Из «Тюремных записок» Рихарда Зорге

Из «Тюремных записок» Рихарда Зорге

Выдающийся советский разведчик Рихард Зорге, имя которого в учебниках по истории тайной войны следует упоминать в одном ряду с легендарной Мата Хари и неуловимым Лоуренсом, в Китае и Японии в общей сложности более десяти лет работал под «крышей» респектабельного и преуспевающего корреспондента нескольких солидных европейских газет. Осенью 1941 года он был арестован японскими спецслужбами. Тогда же в короткие сроки были выявлены все другие члены возглавляемой им группы. В феврале 1944 года смертный приговор, вынесенный Р. Зорге (его псевдоним «Рамзай»), был приведен в исполнение.

В своих «Тюремных записках», написанных в Токийской тюрьме в конце 1941 года, Зорге подробно рассказывает о пройденном жизненном пути и мотивах, приведших его в ряды коммунистов и сотрудничеству с советской разведкой, о разведывательной деятельности в Китае и Японии. Упоминает он при этом и сотрудника. Разведупра РККА, курировавшего работу его группы в обеих упомянутых странах. Имя его – «Алекс».

Приведем отрывок из этих записок, по времени относящийся к деятельности в Китае (январь 1930 г. – декабрь 1932 г.):

«Алекс. Алекс прибыл в Китай вместе со мной по указанию четвертого управления Красной Армии (Разведупра РККА. – Н.Ч.), Его задача состояла в обеспечении связи с этим управлением в техническом и организационном отношении и, кроме того, освещать военные проблемы. Однако примерно через полгода после приезда в Шанхай из-за пристального внимания полиции… он вынужден был вернуться в Европу. И хотя я был командирован в качестве его помощника по политическим вопросам, мы на взаимных началах работали самостоятельно. Поскольку он был старше меня по возрасту и имел прямую связь с Москвой, его нужно считать старшим и по службе. Через некоторое время после его отъезда из Шанхая я принял на себя технические, организационные и военные вопросы и стал руководителем группы по всем направлениям»[182].

Приоткроем тайну – под именем «Алекса», многолетнего куратора направления «Рамзай», действовал не кто иной, как кадровый сотрудник Разведупра РККА Лев Александрович Борович (Розенталь), дивизионный комиссар. Последняя его должность – заместитель начальника 2-го отдела.

37 й год не миновал «Алекса». Арестованный в середине июля, он после недолгого следствия (всего полтора месяца) был расстрелян по приговору Военной коллегии. В чем же обвиняли этого человека?

Изучая материалы, находящиеся в архивно-следственном деле Л.А. Боровича, имеешь возможность лишний раз убедиться в том, как все-таки невысок был потолок полета фантазии у следователей ГУГБ НКВД СССР. Ибо налицо перенос из дела в дело одного и того же набора обвинений – штампов, которые мы не раз уже приводили. И дело Боровича не является тут исключением. В тексте приговора говорится, что он признается виновным в том, что с 1920 года являлся агентом польской, а с 1928 года – немецкой разведок, которым поставлял секретные сведения о Советском Союзе. А также оказывал им помощь в переброске на территорию СССР шпионов названных стран[183].

На зарубежной разведработе Л.А. Борович находился с 1920 по 1930 и с 1935 по 1937 год. Но вот что удивительно – приписав ему шпионаж в пользу Польши и Германии, где он в разные годы был резидентом, следователи почему-то забыли включить в этот перечень Японию. Почему так получилось? Ведь оно само собой напрашивалось, это обвинение – работа в пользу японской разведки, раз уж подследственный курировал данное направление в Разведупре. Однако этого не произошло и Лев Александрович так и не стал японским шпионом.

Обратимся к такой весьма специфической и почти засекреченной категории комначсостава РККА как военные атташе. Откроем соответствующую страницу Большой Советской Энциклопедии: «Атташе военные, военно-морские, военно-воздушные – должностные лица дипломатического представительства, представляющие соответствующие рода войск своей страны перед вооруженными силами государства пребывания и оказывающие помощь дипломатическому представителю по всем военным вопросам»[184].

Сюда следует добавить, что в дипломатических представительствах военные (военно-морские, военно-воздушные) атташе являются частью дипломатического персонала, а посему пользуются соответствующими привилегиями и иммунитетом. Их деятельность в стране пребывания регулируется общими принципами и нормами международного права, согласно которым сбор информации о состоянии, вооруженных сил и военно-экономического потенциала страны пребывания должен осуществляться только легальными средствами.

О роли военных атташе в разведывательной работе за рубежом необходимо сказать особо. Напомним, что уже в конце 1926 года аппарат советского военного атташе функционировал в 12 странах, в том числе в таких крупных, как Англия, Германия, Польша. Италия, Турция, Китай, Иран, Афганистан, Япония, а также в государствах Прибалтики (Латвия, Литва, Эстония). Подбору данной категории кадров в Москве всегда уделяли большое внимание. Достаточно сказать, что в Управлении делами Наркомата обороны существовал специальный сектор военных атташе, который самым тесным образом взаимодействовал с Разведупром. А подчинялся он непосредственно наркому.

