Страна дерзких и непокорных. Эстония 1214-1217 гг. Война без Руси

Страна дерзких и непокорных. Эстония 1214-1217 гг. Война без Руси

Срок действия мирного договора истекал в 1214 году, и епископ Альберт готовился к новому крестовому походу. На этот раз уже не венденские братья и латгальские князья должны были стать костяком войска. На Эстонию собиралась в поход вся «королевская рать» правителя Ливонии.

«Епископ созвал всех священников, собрал капитул советовался с ними, а также с рыцарями и приглашенными старейшинами ливов и решил сделать поход в Эстонию, потому что эсты и сами не являлись и о возобновлении мира не заботились, а скорее, наоборот, неизменно желали гибели ливонской церкви. И послал епископ по замкам лэттов, ливов и всего побережья Двины и Койвы и собрал большое и сильное войско, да и в самой Риге было много пилигримов и купцов, и все они с радостью пошли в поход вместе с магистром рыцарства и его братьями; сбор войска назначен был в Койвемундэ. С ними прибыл туда и епископ», — вот так описывает Генрих Латвийский начало крестового похода. Многочисленная рать двинулась в Эстонию теперь уже не ради грабежей. Епископ Альберт официально начал покорение края. Пройдя сквозь землю уже покоренной прежде Сонтаганы, немецкое войско вступило в Роталию.

«По прибытии туда разделили войско отрядами по всем дорогам и деревням и застали по деревням мужчин, женщин и детей и всех от мала до велика, так как не слышали там ничего о предстоящем приходе войска. И в гневе своем ударили на них и умертвили всех мужчин, а ливы с лэттами, превосходящие жестокостью другие народы и не знающие, как евангельский раб, жалости к товарищу-рабу, перебили бесчисленное множество народу, даже некоторых женщин и детей, не щадя никого ни в полях, ни в деревнях. И залили кровью язычников все дороги и места и преследовали их по всем областям морского края, называемым Ротелевик и Роталия. Лэтты с прочими преследовали даже некоторых бежавших на морской лед и, догнав, тотчас убивали, а все вещи и имущество их забирали. И награбили сыновья Талибальда три ливонских таланта серебра, не считая одежды, коней и большой добычи, и все это отвезли в Беверин. Точно так же и все войско и в первый, и во второй и в третий день преследовало бегущих эстов повсюду и убивало направо и налево, пока не обессилели от усталости и люди и кони. Тогда наконец, на четвертый день собрались все в одном месте со всем награбленным, а оттуда, гоня с собой коней и массу скота, ведя женщин, детей и девушек, с большой добычей радостно возвратились в Ливонию, благословляя Господа за это возмездие, посланное на язычников».

Таково красочное описание произведенных в области грабежей и убийств Генрихом Латвийским. Такова была обычная практика походов крестоносцев в земли прибалтийских народов. Целью подобных походов было устрашение противника и принуждение его к кабальному миру. Едва передохнув, войско двинулось уже в Саккалу, где осадило замок местного князя Лембиту, который был вынужден сдаться и принять крещение. Однако, общий эффект от разорения Роталии был обратным. Статью 1216 года Хронист начинает словами: «После роталийского похода и покорения Лембита из Саккалы, вся Эстония стала враждебной Ливонии. Эсты условились явиться сразу с тремя войсками разорять Ливонию».

Условленное было немедленно осуществлено. Эзельцы подошли к Дюнамюнде, роталтийцы вторглись в ливскую область Метсеполе, а дружины из Саккалы и Унгавии осадили замок Аутине. Однако, сил у эстов оказалось недостаточно. Предприятие потерпело неудачу. Атака на устье Даугавы была отбита рыцарями и рижанами, жители Метсеполе попрятались в замках, а осада Аутине была тотчас снята при известии о приближении к замку войска венденских братьев. Пожалуй, единственной «моральной» победой эстов стал захват в плен и убийство талавского князя Талибальда — активного вдохновителя всех военных кампаний против эстов, начиная с 1208 года.

