Глава V
Глава V
СОЗДАНИЕ ЛЕГЕНДЫ
После завершения в Центре первоначальной подготовки для работы в нелегальных условиях я направился в страну-«трамплин», откуда планировался вывод меня с Лизой на Запад. Лиза оставалась пока в Центре, для дальнейшей подготовки. В стране-«трамплине» мне предстояло изучить местный язык и совершенствовать немецкий, язык будущей «родины», создать стройную легенду-биографию выходца из Швейцарии, проживавшего когда-то в стране более десяти лет. После этого необходимо было перейти на особое положение по документам легенды. Начинать надо было с чешского. Опыт изучения языков, приобретенный мною за кордоном, облегчал мое положение. Я приехал в ЧССР по документам советского гражданина якобы для изучения народного хозяйства – темы моей будущей диссертации. Я остановился в качестве квартиранта в семье человека культурного, образованного, чеха по национальности, владеющего пятью языками, хорошо знающего психологию, нравы и обычаи буржуазного общества. Этого человека мне указал Центр. Немаловажным было и то обстоятельство, что этот чех был выходцем из Швейцарии, откуда по легенде происходил и я. Хозяин квартиры много рассказывал о жизни Чехословакии «до» и «после» установления там народной власти и о жизни капиталистических стран. Я в то время не был навязчив, не задавал вопросов, и хозяин не расспрашивал меня о целях моего пребывания в ЧССР. Вместе с работниками Центра я стал готовить свою «легендарную» биографию, которую предстояло затем изучить и запомнить как свою родную. Кроме того, я должен был проверить жизненность моей новой биографии. Первоначальный вариант легенды, по которой в годы оккупации Чехословакии немцами, я находился в лагере «Р», пришлось изменить. В ходе изучения данного варианта выяснилось, что почти все заключенные концлагеря были немцами уничтожены. В живых осталось несколько человек, которые хорошо знали друг друга, и их имена известны всему миру. Пришлось «переместиться» в концлагерь «К», где, по рассказам бывших узников, уцелело свыше семи тысяч заключенных. Увеличение этого числа на одного человека не могло вызвать подозрение. Со времени окончания войны против фашизма прошло почти пять лет. Виды городов и сел Чехословакии значительно изменились, сносились развалины, строились новые здания, ликвидировались остатки разрушенных селений. Мне приходилось воссоздавать облик тех мест, где я жил по легенде, по фотографиям, описаниям, рассказам очевидцев. К этому времени я настолько уже освоил местный язык, что чехи меня принимали за своего и охотно беседовали со мной. Через третьих лиц удалось узнать адрес одного из бывших узников концлагеря «К» – Леона, жена и дети которого во время войны скрывались у священника. Чтобы познакомиться с этим человеком и заставить его рассказать о себе, я решил использовать присущее многим людям желание – увидеть свое имя на страницах газет, журналов, книг. Я зашел к Леону в его маленькую мастерскую по ремонту домашней утвари и представился как журналист, который пишет книгу об узниках концлагерей. Цель своего прихода я объяснил тем, что был наслышан о мужестве Леона и решил написать очерк о его борьбе с фашизмом, при этом добавил, что намерен опубликовать очерк в журнале, а потом переделать в главу будущей книги. Я знал, что Леону нет еще 38 лет, но когда его увидел, то не поверил своим глазам: седые волосы, и морщинистое лицо делали его стариком. С самого начала Леон предупредил меня, что журналисты и писатели неоднократно интересовались его жизнью, и поэтому каждый раз переживать прошлое заново для него страшно и мучительно. Не навязывая своих вопросов, которые могли бы вызвать у Леона душевную боль, я повел разговор о его семье. Леон расположился ко мне и пригласил к себе домой, познакомил с женой и детьми. Вначале он был сдержан, неохотно делился воспоминаниями, но потом в теплых беседах стал рассказывать о жизни в лагере, царивших там порядках, зверствах надзирателей, имена которых он не мог забыть. Как не мог забыть о трагически погибших узниках, и о тех, кому удалось бежать и мстить фашистам. Леон сам выразил желание отправиться вместе со мной на место, где раньше находился лагерь, показал, где размещались бараки, сторожевые