Как правило, на должность военных атташе, особенно в ведущих капиталистических странах, назначались командиры с большим опытом руководства соединениями и объединениями, хорошо подготовленные в военном отношении, в том числе и командующие войсками военных округов. В качестве иллюстрации к этим словам можно привести примеры А.И. Егорова, впоследствии Маршала Советского Союза (Китай. 1924–1925 г.г.). А.И. Корка, впоследствии командарма 2-го ранга (Германия, начало 30 х годов), будущих комкоров Г.К. Восканова (Иран), В.Н. Левичева (Германия), В.М. Примакова (Афганистан и Япония), В.К. Путна (Англия).

Потребности для решения агентурных разведывательных задач силами того или иного аппарата военного (военно-морского, военно-воздушного) атташе определялись исходя из нужд Разведуправления Штаба (Генерального штаба) РККА. Собственно говоря, это не противоречило основным официальным задачам военного атташата: ведь в число их функциональных обязанностей входила правильная и всесторонне обоснованная оценка всех родов войск страны пребывания, их боевой мощи и мобилизационной готовности, боевой подготовки войск и оперативной выучки штабов, военной политики правительства. Все сказанное в полной мере относилось и к сопредельным странам.

По долгу службы военные, военно-морские и военно-воздушные атташе обязаны были быть, в курсе всех военно-технических изобретений и усовершенствований в области военной техники. Их деятельность направлялась прежде всего на определение всего ценного в стране пребывания, что могло бы принести практическую пользу в частях, штабах и учреждениях Красной Армии для повышения их технической оснащенности, боевой и мобилизационной готовности.

Как мы указали, к середине 30 х годов военный атташат СССР был достаточно развит. Наиболее крупный аппарат в это время находился в Англии, Китае, Франции, Японии, Германии и возглавлялся он там соответственно комкорами В.К. Путной, Э.Д. Лепиным, комдивами С.И. Венцовым, И.А. Ринком, А.Г. Орловым. Все эти командиры подверглись репрессиям. Несправедливо обвиненные в самых тягчайших преступлениях, они были приговорены к смертной казни через расстрел.

Комкор В.К. Путна проходил по групповому делу Тухачевского. О нем, хотя и кратко, мы упоминали в соответствующей главе. А вот о военном атташе в Китае комкоре Лепине Эдуарде Давыдовиче широкой общественности практически ничего не известно. А между тем этот далеко незаурядный человек, латыш по национальности, прекрасно подготовленный в военном отношении (командовал полком, дивизией и корпусом, окончив Военную академию РККА), входил в число людей, которых, как и Григория Котовского, справедливо называли «храбрейшими среди скромнейших и скромнейшими среди храбрейших». О храбрости и личном мужестве Лепина отчасти может свидетельствовать орден Красного Знамени, полученный им за бои под Каховкой. А вот о постоянном его стремлении к пополнению и углублению своих знаний говорит хотя бы такой факт, приведенный в письме вдовы Лепина – Елены Тимофеевны (речь идет о годах гражданской войны). Она утверждает, что его сослуживцы так отзывались о нем: «Чудак Лепин – если у нас передышка в бою, мы спешим поесть и поспать, а он хватается за чтение книг».

О человеческих качествах Э.Д. Лепина, его большой скромности в общении с окружающими метко выразился посол И.М. Майский. Узнав о его аресте, Иван Михайлович (он знал Лепина по совместной работе в представительствах, СССР за рубежом) в узком кругу знакомых заявил: «Ну, еще один прекрасный человек погиб… Пропадет не за грош!.. Да к тому еще больной, сердечник. Это такой человек, что если бы кто-либо вздумал резать его на куски, то он бы постеснялся кричать от боли, боясь огорчить того, кто его режет! Теперь надо заранее его считать погибшим…»[185]

Очевидно одно: резать, видимо, Лепина не резали, а вот насчет битья – за этим дело не стало и он на предварительной следствии (и в суде тоже) признает себя виновным. В чем конкретно? Об этом мы узнаем из приговора по его делу:

– с 1922 года являлся участником латышской националистической организации и принимал активное участие в создании этой организации;

– находясь в 1932 году в Разведупре РККА, связался с Берзиным и вместе с ним вел шпионскую работу;

– в 1934 году, будучи в Китае в качестве военного атташе СССР, связался с агентом английской разведки полковником Бухардом, через которого передавал английской разведке шпионские материалы о состоянии РККА, ОКДВА и другие секретные сведения;

– в 1935 году через агента японской разведки Туна передавал японским разведорганам материалы о взаимоотношениях Советского Союза с Китаем и о состоянии ОКДВА[186].

Если сравнивать по количеству пронумерованных страниц следственное дело Э.Д. Лепина с другими, то оно совсем небольшое – всего один том. В нем, в качестве основных доказательств вины бывшего военного атташе в Финляндии, Польше и Китае, фигурируют выписки из протоколов допросов Я.К. Берзина и И.А. Ринка, в которых говорится о якобы их совместной антисоветской деятельности. А что в действительности стоят эти показания, мы увидели на примере дела Берзина. О Ринке же разговор впереди.

