Национальная и конфессиональная политика Дутова

Национальная и конфессиональная политика Дутова

Многонациональный и многоконфессиональный регион, равно как и такое же по составу казачье войско, которые возглавил Дутов в столь неспокойное время, требовали реализации продуманной и осторожной политики в национальном и конфессиональном вопросах, и, в отличие от многих белых генералов, понимание этого у Дутова, как человека с детства знакомого с местными реалиями, безусловно, было. Сам Александр Ильич был верующим православным человеком. Как уже отмечалось, в своем письме Верховному Правителю адмиралу А.В. Колчаку от 24 апреля 1919 г. Дутов писал: «Во многих селах нет священников, хоронят без церкви, крестят без обряда и т. д. все это в деревнях приучает к безверию и распущенности. Религия – основа Руси, без нее будет страшно. Вот куда должна быть направлена политика Мин[истерства] вну[тренних] дел… Я очень и очень озабочен деревней и потому так и пишу…»¹⁶⁷⁹ О многом говорит тот факт, что при отступлении из Семиречья в Китай в 1920 г. через горный перевал Кара-Сарык Дутову и его спутникам пришлось бросить почти все имущество, но Табынская икона Божьей Матери, несмотря ни на что, была ими сохранена. Сам Дутов в 1919 г. отмечал, что «…одна из твердых основ всякого государства – это религия, семья и школа. Последние десятки лет было сделано многое, к сожалению, чтобы убить в народе религиозное чувство. Не стоит, конечно, говорить о большевиках, которые православную русскую веру отдали на посмеяние…»¹⁶⁸⁰.

Религия все же продолжала играть определенную роль и в среде рядового казачества. В частности, казаки 9-го Оренбургского казачьего полка спасли от красных крест и Евангелие полковой церкви¹⁶⁸¹. А штаб Оренбургского военного округа был вынужден издать в сентябре 1918 г. даже специальное распоряжение об обстреле при необходимости любых укрепленных узлов, не исключая и колоколен¹⁶⁸². По всей видимости, казаки-артиллеристы считали стрельбу по церковным зданиям богохульством и не решались стрелять. Осенью 1918 г. многие станицы выступили в защиту православной церкви и за сохранение преподавания Закона Божия в школах¹⁶⁸³. При этом Гражданская война и экономический кризис вносили свои коррективы и в дела церкви. В Юго-Западной армии не было полковых священников (такая же ситуация была в оренбургских казачьих полках в годы Первой мировой войны), поскольку их установление потребовало бы расхода в 2 миллиона руб., на что у Дутова не было денег¹⁶⁸⁴.

В отношении церкви, как и в других вопросах, Дутов отстаивал как можно более широкие полномочия Оренбурга. В частности, Оренбург в 1918 г. выступил против выделения Челябинского и Кустанайского викариатств в отдельную от Оренбургской епархию¹⁶⁸⁵. Во главе последней с 1914 г. находился епископ (с 12 апреля 1918 г. – архиепископ) Мефодий (М.Л. Герасимов), всецело поддерживавший Дутова.

В августе 1918 г. был опубликован приказ управляющего военным ведомством Комуча о воспрещении печати сообщений, содержащих «возбуждение или призыв к активным действиям на почве национальной розни»¹⁶⁸⁶. Оренбургский атаман и сам понимал это и пытался не допустить разжигания национальной розни и притеснения представителей каких бы то ни было национальностей на подведомственной ему территории. Более того, он активно привлекал к участию в антибольшевистском движении мусульманское население [киргизов (казахов), башкир, татар], выпускал обращения к мусульманам с призывом поддержать белых. «Киргизы и башкиры, – отмечал он в апреле 1919 г., – это элемент, безусловно, государственно настроенный»¹⁶⁸⁷. Как уже говорилось, оренбургский атаман содействовал формированию и вооружению башкирских и киргизских частей, снабжал башкир оружием и деньгами¹⁶⁸⁸. Кстати, личный состав 1-го Башкирского полка в качестве отличительного знака имел на левом рукаве мусульманскую эмблему – синий щиток с белым полумесяцем¹⁶⁸⁹.