вышки, проволочные заграждения, ворота. Леон рассказал о маршруте, по которому их гоняли на работу, повел меня на площадь, где проводились построения, зачитывались приказы по лагерю и приговоры, показал мне канализационную трубу, через которую он вместе с тридцатью товарищами совершил побег из лагеря. В дальнейшем Леон расположился ко мне, познакомил меня с людьми, которые в годы войны помогали узникам лагеря: снабжали их едой и инструментами для прокладывания потайных ходов, укрывали после побега. Леон все больше и больше привязывался ко мне, сообщая все новые эпизоды пережитого, и однажды передал на время все свои документы и материалы, связанные с его пребыванием в лагере. А Центр в это время занимался изготовлением документов, которые послужили бы основой для создания легендарной биографии, способной выдержать любые проверки полиции. Завершив подготовку в Центре, в ЧССР приехала Лиза. Ей предстояло изучить чешский язык, быт и нравы местного населения, создать новую биографию уроженки Чехословакии. Вначале ее поселили в семье чешского ответственного партийного работника, жена которого была активной общественницей, а их дети воспитывались в коммунистическом духе. Это была хорошая семья коммунистов, которая мало чем отличалась от наших советских семей, и именно ввиду этого не подходила для подготовки Лизы. Ей пришлось перебраться в другую семью, уклад жизни которой отвечал варианту подготовленной биографии. Этим людям будущая разведчица была представлена как жена советского геолога, работавшего в одной из поисковых партий Чехословакии. Здесь началось ее «перевоспитание». Основную роль в этой семье играла хозяйка дома. Маман не раз бывала в Петербурге, Париже и других европейских столицах. Она считалась и образованной женщиной, знала несколько языков, любила и понимала музыку, литературу, театр, но, вместе с тем, была религиозной фанатичкой и шовинисткой, ненавидела немцев и русских, не хотела принимать нового уклада жизни в Чехословакии и предпочитала жить в мире воспоминаний о былом. Маман часто гово-рила, что она не любит русских, но с Лизой ей было интересно. Исподволь она старалась повлиять на Лизу и была бесконечно счастлива, когда замечала, что та поддается, соглашается с ней сходить в церковь, охотно слушает длинные церковные проповеди, начинает разделять ее мнение о роли женщины в обществе, с удовольствием слушает рассказы о прошедших временах. У Маман были приятельницы, с которыми она познакомила Лизу, и все вместе они посещали кино, театры, кафе. Лиза ходила к ее новым друзьям в гости, наблюдала порядки в их семьях, присматривалась и изучала, как ее «приятельницы» ведут хозяйство и какую роль в их жизни играет религия. Именно религия «прививалась» с трудом. Бессмыслица церковных догм настолько очевидна для разумного человека, что ему трудно представить, как всерьез могут люди во все это верить? Но в капиталистических странах, где нам предстояло жить и работать, в глазах властей, людей и полиции «верующий» означает «благонадежный». Чтобы выглядеть верующим, пришлось изучать катехизис. К тому же, и по легенде Лиза должна была стать католичкой, а значит, женщиной религиозной. Когда Лиза в достаточной мере освоила чешский язык, она переехала к мужу в другой город, и теперь они вместе стали готовиться к переходу на особое положение.
Рассказывает Лиза… Работая в Московском художественном академическом театре секретарем художественного управления, я часто слушала лекции М.Н. Кедрова, носителя идей К.С. Станиславского. Я поняла, что перевоплощение актера в образ нового человека очень близко к перевоплощению разведчика, работающего в особых условиях. Но актерам помогает текст, грим и костюм. Художественный театр – вот светлое пятно в моей жизни. Я попала в гущу высокохудожественных людей. Василий Иванович Качалов держал меня за руки, и от него пахло духами и табаком, и все спрашивал: «Как же так, как вы можете, почему вы – не актриса?». Мой наставник, часто говорил, что мне предстоит серьезное испытание, что нужно будет жить по-новому, то есть мне нужна легенда, в которую нужно вжиться, перевоплотиться, забыть свою биографию, надо изучить места, где прошла моя жизнь по легенде, и, в общем, меня ждет большое