Меч Виестуриса

d? bie liet ein heidenschaft, die hat von l?ten gro?e craft. Semegallen sin die genant, die herent umme sich die lant. wer in ist t.1 m??en vil n?te sie deme icht la?en.

(Рядом там в язычестве живет Один многочисленный народ. Земгалами они зовут себя И в страхе держат все края. Кто силой в землю их придет, В беду большую попадет.)

Ливонская рифмованная хроника

Существует легенда, связанная с земгальским замком Тервете, развалины которого находятся на территории современной Латвии. Она гласит: Это случилось в те времена, когда Земгалией правил герцог Фридрих Казимир. Из развалин замка Тервете выламывали камни для перестройки герцогского замка. Мужики ломали древние стены, и в этот миг что-то блеснуло на свету. Стали копать и выкопали сверкающий золотой меч. На рукояти меча были выгравированы слова: «Vesthardus rex Semigalliai» («Вестард король Земгалии»). Работники передали находку чиновникам герцога, которые тут же доставили меч самому герцогу. Тот приказал еще почистить меч и отнести в свою оружейную кладовую. Через несколько дней у герцога собрались гости. Герцог захотел похвалиться перед гостями найденным мечом, поэтому сам отправился в кладовую. Впереди него шагал камердинер со свечой в руке, потому что был уже поздний вечер. Отворили двери в кладовую — там все было заполнено ярким багряным светом. Пригляделись — на стене меча и след простыл, но на его месте увидели кроваво-красное пятно, от которого исходил нестерпимый свет. Камердинер выронил из рук свечку, и оба, господин и слуга, бросились прочь, осеняя себя крестным знамением. Через каких-нибудь полгода герцогский замок сгорел, много имущества погибло, сгорело и все драгоценное оружие герцога. В народе стали говорить: «Меч Виестарда мстит поработителям его народа».

Действительно, первым из известных земгальских князей, поднявших тяжелый меч войны против крестоносцев, был Виестурс (по немецким источникам, Вестгард или Вестер). Властитель замка Тервете, Виестурс был современником епископа Альберта. В исторических источниках он именуется «dux Semigallorum» (вождь земгалов), «Semigallorum princeps» (правитель земгалов) и даже «konic Vesters» (король Вестер).

Особенное положение Земгале по сравнению с другими прибалтийскими землями определялось тем, что он, вероятно, уже имел государственность, но в отличие от Ливонии или Литвы, сохранял независимость от Полоцка. Начиная еще с рубежа XI—XII вв., земгалы были влиятельной силой на Двине. Хроника Генриха Латвийского сообщает нам, что на территории земгалов находилась знаменитая Земгальская гавань, которую археологи и историки часто отождествляют с городищем Даугмале. Разноязыкий говор купцов часто слышался здесь. Фактически вся западная торговля русских земель, расположенных в верхнем течении Двины, шла через Даугмале.

Именно поэтому земгалы сразу отнеслись крайне отрицательно к проникновению немцев в Ливонию. Они не могли не понимать, что одна из основных целей пришельцев— установление контроля за Двинским торговым путем, а значит, вытеснение с него самих земгалов. Уже в самый год строительства Икшкиле земгальское войско попыталось взять замок штурмом. Однако знакомые лишь с каменным строительством прибалтийских финнов, не применявших раствора, они потерпели неудачу, попытавшись свалить замок в воду канатами. Следует заметить, что земгалов смутил не приезд христианского проповедника, а строительство его людьми замка. Их конфликт с немцами и ливами, таким образом, был экономический, а не религиозный. Не могло оставить равнодушным земгальских князей и дружеские отношения обосновавшихся в Ливонии немцев с их злейшим врагом полоцким князем, которые в любой момент мог перерасти и в военный союз против Земгале. Неизвестно о каких-либо стычках немцев с земгалами в последующие годы епископства Мейнхарда, но не вызывает сомнений, что отношения были отнюдь не мирными. Епископ Альберт, добившись объявления крестового похода против язычников Прибалтики, принимает решительные меры для вытеснения земгалов с Двинского пути.