Вызванный в Москву и арестованный в начале декабря (по другим данным – в начале ноября) 1937 года, Лепин на предварительном следствии (его вели сотрудники Особого отдела ГУГБ НКВД СССР капитан Лукин и старший лейтенант Селивановский) показал, что по антисоветской деятельности в латышской националистической организации он был связан с Р.П. Эйдеманом, А.Ю. Гайлисом (Валиным), И.И. Вацетисом, Я.Я. Лацисом и другими видными командирами Красной Армии. Однако все сказанное им – сплошная выдумка. Проверка архивно-следственных дел названных Лепиным лиц показала это: никто из них показаний в отношении Лепина не давал. Что же касается Я.Я. Лациса, то, он умер еще до начала «большого террора», исполняя должность командира Отдельного корпуса железнодорожных войск РККА.

22 августа 1938 года Военной коллегией Э.Д. Лепин осужден по 58 й статье УК РСФСР (пункты 1 «б», 8 и 11) к расстрелу с конфискацией имущества и лишением воинского звания «комкор». Его жена Елена Тимофеевна, будучи арестована как член семьи изменника Родины, получила через две недели после суда над мужем «свои законные» восемь лет заключения в ИТЛ. В 1956 году оба они были полностью реабилитированы.

К 1937 году военных атташе в звании комкора было совсем немного, буквально считанные единицы (Путна и Лепин). В основном же указанную должность занимали лица высшего комначсостава в звании комдива и комбрига. Полковники встречались реже, да и работали они в небольших странах, не играющих важной роли в мировой политике (Болгария, Чехословакия, страны Прибалтики).

Англия, Франция, Германия – ведущие капиталистические страны Европы – представляли существенный интерес для советской дипломатии и разведки СССР. Отсюда и подбор состава военных атташе. Об Англии уже упоминалось. Теперь очередь Франции: там с мая 1933 по декабрь 1936 года в этой должности работал комдив Венцов-Кранц Семен Иванович, 1897 года рождения, член ВКП(б) с 1918 года, бывший офицер старой армии (поручик) В гражданскую войну он командовал в Красной Армии полком, а после учился в Военной академии. До назначения на пост военного атташе Венцов-Кранц возглавлял одно из управлений. Штаба РККА, руководил штабами Московского и Белорусского военных округов. После возвращения из Франции он в 1937 году несколько месяцев командовал в Киевском военном округе 62 й стрелковой дивизией (до своего ареста 11 июня).

Воспроизведем один очень важный документ, относящийся к судьбе С.И. Венцова-Кранца. Исполнен он на бланке военного прокурора КВО. Кстати, о двойной фамилии – приставка «Кранц» в официальных документах того времени нередко опускалась и Семен Иванович именовался просто «Венцов». То же самое относится и к его печатным трудам (статьям в газетах и журналах, учебным пособиям).

«Главному военному прокурору РККА корвоенюристу

т. Розовскому.

Наш 165/сп от 16 июня 1937 г.

Первичное донесение по делу Венцов-Кранц Семена Ивановича, обв. в к-р деят-ти и участии в военно-фашистском заговоре ст. ст. 54–10 и 54–11 УК УССР.

Мною 5 отделу УГБ НКВД УССР дана санкция, на арест Венцова-Кранц Семена Ивановича, 1897, г.р., член ВКП(б), в прошлом офицера царской армии, б. командир 62 стр. дивизии, комдив.

Венцов-Кранц в прошлом был близок к Троцкому и являлся одним из соавторов его книги «Как вооружалась революция». Во время пребывания в Академии им. Фрунзе в 1922–24 гг. был тесно связан с руководством троцкистской оппозиции. По имеющимся материалам Венцов-Кранц является участником военно-троцкистского заговора. Арест санкционирован НКО.

Ведется следствие.

Врио военного прокурора КВО бригвоенюрист (Шахтэн)»[187].

При внимательном анализе документа, этого первичного обвинительного текста, исполненного сухим канцелярским языком военной юриспруденции, замечаешь одну примечательную деталь – в нем не упоминается зловещий пункт 1 «б» 58 й статьи (в Уголовном Кодексе Украинской ССР она именовалась 54 й). Удивительно, но факт налицо – на… данном этапе следственных действий обвинений в шпионаже, измене Родине и предательстве пока не выдвигается. И это военному атташе, находившемуся несколько лет в самом центре капиталистического мира! Правда, не странно ли это?

Вскоре Венцова-Кранца этапируют в Москву и здесь первоначальные обвинения претерпевают существенные изменения – принадлежность к троцкизму отходит на второй план, а на первый выдвигается тот самый расстрельный пункт 1 «б» – участие в военном заговоре и шпионаж в пользу иностранных государств. Семена Ивановича вынудили признать, что в антисоветский заговор его завербовал Тухачевский в начале 30 х годов, а с 1935 года он работал на ряд иностранных разведок (французскую и германскую). В частности, его обвинили в том, что якобы он, будучи в Париже, передавал секретные сведения о Красной Армии военному атташе Германии генералу Эриху Кюлленталю. Попутно Венцова обвинили еще и в том, что он занимался вредительствам на посту командира 62 й стрелковой дивизии, проводя его по заданию командующего войсками округа Якира в области боевой и политической подготовки.

Венцов – французский шпион!.. Но как соотнести такое утверждение с содержанием приводимого ниже документа, в достоверности которого не возникает сомнений.

Архивная справка (по документам Центрального Государственного Особого архива СССР)

По документам и картотекам французской полиции и контрразведки проходит Венцов Семен Иванович, родившийся в 1897 г.

