Тюркские гулямы

Тюркские гулямы

Лет через 50 после хиджры тюрки, а вместе с ними и другие представители евразийцев начали проникать в мусульманский мир.

В то время, когда миссионеры начали проповедовать ислам в Центральной Азии, тюрки уже поступали в качестве рабов на земли халифов.

В 674 г. правитель Басры сформировал мощный отряд из двух—четырех тысяч искусных тюркских лучников, взятых в плен в Бухаре. Их воинские качества сразу получили признание, и арабы решили использовать их.

Некоторые историки считают, что аббасиды, а по их примеру и другие феодалы, вступившие в бесконечные схватки с арабами и их союзниками, брали к себе на службу иностранные военные отряды умышленно, поскольку те не имели связей с местным населением, а потому отличались преданностью. Но если бы дело обстояло именно так, наемники скоро бы вышли из подчинения и предали бы своих хозяев, в результате для последних это было бы даже опаснее, чем вражда с арабами и их союзниками – берберами, коптами, сирийцами или иранцами. В действительности же только в самом начале имел смысл использовать небольшие отряда наемников.

Арабы, взявшие на себя роль основателей мусульманского мира, не хотели воевать, а когда им приходилось заниматься этим, они ограничивались оборонительными действиями, потому что легкая жизнь сделала их изнеженными. Они хотели наслаждаться приобретенными благами и отвергали риск, таким образом, у них не было никакого желания умереть в бою. Аббасиды уже не завоевывали земли, а теряли их. Уцелевший омейяд Абдурахман отделил Испанию и стал там самостоятельным халифом в 756 г. Затем отпали: Алжир – в 777 г., Марокко – в 789 г., Ифрикия (Тунис) – в 800 г., Хорасан – в 821 г., Систан – в 867 г., Центральная Азия – в 900 г. Аналогичный развал шел в Сирии, Месопотамии, Аравии, Иране. А мятежные силы доходили до ворот Багдада.

Уже при первых Аббасидах в арабской армии служили главным образом хорасанцы и иранцы, которые поддержали их восстание против омейядов Дамаска и считали своим долгом служить Ирану на стороне арабской династии, более иранизированной, чем предыдущая. Однако их иллюзии, а вместе с ними их преданность постепенно таяли. Начиная с 820 г. крупные вассалы халифов, тахириды, стали практически независимыми и получили более эффективную возможность обеспечить автономию Ирана и подготовить его возрождение. Иранцы также не желали умирать за ислам. Поэтому воинов требовалось все больше и больше.

Аббасидский халифат нуждался в тюркских воинах. В Великой степи началась работорговля. Тюркские рабы поступали частью из Центральной Азии и Сибири: тюргеши, кимаки, карлуки, тогуз-огузы, огузы (туркмены), кыргызы и кыпчаки, а частью с берегов нижней Волги и Дона – аль-хазари, но, конечно, это были не только хазары. Продажа в рабство стала возможной из-за отсутствия в Великой степи сильной власти, способной остановить такой отток тюрков на Ближний Восток. Что же было делать, когда тюркские богатыри погибли, а вольнолюбивые уйгуры поверили соблазну манихейских учителей? Именно этим было порождено бессилие Степи. Военная миграция тюрков, до сих пор направлявшаяся на северо-запад, в Предчерноморский и Итиль-Уральский регионы, теперь отклонилась к юго-западу – в Азербайджан, Иран, Малую Азию, Сирию и т. д.

Главным центром работорговли был Самарканд, но, как мы уже отмечали, были и другие, дальше к востоку и северу. Тюркские рабы – «самые красивые и лучшие из всех» – доставлялись в Багдад из Хорасана. Этот товар считался редким и стоил очень дорого – 150–200 тыс. дирхам! «Это были самые дорогие рабы в мире», – писал ибн-Хаквал. Но зато какие рабы, какие воины, когда им давали в руки оружие, как они могли защитить хозяина, как они были способны дослужиться до самых высоких постов! Их называли гулямами. Таким образом, тюрки появились здесь в качестве рабов: их покупали, у них были хозяева, которые могли освободить их.

