14. Французская революция ― опыт реализации проектно-конструкторского подхода к истории

14. Французская революция ? опыт реализации проектно-конструкторского подхода к истории

Французская революция, конечно же, имела системные предпосылки ? в обществе накопилось достаточно противоречий и социального динамита. Однако динамит кто-то должен взорвать, а взрыв направить в нужном направлении, чтобы затем утилизовать результаты. Без тщательной подготовки, финансового обеспечения и организации, т.е. субъектного фактора (не путать с субъективным; повторю, то, что сказал в предисловии: как субъектный, так и системный фактор носят объективный характер; субъективный фактор ? частный и далеко не самый значительный аспект субъектного фактора) противоречия могут взорваться бунтом, мятежом, восстанием, как это бывало во Франции XIV, XVI или XVII вв., когда системная социально-экономическая ситуация, кстати, была много хуже, чем в конце XVIII в. Тем не менее революция случилась именно в конце XVIII в. Да, революции предшествовали голодные годы. Но, как пишет во втором томе («Революция») своего «Происхождения современной Франции» И. Тэн, при Людовике XIV и Людовике XV ещё больше голодали, но бунты быстро усмирялись и были частным случаем обычной жизни. «Когда стена слишком высока, никто не подумает забираться на неё. Но вот по стене пошли трещины, и все её защитники ? духовенство, дворянство, третье сословие, ученые, политики вплоть до самого правительства проделывают в ней большую брешь. Впервые обездоленные видят выход; они бросаются к нему сначала небольшими группами, а затем массой; восстание становится всеобщим, каким когда-то было смирение»[177].

Ключевой вопрос здесь связан с брешью ? кто и как её проделал, ведь процесс этот носит не спонтанный характер. Подчеркну: речь не идёт об отрицании объективных системных предпосылок и основ Французской революции, но об этом очень много написано и левыми, и правыми, и центристами. Меня интересует то, о чём чаще всего не пишут: объективный субъектный фактор, т.е. подготовка и организация революции на основе использования её системных предпосылок и закономерностей развития общества в условиях структурного кризиса, превращение этого кризиса посредством целенаправленной деятельности некоего субъекта или неких субъектов в системный посредством анархии, а затем всё более управляемого хаоса революции. Именно об этом и пойдёт речь ниже ? об оставшихся в тени субъектах революции и об управлении ими (большем или меньшем) этим процессом.

Революция, в отличие от бунта, есть предприятие, главным образом финансовое и организационно-политическое. Именно это по наивности или сознательно пытаются скрыть многие историки, акцентирующие стихийный характер революций вообще и французской в частности. Факты разбивают подобные интерпретации полностью, со стеклянной ясностью демонстрируя роль КС, нужно только свести факты в систему, отказавшись от вымыслов профанно-профессорской истории, по поводу которой Гёте заметил, что она не имеет отношения к прошлому ? это «... дух профессоров и их понятий, / Который эти господа некстати / За истинную древность выдают».

Помимо профессорской профанации, идущей от учёного незнания, имеет место и сознательное искажение истины, в том числе и по Французской революции, на что обратил внимание П. Копен-Альбанселли: «Благодаря принятым масонством предосторожностям, до, во время и после революции, то есть благодаря уничтожению или подмене документов, которые могли бы установить истинный характер и истинное происхождение этой революции, мы... живём в историческом заблуждении, обманутые самым последним образом... Вся наша история искажена в самих своих источниках, и только отсталые и заведомо предубеждённые будут верить, что история Французской революции произошла так, как описали ее Мишле и его последователи»[178]. Я всё же был бы менее строг по отношению к Мишле, хотя, в отличие от Тэна, он попал-таки в несколько явных ловушек «профессорской истории». Но это к слову.