По сведениям контрразведки за август 1933 г. Венцов был уроженцем Резекне (Латвия) (в 50 км от Даугавпилса). Его отец, адвокат Израиль Кранц, был широко известен в городе.

Кранц-Венцов учился в Резекне в средней школе. Перед войной (1914 г.) был призван в армию…

Перейдя на сторону Советской власти Кранц быстро продвинулся и стал, как сказано в одном документе, «правой рукой Ворошилова».

…В 1932 г. Венцов был вторым военным экспертом советской делегации на Женевской конференции по разоружению… По сведениям контрразведки за февраль 1932 г. Венцов… пользовался полным доверием Советского правительства, которое его считало очень способным офицером. Венцов являлся автором трудов по тактике, напечатанных в советских журналах… В мае 1933 г. Венцов приехал во Францию в качестве советского военного атташе…

…В мае 1934 г. Военное министерство сообщило командующему 2 (военным) округом о том, что Венцову было разрешено провести стажировку с 24–26 мая 1934 г. в 91 пехотном полку. Военное министерство предупреждало, что этому офицеру не должны быть переданы никакие секретные сведения…»[188]

Венцов-Кранц – германский шпион!.. К такому выводу настойчиво подводят работники НКВД А.М. Ратынский-Футер, А.М. Гранский-Павлоцкий, Э.М.Правдин-Колтунов, расследовавшие его дело. Однако подобное утверждение резко расходится с выводами такого авторитетного учреждения, как гестапо, с содержанием его документов, касающихся движения кадров высшего командно-начальствующего состава Красной Армии.

Архивная справка (по документам Центрального Государственного Особого архива СССР)

В документах архива имеются учетные карточки из картотеки гестапо на Венцова С.И. В одной из них говорится (запись от 11.12.1935 г.), что французские правонастроенные политики обвиняли Венцова в том, что он создал террористическую организацию во Франции и руководил ею, а также занимался шпионажем в пользу СССР. (Ну где здесь французский шпион Венцов? – Н.Ч.).

…По сообщению газеты «Фолькишер беобахтер» № 248 от 4 сентября 1936 г. Венцов принимал участие в обеде, на котором якобы произошел обмен военными планами между Парижем и Москвой…»[189]

Все сказанное свидетельствует о том, что обвинения в шпионаже С.И. Венцова-Кранца не имели под собой совершенно никакой почвы. Это авторитетно подтвердило и Первое Главное управление КГБ при Совете Министров СССР в 1956 году. Точно так же оказались вымышленными и другие обвинения, по которым он в сентябре 1937 года (через три месяца после ареста) был приговорен Военной коллегией к расстрелу.

Одновременно с мужем была арестована и жена С.И. Венцова – Раиса Евсеевна. Погибла она (расстреляна по приговору Военной коллегии) месяцем позже мужа, признанная виновной в том, что якобы имела контакты с агентами разведорганов иностранных государств, которым передавала секретные сведения. Еще ей вменили в вину то, что она, якобы зная о шпионской деятельности своего мужа, не донесла об этом органам Советской власти. И уж совсем «плохо поступила», помогая мужу поддерживать связь с руководителем военного заговора М.Н. Тухачевским. Ввиду необоснованности всех этих обвинений Р.Е. Венцова в июле 1956 года была полностью реабилитирована.

С 1932 по 1937 год обязанности военного атташе при полномочном представительстве СССР в Японии исполнял комдив Ринк Иван Александрович. У нас есть возможность, на документах его дела показать «кухню» Наркомата внутренних дел и его основного подразделения по выявлению шпионов, изменников и вредителей – Главного управления государственной безопасности. Имеется возможность узнать, как «повара» с ромбами чекистов на петлицах начинали замешивать арестантское «тесто», не забывая при этом то и дело добавлять в него новые порции дрожжей в виде очередных признательных показаний. Обратимся к документам, рожденным в недрах ГУГБ НКВД СССР.

«Совершенно секретно

Военный атташе в Японии комдив Ринк Иван Александрович, рождения 1886 года, уроженец Латвии, из крестьян; в 1910 году окончил Виленское военное училище; в старой армии штабс-капитан; в РККА с 1919 года (после возвращения из германского плена. – Н.Ч.).

В отношении Ринка арестованный бывший торговый представитель СССР в Японии Кочетов показал следующее:

«Примерно через неделю после установления шпионской связи с Уэда, я от военного атташе в Японии Ринка узнал, что он является офицером японского генерального штаба, а бюллетень «Печиро Цусим» фактически издается на деньги японского генерального штаба. Юренев (К.К. Юренев – посол СССР в Японии. – Н.Ч.) добавил при этом, что основные сведения о наших базах японцы получили от Ринка, который был в 1936 году на маневрах ОКДВА и хорошо обо всем информирован. Далее Гамарник сказал, что он предложил Таирову (В.Х. Таиров в первой половине 30 х годов был заместителем командующего ОКДВА, а затем получил назначение послом в Монголию. – Н.Ч.), чтобы последний обеспечил выезд Ринка на очередные маневры в ОКДВА, так как Ринк там очень нужен будет. Ринку он также пошлет указания об этом».

