моральной стойкости народного ополчения. Воодушевленные любовью к родной земле, ополченцы проявили в решающих боях изумительную отвагу, стойкость, крепкую спаянность — качества, искони присущие русским воинам.

Численное превосходство, особенно в коннице, дало противнику некоторые преимущества в начальный период боев, 22 и 24 августа. Но в самые решительные моменты сражения сказался несравненно более высокий моральный дух народного ополчения и полководческий талант его руководителей — Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского. Они показали умелое руководство боевыми действиями, не терялись в сложной обстановке, проявляли распорядительность и быстро восстанавливали нарушенный в ходе сражения боевой порядок своих войск.

Воевода Дмитрий Пожарский в ходе сражения спешил конников-ополченцев, благодаря чему создал в нужном месте перевес пехоты. Конники среди развалин сожженного города не могли действовать с должной эффективностью. Талант Пожарского и Минина, как военачальников, проявился и в том, что они учитывали возможности воздействия на врага различных родов русского войска: пехоты, конницы, артиллерии. И они умело поднимали ратный дух сражающихся ополченцев, всячески поддерживая в них стойкость, мужество, показывая примеры личной храбрости. В этом воины — патриоты родной земли имели неоспоримое превосходство над противником.

Командование русской рати умело проникало в замыслы противника. Пожарский и Минин своевременно и правильно реагировали на все его действия. В этой обстановке польское командование не проявило необходимой выдержки, и переброска гетманом войск с одного направления главного удара (22 августа) на другое направление (24 августа) не сопровождалась маневрированием непосредственно в ходе боя.

Интервенты, не сумев проявить тактической гибкости, упорно вели фронтальную атаку, не закрепив и не развив ее успех, как это было после взятия Климентовского острожка.

Расположение воеводой Дмитрием Пожарским главных сил земской рати на пути движения войск гетмана Ходкевича говорит о неустрашимости русских воинов и об их желании разбить врага, не допустить его до Москвы. Как воины Пожарский и Минин проявили в боях исключительное мужество. Непосредственно руководя ходом сражения, они появлялись в наиболее опасных местах и своим примером воодушевляли ратников на героические подвиги. А нижегородский земский староста Кузьма Минин решительно взял на себя ответственность за нанесение того удара по врагу, который в конечном счете переломил ход сражения в пользу русского войска.

В ходе сражения под Москвой с войсками гетмана Ходкевича «выборный человек всею землею» был правой рукой воеводы Дмитрия Пожарского. Кузьма Минин постоянно находился среди русских воинов — призывал их не щадить своей жизни во имя освобождения Родины, ободрял в трудные минуты, напутствовал идущих в бои, наводил порядок в рядах отступавших.

Инициатива и взаимовыручка обеспечивали русской рати стойкость в обороне и успех в контратаках. Ополченцы в ходе сражения нашли способ успешной борьбы с конницей противника, засев в ямах, развалинах и одиночных окопах, ведя из них «огненный» и лучный бой. Конница земского ополчения проявила в сражении завидную стойкость и ратное искусство, несмотря на то что численное превосходство было на стороне польской кавалерии.

Бои 22–24 августа со всей очевидностью показали, что ни второе земское ополчение, ни казаки подмосковных «таборов» самостоятельно, только своими силами интервентов разбить бы не смогли. Несмотря на тяжелые потери войска гетмана Ходкевича (так, из кавалерии у него осталось не более 400 человек), поляки имели на Русской земле довольно-таки крупные воинские силы. Еще сидел за крепкими кремлевскими стенами польский гарнизон, бродили по стране многочисленные разбойные отряды иноземцев. Поэтому таким насущным стал вопрос об объединении разрозненных патриотических сил второго земского ополчения и казачьих «таборов».

Это хорошо понимали Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин. Однако прибывшие в столицу в лагерь Трубецкого старые «заводчики всякого зла» Иван и Василий Шереметевы, первого из которых Пожарский спас от народного гнева в Костроме, князь Григорий Шаховский, приближенный «тушинского вора», выступили против объединения, но поддержки не получили. Власти влиятельного и богатого Троице-Сергиева монастыря, и среди них келарь Авраамий Палицин, видевшие корень зла в те дни в разъединении подмосковных полков Трубецкого и ополчения Пожарского и Минина, прилагали немалые усилия к достижению соглашения между ними. Посланная из монастыря грамота на сей раз возымела действие, и воеводы стали склоняться к единению.

Плотным кольцом окружив осажденный польский гарнизон, руководители второго земского ополчения вступили в переговоры с казачьим атаманом о выработке плана совместных действий. Трубецкой, ссылаясь на знатность своего происхождения, требовал, чтобы вожди земского ополчения подчинились ему. Пожарский и Минин во избежание раздора пошли па компромисс. В конце сентября 1612 года обе рати и власти соединились.