В канун революции масоны заказали некоему Адриану Дюпору, специалисту, как сказали бы мы сегодня, по истории антисистемных движений и восстаний в Европе, подготовить аналитическую записку, в которой тот должен был ответить на три вопроса: 1) как наилучшим образом начать революцию, чтобы она оказалась скоординированным действием внешне не связанных сил и групп? 2) не вмешаются ли сразу же европейские монархии в ситуацию во Франции для подавления революции? 3) как управлять революционным процессом? На второй вопрос Дюпор сходу ответил отрицательно, предположив, что монархам понадобится два-три года, чтобы разобраться в ситуации ? так оно по сути и вышло. Наилучшим, не внушающим подозрений по поводу будущих планов способом начать революцию ? ответ на первый вопрос ? Дюпор считал созыв средневекового, а потому не способного вызвать подозрения института, а именно Генеральных штатов. При этом, однако, максимальное число депутатов должно привезти идентичные или очень похожие наказы (les cahiers), чтобы ударить в одну точку ? и опять же так оно и вышло. У некоторых современников даже возникло впечатление, что наказы написаны одной рукой ? подготовкой сходных по всей стране наказов занялась масонская сеть; масонские мотивы звучат в наказах не только дворянства, но и духовенства.

На примере предвыборной (в Генеральные штаты) компании 1789 г. в Бургундии, а кампания эта была типовой для Франции, О. Кошен показал механизм создания единообразного корпуса наказов, решающую роль в подготовке которых сыграли адвокаты из числа «братьев» и сочувствующих им[179]. Стоящие на позициях «объективных» причин революции, вызванной кризисом, Ф. Фюре и Д. Рише пишут о «трёх революциях лета 1789 года»[180]. При этом, однако, словно принимая эстафету у O. Кошена, они на первое место ставят «революцию адвокатов», а затем уже идут «парижская революция» и «революция крестьян». «Революция адвокатов» ? это масонская революция. «Парижская революция» была инициирована проплаченными (в том числе британцами) агитаторами ? так же как Февральская революция 1917 г. в России. «Революция крестьян» стала следствием сознательных действий планировщиков в зерновой и финансовой сферах.

В томе «Революция» «Истории Франции» издательства «Ашет» Ф. Фюре подчеркнул, что в 1788 г. достиг кульминации старый конфликт между королевской администрацией и парламентским началом, возникший после смерти Людовика XIV,[181]и что к революции привёл именно политический кризис. Но этот кризис ? и исследования демонстрируют это со стеклянной ясностью, ? не развивался стихийно, а подпитывался и направлялся сразу несколькими заинтересованными группами. Но вернёмся к вопросам, заданным «братьями» Дюпору, и его ответам на них. Самым главным был третий вопрос ? о механизме управления революцией; его задал Мирабо. Дюпор ответил так: «...я много думал... я знаю несколько верных способов, но все они такого характера, что я содрогался при одной мысли о них и не решался вас посвятить. Но раз вы одобряете мой план (внимание: масонский план Французской революции ? это план Дюпора. ? А.Ф.) и убеждены, что принять его необходимо, ибо иного пути для обеспечения успеха революции (Дюпор говорит именно о революции. ? А.Ф.) и спасения отечества нет... я скажу, что только посредством террора можно встать во главе революции и управлять ею... (подч. мной. ? А.Ф.). Как бы нам ни было это противно, придется пожертвовать некоторыми известными особами»[182]. По итогам выступления Дюпора на собрании у герцога Ларошфуко был создан «комитет восстания». Всё это напугало даже такого прожжённого циника, каким был Мирабо, презиравший всех ? и народ, и дворян.

Вообще Мирабо играл интересную роль в хитросплетениях многослойного заговора ? он был участником сразу нескольких КС, причём различных ? масонских, иллюминатских («оперативный псевдоним» ? Архесилас) и даже еврейских. Исследователи фиксируют две линии влияния еврейских структур на Мирабо ? финансовую (ввиду задолженности еврейским банкирам, о чём пишет автор многотомной истории евреев Гриц) и женско-сексуальную (традиционная схема «Эсфирь»). Есть сведения и о контактах Мирабо и с британской разведкой; короче говоря, он вовремя умер, иначе не миновать бы ему встречи с «машинкой» доктора Гильотена.