Кроме того арестованный участник военно-троцкистского заговора Никонов (комдив А.М. Никонов – заместитель начальника Разведупра. – Н.Ч.) в отношении Ринка показал:

«Ринк, военный атташе в Токио, усиленно нас дезинформирует. В период последнего военного нападения Японии на Северный Китай, когда по всем данным определился маневр японского империализма, направленный к тому, чтобы под шумок северо-китайских событий мобилизовать свою армию и перебросить ее на материк для последующей войны против СССР (пройдя безнаказанно опасный для Японии этап морских перевозок) – Ринк слал дезинформационные успокоительные телеграммы о том, что в японской армии все нормально».

Ринк, будучи начальником 4-го отдела штаба РККА (отдел внешних сношений. – Н.Ч.), поддерживал близкую связь с германским военным атташе Нидермайером. Последний часто посещал Ринка, приносил ему подарки и приглашал его к себе на квартиру. Ринк же стремился удовлетворять все заявки Нидермайера, иногда целыми днями занимался исключительно немецкими делами (подбор книг, циркуляров, билетов на парад и проч.).

Прошу с акционировать отзыв Ринка из Японии с последующим его арестом.

Начальник 5 отдела ГУГБ НКВД СССР

комиссар гос. безопасности 3 ранга

(Николаев)

« » октября 1937 г.

2 отделение

Основание: Показания арестованных Кочетова и Никонова»[190].

Документ исполнен без указания адресата. Однако практика организации подобных дел в НКВД дает право утверждать, что таким адресатом мог быть сам нарком Ежов или же его первый заместитель-начальник ГУГБ комкор М.П. Фриновский. Как бы то ни было, но санкция на отзыв Ринка из Страны Восходящего Солнца и его арест была сразу же получена. Не в пример Венцову-Кранцу следствие по делу И.А. Ринка длилось почти в два раза дольше – чуть более пяти месяцев.

В протоколах допросов Ринка записано, что ё военный заговор он был завербован начальником ПУРККА Я.Б. Гамарником в 1932 году, а в антисоветскую латышскую организацию – начальником разведотдела штаба ОКДВА А.Ю. Гайлисом (Валиным) в 1935 году. Также там зафиксировано, что по антисоветской деятельности Ринк поддерживал связь с К.К. Юреневым, А. Мазаловым, И. Мамаевым, В.Г. Боговым (все названные лица, кроме Юренева – кадровые работники Разведупра РККА. – Н.Ч.), И.Г. Клочко, А.Я. Лапиным, Краузе, Райвидом, Наги, Дейчманом, Асковым и другими. Формулировка в приговоре – «занимался вербовкой новых лиц для шпионажа» – основана на признании Ринка, что он вовлек в контрреволюционную организацию А.Ф. Федорова, Г.П. Киреева и еще несколько человек.

К делу И.А. Ринка приобщены протоколы допроса упомянутого выше Кочетова и полкового комиссара Иолка – сотрудника Разведупра, незадолго до ареста вернувшегося из командировки в Испанию. Есть там и показания Гайлиса (Валина), Таирова, в которых содержатся сведения об антисоветской деятельности бывшего военного атташе в Афганистане и Японии Ринка.

В приговоре Военной коллегии говорится, что Ринк «…признан виновным в том, что… с 1932 года являлся активным участником антисоветского военного заговора, по заданию Гамарника осуществлял связь с японским генеральным штабом, подготовляя поражение СССР в случае войны с Японией. Выполняя обязанности военного атташе в Японии с 1932 по 1937 г. систематически передавал японской разведке сведения, доставляющие государственную тайну, дезинформировал Советское правительство о состоянии японской армии, с 1935 г. являлся участником контрреволюционной латышской националистической фашистской организации…»[191]

Предъявленные ему обвинения Ринк не отрицал и в суде. Напротив, в протоколе судебного заседания Военной коллегии от 15 марта 1938 года записано, что он признает «полностью себя виновным, полностью подтверждает данные им на предварительном следствии показания»[192]. По трем пунктам (1 «б», 8 и 11) 58 й статьи УК РСФСР Ринк приговаривается к высшей мере наказали – расстрелу, с лишением воинского звания «комдив» и конфискацией лично ему принадлежащего имущества. Заседание коллегии, включая вынесение и оглашение приговора, длилось всего 15 минут.

Признания самого И.А. Ринка и других арестованных 6 его антисоветской деятельности на деле оказались несостоятельными и легко опровергаемыми при квалифицированной прокурорской проверке материалов следственного дела. Оказалось, что названные в протоколах допросов Мазалов, Райвид, Наги, Клочко и Боговой никаких показаний в отношении Ринка не давали, а Краузе, Асков, Лапин и Киреев от показаний, в которых они признавали себя виновными в антисоветской деятельности, отказались: Альберт Лапин в своей предсмертной записке, а остальные – в суде.

Проверка также показала, что показания В.Х. Таирова, обличающие Ринка, давались им вынужденно, в результате применения к нему системы физический и моральных истязаний. Свидетельства же других лиц крайне неконкретны. Например, Юренев показал лишь о том, что Ринк является ставленником Гамарника, что само по себе не имело состава преступления. Гайлис (Валин) и Иолк высказывали всего лишь предположение, что Ринк является японским шпионом. А якобы завербованный им в заговор А.Ф. Федоров репрессиям вообще не подвергался и длительное время находился на руководящих постах в Главном Разведывательном управлении Генштаба Вооруженных Сил СССР, дослужившись до генеральского звания.