Масштабы тюркской миграции, долгое время остававшейся в определенных рамках, резко и опасно возросли в VIII в. и особенно в IX в. Однако со второй половины VIII столетия тюркам удалось захватить важные должности в аппарате управления государством, например, Зубаир бен аль-Тюрки – губернатор Хамадана и Мосула; Хамад аль-Тюрки играл значительную роль в строительстве Багдада при аль-Мансуре (754–775 гг.). В IX в. тюркских чиновников, которые переступили незавидную участь наемников, в империи стало больше. А со времен царствования аль-Мансура количество наемников значительно увеличилось; особенно их стало много при аль-Мутасиме (833–843 гг.) можно считать, что он наводнил ими Арабскую империю.

Прохождение службы гулямом-гвардейцем заключалось в следующем. Первый год – служба в пешем строю без права садиться на коня. Второй год – гулям получал лошадь, седло и уздечку, а также простую одежду. Третий год – выдавалось оружие: длинный персидский меч – караджур; четвертый – налучие и колчан. После этого гуляму полагалось хорошее седло, уздечка, палица и форменная одежда – каба-и-дарьи. Шестой год – присваивалось звание кравчего, выдавались парадная форма и серебряный кубок – знак отличия, который гулям носил на поясе. Седьмой год – служба при государе. Восьмой год – чин висак-баши, четырехместная палатка, черный войлочный головной убор, расшитый серебром, одежда из гянджийской ткани и три гуляма в подчинении. Девятый год – звание хейль-баши, командира гвардейского подразделения, затем – хаджиба двора. На одиннадцатый год он мог быть назначен эмиром, но не ранее тридцатисемилетнего возраста. В зависимости от звания размер жалованья возрастал до ста шестидесяти шести динаров в год.

В этом смысле представляют интерес истории двух выдающихся тюрков: Алптегина – эмира саманидов, дослужившегося до этого звания из гулямов, и Себуктегина – отца будущего султана Махмуда Газневи, также из гулямов.

Итак, начиная с 875 г. Хорасаном и Мавераннахром управляли наместники из рода Саманидов. Основателем его был крупный землевладелец Саман-худат из Балхской области на севере Афганистана. Саман-худат принял ислам, а четверо его внуков уже служили халифу аль-Мамуну в Хорасане: Нух был наместником Самарканда, Ахмед – Ферганы, Йахйа – Шаша, а Ильяс – Герата. В 875 г. халиф аль-Мутамид назначил Насра ибн Ахмеда наместником всех провинций Мавераннахра. Во время своего правления Саманиды успешно отражали набеги степных тюрков-язычников, и при них Мавераннахр и Фергана окончательно были присоединены к халифату.

В 893 г. Ахмед ибн Исмаил продолжил завоевания: напал на карлуков в степях за Сырдарьей, а затем захватил их столицу Талас. Саманиды наводили страх своей военной мощью, обеспечивавшей безопасность границ халифата и караванных путей в Центральной Азии. В то же время их резиденция в Бухаре была блестящим центром арабской учености, искусства, и литературы.

В 900 г. Исмаил ибн Ахмед разгромил и взял в плен Амра ибн Пайса, за что халиф пожаловал ему управление Хорасаном, где до него правили Тахириды и Саффариды. Так Саманиды стали самыми могущественными наместниками на иранском востоке, а их данниками были правители отдаленных областей – Хорезма и Систана. Кроме того, Саманиды оказывали влияние на местные династии в Афганистане – до самой границы с Индией. Кстати, Саманиды были последними древними иранцами, затем преобразовавшимися в новый этнос – таджиков.