и трудное человеческое испытание. Шли дни, недели, месяцы. Мы с трудом составляли легенду, согласовывая ее с легендой Майкла. В легенде содержались новая национальность, новое месторождение, религия, города и местности, где будто бы я жила и училась. Все подкреплялось соответствующими датами и документами. Это была основа. Но нужно было еще освоить самое тяжелое – изучить радиодело, то есть освоить азбуку Морзе с тем, чтобы уметь работать связисткой по односторонней и двусторонней связи с Центром. Началась кропотливая, изнурительная учеба. Продолжая работать в театре, я одновременно изучала легенду, новый язык и тяжелое для меня радиодело. Когда освоила необходимые дисциплины, наставник сделал вывод, что я смогу работать вместе с мужем, который уже находился в «боевых» условиях, и представил меня начальнику управления – Александру Михайловичу Короткову. В его кабинете состоялась трогательная встреча. Александр Михайлович произвел на меня неизгладимое впечатление. Это был очень красивый, крупный человек, с волевыми чертами лица, со строгими, зоркими глазами. Он пригласил меня сесть, и я робко села на стул, боясь проронить слово, ждала от него вопроса, Ну, дорогая, собираетесь быть актрисой? Работаете уже во МХАТе? Я не собираюсь быть актрисой, я работаю в художественном совете театра секретарем. Знаю, знаю, каким секретарем! Вы хотите быть народной актрисой! А мы хотим сделать Вас международной актрисой, и Вы ею будете! Вы уже знаете свою роль? У меня очень трудная роль, но я постараюсь ее исполнить так, чтобы Вы были довольны! Однако мне тяжело оставлять моих детей и больную мать. Привыкайте постепенно к новой роли, театр пока не бросайте. Мы уже Вам утвердили зарплату, о детях будем заботиться и о Вашей матери тоже. Позаботимся о квартире и об образовании Ваших детей, а пока изучайте свое новое дело. До скорой встречи. Разговор с A.M. Коротковым меня окрылил, я поверила в его обещания и как-то успокоилась за семью, за судьбу близких, уверилась, что они без нас не будут брошены. В театре я долгое время держала в секрете, что собираюсь уйти и покинуть полюбивший меня коллектив, который сама также очень полюбила, Актеры говорили про меня: «Ко двору пришлась». В театре в 1947 году меня приняли в члены Коммунистической партии. Поручителями моими были Марк Исаакович Прудкин – народный артист СССР, секретарь парторганизации МХАТа, Вениамин Захарович Родомыслинский – директор Школы-студии МХАТа, и Ксения Яковлевна Бутникова – помощник режиссера МХАТа. В конце сороковых годов у меня наступило ответственное время – активная работа в театре и одновременно серьезная подготовка к разведывательной работе. Вскоре приехал муж, и мы занялись устройством семьи – переселением в город из Малаховки, где мы жили, переводом детей в городскую школу и поиском человека, который бы смог в наше отсутствие заниматься домашними делами и помогать детям и маме. Такого человека нам удалось найти. Это была прекрасная трудолюбивая женщина, которую мы знали еще в Малаховке. Звали ее Тоня. Она вместе со своим маленьким сыном влилась в нашу семью. Это было выходом в сложившейся ситуации. Тоня оставалась в нашей семье до женитьбы детей и до сих пор остается нашим другом. Моя подготовка длилась до 1950 года. Это был год моего ухода из театра с легендой, что я ухожу работать по специальности физиолога в г. Колтуши, под Ленинградом, в лабораторию И.П. Павлова. Расставалась с театром со слезами. М.Н. Кедров не верил долго, что это так, и даже спросил: «Чем мы Вам не угодили, что Вы нас покидаете?» Но ни у кого не было подозрений, что я буду работать за рубежом вместе с мужем. Наслаивалась легенда на легенду, и в 1950 году я перевоплотилась на сто процентов в новую тяжелую, суровую, но почетную роль разведчицы. Роль, которую я играла, длилась на протяжении моей работы с мужем в течение двадцати лет – с 1950 по 1970 год. В процессе нелегальной работы пришлось несколько раз изменять некоторые данные моей «биографии», которые всегда подкреплялись прекрасно сделанными документами. Например, однажды меня «сделали» двоюродной сестрой одного нашего нелегала, который умирал на посту, и нужно было сохранить не только его легенду, но и бережно сохранить