Вывод: каких-либо материалов, компрометирующих Ивана Александровича Ринка, в архивах КГБ и МВД не удалось обнаружить. Причина – их там просто никогда не было и быть не могло. Родное ведомство – Разведупр РККА – было вполне удовлетворено результатами его деятельности за рубежом, что официально и засвидетельствовало впоследствии ГРУ Генштаба, сообщившее: «Поступившие от Ринка И.А. информационные материалы из Японии оценивались РУ РККА положительно и не вызывали каких-либо сомнений в их правдоподобности»[193].

Комдив И.А. Ринк посмертно реабилитирован в 1956 году. Годом раньше это было сделано в отношении его жены Марии Константиновны, осужденной в мае 1938 года Особым Совещанием к восьми годам лишения свободы в исправительно-трудовых лагерях. Отбыв этот срок в АЛЖИРе (Акмолинском лагере жен изменников Родины) – филиале Карлага, М.К. Ринк до середины 50 х годов, вплоть до своей реабилитации, находилась в административной ссылке в городе Аральске.

Попробуй не признайся в застенках НКВД! И признавались во всех мыслимых и немыслимых грехах разведчики – заслуженные командиры Красной Армии, не раз в бою смотревшие смерти в глаза, но не вынесшие испытания длительной физической болью. Однако немало было и таких, кто затем все же находил в себе силы и мужество, чтобы отказаться от позорящих его показаний. Одни это делали в ходе следствия (их было меньшинство), другие (большинство) такой шаг, чреватый новыми испытаниями, приурочивали ко дню суда.

Только два примера к сказанному. Бывший военно-воздушный атташе во Франции комдив Н.Н. Васильченко, подвергнутый сразу после своего ареста массированному воздействию со стороны следственных органов, в минуты слабости показал, что является участником антисоветского военного заговора, в который был завербован Тухачевским. Но вскоре он от этих слов отказывается:

«Я не был антисоветским человеком, взглядов Тухачевского не разделял и о его взглядах (разумеется, антисоветских. – Н.Ч.) не знал. Все, о чем я выше показал, является моей выдумкой. Никогда Тухачевский меня никуда не вербовал и его заданий я не выполнял. Дал я такие показания потому, что от меня требовали показаний о моей шпионской и заговорщической деятельности, а показать действительно мне было нечего»[194].

Второй пример – отказ в суде от своих показаний, ранее данных следствию, относится к делу бывшего военного атташе в Германии (1935–1937 годы), а затем заместителя начальника Разведупра комдива А.Г. Орлова. В протоколе судебного заседания записано, что «…он виновным себя не признает (Орлов обвинялся в шпионаже в пользу Германии. – Н.Ч.). От показаний, данных на предварительном следствии, отказывается, заявляя, что дал их вынужденно, т.к. его избивали и таким путем заставили подписать показания»[195].

В НКВД внимательно изучали послужные списки арестованных, выискивая там малейшие зацепки для предъявления им дополнительных обвинений. За примерами далеко ходить не надо. В середине 20 х годов большая группа командиров РККА работала в Китае в качестве военных советников. В их число входили такие известные военачальники, как В.К. Блюхер, М.Г. Ефремов, Н.В. Куйбышев, А.Я. Лапин, В.М. Примаков, А.И. Черепанов и другие, менее известные. Такие, как А.В. Благодатов, В.Е. Горев, М.О. Зюк, Ф.И. Ольшевский, И.Я. Зенек, Н.И. Кончиц.

Казалось бы, тридцать седьмой год и указанные события (работа в Китае), разделенные по времени более чем десятком лет, для многих бывших военных советников давно стали историей, одной из строк их биографии. И действительно, китайская страница их жизни к 1937 году заслонилась чередой новых событий в СССР и РККА, правомерно отойдя на второй и даже третий план. Тем более, это была работа, признанная успешной и стыдиться за тот период своей деятельности у них не было никаких оснований.

Однако в НКВД рассуждали иначе – там всякое лыко вставляли в строку. По крайней мере, не упускали такой возможности. Как в случае с комбригом В.Е. Горевым, военным атташе в Испании – ему припомнили Китай. В приговоре по его делу это звучит следующим образом: «В 1925 году, находясь в Китае в качестве военного советника, входил в состав контрреволюционной троцкистской группы и принимал участие в предательской деятельности, направленной на поражение Народно-Революционной армии Китая»[196].

А заодно, раз уж Горев и в Испании поработал, добавили: «…в 1936–1937 гг., находясь в Испании, принимал участие в предательской деятельности, направленной на поражение республиканской армии Испании»[197].

Все сказанное являлось своего рода довеском к основным обвинениям В.Е. Горева – участие в военном заговоре и шпионаж в пользу английской разведки. Таким образом получился, по мнению следствия, неплохой набор и расстрел Гореву был обеспечен. Что и произошло в июне 1938 года.