Ответом стал поход сыновей погибшего князя в Унгавию, вслед за которым последовал поход в ту же область братьев-рыцарей Бертольда Венденского. Весь оставшийся год походы в эту область следовали буквально по принципу карусели: одни отряды возвращались с добычей, другие тут же трогались в путь. Разоренная и истекающая кровью земля прислала в Ригу посольство с просьбой о мире и крещении. Вскоре такое же посольство прибыло и из Саккалы. Радость епископа Альберта и «всех христиан», хронистом, правда, была сильно преувеличена. Присланные в Саккалу и Унгавию священники, крестив часть населения, вернулись в Ригу, «не решаясь еще жить там из-за дикости других эстов». Вопрос, по-видимому, был не только в недовольстве других земель Эстонской конфедерации, сколько в настроениях в самих «замиренных» землях, у жителей которых произведенное пред тем тотальное насилие вряд ли могло вызвать умиление как по отношению к христианской вере, так и по отношению к тем, кто принес в их землю ее «божественный свет».

После событий в Унгавии и Саккале для правителей Эстонской конфедерации стало ясно, что предотвратить завоевание страны собственными силами не удастся, необходимо искать союзников. Но и теперь их взоры обратились вовсе не в сторону Новгорода и Пскова, что было бы естественным, будь они давними союзниками. Вместо этого эсты в начале 1216 года посылают посольство к главе другой конфедерации — Владимиру Полоцкому. Смерть полоцкого князя, как говорилось выше, помешала сложению этого союза, и посольство вернулось ни с чем.

* * *

Единственным возможным союзником Эстонии против немцев осталась Новгородско-Псковская Русь. Но она вступает в конфликт с Ригой как будто бы вновь самостоятельно, начав его с политического ультиматума признавшей рижский сюзеренитет Унгавии:

«После того русские из Пскова разгневались на жителей Унгавнии за то, что те, пренебрегши их крещением, приняли латинское, и, угрожая войной, потребовали у них оброка и податей. Жители Унгавнии стали просить у ливонского епископа и братьев-рыцарей совета и помощи в этом деле. Те не отказали им, обещали вместе жить и вместе умереть, подтвердивши, что Унгавния, как до крещения всегда была независима от русских, так и ныне остается независимой».

Итак, поводом к войне стало «отложение» Унгавии, хотя хронист недалек от истины, говоря, что власть русских в этом краю была номинальной. Интересно, что Генрих Латвийский приписывает как политическую инициативу этой «ноты», так и последовавший за ним военный поход Владимиру Псковскому, хотя Унгавия платила дань новгородцам, а не псковичам. В связи с этим вряд ли следует сомневаться в том, что реально за событиями стоит Мстислав Удатный и что Новгород и Псков в конфликте действуют сообща. Вероятно, Владимир взял на себя первые роли, руководствуясь еще и планами личной мести тем, кто опозорил его и изгнал из Идумеи.

Вскоре после дипломатической угрозы Владимир с псковской дружиной (быть может, в ней были и новгородцы) вторгся в Унгавию, «стал на горе Оденпэ и разослал свое войско по всем окрестным деревням и областям. И стали они жечь и грабить весь край, перебили много мужчин, а женщин и детей увели в плен».

Отличие похода 1216 года от прежних новгородско-псковских рейдов для Риги было, прежде всего, в том, что теперь русские разоряли страну, уже находившуюся под вассалитетом Риги, то есть бросали вызов самому правителю Ливонии. Стало очевидно, что завершение кровавого покорения Унгавии, не означает завершения войны за нее. Приобретенного даже таким путем вассала придется защищать от сильного противника. И теперь интересы Риги напрямую столкнулись с интересами Новгорода и война неизбежна. Готовясь к войне с Новгородской Русью, епископ Альберт и меченосцы произвели очередной раздел Эстонии. В Унгавию по просьбе местных нобилей был послан отряд рыцарей, который укрепил замок Отепя и остался в нем. Конфликт разрастался. Псковичи, пришедшие «по своему обычаю» за данью в Талаву, сожгли родовой замок Таливальда Беверину. Бертольд Венденский, узнав об этом, захватил псковских мечников. Однако, после прибытия послов из Новгорода, освободил их.

В то же время, получив поддержку от немцев, унгавий-цы «чтобы отомстить русским, поднялись вместе с епископскими людьми и братьями-рыцарями, пошли в Руссию к Новгороду и явились туда неожиданно, опередив все известия, к празднику крещения, когда русские обычно больше всего заняты пирами и попойками. Разослав свое войско по всем деревням и дорогам, они перебили много народа, множество женщин увели в плен, угнали массу коней и скота, захватили много добычи и, отомстив огнем и мечом за свои обиды, радостно со всей добычей вернулись в Одемпэ».