Впрочем, офицеры этих частей были в основном русскими (более жестко придерживаться этого принципа Дутов стал, по всей видимости, после измены Валидова). Боевые качества национальных частей оценивались современниками достаточно высоко. Показателем доверия Дутова было наличие у него личного киргизского конвоя, носившего особую форму – черкески, красные бешметы и меховые шапки с красным верхом¹⁶⁹⁰. Специальным приказом оренбургский атаман, угрожая военно-полевым судом, требовал от казаков прекращения реквизиций скота и инвентаря у киргизов и гражданского населения вообще¹⁶⁹¹. Понимая важность религии в жизни населения, Дутов в своих приказах не забывал поздравить как православных, так и мусульман с их религиозными праздниками. Во время мусульманских праздников предписывалось освобождать солдат и казаков-мусульман от служебных обязанностей и улучшать им пищу¹⁶⁹².

Дутов не препятствовал работе на подконтрольной ему территории башкирского и киргизского правительств¹⁶⁹³, был открыт для сотрудничества во имя победы над большевизмом с любыми силами безотносительно национальности и вероисповедания. В 1917–1918 гг. он поддерживал автономию Башкурдистана. 15 ноября 1917 г. атаман сообщил башкирским лидерам А.-З. Валидову и Ш. Манатову: «Мы, казачие, так же будем управлять сами собой; конечно, и вы имеете полное право на такое управление»¹⁶⁹⁴. В тот же день Центральным Башкирским шуро (советом) была провозглашена автономия Башкурдистана. В начале декабря 1917 г. в Оренбурге прошел Общекиргизский съезд. Тургайский уполномоченный С.К. Кадирбаев телеграфировал в адрес Войскового Круга в сентябре 1918 г.: «Шлю горячий привет дорогим соседям-казакам, от души желаю успеха во всех делах. Смею уверить, что киргизское население, помогавшее до сих пор материально, в скором времени активно выступит заодно с казачеством против бандитов-большевиков и их повелителей – немцев»¹⁶⁹⁵. Таким образом, руководители башкир и киргизов долгое время работали рука об руку с Дутовым.

Уже говорилось об активной политике Дутова в отношении Туркестана и о его попытках установить контакты с басмачами. При этом позднейший конфликт Дутова с башкирским лидером А.-З. Валидовым, а затем переход к красным части башкир во главе с ним ни в коей мере нельзя считать ни проявлением каких бы то ни было антимусульманских настроений оренбургского атамана, ни провалом его национальной политики. По всей видимости, какое бы то ни было сотрудничество с социалистами, к которым относился и Валидов (причем в его случае на социалистическую ориентацию накладывалась и националистическая), после прихода к власти Колчака и попытки заговора против него и Дутова в Оренбурге с участием того же Валидова, было невозможно. Ошибка Дутова заключалась в том, что он вовремя не увидел и не предотвратил угрозу перехода башкирских войск к красным, а также не сумел пресечь тайные переговоры Валидова с большевиками, в ходе которых красные получали и оперативную информацию о положении белых. В то же время заговор не озлобил Дутова против башкир и киргизов, а повлек лишь более внимательное отношение с его стороны к этноконфессиональному вопросу.

Исключительное значение для характеристики национальной политики Дутова имеет его секретная «Записка о Башкирии, Киргизской степи и Оренбургском крае» от 26 мая 1919 г., адресованная министру внутренних дел В.Н. Пепеляеву, незадолго до этого вступившему в должность. Записка была опубликована ДА. Аманжоловой по машинописной копии (именно по этой причине публикатор не обнаружила прилагавшийся к подлиннику «Записки» доклад полковника И.М. Зайцева)¹⁶⁹⁶. Мне удалось обнаружить подлинник этого документа, написанный рукой атамана, из чего можно сделать вывод, что записка была составлена им лично, а не помощниками. Небезынтересно, что подлинник и машинописные копии, изготовленные, судя по резолюции на документе, по поручению Пепеляева, несколько различаются по тексту. Кроме того, вместе с подлинником записки были найдены и другие важные документы, проливающие свет на национальную политику оренбургского атамана.