его имя и по-человечески похоронить. Другой раз к «биографии» пришлось добавить то, что я являюсь родственницей другого нелегала. Этот человек не давал долгое время о себе знать, и нужно было его найти. Меня сделали полькой. Будто бы я родилась в Варшаве, в семье педагогов: мать – учительница, отец – учитель закона Божьего. Были даны фотографии и церковные документы, будто я была рождена в 1912 году, католичка. Мне пришлось учить не только польский язык, но и католические правила поведения – хождение в церковь, знать праздники, молебны. По легенде был у меня ребенок, но в годы войны умер – это давало основание в каждом городе посещать католический костел и посещать кладбище. Все это делалось для окружения, чтобы доказать мое прошлое. Я подробно изучила польскую кухню, правила поведения. Много было нюансов в жизни, которые подтверждали мою легенду. Чтобы оправдать акцент в моем польском языке, сам Александр Михайлович Коротков внес коррективу: мать у меня была наполовину русская, то есть моя бабушка была русская. Это мне помогало в общении с поляками. Чтобы «обтесать» себя полькой, я жила в польской семье в Варшаве, где научилась многим мелочам в быту. Незабываемая пани Марыся, пан Владислав и их дочка Ванда навсегда останутся в моей благодарной памяти. Чистоплотность в доме, аккуратность во всех делах были во мне заложены с детства, поэтому их не удивляли мои хорошие качества как женщины. Я должна была знать польский гимн и много песенок, которые как бы учила в детстве. И хорошо, что все это внимательно изучала, были случаи, когда мы в нужных компаниях собирались – обычно это были сборища всяких людей, выходцев из Германии, Швеции, Швейцарии, Америки и других стран – и каждый из присутствующих должен был спеть песенку своей страны. Такое происходило чаще всего в рождественские вечера. Когда доходила очередь до меня, я смело могла спеть рождественскую песенку, а в пасху – пасхальную. Все окружающие верили, что перед ними полька. Я входила в общество, не боясь, что меня уличат, что я «другая». Был только один случай, когда зоркая полька сказала мне: «У Вас русский акцент». На что я смело ответила: «Это от бабки, она меня растила, она была русская, прекрасная моя бабушка». Такой ответ умилил окружающих, а я перешла на другой разговор. Моя легенда помогала жить и работать, и до того я перевоплотилась в новую роль, что мне было тяжело впоследствии переключиться в мою настоящую жизнь. Когда я приехала домой, мои друзья меня называли моим настоящим именем, мне до слез было тяжело сознавать, что я живу двойной жизнью. Я считаю, что легенда – как метод работы в разведке – имеет самое большое значение… С переездом в один из провинциальных городов, перейдя на документы, соответствующие легенде, Зефир приступил к поиску жилья для постоянного жительства. Одновременно он поставил себе задачу – найти работу коммерческого характера в случае удачного выезда «на родину». Зефир решил, что для него в условиях страны его будущей работы будет важным и интересным, если он займется коммерцией. Причиной избрания этой профессии было то, что, как правило, большинство коммерсантов обладают солидными средствами. Правда, никто в карман к ним не лазил и не считал, сколько у кого денег. Поэтому можно было иметь мало средств, но считаться человеком зажиточ-ным и занимающим определенное место в обществе. Зефир часто общался с Зигмундом, который ему показывал и рассказывал о тонкостях этой профессии, и в результате этого общения у Зефира создалось впечатление, что он вполне освоил коммерческое дело, и при оседании в стране будущей работы попробует этим заняться. Кроме того, Зигмунд сделал наводку на некоторых лиц еврейского происхождения, которые остались в живых после гетто, что облегчило поиск человека, по легенде которого в дальнейшем Зефир жил и работал. Вспоминается интересный случай из пражской жизни Зефира. В то время в Праге проходила международная конференция молодежи, куда съехались представители из многих стран мира, в том числе и из Америки. Когда Майкл и Лиза работали в консульстве в Лос-Анджелесе, к ним приходила учительница английского языка. Фамилию этой женщины мы уже не помним, только знаем, что она и муж когда-то выехали