Возвращаясь к террору, отмечу: его расширяющаяся воронка во время Французской революции не была проявлением только безумия толпы и кровожадности якобинцев, как это нам нередко пытаются представить, ? если это и было безумие, то наведённое, управляемое, то была заранее подготовленная стратегия и технология. Обратим также внимание на использование средневекового института в революционных целях, весьма далёких от заявленных. «Тайной, но истинной целью созыва генеральных штатов, ? писал в своих мемуарах Бутильи де Сент-Андре, ? являлось ниспровержение существующего строя во Франции. Одни лишь адепты, главы масонства, были посвящены в эту тайну; другие (а их было большинство) думали, что предстояло только уничтожить некоторые злоупотребления и привести в порядок государственные финансы... Чтобы можно было надеяться на помощь народа, надо было внушить ему сознание своей силы, поднять его, вооружить, организовать и восстановить против существующего порядка... наконец надо было дать ему толчок к выступлению... Чтобы достичь всего этого, недостаточно было толковать народу об отвлечённых учениях, провозглашать народовластие, призывать к “освобождению от оков” и к тому, чтобы броситься на своих “тиранов”. Гораздо более действенно было встряхнуть его неожиданным толчком, вложить ему в руки оружие под каким-нибудь правдоподобным предлогом, например ? самозащиты ввиду громадной неизбежной опасности, дабы внезапно захватить общую власть над умами и заставить всех действовать одновременно»[183].

Внезапность и одновременность восстания, которая так поразила И. Тэна, автора остающейся до сих пор одной из лучших историй Французской революции («Повсюду в день предвыборных собраний народ восстал как один человек»), была хорошо подготовлена. Кроме того, были применены некоторые формы, которые отдаленно напоминают движение без лидеров ? la «арабская весна» или флэш-моб. И. Тэн цитирует очевидца, де Монжуа, который говорит о множестве злодеев, «которые, не имея видимых вожаков, тем не менее находятся в соглашении друг с другом и повсюду одинаково предаются тем же буйствам как раз в то время, когда возникают генеральные штаты. Один пароль и один обман поднимают восстание от одного конца страны до другого»[184] ? от Нормандии и Бретани на севере до Прованса на юге.

Ключевые слова здесь «пароль» и «обман». «Пароль» указывает на организацию, «обман» ? на кампанию дезинформации, проведённой для того, чтобы завести население. Элементами этой кампании было распространение различных слухов и измышлений, призванных опорочить короля и королеву, внести смятение и тревогу, побудить к действию, к насилию.

«В середине июля (1789 г. ? А.Ф.), во время “Великого Страха”, ? пишет О. Кошен, ? вся Франция испугалась разбойников и взялась за оружие; в конце месяца вся Франция в этом разуверилась: разбойников не было. Но зато за пять дней образовалась национальная гвардия: она подчинялась лозунгам клубов (за ними стояли масоны с их ложами. ? А.Ф.), и общины остались вооружёнными[185]».Так распространяемые слухи, «информпотоки» обеспечили планировщика собственной вооружённой силой.

Как заметил проницательный П. Копен-Альбанселли, с 1787 по 1795 г. «ни одно так называемое народное движение (кроме движения Вандеи) не было на самом деле народным, а все они были предусмотрены, организованы, разработаны до мельчайших подробностей главарями, несомненно, тайной организацией, действовавшей повсюду одинаковым способом в одно и то же время и отдававшей одни и те же приказания»[186].

С конца апреля 1789 г., по словам очевидцев, в Париже стало расти число пришлого люда, причём не только французов, но и иностранцев (итальянцев, немцев, голландцев), многие из которых занимались подстрекательством, а иные, несмотря на непрезентабельный вид и лохмотья, регулярно раздавали деньги (12 франков в день) и призывали народ к оружию, к насилию, которое и прорвалось 14 июля 1789 г. штурмом Бастилии, зверским убийством инвалидов-охранников, а затем резней в Сальпетриере ? тот самый наведённый террор[187], который рекомендовал «конструктор» Дюпор.