Ответом новгородцев стал поход, описанный Новгородской первой летописи: «И поидоша к Медвежьи Голове съ кня-земъ Володимеромъ и с посадникомъ Твердиславомъ и ста-ша подъ городомъ». Князь Мстислав Удатный в этом походе вновь не участвовал, так как его не было в Новгороде. В самого начала 1217 года он вновь участвует в княжеских усобицах на юге Руси. Генрих Латвийский добавляет, что, вторгнувшись на территорию Унгавии, Владимир разослал гонцов «по всей Эстонии» и к его войску присоединились не только дружины из Сааремаа и Роталии, но и из уже вторично «замиренной» Саккалы. Это первое свидетельство обращения русского князя к эстам как к союзникам и совместного выступления русских и эстов против немцев.

Когда же сложился этот союз и кто его авторы? Со стороны Руси не вызывает сомнений активная роль в его сложении Владимира Псковского. Насколько причастен к ней сам Мстислав Удатный, сказать трудно, хотя, несомненно, Новгород и Псков действуют во всей военной кампании «за-един». Союз с Эстонской конфедерацией мог быть и личной идеей Владимира, возглавившего военное предприятие при отсутствии брата. О том, кто стал инициатором союза с эстонской стороны, можно сделать лишь предположение. На инициативу псковского князя откликнулись земли конфедерации, никогда прежде не находившиеся в сфере интересов Руси. Исключение составляет лишь Саккала, вновь разорвавшая навязанный немцами договор. Логичнее предположить, что Владимир, готовясь к походу, начал с контакта именно с правителем этой земли, а уже с их помощью вышел и на остальных участников конфедерации. На это указывает и факт, что еще в его «ноте» 1216 года, положившей начало войне, упомянута лишь Унгавия, хотя Саккала признает власть немцев одновременно с ней.

Князем Саккалы был уже известный Лембиту, тот самый, что разорял Псков в 1212 году, пока псковичи воевали в Эстонии (к слову сказать, Владимир тогда был уже изгнан с псковского стола). Затем он был вынужден признать власть Риги и принять крещение после длительной и жестокой осады его замка Леоле (хорошо известное археологам городище Лыхавере). Уже тогда хронист называет его вероломным, но не сообщает, когда именно он изменяет немцам. Скорее всего, уже в начале 1216 года, когда дружины из Саккалы осаждают Аутине. Затем после покорения Унгавии Саккала вновь шлет посольство о мире, но посланные туда для крещения священники боятся оставаться в крае. Если за всеми этими политическими маневрами стоит Лембиту (а он, судя по всему, «старейший» князь своей страны), то именно тогда он начинает первые контакты с Владимиром Псковским. Не исключено, что этот князь сыграл не последнюю роль и в полоцком посольстве эстов, но здесь мы можем лишь предполагать.

Рассказывая о действиях осажденных в Отепя, новгородский летописец продолжает: «Чюдь же начата слати с полономъ и лестию (видимо, обещая вернуть захваченных в рождественском походе пленных), а по Немцы послаша». Из Хроники Генриха мы знаем, что немецкие рыцари уже находились в крепости, то есть эсты послали за дополнительной помощью. В течение 17 дней новгородско-псковское войско осаждало Отепя. Немцы стреляли из замка из балист, им в ответ неслись русские стрелы, было много раненых и убитых. Потом русские отравили воду, которая поступала к осажденным, набросав туда трупов убитых. Положение осажденных становилось все тяжелее. Не выручила и подоспевшая немецкая помощь. Об эпизоде сражения, связанном с ее подходом, сообщает новгородский летописец. Воспользовавшисьтем, что русское войско сошлось на совет, обсуждая «мирные предложения» осажденных, и оставило без присмотра войсковой обоз («товар»), неожиданно подошедшие немцы напали на него. Но новгородцы вовремя спохватились, бросились к обозу и вступили в бой с противником. Генрих Латвийский отмечает огромное численное преимущество русских, предопределившее исход боя, что, однако, вряд ли соответствует действительности, учитывая упомянутый тем же автором довольно представительный состав командиров немецкого войска: магистр меченосцев Фольквин, Бертольд Венденский и брат рижского епископа Теодорих. По словам новгородского летописца, многие немцы попали в плен, другие бежали в Отепя, сообщается и о гибели двух немецких воевод. Генрих Латвийский, перечисляя погибших, называет три имени, в том числе и знаменитого рыцаря-авантюриста Бертольда Венденского. Вошедший в Отепя отряд усилил голод и бедствия в замке. Спустя три дня после сражения осажденные начали переговоры. 1 марта 1217 года был заключен мир, по которому немцы обязывались покинуть Отепя, а значит, отказаться от всякого присутствия в Унгавии. Драмой закончилась кампания и для зятя Владимира Теодориха. Приглашенный тестем в Псков для подтверждения мира, он вышел к нему из замка, но был тотчас захвачен в плен новгородцами, по всей видимости не желавшими видеть его в качестве главы посольства, а может опасаясь новой измены Владимира Псковского.