из Советского Союза. Вдвоем с мужем они воспитывали двух мальчиков. Мы с ними подружились, часто виделись, иногда даже в праздники вместе выезжали за город. Однажды в Праге, проходя по улице, Зефир встретил Мишу из Лос-Анджелеса. Он приблизился к Зефиру и произнес: «Майкл, здравствуйте!» Я, конечно, ему ничего не ответил, еще шире раскрыл свои глаза и с удивлением сказал на местном языке: «Кто Вы такой? Я Вас не знаю». А Миша по-английски в ответ: «Неужели Вы меня и мою маму не помните по Лос-Анджелесу?» Я вторично с удивлением посмотрел на него, а он на это сказал: «Неужели это не тот человек, которого я знал?!» Вот и такие бывают случаи с нашими разведчиками… Во время моего пребывания в Праге, где я временно жил под видом журналиста, пришел знакомый хозяина квартиры, у которого мне пришлось остановиться, и при разговоре с ним выяснилось, что он происходит из Западной Чехии, и зовут его так же, как и фамилия, по которой составлена моя легенда. И даже он был одного года рождения. Я вспомнил моего прадеда, о котором рассказывал в первой части моей биографии, что он был ясновидец и подумал, что, может быть, мои биотоки заставили этого человека-«двойника» предстать перед моей персоной. В дальнейшем я почувствовал, что обладаю какой-то энергией, неизвестной энергией, которая поможет мне в моей судьбе. Начинается второй этап моей жизни на подступах к проникновению в западную страну, к месту нашей разведывательной деятельности. Я расстался с советским паспортом на имя Малахова и переехал на северо-запад страны, в небольшой городок, перешел на нелегальное положение, принял имя и фамилию по легенде, по которой мне предстояло работать. Из документов у меня было брачное свидетельство, выданное когда-то в канцелярии церкви. Такая церковь действительно существовала. Во время моего нахождения там она лежала в руинах. Документ был так искусно изготовлен, что ни у кого не вызывал сомнения в своей подлинности. Нам необходимо было иметь конкретный адрес, откуда мы могли бы ходатайствовать перед властями Швейцарии о нашем выезде на постоянное местожительство. Я в этой стране никогда не был, правда, находясь на подготовке в Праге, несколько раз выезжал в Братиславу с целью возможности обосноваться там, так как Братислава была тем городом, откуда по легенде мы должны были выехать в Швейцарию. Этот город, как и многие другие, был сильно разрушен, и найти какое-либо подходящее жилье – не было возможности. После долгих исканий и соответствующей взятки удалось купить небольшую квартиру и оформить ее в муниципалитете на мое имя. Я стал собственником двухкомнатной квартиры, куда приехала моя жена. Этот «процесс с квартирой» занял довольно много времени, хлопот и беспокойства. Встал вопрос и о трудоустройстве, хотя я заранее избрал профессию, по которой буду работать в дальнейшем, но этим делом заниматься здесь было нецелесообразно не только из-за нехватки средств, но и потому, что это не входило в план нашей легализации в Братиславе. Каждый житель Братиславы трудился, исходя из своих возможностей и умения. Я же ничем не занимался, а этого нельзя было допустить, так как привлекало бы внимание властей: на какие средства я живу и кто я такой. Пришлось искать работу… Устроиться было сложно и трудно. После долгих поисков и встреч с разными людьми удалось стать членом кооператива, который занимался производством головных платков. Надо было внести определенную сумму денег, чтобы стать не только пайщиком этой артели, но и самому работать в качестве ткача. Какой я ткач?! Но выхода не было. Нужно было за что-то зацепиться. Ткацкая артель находилась в небольшом помещении, где стояли обыкновенные небольшие деревенские ткацкие станки с челноками. Их нужно было вручную бросать то влево, то вправо, а нити при этом превращались в цветной красочный материал. В детстве я видел в деревне, как крестьянки работали на таких станках. Я, конечно, согласился на эту работу, хотя никогда напрямую не имел дела с ткацкими станками. А работа была сдельная, и первое время зарабатывал я очень мало, но важно было, что я был при деле, старался постичь «премудрость» ткача, и, думаю, что мне это удалось. Стал неплохо зарабатывать, а значит, и выполнять планы