Остается лишь подписаться под словами Монтеня де Понсена, автора работы «Тайные силы революции»: «Революция 1789 года не была ни самопроизвольным движением против “тирании” старого порядка, ни искренним порывом к новым идеям свободы, равенства и братства, как в это хотят нас заставить верить. Масонство было тайным вдохновителем и в известной степени руководителем движения. Оно выработало принципы 1789 года, распространило их в массах и активно содействовало их осуществлению»[188]. 69 военных лож по сути парализовали репрессивные возможности власти в самом начале восстания. Другое дело, что со временем процесс вышел из-под контроля лож, что сами ложи далеко не были едины, но это и есть История, иначе не бывает. Как не бывает и неорганизованных революций. Как не бывает революций без кризисных ситуаций. В то же время далеко не всякая кризисная ситуация разражается революцией. Это уже после революции историки post hoc выводят революцию из неких предпосылок ? так, будто они сами по себе порождают её. Если бы это было так, то вся история была бы чередой революций, но в реальности кризисных условий много, они довольно часто встречаются, а революций далеко не так много и они относительно редки. Значит дело не только в предпосылках и даже не в кризисе ? кризисе системы, но и в субъекте ? конструкторе кризиса и (более или менее) «властелине революционных колец»; правда, эти кольца порой свиваются в петлю на шее властелина, но это уже издержки истории, её коварства.

Во Французской революции мы также видим активные действия континентальных лож, ориентирующихся на Великобританию. Недаром мечтой тех, кто на самом верху провоцировал вызвавший цепную реакцию политический кризис, было установление в стране монархии по образцу той, что сконструировали в Англии в 1688 г.[189] Однако у тех, кто эту «кашу» во Франции «заварил вполне серьёзно», были другие планы. Для одних это было установление республики по масонским лекалам («свобода, равенство, братство»), для других, тех, что из-за Пролива, ? максимальное ослабление государственного строя и экономики Франции. Поэтому на конституционной монархии процесс не должен был остановиться, тем более, что он к тому же начала развиваться и по своей логике ? по логике массовых процессов, выходя из-под контроля субъектов-планировщиков и порождая новых субъектов. Нужно было, чтобы хаос, или, как писал И. Тэн, анархия, дошёл (дошла) до предела и начал (начала) пожирать себя и своих творцов, возвращаясь сначала к состоянию управляемого хаоса, а затем ? революционного порядка.

Хотя в разгар революции планировщики ? банкиры Франции и Швейцарии, британская спецслужба, странный союз иезуитов и иллюминатов ? пытались рулить ходом событий, и во многом, особенно в среднесрочной перспективе, им это удалось, более результативным их воздействие было в создании кризисной ситуации и «запуске» революции.

Так, в 1786 г. швейцарские банкиры и британское правительство одновременно нанесли финансово-экономический удар по Франции, имевший целью вызвать или хотя бы приблизить взрыв. Питт оказывал давление на Людовика XVI, чтобы тот отказался от протекционистских мер, защищавших французский рынок от британских товаров. Людовик сопротивлялся и в ситуации нехватки финансовых средств обратился к банкирам. Однако континентальные банкиры, возглавлявшиеся на тот момент швейцарцами (связка Сити - Швейцария - Венеция, в которой Швейцария была связующим звеном), отказали Франции в кредите, подталкивая её к уступкам. В результате Людовик был вынужден подписать невыгодный договор с Великобританией, который развязывал ей руки в торговой войне с Францией.

Королю также пришлось назначить швейцарского банкира Неккера министром финансов, который ещё более ухудшил финансово-экономическую ситуацию. Неккер был родом из Женевы, где его отец, уроженец Бранденбурга, профессорствовал и откуда его семья переехала на непродолжительное время в Англию. Из Англии Неккер явился в Париж без гроша в кармане, но уже через несколько лет нажил состояние, равное владению несколькими провинциями[190]. Живя в Париже, имел тесные контакты с энциклопедистами (через салон жены)[191]. С 1776/77 по 1781 г. возглавлял Королевскую казну. В 1781 г. король его прогнал, но в 1788 г. вернул в качестве главы финансового ведомства. Именно Неккер настоял на том, чтобы представителей третьего сословия на Генеральные штаты было созвано вдвое больше, чем представителей других сословий. Вскоре король опять отправил Некера в отставку, в ответ была развернута мощнейшая информационно-психологическая кампания, в которой Неккер был представлен финансовым гением, защищавшим интересы бедноты и якобы именно из-за этого его изгнал «злой король». Собственно, эта пропагандистская кампания и стала непосредственным поводом к восстанию.