Ни Ригу, ни Новгород подписанный в Отепя мир не устраивал. Отправив послов в Новгород для утверждения мира, епископ Альберт отправляется в Германию за новой партией крестоносцев. Эстонская конфедерация, в свою очередь, направляет посольство в Новгород с просьбой о помощи. Но события в северной русской столице развиваются не по желанному эстами сценарию. Пертурбации на новгородском столе обернулась катастрофой для Эстонской конфедерации. Не получившие обещанной помощи от союзников ее силы были разбиты в битве при Вильянди 21 сентября 1217 года.

Попытаемся разобраться, почему это произошло. Летом 1217 года Мстислав Удатный покидает новгородский стол на этот раз навсегда и уходит на юг Руси завоевывать Галицкое княжество, на которое претендует венгерский король. Новгородцы с долгими уговорами отпускают его и приглашают на княжение из Смоленска Святослава, сына киевского князя Мстислава Романовича. Смена князей на новгородском столе примерно совпадает с приходом эстонского посольства. Генрих Латвийский пишет, что обещания военной помощи эсты получили уже от преемника Мстислава. В связи с этим, историк Е. Л. Назарова предположила, что невыполнение новгородским князем своих обещаний связано с внутриполитической борьбой, обострившейся в тот момент в Новгороде[71]. Конфликт между боярскими группировками вылился в вооруженное столкновение. Князь Святослав обвинил во всем посадника Твердислава и попытался снять с его должности, но новгородцы отстояли главу своего боярства. Святославу пришлось самому покидать новгородское княжение. Вскоре его отец киевский князь Мстислав Романович присылает в Новгород его младшего брата Всеволода, прежде княжившего в Пскове. Однако эта внутриновгородская распря вряд ли могла повлиять на посылку военной помощи Эстонской конфедерации. По новгородской летописи она целиком датируется зимой 1217/1218 гг., когда эсты были уже разбиты. Вероятнее предположить, что ошибка вкралась в сообщение Генриха Латвийского. Эстонские послы получают заверение о помощи еще от Мстислава Удатного, а Святослав соглашений своего предшественника не выполняет просто по причине нежелания ввязываться в конфликт с Ригой.

Битва при Вильянди описана Генрихом Латвийским очень подробно. Во главе войска эстонской конфедерации стоял вероятный автор русско-эстонского союза князь Саккалы Лембиту, под знамена которого встали дружины из Роталии, Гервена, Виронии, Гарианы, Ревеля. Все эстонское войско хронист определяет в шесть тысяч человек. Около 15 дней Лембиту ждал в Саккале прихода русских союзников, но так и не дождался. Не менее представительное войско крестоносцев выступило им навстречу: «С ними (рижанами) пошел граф Альберт с рыцарями и слугами своими, Волквин, магистр рыцарства, со своими братьями, Бернард аббат Динамюндэ, настоятель Иоанн, ливы и лэтты, а также преданнейший Каупо, никогда не забывавший битв Господних и походов». Сражение состоялось близ замка Вильянди. Генрих Латвийский сообщает, что рыцарское войско было поставлено в центр, ливы Каупо заняли правый фланг, на левом стояли латгалы. Примерно так же тремя групировками поставило свои войска и эсты. Исход сражения решили немецкие рыцари, превосходившие противника в оружии и снаряжении. Рыцарское войско первым сломило сопротивление эстов, затем уже в бегство обратились и отряды с флангов. Хронист отмечает, что наиболее долго и упорно сражались на левом фланге воины Лембиту, но, увидев, что центр войска разгромлен, также стали отступать. Сам Лембиту погиб во время отступления вместе с другими нобилями Саккалы, кто-то из победителей отрубил уже убитому главе конфедерации голову и увез в Ливонию. В том же бою погиб и союзник крестоносцев ливский князь Каупо.