Саманиды не смогли сохранить свое могущество. Именно в этой связи весьма любопытные факты из жизни выдающегося тюрка – Алптегина, который на протяжении многих лет был главнокомандующим саманидского войска. Однажды, пополняя гвардию наместника, он набрал в Нишапуре тридцать тюркских юношей, среди которых был Себуктегин (как мы уже отмечали – отец будущего султана Махмуда Газневи). Во время представления новобранцев наместнику Алптегин заметил в разговоре с ним, что необходимо подобрать кого-нибудь на освободившееся место висак-баши. Ахмед ибн Исмаил сразу же указал на Себуктегина. Алптегин возразил, что перед ним юнец, еще ничему не обученный, но наместник не стал менять своего решения, ответив эмиру, что, видно, такова была воля Аллаха, раз он указал на этого молодого человека.

Получить звание висак-баши без необходимой для этого семилетней службы – это был счастливый случай для восемнадцатилетнего юноши. Алптегин стал лично контролировать Себуктегина, испытывать его на исполнительность и надежность. Молодой воин показал себя в высшей степени ответственным командиром. Так возникла легенда, что неспроста судьба была столь милостива к этому никому не известному тюрку, что, вероятно, он знатного происхождения и, может быть, даже является потомком Йездигерда III.

Как и многие другие полководцы Халифата, сам Алптегин прошел все служебные ступеньки. Начинал он у Ахмеда ибн Исмаила, затем служил его сыну, Насру ибн Ахмеду, стал сипах-саларом Хорасана при внуке – Нухе ибн Насре. Он был в фаворе, но когда Нух ибн Наср умер, придворные из Бухары прислали Алптегину запрос, кого из двух претендентов он советует выбрать наместником Мавераннахра – сорокадвухлетнего брата Нуха или его шестнадцатилетнего сына Мансура. После некоторого раздумья Алптегин ответил, что старший претендент более опытен в делах и мог бы управлять провинцией, пока Мансур подрастет и станет подходящим для этой должности. Придворные выбрали Мансура. Алптегин был огорчен их лукавством, понимая, зачем они спрашивали у него совета, когда уже все решили сами: интриганы таким образом хотели расправиться с Алптегином.

Мансур, подстрекаемый злопыхателями, утвердился в мысли, что Алптегин его враг, поскольку советовал отдать наместничество не ему, законному наследнику, а дяде. Мансур захотел убить Алптегина, которому в ту пору было уже далеко за семьдесят. Узнав об этом, войско встало на сторону Алптегина и предложило ему свою помощь, но Алптегин поступил иначе. Он раздал все свое имущество и в сопровождении двухсот верных гулямов отправился на джихад в Индию. Сначала путь лежал к Балху, а затем в Газну в Восточном Афганистане. По ходу продвижения к Алптегину присоединилось много добровольцев.

Бухарские интриганы уговорили Мансура догнать Алптегина и уничтожить. Мансур послал шестнадцатитысячный отряд, который прибыл в Термез и переправился через Амударью. Алптегин не принял вызова и отступил, сказав о Мансуре: «Он – ребенок и не знает еще цены человеку. Он слушает нескольких злодеев и негодяев. Он не различает правильного от гибельного, хочет освободиться от меня, поддерживающего их род, а не может избавиться от клеветников, считая друзьями тех, кто желает ему зла».

Алптегин ушел в сторону Хульма и укрепился в узком ущелье. Войско Мансура осадило его, но Алптегин отказался от сражения. Через два месяца Себуктегин решил ослушаться господина и с тремястами гулямами, бывшими в его подчинении, неожиданно напал на осаждавших, застав их врасплох, и многих перебил. А когда они оправились и выступили против него, укрылся в ущелье и присоединился к Алптегину. Видя, что столкновение неизбежно, Алптегин решил действовать хитростью. Отступая, он заманил войско эмира в западню, а затем, напав на него из засады, обратил в бегство. После этого Алптегин пошел на Завулистан – область к югу от Балха и Тохаристана. Он завоевал города Бамиан, Кабул и Газну. Жители Завулистана были напуганы, но когда увидели, что Алптегин никому не позволяет грабить и убивать мусульман, пригласили его стать эмиром Газны. Оттуда Алптегин отправился в Индию и вернулся с богатой добычей. Власть Алптегина очень скоро распространилась на Хорасан, Мавераннахр, Систан, Белуджистан и Индию – до местности Гудэарат.