На саму организацию «народного восстания» во Франции британцы выделили 24 млн фунтов стерлингов ? эту цифру озвучил премьер-министр Уильям Питт. Лорд Мэнсфилд в Палате общин назвал «деньги, полученные на разжигание революции во Франции... хорошим вложением капитала». Великобритания с помощью своих континентальных (в данном случае французских) лож и французских финансистов вела самую настоящую финансово-экономическую войну против Франции, французской монархии. Удары, которые должны были обострить ситуацию и подтолкнуть революцию, наносились по двум направлениям: 1) была искусственно создана инфляция ? напечатано 35 млн ничем не обеспеченных ассигнатов; 2) была искусственно создана нехватка зерна ? зерно было скуплено и вывезено из страны. Всё это порождало недовольство. К тому же велась самая настоящая информационно-психологическая война, наносились удары и по коллективному сознанию, и по коллективному бессознательному. В частности, мягкое правление Людовика XVI британско-масонская пропаганда представляла как жестокое; король и королева всячески дискредитировались (история с «ожерельем королевы»).

Наконец, весьма активным образом уже во время самой революции во Франции, особенно в Париже, активно действовала британская разведка ? как британские агенты, так и их местные «помощники». На основе документов историк О. Блан написал интересную работу о роли спецслужб Великобритании во Французской революции вообще и во время террора в частности. Название ? «Люди из Лондона. Тайная история Террора». Вторая глава книги называется «Люди из тени» ? игра слов: «Les hommes de Thombre» («Люди из тени»), «Les hommes de Londres» («Люди из Лондона»). В 1792 г., пишет Блан, британская разведка направила во Францию агентов с целью дестабилизировать политическую ситуацию с помощью раскручивания спирали насилия[192]. Среди организаторов и неистовых творцов террора были хорошо проплаченные агенты Лондона ? прямые и влияния[193], причём британцы работали и с «белыми» (роялисты) и с «красными» (эбертистами).

Всё это лишний раз свидетельствует о наличии тройного субъекта (или трёх субъектов), которые, оседлав законы исторической ситуации, запустили по «схеме Дюпора» революционный процесс во Франции и пытались контролировать его. Это прежде всего банкиры. Как писал Ривароль, 60 тыс. капиталистов (имеются в виду финансисты и денежные спекулянты) и «кишмя-кишащие агитаторы решили судьбу революции»[194]. Это, далее, масонские ложи. Это, наконец, часть британского истеблишмента и его орудие ? спецслужбы. Против такого трёхглавого «змея-горыныча» Людовику XVI и его Франции устоять было почти невозможно.

Как выяснилось, невозможно оказалось выстоять против этого субъекта и Наполеону, против которого британцы и европейские банкиры с помощью континентальных лож сколотили коалицию, ударной силой которой стала Россия. Перед нами всё та же коалиционная модель, которую британцы впервые «по всей строгости» протестировали в Девятилетней войне против Франции Людовика XIV . Союз Франции и России на рубеже XVIII?XIX вв. был таким же кошмаром для британцев, каким стал возможный союз Германии и России на рубеже XIX?XX вв. Реальность русско-французского союза в самом начале XIX в. весьма напугала британцев. 24 декабря 1800 г. произошло покушение на Наполеона на улице Сен-Никез, однако его экипаж ехал быстро и взрыв произошёл, когда Наполеон был вне опасности. Было убито 12 человек и ранено 28. Наполеон обвинил во всём революционеров, но он не мог не догадываться о том, кто проплатил, «откуда деньжишки». Тем более что начальник полиции Фуше прямо указал на «заграничный источник», прозрачно намекая на Великобританию.