В своей «Записке» Дутов изложил основные принципы национальной политики, которые, по его мнению, способствовали бы укреплению авторитета центральной власти у башкир и киргизов. Разумеется, Дутов при составлении «Записки» учитывал и свои интересы как руководителя этого региона. «Записку» предваряет краткий исторический очерк региона, свидетельствующий о глубоком знании Дутовым прошлого родного края, однако, разумеется, наиболее интересна аналитическая часть документа. Оренбургский атаман считал, что «…с достаточной очевидностью вытекает непосредственная историческая связь Киргизской степи, Башкирии и Оренб[ургской] губ[ернии]. Разделять эти части невозможно без ущерба рус[ской] государственности»¹⁶⁹⁷. По мнению Дутова, «с 1916 г. и поныне как Башкирия, так и Аллашорда (так в документе. – А. Г.) стремятся к сепаратизму и восстановлению своих ханств. Сам народ – башкиры и киргизы – темен и легко поддается агитации. Этим пользуются негосударственные элементы»¹⁶⁹⁸. Далее Дутов совершенно справедливо писал о русофобии национальной интеллигенции и, демонстрируя незаурядное знание внутренней жизни киргизов, подробнейшим образом анализировал их современное состояние и отмечал, что «в степи нет партий и политики, там только борьба родов… «Разделяя – властвуй» как нельзя более подходит к девизу русской политики в степи и Башкирии и Туркестане»¹⁶⁹⁹. При этом, по мнению оренбургского атамана, «все киргизские формирования воинских частей надо признать желательными только при условии формирования на русской территории в значительном удалении от степи, под руководством русских офицеров и при полном невмешательстве Аллаш-Орды в жизнь полков. Бывшие до сего времени формирования этого условия не придерживались, и мне пришлось разоружить оба полка. Кроме грабежа своего населения и помощи враждующим родам, ничего эти полки не дали. Во всяком случае, нужно учесть, что мы ничем не ограждены от нанесения нам ударов со стороны инородцев и могут возникнуть большие неприятности»¹⁷⁰⁰.

Достаточно любопытны предложения Дутова по использованию в интересах России противоречий между башкирами и киргизами: «Башкиры и киргизы – скрытые враги. Киргизы не могут простить башкирам их передачу в русское] подданство в 1564 году и считают их виновниками появления русских в степи. Поэтому киргизы в XVIII, XVII (так в документе. – А. Г.) и XIX вв. всегда нападали на башкир, их убивали и грабили. Эта вражда осталась и доныне, и даже общая религия – ислам – не может сгладить этой розни. Это тоже небесполезно знать нам для упрочения русского начала. Потребности и запросы киргиз и башкир очень несложны, и их Правительству сравнительно легко удовлетворить. Одним из главных средств будет доставка в степи и Башкирию чая, до которого все большие охотники и который служит главным питанием. Киргизская степь не имеет почти телеграфа, почта не работает, города редки и очень малы, почему степь не может завязать прочных сношений с государством и знать о событиях и мероприятиях Верховной власти. Агитация правительственными органами не ведется, и потому слухи являются единственным средством осведомления. Мне кажется возможным использовать наиболее государственные элементы в деле агитации… Посылка таких лиц совершенно упрочит русскую государственность и в будущем даст большую денежную экономию, ибо предотвратит волнения и их последствия… Мне думается, что назначение киргиза управляющ[им] обл[астью] сейчас не совсем удобно и может только осложнить дело управления… Мероприятия, коими Всероссийское Правительство может привлечь киргиз и башкир на свою сторону, примерно таковы: улучшить продовольственный вопрос – гл[авным] обр[азом] дать в степь муку и чай, железо и хоть немного ситцу. Муки в степи нет совсем. Чай до 240 руб. фунт. Надо улучшить снабжение водой, устроить пруды, колодцы, орошение. Открыть почту и усилить телеграф, основать города или меновые дворы. Усилить школы. Выделить государственный] элемент и его наградить халатами, оружием, чинами и орденами, медалями, тогда мы будем иметь в степи надежных лиц, которые облегчат государственную задачу строительства России. Главное богатство кочевников – скот. В степи же нет ни одного ветеринарного врача, ни одного аптечного пункта и никаких мер к снабжению сеном на случай засухи не принимают власти. Этим путем мы можем себя укрепить навсегда»¹⁷⁰¹. «В конце Записки» с целью подчеркнуть собственную значимость Дутов не преминул отметить, что в Туркестане под его руководством вел антибольшевистскую работу полковник И.М. Зайцев, хотя в действительности последний действовал вполне самостоятельно.