Для решения вопросов государственного характера организовывались приказы, а для обсуждения военных вопросов — единый стан (штаб) на Неглинной речке у стен Кремля (на месте теперешнего Манежа). Общие приказы и стан размещались на нейтральной местности — посредине между двумя лагерями — казачьим и ополченским. Сюда съезжались на совет руководители русских войск. Все грамоты подписывались обязательно и Трубецким, и Пожарским. Имя Трубецкого оказалось на первом месте, потому что он имел боярство, полученное в Тушино у Лжедмитрия II, а Пожарский был лишь стольником. Фактически же Дмитрий Михайлович, как более даровитый и энергичный деятель, имел большее влияние и больший авторитет.

В результате договора между двумя воеводами ратники объединенного войска были уравнены в правах. И казаки Трубецкого, и ополченцы стали получать одинаковое количество продовольствия. Каждому из них на год выдавалось по три пуда муки (48 килограммов), по три пуда сухарей, по четвертой части мясной туши, по пуду круп, по пуду толокна. Кроме того, всадники получали на лошадь по шести пудов овса и по возу сена.

В совместной грамоте Трубецкой и Пожарский оповещали города и села страны, что они вместе с «выборным человеком всею землею» Мининым по просьбе и решению освободителей столицы приняли на себя управление Московским государством. Из этого документа видно, что в состав временного органа государственной власти помимо Трубецкого и Пожарского входил и народный герой Кузьма Минин.

Как только было достигнуто соглашение об объединении войск и власти, началась общая осада Кремля и Китай-города. С отступлением войск гетмана Ходкевича и окончательным объединением русских сил участь «кремлевских сидельцев» была решена. Напрасно они взывали о помощи: ни Ходкевич, ни польский король в ближайшее время им помочь не могли. Еще два месяца продолжалось бессмысленное сопротивление интервентов, отвергнувших предложение Пожарского о сдаче, сделанное 15 сентября. Насколько спесивые польские военачальники не понимали сути сложившейся ситуации, видно из их дерзкого ответа Пожарскому с советом распустить народную рать по домам: «Пусть мужик вернется к сохе, поп — к церкви, купец — на свой торг».

Одновременно с осадой Кремля Дмитрий Пожарский принял меры для защиты тыла русского войска, так как к тому времени стало известно, что Сигизмунд III собирает крупные силы для похода на Москву. В районе Замоскворечья были проведены большие инженерные работы, восстановлены разрушенные в ходе боев укрепления — острожки. Берега Москвы-реки обнесли тыном с земляной насыпью, на которой расставили пушки с таким расчетом, чтобы можно было вести огонь как по противнику, наступавшему с тыла, так и по вражескому гарнизону, засевшему за кремлевскими стенами. Русские ратники выкопали неподалеку от Кремля глубокий ров, укрепили его, поставив у Пушечного двора батарею, и повели обстрел кремлевского гарнизона. Осторожный и предусмотрительный воевода Пожарский лично наблюдал за тем, как ведутся осадные работы.

Результатом их стало то, что доставлять в Кремль осажденным продовольствие, хотя бы эпизодически, как это делалось прежде, стало невозможно. Начался голод. Поляки съели кошек, собак, всю живность, варили кожаные переплеты книг, пошла в ход и трава. В ходе боев 22 и 24 августа польский гарнизон заметно увеличился, а продовольствия не было. Командование, чтобы уменьшить количество едоков, выпустило из Кремля бояр, сидевших с ними в осаде, с женами и детьми, предварительно ограбив их. Среди них глава «семибоярщины» князь Мстиславский, жена Филарета Романова (сам он находился в заточении в Польше) с сыном Михаилом (будущий русский царь — основатель династии Романовых) и другие.

Безрассудное упорство польских панов и наемников, не желавших сдаваться, объясняется боязнью ответственности за свои злодеяния.

22 октября 1612 года, когда начались переговоры о сдаче Китай-города, на штурм его устремились казаки, не желавшие никаких уступок полякам. Много шляхтичей было перебито, оставшаяся часть перешла в Кремль. Голод в осажденном гарнизоне еще более усилился.

Дни гарнизона польских интервентов, засевшего в Кремле, были сочтены.

Убедившись в бесполезности дальнейшего сопротивления, командование осажденных польских войск на этот раз не прервало переговоры о сдаче, 26 октября кремлевский гарнизон согласился на капитуляцию. Договор был подписан и скреплен крестным целованием. В нем говорилось, что интервентам будет сохранена жизнь, если они сдадут в казну имевшиеся у них государственные ценности.

27 октября началась сдача осажденного гарнизона. Полк Струся, вышедший в лагерь Трубецкого, вопреки договору был почти полностью истреблен казаками, среди которых находилось много беглых крестьян и холопов из мест, подвергшихся во время польской интервенции разорению. В полку Будилы, сдавшемся Пожарскому, также имелись убитые, но в значительно меньшем количестве. Кроме того, князь Дмитрий, когда принимали бояр, не допустил кровопролития и заставил прибывших вооруженных казаков вернуться в свой лагерь. Поляки и наемники были разосланы по городам, где они находились до обмена их на томившихся в польском плену русских.

В тот же день, 27 октября 1612 года, ополчение торжественно вступило в опустошенный и оскверненный интервентами Кремль.