производства. Администрация артели была довольна мною. Эта новая профессия мне давалась нелегко, нельзя было отставать от других членов бригады. Работа шла в три смены, и я стал «знаменитым» ткачом… Время очень тянулось, а признаков нашего выезда в страну будущей работы пока не чувствовалось. Вооружившись всеми данными, которые я смог получить от моего «двойника» и от узника гетто, с которым я познакомился в Праге, и при помощи Центра было изготовлено письмо, где излагались наши биографические данные с просьбой разрешить мне с женой вернуться домой – в Швейцарию. Это письмо было отправлено в муниципалитет в Швейцарии, и мы стали ждать ответа… Прошло несколько месяцев, но ответа все не было… Во время моего нахождения в Братиславе, моя жена приехала в Прагу – с целью изучения языка. К этому времени она прошла подготовку по специальности радистки и могла самостоятельно вести двустороннюю связь. Став настоящей католичкой, моя жена приехала из Праги в Братиславу, где мы вместе ждали ответа от швейцарского пра-вительства. Я же продолжал трудиться в ткацкой артели и с трудом зарабатывал на жизнь. Время шло… Из Швейцарии ответа все не было… Нервы стали сдавать. По согласованию с Центром было составлено новое письмо швейцарским властям об ускорении ответа на наше первое письмо. Дабы не терять времени зря, набраться смелости и уверенности в своих действиях, я стал посещать разные отделы консульств иностранных государств, аккредитованных в Праге, чтобы выяснить возможность эмиграции в ту или иную страну Западной Европы. Меня везде очень хорошо принимали, давали советы, каким образом можно эмигрировать в ту или иную страну. Эти мои походы вселили в меня смелость и уверенность в том, что я именно тот человек, по легенде которого живу и действую. Я даже посетил шведского священника, который жил в Братиславе и заведовал клубом моряков в Швеции. Моряки шведских кораблей останавливались в этом клубе, как в гостинице. Прошло еще несколько месяцев, а ответа на второе письмо пока не поступало. Мы решили напомнить швейцарским властям, что очень обеспокоены молчанием управления по выдаче паспортов на предмет выезда в страну и что удивлены таким отношением к гражданам Швейцарии. Я очень нервничал и был расстроен тем, что нахожусь здесь уже более двух лет, а результатов никаких. Во время посещений разных консульств, как было упомянуто, и во время моего разговора со шведским пастором, который помогал лицам из Восточной Европы выехать в скандинавские страны, я выяснил возможности проникновения в Швецию. Для этой цели мне пришлось выехать в Восточный Берлин и встретиться по рекомендации пастора со шведским коммерсантом. У нас состоялся разговор о возможности моего выезда, но для этого были препятствия: нужны были большие денежные средства и знание шведского языка. А эта новая подготовка – на Швецию – заняла бы много времени. Этот вариант я оставил про запас. Если бы ничего не получилось со Швейцарией, то пришлось бы переключиться на Швецию. Когда мы послали в третий раз просьбу о выдаче разрешения на въезд в Швейцарию, то вложили в конверт наши фотографии, в надежде, что это ускорит ответ. Нам ничего не оставалось делать, как ждать. Я продолжал работать в артели и постепенно обживал квартиру, в которой, кроме стола и двух стульев, ничего не было. Купить что-нибудь из мебели не представлялось возможным, так как после войны все было разрушено, и магазины были пусты. Пришлось спать на столе. Кроме того, учитывая, что место нашего жительства было временным, мы и не старались приобретать какую-либо мебель. Центр довольно тяжело шел на дополнительные расходы, помимо зарплаты. Возможно, руководство не было уверено в положительном исходе намеченного плана. Прошло более двух лет, а к цели, как нам казалось, мы еще не подошли. Настроение было неважное. Напрасно трудились, ждали, терпели и, конечно, волновались, что не удастся выехать к месту будущей работы. Однако мы решили не сдаваться и в четвертый раз напомнили швейцарским властям, что удивлены таким долгим молчанием. В один из незабываемых дней я ушел на работу, опять сел за ткацкий станок, чтобы за смену произвести несколько метров холста и оправдать свое существование перед местными