Мансур, чувствуя угрозу своей власти, послал против Алптегина двадцатипятитысячное войско. Алптегин разбил его с шестью тысячами всадников. Мансур больше не решался возобновлять военные действия.

Через некоторое время индийский царь разорвал мирный договор с Алптегином и собрал против него стопятидесятитысячное войско, в составе которого находилось пятьсот боевых слонов. На помощь Алптегину пришли двадцать тысяч добровольцев. Напав на индийцев, Алптегин многих из них перебил, а затем отступил. Индийская армия, преследуя его, вошла в долину, не зная, что та заперта горами. Алптегин занял выход из нее, и два месяца индийцы простояли в долине, отражая набеги.

В этих стычках особенно отличился Себуктегин. В конце концов индийский царь запросил пощады и согласился, вернувшись в Индию, собрать дань. Алптегин выпустил его, но царь тайно приказал не сдавать крепостей, когда Алптегин пойдет за выкупом. Узнав об этом замысле, Алптегин сказал: «Ныне они разорвали договор со мной» – и снова пошел войной на индийские города.

В 966 г. в одном из военных походов Алптегин умер. Его войско, находясь во враждебном окружении, решило избрать временного эмира, чтобы не показать упадка духа после смерти Алптегина. Самым достойным оказался Себуктегин.

Арабский историк Низам аль-Мулк отмечал: «Династии, царства и города держатся на людях, подобных Алптегину, который некогда был простым гулямом, а им крепло правление Саманидов. Не уразумели его значения, а когда он ушел из Хорасана, ушло и счастье из рода Саманидов. Ханы Туркестана пошли в поход на них, захватили многие владения. Нужны целая жизнь и благоприятный случай, чтобы заполучить достойного и испытанного полководца. Не следует упускать хороших воинов и слуг».

Алптегин стал первым правителем Газны. После него эмирами были Билгетегин и Пиритегин. Себуктегин был одним из командиров, пока не стал эмиром в 977 г.

В 994 г. после блестящих побед в Афганистане и Индии Себуктегин разгромил у Абиварда армию хорезмшаха Абу Али Мамуна, за что получил титул Насир ад-даула ва-д-дин («Защитник державы и веры»), а его сын Махмуд – титул Сайф ад-даула («Меч державы»). О великом Махмуде Газневи речь пойдет в следующем разделе, а сейчас вернемся к гулямам IX в., представлявшим по тем временам мощную силу.

В 818 г. гулямы, что называется, не моргнув глазом убили визиря аль-Фадл ибн Сахила! Скоро они стали необходимым инструментом в государстве, даже не захватив реальную власть.

Согласно источникам, в личной охране халифа аль-Мутасима тюрков насчитывалось от 4 до 7 тыс. человек, т. е. охрана была столь многочисленная и столь мятежная, что аль-Мутасим отдалился от Багдада и, по тем же источникам, основал Самарру, которая через год стала резиденцией халифа. Здесь халиф жил вместе со своими приближенными и гвардией. Это был прообраз Версаля.

Хотя в действительности, возможно, что причиной было сильное движение мутализма. По крайней мере, в этом огромном городе, от которого сегодня остались лишь руины, хранящие самые яркие свидетельства аббасидского искусства, были целые тюркские кварталы; это был город, где тюрки вскоре стали хозяевами.

Арабские историки признают, что у халифа аль-Мутасима I было три победы, завоеванные с помощью тюркских наемников, и без этих побед был бы уничтожен ислам: первая победа – над императором румов, вторая победа – над Бабеком и третья победа – над Мазкаром Гябром из Табаристана, который был казнен вместе с Бабеком.