На второй год своего епископства, до основания Риги, он попросил римского папу через своего посланца Теодориха запретить христианам заходить в Земгальскую гавань: «По его же настоятельной просьбе римский первосвященник строжайше, под страхом анафемы, запретил всем, кто бывает в Семигаллии для торговли, посещать местную гавань. Эту меру затем одобрили и сами купцы; гавань они сообща постановили считать под интердиктом, а всякого, кто впредь вздумает войти туда для торговли, лишать имущества и жизни»[51]. Удивительным образом совпадает установление торговой блокады Земгальской гавани с прекращением существования Даугмальского городища. На поселении не найдено культурного слоя XIII века, считается, что жизнь на нем замерла в конце XII или на самом рубеже веков. Это вряд ли могло быть совпадением. Для открытого торгово-ремесленного поселения, каким была Даугмале, такая мера как блокада была гораздо страшнее военного разорения. Вероятно, уже на второй год после ее установления, жители крупнейшего поселения Прибалтики X—XII вв. стали массово покидать свои дома, лишившись основного источника существования — международной торговли.

А спустя несколько лет город опустел. В 1202 году, в Ригу прибыло земгальское посольство на переговоры о мире. Договор был заключен, но, скорее всего, немцы не позволили земгалам возродить торговый порт на Даугаве. Столетиями господствовавшая на Двинском пути страна стала континентальной. Теперь весь контроль за потоком товаров и движением купеческих судов переходил к Риге. Земгалы только в обмен на мир и военный союз с немцами могли получить право свободного провоза товаров через немецкие владения в Ливонии. Зачем же понадобился епископу Альберту такой союз, почему он, изменив своим принципам, пошел на соглашение с язычниками? 1202 год в Ливонии был переломным. На стол в Торейде сел князь Каупо, сторонник епископа. Отложение Ливонии от Полоцка делало неизбежной войну с Полоцкой «конфедерацией», и земгалы становились одним из наиболее вероятных союзников, к тому же весьма опытных в борьбе с этим противником, особенно, с его авангардом литовцами. Потому епископ Альберт отступает от традиционной дипломатии крестовых походов и идет на военный союз с язычниками без каких бы то ни было обещаний с их стороны принять христианскую веру. «Те, кто ранее были врагами тевтонам и ливам, стали их друзьями»,— пишет Генрих Латвийский, но тут же добавляет, что земгалы скрепили договор по языческим обычаям. То есть никаких обязательств по крещению страны они не принимали, и вопрос об этом вообще на переговорах не ставился. Потеряв выход к морю, Земгале пока еще сохраняла независимость и приобретала сильную поддержку немецких рыцарей в войне с Литвой.

Очень вероятно, что уже в это время земгальское государство возглавлял один из самых энергичных и сильных прибалтийских политиков — князь Б..естурс. По крайней мере, хроника знает его как активного исполнителя договора. Литовский историк Э. Гудавичюс в своей работе о борьбе народов Прибалтики за независимость в XIII веке, рисует Вместурса как первого прибалтийского правителя, пытавшегося путем дипломатических игр с Ригой и орденом добиться политического признания. Однако все же первым был ливский князь Каупо, нанесший визит римскому папе. Вполне возможно, что судьба соседа, которому пришлось испытать горечь изгойства, стала для Виестурса отрицательным примером. Земгальский князь, хоть и поставил на союз с немцами, но при этом выбрал иной путь. Даже окончательно лишившись торгового присутствия на Двинском пути, он не идет на признание себя вассалом епископа Альберта, как это сделал Каупо. Земгале не Ливония, чтобы выбирать, кому служить. Земгальский князь не был ничьим вассалом и не собирался им становиться. Именно этим объясняется твердость Виестурса и в неприятии христианской веры. Ведь крещение означало немедленное признание церковной власти епископа рижского, после чего уже не избежать и подчинения политического. А на выплату десятины церкви свободолюбивые земгалы могли смотреть не иначе как на унизительную дань. Ведь их родные языческие порядки предписывали жрецам существовать лишь на добровольные пожертвования общины. Потому Виестурс ставит крещение страны в зависимость от признания его политической власти, а не наоборот. А на это уже не мог пойти епископ Альберт, и эта половинчатость договоренностей сказалась впоследствии на судьбе немецко-земгальского союза.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.