властями. Окончив работу, я, как обычно, отправился домой. Меня очень удивило, что моя вторая половина, Елизавета, как-то с особой радостью меня встречает. Я спрашиваю: «Что случилось, что за радость?» Она поднимает руку и показывает толстый конверт, в котором лежали два паспорта на наши фамилии и информация, что мы можем вернуться на свою «родину» в любое время. Кончились наши волнения и беспокойства. Задуманные действия увенчались успехом. Но самое трудное было впереди, нужно было осесть в стране будущей работы и начать выполнять задачи Центра. И все-таки не зря мы потратили годы, хотя это и стоило немалых переживаний и беспокойств. Цель была достигнута. Надо было ликвидировать свое скудное хозяйство, продать квартиру, расплатиться с долгами и на некоторое время возвратиться в свою родную страну – Советский Союз. После нескольких недель отдыха в Союзе мы окончательно освоили задачи, которые нам предстояло выполнить. О них будет сказано в дальнейшем. Казалось бы, что для нашего отъезда к месту работы все подготовлено. Настал день, когда нужно было расстаться временно с настоящей Родиной и отправиться в неизведанное. Солнце ярко светило, но на душе было очень тяжело. Нелегко было согласиться на такую работу, которая связана с длительным отсутствием на родине и риском для жизни. Следует помнить, что наша семья состояла из пяти человек (двое детей, мама и мы). Характер будущей работы был опасен для жизни. Но страна нуждалась в людях, которые могли бы за ее пределами внести свой вклад в обороноспособность нашего государства. И мы решились, во имя блага семьи и страны, пойти на такой шаг. Сейчас можно сказать, что наше решение было правильным. Дети за наше отсутствие выросли, получили высшее образование, они уже имеют своих детей и внуков. Семья целиком сохранилась. Невзирая на трудности и опасность нашей работы, мы ее с честью выполнили, за что получили награды. Пришел день отъезда. Долетев до Праги, я задержался на трое суток. Здесь встретился с Новиковым, который занимался отправкой наших людей в дальние края, снабжал их средствами, а также встречал разведчиков, которые возвращались на родину. Новиков выдал мне одну тысячу долларов. Это было так мало, что впоследствии, будучи в стране работы, принесло много лишних забот и даже нежелательных явлений, связанных с оседанием. Дело в том, что с такой мизерной суммой коммерсанты не выезжают за границу. Эта сумма не давала возможности заняться серьезной коммерческой деятель-ностью вообще, а по линии мехов в особенности. Эта категория коммерсантов, как правило, обладает большим капиталом, и к ней относятся в том мире с уважением. Мне же с суммой, которую я получил, фактически не было возможности стать каким-нибудь компаньоном в солидной коммерческой фирме, не говоря уже о самостоятельном деле. В то время швейцарские власти не возражали против ввоза в страну любой валюты, но ее надо было декларировать. У меня же нечем было похвастать, и таможенники были удивлены, что предъявляют такую маленькую сумму. Мне было как-то неловко, и я стал оправдываться: «Скоро приедет моя жена, которая привезет побольше». Купив на вокзале в железнодорожной кассе билет «Прага-Берн», я сел в поезд как швейцарский гражданин. В купе вагона, в котором я ехал, был еще один пассажир. Мне он был не знаком, и разговоров никаких не возникло. Путь от Праги до Берна, хотя и был невелик, но мне показалось, что это очень длинная дорога, и она ведет меня туда, где я никогда не был, но по легенде – это моя Родина. Мои мысли были о родном доме, о семье, о моей разведывательной работе, о том, как сложится моя судьба. Я ехал в город, в котором когда-то был, учился в коммерческой школе и, конечно, должен был знать, где это коммерческое заведение находится. Все эти места я изучил по картинкам, по фотографиям, а самое главное, думал о том, удастся ли нам примкнуть к интересной фирме, которая бы являлась хорошим прикрытием для раз-ведывательной работы. Не успел я собраться со своими мыслями, как поезд остановился, и в вагон вошел полицейский, а потом и таможенный чиновник для проверки документов. В паспорт мой была поставлена печатка. На этом процедура проверки была закончена, и поезд двинулся в сторону вокзала.