Воля халифа аль-Мутаваккила (846–861 гг.), правителя без визиря, не выдержала натиска крупных чиновников-тюрков: секретарей, фаворитов, советников, камергеров, – которые засели повсюду. Здесь можно привести некоторые известные имена: Афшин – подавил восстание персидского еретика Бабека (816–837 гг.) в Азербайджане; Буга аль-Кабир (ум. в 862 г.) – сделал Армению вассальной провинцией; Буга аль-Шараби (ум. в 868 г.) – некоторое время был настоящим правителем Аббасидской империи; Рашид аль-Тюрки – возглавлял поход мусульманских войск в Верхний Египет (880 г.); Ашина – в 840 г. сел на трон; Итак (825–849 гг.) – губернатор Йемена и Хорасана; Вассаф (ум. в 867 г.) – генерал, затем камергер и, конечно, ибн Тулун – основатель Тулунидской династии в Каире, о которой речь впереди…

С такими людьми тюрки чувствовали себя всемогущими. Аль-Мутаваккил, изменив порядок наследования (хотел оставить трон младшему сыну), спровоцировал дворцовый переворот, был убит, и в 861 г. на трон гулямы посадили его старшего сына.

861 г. – весьма примечательная дата. С этого времени халифы утратили реальную власть, а тюркские гулямы перестали быть рабами, даже номинально. Они стали истинными хозяевами. Будучи зависимыми от них, избираемые ими, потомки Мухаммеда вынуждены были потакать их капризам под страхом смерти. Они склонили перед ними головы, что, впрочем, не мешало тюркам нередко убивать их. Теперь арабы не знали, как обойтись без столь опасных «служителей».

Получалось более чем странно: халиф не мог и часу удержать власть без тюркских гулямов, а те не могли господствовать в чужой стране без соизволения халифа. Условия, которые создали для них халифы, были роскошны: они получали содержание, выполняли привычную работу – воевали, подавляли восстания, служа халифам, а власть защищала их от народа, ведь для народа они оставались чужаками. Оторванные от родины, традиций, тюркские гулямы убивали халифов, грабили купцов, жестоко обращались с крестьянами. Но они были силой, ибо сабли были только у тюрок.

Общим между гулямами и арабами было лишь исповедание ислама, но этого оказалось достаточно, чтобы система Халифата уцелела.

Тюркские гулямы, взяв власть в свои руки, за 10 лет низвергли и убили четырех халифов. Однако гулямы были необходимы, так как только они смогли, в частности, подавить восстание зинджей – черных невольников из Африки (869–883 гг.).

К тому времени было бесполезно оставаться в Самарре. В 892 г. город был сдан на милость песков, а двор вернулся в Багдад.

Часто историки утверждают, что тюркские гулямы, обращенные в ислам, были искренними мусульманами и приняли арабскую цивилизацию. Возможен совершенно иной взгляд на сей счет. Хорошо известно, что потомки тюрков полностью арабизировались, так же, как знаменитый философ аль-Фараби (879–950 гг.). Существует утверждение Масиньона о том, что желание наемников Самарры совершить хадж было настолько велико, что для них построили уменьшенную копию священного камня Кааба в Самарре, что было неслыханным делом. Но служат ли эти факты убедительными доводами? Известно, что тюрки не отличались скорым принятием новых мировых религий, хотя, разумеется, по мере того, как они поступали на службу к мусульманам, начинали попадать под влияние новой веры. Принять ее было для них вопросом дисциплины, а следовательно, и чести. Присягнув на верность халифу, мусульманскому имаму, эти прирожденные воины считали себя обязанными исповедовать его веру. Приняв ислам, они от него не отступали, дисциплинированность побеждала их сомнения. Ислам, принятый ими окончательно, они исповедовали добросовестно, ничего не изменяя в нем и ничего не оспаривая, как и подобало людям, называющим цивилизацию «повиновением», а государственный закон – приказом. Тюрки вступили в суннитскую мечеть не как смиренные неофиты, а как рекруты – по-военному, – не склонив головы, в полном вооружении, – что возмущало арабов, так как это противоречило их правилам. Но арабам пришлось смириться с тюркскими нравами.