Помимо указанных выше лиц, в 1937–1938 годах была арестована и в последующем уничтожена целая плеяда талантливых организаторов советской военной разведки. Чтобы не быть голословным, покажем это в виде специального Перечня, составленного автором по архивным материалам Главной военной прокуратуры и Военной коллегии Верховного суда Российской Федерации. Собранные воедино, эти материалы поражают воображение своим чудовищным людоедским содержанием. Разум нормального человека не в состоянии понять это явление – кому и зачем нужны были такие гигантские, совершенно ненужные жертвы, какому злому существу приносились эти жертвоприношения, чем объяснить разгул кровавой вакханалии.

Итак, подведем итоги кровавой жатвы в рядах разведки РККА. При этом следует помнить, что приводимый ниже Перечень является далеко не исчерпывающим, так как он включает в себя только лишь категории комначсостава разведки от полковника (полкового комиссара, военинженера 1-го ранга) и выше. Необходимо отметить и другое обстоятельство, значительно затруднившее автору поиск нужных сведений о репрессированных сотрудниках Разведупра Красной Армии – в 1937–1938 годах нередко бывало так, что человек подвергался аресту и суду, расстрелу или заключению в ИТЛ, а приказа о его увольнении из рядов армии так и не издавалось.

Порядковый номер в данном Перечне обусловлен датой ареста.

(продолжение таблицы)

(окончание таблицы)

Одним из достоверных источников информации о подвижке кадров разведки в рассматриваемый период являются приказы наркома обороны по личному составу армии. Учитывая особенности деятельности Разведупра, такие приказы, касающиеся его сотрудников, имели гриф «секретно» или «совершенно секретно». Для анализа их содержания за 1937–1938 годы возьмем только те из них, которые «бьют по хвостам», то есть приказы об увольнении из РККА комначсостава разведки после его ареста органами НКВД. И таких приказов набирается немало. Помимо лиц, уже упомянутых в Перечне, в 1937–1938 годах подверглись аресту[198] :

Начальник отдела внешних сношений НКО комкор А.И. Геккер.

Начальник 12-го отдела Разведупра РККА бригадный комиссар Д.И. Троицкий.

Начальник 9-го отдела Разведупра комбриг В.Н. Панюков.

Состоящие в распоряжении Разведупра бригадный комиссар М.П. Шнейдерман, бригинженер А.И. Гурвич, полковники Г.И. Баар и К.К. Звонарев.

Заместитель начальника 5-го отдела Разведупра полковник И.В. Давыдов.

Начальник сектора Разведупра полковник П.А. Литвинский.

Помощник начальника школы Разведупра РККА по политической части полковой комиссар К.Ш. Маркович.

Начальник отделения 2-го отдела Разведупра полковник К.М. Римм.

Начальники разведотделов военных округов: ОКДВА – полковник М.К. Покладок, САВО – полковник В.Е. Васильев, ЗакВО – полковник Х.Б. Мавлютов, УрВО – майор Ю.Г. Рубэн.

Заместитель начальника разведотдела КВО полковник В.А. Сулацкий.

Начальник отделения разведотдела ОКДВА полковник Н.П. Вишневецкий.

В те же годы подверглись репрессиям (увольнение из РККА, арест, тюрьма, лагерь, административная ссылка, ограничение в правах) многие кадровые военные разведчики. Среди них дивизионный комиссар П.И. Колосов (Заика), комбриги Е.М. Коссовский, А.А. Ланговой, бригадные комиссары А.М. Витолин, М.С. Глускин, Н.Н. Гребенюк, Я.Г. Бронин, П.Н. Фигин, И.Е. Корнеев, М.Д. Король, А.И. Скорпилев, А.М. Арто, А.Г. Миловидов, Г.И. Семенов, полковники Х.А. Пунга, А.П. Аппен, А.А. Мазалов, А.И. Бенедиктов, П.И. Иванов, В.Т. Сухоруков, П.А. Еремин, А.И. Макаревич, Н.С. Строчук, И.Г. Герман, А.М. Иодловский, С.Л. Кинсбургский, Ф.Г. Кузюбердин, А.С. Немиров, И.А. Повереннов, Л.Я. Сокольский, В.Г. Терентьев, П.Х. Харкевич, Г.М. Цатуров, С.С. Волкенштейн, В.Е. Поляк, Я.П. Пуринь, С.Н. Смелков, Д.П. Соловьев, К.Я. Тикк, В.И. Федоров, полковые комиссары И.А. Львов-Иванов, К.М. Басов, Б.Я. Буков, Я.Х. Лундер, А.К. Мюллер, Л.А. Юревич, Н.М. Болдаев, П.Ф. Воропинов, военинженеры 1-го ранга И.П. Тягунов, П.Ю. Орас, С.М. Браверман. И.П. Бурков, Д.И. Злыднев, Н.А. Наумов, Я.К. Нейланд, И.А. Телепнев. Б.П. Шей.

Сделаем некоторые обобщения из сказанного. Реальность такова: отчетливо просматривается противоречие, заключающееся в том, что во второй половине 30 х годов советское руководство, принимая энергичные меры по развитию военно-экономического потенциала страны и укреплению боевой мощи вооруженных сил, в то же время всемерно ослабляло их, провода массовые репрессии против командно-начальствующего состава армии и флота. Исторические данные свидетельствуют о том, что руководство СССР в тот период сознавало угрозу войны со стороны Германии. А раз так, то вполне резонно звучит вопрос: «На каких фактах оно строило такой вывод?». Другими словами – располагал ли Сталин и его коллеги в Политбюро, в том числе и Ворошилов, необходимыми данными о подготовке Германии к войне против СССР? То есть знала ли советская военная разведка о таких планах, своевременно ли докладывала своему правительству материалы, касающиеся подготовки и сроков ее начала? Специалисты дают на этот вопрос положительный ответ, утверждая, что действительно внешняя разведка систематически информировала о нарастании военной опасности со стороны фашистской Германии.