Автор вышедшей в 1829 г. «Истории Франции» М. Биньон пишет о роли английского правительства в организации покушения на первого консула, о том, что оно снабжало деньгами врагов первого консула (якобинцев, роялистов-аристократов, шуанов) и было весьма заинтересовано в его устранении. После покушения «общественное мнение обвинило в нём Англию, и оно не ошибалось»; того же мнения придерживался и начальник полиции Фуше[195].

В ночь с 11 на 12 марта 1801 г. группа заговорщиков убила русского царя Павла I, который планировал совместный с французами удар по Индии, в сентябре 1800 г. наложил эмбарго на английские суда, находившиеся в русских портах, т.е. подсёк британскую торговлю в России. То, что в организации заговора играл свою роль английский посол, не было секретом для русской верхушки. Кстати, взошедший на престол Александр I первым делом возобновил торговлю с Великобританией и отказался от индийского похода.

Синхронность двух покушений на врагов Великобритании ? неудачная на Наполеона и удачная на Павла I, разрушившая русско-французский союз, не может быть случайной.

Но вернёмся к событиям Французской революции, где запущенный заговорщиками террор не обошёл и масонов-закопёрщиков революции. В 1793 г. возникла ситуация, которую можно охарактеризовать и русской поговоркой «Не буди лиха, пока оно тихо» и шекспировской строкой «Ступай, отравленная сталь, по назначенью». Исследователи отмечают состояние упадка французского масонства после 1793 г.; как говорится, «за что боролись, на то и напоролись». Впрочем, напоролись ненадолго. При империи подъём масонства возобновился (1802 г. ? 114 лож, 1804 г. ? 300, 1810 г. ? 878, 1814 г. ? 905; из них 79 военные[196]); после её крушения, когда французские масоны, разочаровавшись в Наполеоне, а попросту говоря, решившие его сдать, подыграли союзникам, он продолжился, но под весьма жёстким контролем британцев.

А вот у себя британцы революцию не допустили, причём пошли ради этого на беспрецедентную меру, затормозившую развитие капитализма, ? резко ограничили на период 1795?1834 гг. формирование конкурентного рынка труда в Великобритании. В период промышленной революции вместе с «опасными» и рабочими классами росло число недовольных и взрывоопасных элементов. Естественно, на простой люд обрушивали репрессии ? вполне в английском классовом духе. Но был найден и более хитрый ход ? патерналистский «закон Спинхемленда», словно вынырнувший из эпохи Тюдоров и Стюартов.

6 мая 1795 г. мировые судьи графства Беркшир, собравшиеся на постоялом дворе «Пеликан» в Спинхемленде, решили: в дополнение к зарплате беднякам надо выдавать денежные пособия, привязанные к цене на хлеб. Таким образом нуждающимся был обеспечен минимальный доход независимо от заработка, причём не только работнику (3 шиллинга в неделю), но и его жене и детям (1 шиллинг 6 пенсов на человека)[197]. Эта мера была чрезвычайной и неформальной, но она распространилась почти на всю Англию. В результате многие семьи предпочитали не работать, а получать минимум. Результат ? социальное гниение; формирование социально паразитических групп, разлагающих общество в течение нескольких десятилетий, пока в 1834 г. «закон Спинхемленда» не был отменён.

Обратим внимание на следующее: ради своих долгосрочных интересов капиталистический класс Великобритании идёт на сорокалетнюю деформацию капитализма, тормозит его развитие ? капитализм с ограниченным рынком рабочей силы это ограниченный капитализм. В данной ситуации британская верхушка лишний раз продемонстрировала и классовую зрелость, и мастерство социальной инженерии, и умение планировать будущее. А вот «французятина» провалилась, и потому после наполеоновских войн вынуждена была встроиться в хвост британцам, формально сохраняя статус европейской державы, а точнее, претендуя на него; но, как говорится, попросить прибавки к зарплате можно, получить вряд ли.