Чтобы утверждать факт детюркизации наемников в IX в., следовало бы допустить, что они совершенно смешались с местным населением или были привезены сюда детьми и воспитывались в духе мусульманской религии, как это позже случилось с янычарами. Но ничего подобного в истории не было. Арабы старались держать наемников подальше от мусульманских распрей. В Самарре у них были свои кварталы, где они жили своей этнической группой, им не разрешалось смешиваться с местным населением и брать жен вне круга тюркских девушек, которых покупал для них сам халиф. Молодых женщин привозили из Центральной Азии. Возраст имел особое значение. В женщинах, прежде всего, ценилась верность традициям предков: она должна была только наполовину принадлежать сообществу, т. е. иметь самое мизерное воспитание в духе Корана и не участвовать в социальной и религиозной жизни. Ее влияние на тюркских детей, родившихся на земле ислама, в Умме, могло быть благотворным, учитывая, что дети обычно забывают прошлое своих предков. Поэтому мусульманские авторы, в первую очередь Джихаз, помимо храбрости и привычки к суровой жизни, высоко ценили у тюрков верность родине. Как писал фон Грюнбаум: «Их страсть к насилию была ярко выражена, но еще сильнее было их сопротивление ассимиляции… Их преданность стране, откуда они были родом, нельзя назвать обычной ностальгией, напротив, она несет в себе опасные последствия. Тюрки, прежде всего, привержены групповой сплоченности, даже живя в самом центре ислама, они не стремятся войти в исламскую общину».

Обычаи и традиции тюрков, попавших в чужие страны, оставались в качестве главного мерила, определяющего их жизнь. Наиболее рельефной национальной чертой тюрков, кроме их приверженности к иерархии и дисциплине, было отсутствие лжи, доносительства, обмана доверившихся им. Предателей и доносчиков убивали. Тюрки в чужих краях сохраняли качества «благородных дикарей».

Арабы и персы ценили их львиноподобные качества: гордость, свободу от пороков, стремление добиваться командных постов, что толкало их на усердия в боях, походах и государственной службе.

Покинув родину, тюрки попали во взаимодействие византийского, арабо-мусульманского и христианского миров и, будучи представителями степного мира, естественно, вступили во взаимодействие с ними.

Вспомним, как трактовал проблему контактов различных этносов Л. Гумилев: «Либо этносы сосуществуют рядом, помогая друг другу в ведении натурального или товарного хозяйства, – симбиоз; либо группа чужого этноса внедряется в среду аборигенов и бытует в относительной изоляции – ксения; либо пришлый этнос узурпирует ведущие позиции в местном этносе – химера; либо этнос растворяется в соседе путем смешанных браков – ассимиляция. Однако зачастую сосуществование становится трудным, и тогда возникают контроверзы, которые разрешаются путем войны».

Ни в Китае, ни в халифате кочевники не обрели покоя. Их не любили, а использовали. Вероломство и жестокость стали знамением эпохи. В Китае прокатилась волна шовинизма: ненависти ко всему чужому и больше всего – к кочевникам.

В Византии в это время в тюрках не нуждались и пренебрегали ими. В халифате тюрок ненавидели шииты и карматы.

Шиизм – наряду с суннизмом – одно из направлений в исламе. Шиизм возник в VII в. На почве споров о числе имамов и личности последнего из них шиизм раскололся на несколько сект. Шииты не признают суннитских халифов, считая законными преемниками Мухаммеда и толкователями ислама лишь династию 12 имамов – Алидов: Али и его прямых потомков от брака с дочерью Мухаммеда – Фатимой.

В конце IX – начале Х в. в халифате произошел всплеск националистического, но совершенно антимусульманского движения: вспыхнуло восстание карматов-арабов Бахрейна (Восточная Аравия) и бедуинов.