Однако в угоду Сталину в ряде случаев руководство Разведупра РККА к разряду дезинформации стало относить донесения разведчиков, содержащие «неудобные» материалы. Например, накануне Великой Отечественной войны такому сомнению подверглись донесения Рихарда Зорге из Японии. К тому же НКВД в лице Ежова и Берия, начиная с 1937 года и особенно после ареста Берзина и Урицкого все чаще стал грубо вмешиваться в работу Разведуправления Красной Армии.

Отметая огульное охаивание деятельности советской военной разведки в предвоенные годы и признавая огромный вред, нанесенный ей репрессиями, первый заместитель начальника Главного Разведывательного управления (ГРУ) Генштаба Вооруженных Сил Российской Федерации генерал-полковник А.Г. Павлов (он же председатель Совета ветеранов военной разведки) делает следующие выводы:

1. В результате репрессий 1937–1939 годов военная разведка была сильно ослаблена, а состав центрального и сохранившаяся часть зарубежного аппарата оказались недостаточно подготовленными к работе в условиях предвоенного и военного времени.

2. Источники информации и руководители зарубежных резидентур в это сложное время работали активно и самоотверженно, обеспечивая поступление в Разведупр достаточного количества необходимых данных о вероятных противниках, их планах, сообщая и другие сведения, позволяющие политическому и военному руководству страны объективно оценивать обстановку[199].

Важнейшими направлениями в деятельности советской военной разведки вообще и в 30 х годах в частности являлись: отслеживание складывающейся военно-политической обстановки и шагов потенциальных противников, представляющих угрозу СССР; анализ состояния и развития их армий, вооружения и группировок войск; добывание сведений о планах войны, переброски частей и соединений, оборудования театров военных действий и т.п.

И в основном военная разведка успешно справлялась с поставленными задачами. Следует особо отметить, что ее строительство велось с дальним прицелом, с тем, чтобы обеспечить живучесть и работоспособность разведорганов и в военное время. С этой целью создавались нелегальные резидентуры в сопредельных с СССР странах и государствах – вероятных противников, отрабатывалась система их материально-технического и финансового обеспечения, а также система связи. Одновременно в крупных державах Европы и Азии расширяется аппарат военных атташе, укрепляется «крыша» для работников разведки в официальных советских учреждениях за рубежом. Вся эта работа, многотрудная и неизвестная широкой общественности, проводилась под руководством начальников Разведупра РККА – Я.К. Берзина и С.П. Урицкого, их ближайших помощников – А.Х. Артузова, А.М. Никонова, В.В. Давыдова. О.О. Штейнбрюка, Ф.Я. Карина, Я.А. Файвуша. Как результат – ко второй половине 30 х годов в странах, враждебно относившихся к СССР, советская военная разведка создала разветвленную разведывательную сеть, способную выполнять задания политического и военного руководства страны как в мирное, так и в военное время.

К сожалению, всю эту государственной важности работу завершить не удалось, так как в отношении репрессий военная разведка не являлась счастливым исключением. Жертвами провокаций и беззакония стали не только ее высшие руководители, но и многие сотрудники старшего и среднего звена. О масштабах подобных акций, которые не прекратились и после 1938 года. можно судить по докладу начальника Разведупра РККА генерал-лейтенанта авиации И.И. Проскурова (возглавлял военную разведку с апреля 1939 по июль 1940 года), датированного 25 мая 1940 года:

«Последние два года были периодом чистки агентурных управлений и разведорганов… За эти годы органами НКВД арестовано свыше 200 человек, заменен весь руководящий состав до начальников отделов включительно. За время моего командования только из центрального аппарата и подчиненных ему частей отчислено по различным политическим причинам и деловым соображениям 365 человек. Принято вновь 326 человек, абсолютное большинство из которых без разведывательной подготовки»[200].

Репрессии крайне отрицательно сказались на настроении и деловых качествах уцелевших работников разведки. Будучи напуганы, а посему скованы в работе, они, опасаясь за свою жизнь, всячески избегали принимать самостоятельные и ответственные решения из-за опаски получить обвинения во вредительстве и шпионаже. Самое же главное заключалось в том, что пострадало дело – в результате репрессий многое из того, что удалось подготовить за, десятилетия кропотливой работы, оказалось сильно разрушенным, а намеченные к проведению мобилизационные и оперативные мероприятия почти перестали проводиться. Восстановление же утраченного и подготовка к работе в военное время, как известно, дело сложное, требующее высокого профессионализма и значительного времени. А его то, этого времени, до начала войны оставалось совсем немного. К тому же пришедшие в разведку неопытные кадры на первых порах не умели делать самого необходимого, да еще в быстром темпе. Эти и другие обстоятельства послужили причиной ряда серьезных провалов в зарубежных организациях разведслужбы на начальном этапе Великой Отечественной войны.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.