Интересное наблюдение о психологии киргизов сделал неизвестный офицер Волжского конного дивизиона корнета Б.К. Фортунатов: «Странная у киргиз психология. Они чтут и преклоняются только силе физической и богатству. То и другое по их понятиям неразлучно. Киргизин не может представить человека сильного бедным и богатым человека, но слабого. Стоит только перейти с ними на тон, не напоминающий о силе, как они становятся недоступными и упрямыми»¹⁷⁰². Безусловно, в своих решениях Дутов был вынужден учитывать психологию местного населения.

Известно несколько плакатов, выпущенных военно-административным управлением района Оренбургской армии осенью 1919 г. и касающихся положения мусульманского населения. В одном из них говорилось: «Инородцы всего Степного края – враги большевизма. Сыны степей бьются с ними на фронте. Помните о них и помогайте воинам-инородцам и их семьям, пострадавшим от предателей и насильников – большевиков»¹⁷⁰³. Призыв другого гласил: «Оставить беднейших пострадавших от большевиков инородцев – киргиз, татар и башкир в степи без материальной помощи – преступление перед Россией! Помогайте им чем можете!!!»¹⁷⁰⁴

Конечно, в условиях Гражданской войны предложенный Дутовым план развития киргизской степи представляется полуфантастическим, но в обстановке мирного времени он, как мне кажется, был бы единственно верным. Нельзя согласиться с утверждением о том, что «Записка» свидетельствует о великодержавном характере намерений Дутова¹⁷⁰⁵, документ говорит скорее о государственническом подходе атамана к национальной политике – единственно возможном с точки зрения не какого-либо отдельного народа, а всей страны в целом. Узконационалистические и антигосударственные взгляды казахских и башкирских националистов были мною описаны в разделе о приходе к власти адмирала А.В. Колчака.

В июне 1919 г. в канцелярии Главного начальника Южно-Уральского края был составлен доклад об организации бывшего Оренбургского генерал-губернаторства, автор которого полагал, что «туземное население… привыкло считать, что в годину бедствий, в годину испытаний оно всегда найдет поддержку от необъятной России, у которой всегда есть в Оренбурге мудрые и благожелательно к нему настроенные правители. Ввиду такой создавшейся исторической обстановки, необходимо, по-моему, теперь же в годину неслыханных испытаний, ниспосланных как всей России вообще, так в особенности Туркестанскому краю, воссоздать управление Оренбургским краем на широких авторитетных основаниях, с тем чтобы эта власть снова способствовала возрождению нашей связи с оторванным Туркестанским краем, всеми мерами способствовала его скорейшему освобождению из-под гнета большевиков. С этой точки зрения, может быть, не только не следовало расформировывать особой Оренбургской армии, а наоборот – следовало бы ее, оборудовавши как следует со стороны технико-стратегической, усилить в должной мере для того, чтобы она свои освободительные действия могла повести с усиленной активностью и в направлении к Ташкенту»¹⁷⁰⁶. Впрочем, Ставка, видимо, придерживалась иной точки зрения.

В начале мая 1919 г. Дутовым было составлено обращение к киргизскому народу:

«Сыны степей! Я, атаман Дутов, зная Вас, любя Вас, посылаю в степь одного из почитаемых Вами сынов Ваших Джан-Султан-Чуваковича-Сейдалина. Никто, как свой, не может понять Вас и знать Ваши нужды. Большевики разрушили все, что могли, и потому и Вам живется скверно. Нет у Вас ни хлеба, ни чая, ни сахара, ни ситца, ничего нет и купить не можете. Мало этого, Ваши табуны, Ваши верблюды и бараны и небольшое имущество – все это не в безопасности. Жестокий враг наш все хочет взять себе и ничего не дать. Нет закона и порядка у большевиков. Я знаю, что Вы тоже не любите большевиков. Я знаю Вас очень хорошо, братья киргизы. Когда я был у Вас в степи, Вы меня встречали, Вы меня уважали, и я помню это – вот почему я хочу помочь Вам, а для этого прошу моему представителю Сейдалину верить во всем, что он скажет, и сказать ему все нужды Ваши, дабы я мог помочь Вам и доложить обо всем Верховному Правителю. Вы живете далеко, о Вас иногда забывают, вот почему я хочу Вам дать возможность сказать свое слово. Я знаю, как в холодные зимы Вы теряете лошадей и баранов, я знаю, как гибнут Ваши табуны, когда нет травы и воды. Вам надо помочь так, чтобы все это устранить. Вам нужны колодцы, арыки, Вам нужны сенокосилки, грабли, Вам нужны железо, гвозди, машины и проч. Вам нужна почта и телеграф, Вам нужны ярмарки, где Вы могли бы купить все и продать, Вам нужны школы и газеты, чтобы знать, что делается везде, а не слушать одне сплетни и запугивания. Вам нужны лекарства, больницы, фельдшера и доктора как для людей, так и для Ваших табунов. Вам нужны мечети, где Вы могли поблагодарить или попросить Аллаха о Ваших нуждах и делах. Вас нужно уберечь от разбойников, Вас грабящих. Вам нужен свой суд по обычаю предков и по Вашему Закону. Вам нужен хлеб и мука. Все это мне известно, и о Вас болит моя душа. Поэтому я и посылаю лицо Вам известное и происходящее от Вас же, скажите ему Ваши нужды и как Вам помочь, я буду стараться сделать это.