Карматы и близкие к ним исмаилиты принесли халифату гораздо больше вреда, чем все остальные иноверцы, вместе взятые. Их принципами были ложь, обман и предательство.

Карматы были разбиты в Иране и в Сирии тюрками-гулямами, но они удержались в Бахрейне и даже на время захватили священный город арабов Мекку, увезли оттуда черный камень Каабы, который был возвращен позже за большой выкуп.

Группировка исмаилитов, возглавленная Убейдаллахом, выдававшим себя за потомка Али и дочери пророка Фатимы, сокрушила аббасидского наместника Магриба (запад халифата).

Карматы и исмаилиты притворялись мусульманами. Они убивали мусульман безнаказанно, ибо убийц спасала тайная община. Не только феодалы, но и каждый простой человек мог стать жертвой убийцы, которым руководил Пир (старец). А халифы и эмиры так боялись отравленных кинжалов исмаилитов, что не принимали против них решительных мер. Да и не могли они это сделать, так как не знали, кто из визирей и эмиров – тайный исмаилит. Исмаилиты всегда лгали, ибо таков был их закон, весьма для них выгодный, ибо с желавших не быть убитыми они брали большие деньги.

Под лучами яркого солнца тюрки не имели себе равных. Однако, как только на небе появлялась голубая звезда Зухры (Венера), исмаилиты проникали всюду и убивали ради убийства. Ночь была их стихией. Они заключали тайные сделки, тайно дружили с тамплиерами, тайно вступали в свое братство и, погибая под пытками, хранили тайны своих деяний.

Мусульмане и христиане относились к ним со страхом и омерзением, а исмаилиты к мусульманам – с презрением и ненавистью. И самое ужасное, тем и другим приходилось жить на одной земле, в тех же городах, кишлаках и замках. (Потомки исмаилитов живут на Памире и на склонах Ливана (друзы) до сих пор.)

К 900 г. арабы проявили полную неспособность защищать свою страну, свои дома и семьи и уж тем более свою веру, от внешних и внутренних врагов. Арабской империи в Азии пришел конец. Персидский историк Равенди писал в 1192 г.: «Слава Аллаху… в землях арабов, персов, византийцев и руссов слово принадлежит тюркам, страх перед мечами которых прочно живет в сердцах».

Как показывает история, столкновения и борьба неизбежны даже при симпатиях друг к другу. А тюрки были чужими для всех: греков, арабов, латинян, – и потому их ждала участь дальневосточных «братьев» – киданей, ставших жертвой китайско-сяньбийской химеры, о чем мы повествовали ранее.

Кочевники, покидавшие родину, утрачивали традиции, поэтому в других странах они воспринимались как дикари. Тем более в то время никто из соседей не знал истории хуннов, огузов, уйгуров и др. Так и создалось устойчивое мнение, что кочевники Азии – дикари, неспособные воспринимать культуру.

Однако влияние тюрков на преобразования в исламском обществе IX в. во всех областях жизни было весьма глубоким – это признают и социологи, и теологи, и историки искусства, наблюдая расцвет философии, истории, точных наук, медицины, развитие погребального искусства, что в принципе запрещалось шариатом и что стало одним из ярчайших проявлений мусульманского архитектурного гения.

Продолжим этот ход рассуждений. Пробуждение иранизма, вышедшего из арабизма, медленно происходит в том же IX в., когда утверждается владычество тюрков, с самого начала пропитанное согдийской, т. е. иранской, культурой. Может быть, это не случайность, тем более что впоследствии тюрки часто, добровольно или не осознавая того, вставали на сторону Ирана. Газневиды и сельджуки говорили на персидском языке и дали иранскому искусству средства для полного самовыражения; при них персидская литература достигла сияющих высот; еще позже восхождение туркменов на трон в Исфахане стало началом первой национальной династии в этой стране со времени мусульманского завоевания – династии Сефевидов.

Итак, мусульманский Ренессанс IX–X вв., о котором речь далее, стал необходимостью для будущей тюркской истории на земле ислама.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.