 В известном смысле Французская революция стала оргоружием наднациональных финансово-политических КС и Великобритании в их борьбе против Франции, французской монархии. Эти силы и стали главными победителями в наполеоновских войнах, главными бенефикторами британского цикла накопления и британской гегемонии. Со всей очевидностью это выявилось в краткий, но очень важный отрезок времени ? 1815?1848 гг., когда по сути в основных чертах оформилась Современность (Modernity) в том виде, в каком мы её знаем. Это же время стало периодом серьёзных изменений:

? в мире финансового капитала;

? в мире КС;

? в европейской и мировой геополитике, где главным противоречием стало британско-русское ? Россия и русские стали главным врагом Великобритании. В то же время они стали главным врагом масонских КС, как «революционных», так и «реакционных» (кавычки отражают относительность этого противопоставления), и финансового капитала, прежде всего Ротшильдов.

Наднациональный финансовый капитал и прежде всего международный дом Ротшильдов, а также банки Бэрингов, Увара и др. стал главным бенефиктором Французской революции и наполеоновских войн: финансисты колоссально нажились на военных поставках (всем сторонам конфликтов); они резко усилили свои позиции по отношению к британской короне, ну а французскую корону они ? вместе с Великобританией, её ложами и спецслужбами ? просто поставили под контроль. И когда в 1830 г. Карл X решил ослабить хватку Великобритании и её союзницы Австрии «на горле» Франции и заключить союз с Россией, британцы в лице Палмерстона и союзные им континентальные ложи во Франции организовали революцию, вышибли старшую ветвь Бурбонов из истории и заменили её младшей. В 1848 г. аналогичным образом наказали младшую ветвь, и масоны сформировали полностью своё правительство, избрав президентом племянника Наполеона Луи-Наполеона Бонапарта. Они же поспособствовали перевороту, в результате которого президент стал императором, а Франция ? Второй империей. Разумеется, в реальной истории всё было сложнее, чем просто желание британцев наказать французского короля, а масонов ? учредить империю. Это всего лишь один из аспектов очень сложного каскадного исторического события, причины которого ? вовсе не в желании британцев. Но британцы использовали ситуацию в своих интересах так, чтобы устранить неугодную им фигуру. Аналогичным образом обстоит дело с мотивами и планами масонов, действовавшими в рамках определённых обстоятельств.

Показательно, за шесть недель до переворота, 15 октября 1852 г. масоны поднесли Луи-Наполеону (тогда еще не Наполеону III, но человеку, уже ощущавшему себя наследником Наполеона и не собиравшемуся останавливаться на полпути[198]) адрес со словами: «Истинный свет масонства озаряет вас, великий принц [...] Обеспечьте счастье всех, возложив императорскую корону на свою благородную главу! Примите наш почтительный привет и разрешите нам донести до слуха вашего общий клик наш от чистого сердца: «Да здравствует император!». За полтора месяца до переворота КС выражают готовность принять переворот, введение империи. И это не заговор? Не пройдёт и двадцати лет, всё те же масонские структуры по уговору с британскими и немецкими «братьями» сдадут Наполеона III и Францию Бисмарку. Разумеется, континентальные ложи были сильны не столько сами по себе, сколько поддержкой Великобритании и финансового капитала, прежде всего Ротшильдов.

Подводя итог истории Франции с 1799 по 1871 г., Альфред Коббан напишет: «Достижения французов за этот период не впечатляли даже их самих, и они (достижения) остаются такими же в ретроспективе. Волнующие новые изменения девятнадцатого столетия обошли Францию стороной. В эпоху изменений французская нация, кажется, выбрала стагнацию без стабильности. Чем больше менялся калейдоскоп её политической жизни, тем больше она оставалась той же самой»[199]. По-видимому, маститый историк прав в констатации результатов, но он ничего не говорит о причинах. Едва ли можно согласиться с его тезисом о некоем выборе, который сделала французская нация, ? это либо наивность, либо лукавство. О каком свободном выборе может идти речь, если политика страны в значительной степени контролируется другой державой, как по дипломатической, так и по закрытой/ масонской линии, а её финансы ? в значительной степени международным банкирским домом Ротшильдов? Вердикт А. Коббана ? «стагнация и стабильность» ? верно фиксирует результат определённого развития, но результат этот в большой степени определялся не столько самой Францией и не столько в самой Франции, и здесь самое время обратиться к теме семьи Ротшильдов как КС особого типа, её связей с британским истеблишментом и европейскими революционерами.