Голос народа – голос Аллаха, и он сам укажет путь Вашей помощи. Красивые слова – их лучше дело. Я жду от Вас этого дела и уверен, что Вы скажете дело. Не думайте, народы степей, что Вас забыли или что Вам не хотят помочь. Как видите, далеко не так. Я также хочу знать Ваш голос, Ваше согласие и Ваши указания – скажите их и они будут служить Всероссийскому Правительству указанием того, что для Вас нужно.

Шлю Вам свой привет, да хранит Аллах Вас и Ваши табуны»¹⁷⁰⁷.

При этом Дутов обоснованно не доверял киргизским лидерам. В своем письме Колчаку от 24 апреля 1919 г. он писал: «Агитация среди населения идет усиленным темпом, и я думаю, что будет своевременным вернуться к старой¹⁷⁰⁸ дислокации, т. е. опять занять казачьими гарнизонами (по сотне) Тургай, Иргиз и Кара-бутак. Этой мерой в значительной степени успокоится степь, и не будет у большевиков места для сбора. Только необходимо снабдить эти гарнизоны пулеметами, достаточными запасами патрон, муки, овса и др[угих] запасов продовольствия. Я позволяю себе об этом писать Вам потому, что хорошо знаю степь и их нравы. Подобная мера очень упрочит государственную власть русского народа и совершенно сведет к нулю все сепаратные попытки Алаш-Орды. Агентурным путем мною добыты сведения, что Алаш-Орда и, в частности, партия Букейханова¹⁷⁰⁹, вступили в какие-то тайные сношения с большевиками, и даже предполагался в мае м[еся]це съезд киргизских представителей в Оренбурге для провозглашения независимости Алаш-Орды. Теперь, ввиду боев под Оренбургом, конечно, съезд не состоится, но знаменателен сам факт, и он, хотя и слабо, похож на Башкирский вопрос. Смею Вас заверить, что весь киргизский народ, в своей массе, совершенно не думает о сепаратизме и независимости, а только небольшая кучка интеллигенции и честолюбцев – аксакалов желают власти, из-за личных, гл[авным] обр[азом] грабительских целей и потому вышеприведенные меры могут значительно успокоить все…»¹⁷¹⁰

Фраза Дутова относительно съезда киргизских представителей в Оренбурге свидетельствует о его осторожном отношении к политической активности башкир и киргизов. Такой подход имел основания – без контроля со стороны русской администрации башкирские лидеры начинали откровенную травлю русского населения. В частности, башкирское правительство устранило на подконтрольной ему территории русскую милицию, что при чересполосном расселении русских и башкир делало условия существования русского населения крайне тяжелыми¹⁷¹¹. Ни башкиры, ни киргизы до Гражданской войны не имели опыта государственного строительства, в связи с чем их стремление к самостоятельности в основном выливалось в сепаратизм и русофобию. Добавлю, что помимо башкирских и киргизских частей на подконтрольной Дутову территории шла работа по созданию и других национальных частей, в частности украинских, польских и югославянских¹⁷¹².