После тяжелого поражения сил на сопротивление у эстонской конфедерации не оставалось. Брат погибшего князя Лембиту Уннепевэ вскоре после битвы прибыл в войско, еще разорявшее Саккалу, с просьбой о мире. Получив заложников и заключив мир, войско возвратилось в Ливонию. Вскоре войско рижан совершило поход в приморские области, правители Роталии, Ревельской земли и Гариама также признали себя вассалами немцев. Итак результатом поражения при Вильянди стало установление немецкого контроля над южной, западной и центральной Эстонией. Фактически непокоренным оставался лишь остров Саарамаа, и Унгавия, которую крестоносцы покинули по условиям мира при Отепя.

А, между тем, новый князь Новгорода Всеволод Мстиславич, решается наверстать упущенное старшим братом и вновь вступает в борьбу за Эстонию. Описавший этот поход новгородский летописец как всегда краток:

«Том же лете иде князь Всеволодъ с. новгородьци къ Пертуеву, и ус-ретоша стороже Немцы, Литва (здесь явная ошибка летописца, имевшего в виду, конечно же, латгалов-леттов, а не литовцев), Лыбь, и бишася; и пособи Богъ новгороЬьцемъ, идоша подъ городъ и стояша 2 недели, не взяша города, и придоша сторови».

Генрих Латвийский относит этот поход к концу лета — началу осени 1218 года, и пишет об участии в нем также Владимира Псковского и его сына Ярослава (Герцеслава), сообщает о «стоянии» обоих войск по берегам небольшой реки, отступлении оттуда крестоносцев, вслед за чем русские войско разорило Имеру и Идумею и осадило Венден, а затем и расположенный поблизости замок вендов (вероятно, именно он назван русским источником Пертуевым). Не овладев укреплениями, русское войско отступило в Унгавию, где получило известие о разорении Пскова литовцами. Возможно, что именно это известие заставило новгородско-псковскую рать покинуть Ливонию.

Именно литовское разорение заставило псковичей сразу после похода отправить в Ригу делегацию для мирных переговоров. Но предложение осталось без ответа, в 1220 году воюющие стороны обменялись грабительскими набегами. Братья-рыцари Мелюкэ и Варигриббэ и латгалы из Кокнесе совершили набег на окрестности Пскова, в ответ псковское войско адресно разорило земли этих рыцарей.

Но с 1219 года обострилась ситуация в самой Ливонии. Датский король, которого епископ Альберт пригласил для войны против Руси, становился все более грозной силой в регионе. В 1219 году он совершает поход в Ревельскую область и строит укрепленный замок Ревель (буд. Таллин) на месте эстского Колываня. Замок становится оплотом датчан для вступления в борьбу за Эстонию. С 1220 года началось открытое соперничество Ливонии и Дании за сферы влияния в Эстонии. По свидетельству хрониста датчане силой и угрозами вынуждали эстов, крещенных Ригой, принять «их крещение», то есть признать их вассалитет. По описанием этого конфликта очень отчетливо видно, что понятия «крещение» для немцев было равно понятию «вассальная клятва» и имело мало общего с церковным таинством, так как и датчане, и немцы были одинаковыми католиками.

В поисках помощи против датчан и русских Альберт обратился к римскому папе и германскому императору. Но те отказали ему, посоветовав «держаться мира и дружбы с датчанами и русскими, пока над молодым насаждением не вырастет впоследствии крепкое здание» (то есть ливонская церковь). Не получив поддержки, в начале 1220 года епископ Альберт отправил послов в Новгород для мирных переговоров. Но переговоры, вероятно, закончились ничем, а в 1221 году и Псков разорвал мир, заключенный при Отепя. На помощь новгородцам и псковичам прибыл князь Святослав Всеволодович из Суздальской земли. Вслед за этим русское войско вторглось в Ливонию и осадило Венден: «идоша новго-родъци съ Святославомь къ Кеси (Венден), и придоша Литва въ помочь же; и много воеваша, нъ города не взяша».

Об участии в походе литовских дружин говорит и Генрих Латвийский. Были ли они присланы в помощь смоленскими князьями Полоцка, или новгородцы имели соглашение с самим Литовским княжеством, неясно. Немецкий хронист расходится с русским летописцем, утверждая, что русское войско вовсе не осаждало Венден, а, «оставив замок в стороне», перешло Гаую и принялось разорять Торейду. Меченосцы не смогли дать достойный отпор из-за существовавшего тогда в стране некоего «несогласия». Судя даже по сообщению немецкого хрониста, всегда преувеличивающего победы своих, здесь немцам похвастаться было нечем. Дело ограничилось мелкими стычками с отдельными грабительскими отрядами, затем русское войско покинуло Ливонию, разоряя все на своем пути. Это был последний поход русских в Эстонию перед началом эстонского восстания.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.