Не был присущ Дутову и антисемитизм, несмотря на значительную роль, которую играли евреи в рядах большевиков. Уже 22 ноября 1917 г. к Дутову явилась еврейская делегация, обеспокоенная возможностью погрома. Атаман заявил делегатам, что «погромное настроение, особенно по отношению к евреям, может повести к нежелательным последствиям»¹⁷¹³.

По причине активного участия евреев в большевистском движении антисемитские настроения были чрезвычайно популярны в белом лагере. На 2-м чрезвычайном Войсковом Круге в Верхнеуральске депутат Русяев отметил исключительную роль евреев у большевиков и их стремление захватить власть¹⁷¹⁴. Убежденным антисемитом был один из крупных военачальников армии Дутова – генерал А.С. Бакич. Такие же воззрения разделял родственник и однокашник Дутова главнокомандующий армиями Восточного фронта Генерального штаба генерал-лейтенант К.В. Сахаров, который на генерала С.А. Щепихина «произвел впечатление совершенно ненормального человека»¹⁷¹⁵.

Дутову, по всей видимости, немалых усилий стоило недопущение конфликтов на почве национальной розни. В связи с беспорядком, характерным для белого тыла, атаману приходилось разбираться с произволом местных властей, в том числе и в отношении евреев. В частности, в такого рода злоупотреблениях был обвинен начальник гарнизона города Кустаная Тургайской области штабс-капитан Коваленко. Кустанайский уезд входил в Оренбургский военный округ и Оренбургский край и, таким образом, подчинялся Дутову, являясь предметом постоянной головной боли оренбургского атамана как в связи с разного рода злоупотреблениями местной администрации, так и по причине пробольшевистских настроений местного населения. Коваленко отличился изданием приказа № 22 от 25 февраля 1919 г. по гарнизону города Кустаная, в котором указал, что «ввиду крайне осложнившегося квартирного вопроса признаю необходимым в 7-ми дневный срок выселить из города в уезд за 100 верст от железной дороги всех евреев и военнообязанных без различия национальностей… Выселению не подлежат военнообязанные и евреи-врачи, фельдшера, служащие на электрической станции и служащие аптек и аптекарских магазинов»¹⁷¹⁶.

Краснеть за распоряжение незадачливого обер-офицера пришлось Дутову, который телеграфировал в Омск 14 марта 1919 г.: «Коваленко мною не назначался, постановления о выселении евреев Кустаная я не делал, Коваленко будет смещен [с] должности, приказ передан [по] телеграфу. По должности нач[альника] края я никаких распоряжений не отдавал, ибо еще к исполнению только приступаю»¹⁷¹⁷.

Нельзя не отметить и то, что сами еврейские общины Южного Урала старались содействовать Дутову. В частности, как ни парадоксально, но наиболее значительное пожертвование на восстановление сожженных большевиками в 1918 г. станиц Оренбургского казачьего войска в размере 100 000 руб. было сделано оренбургской еврейской общиной¹⁷¹⁸. Скорее всего, это было именно добровольным пожертвованием и едва ли могло иметь место какое-либо принуждение оренбургских евреев к этому шагу со стороны казачьей администрации – в противном случае об этом бы трубили все оппозиционные газеты. Товарищем городского головы Оренбурга при Дутове в 1918 г. был еврей по национальности Аронсон¹⁷¹⁹. Небезынтересно и то, что оренбургские казачьи части обслуживали в значительной степени врачи-евреи. Думается, это было едва ли возможно в том случае, если бы командующий армией был антисемитом. 1 декабря 1918 г. в 1-й женской гимназии Оренбурга состоялся вечер еврейской музыки и народных песен, организованный еврейским рабочим клубом, действовавшим в городе с конца года¹⁷²⁰.

На Южном Урале пропагандистскими органами белых не выпускались плакаты и листовки антисемитского содержания. Однако нужно отметить, что «еврейскую карту» активно разыгрывала пропаганда белых в Сибири, выпустившая множество антибольшевистских плакатов антисемитской направленности. Не исключено, что подобный материал, обращенный к низменным чувствам населения, попадал и на Южный Урал.

Вовлекая в антибольшевистское движение представителей национальных меньшинств, Дутов исходил из сугубо государственнической точки зрения, стараясь привлечь в ряды своих сторонников максимально широкие слои населения. Все вышеперечисленное позволяет сделать вывод о достаточно продуманной и взвешенной политике Дутова в этноконфессиональном вопросе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.