6.10. ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ВОКРУГ ПЕТРА — ДВА ПЕТЕРБУРЖЦА

6.10. ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ВОКРУГ ПЕТРА — ДВА ПЕТЕРБУРЖЦА

 Иосиф Бродский. Пётр Первый скончался в тот же день по старому стилю, что Бродский по новому — 28 января. Поэт петербуржец стихов о Петре не писал. Он писал о нём эссе, называл «единственным мечтателем среди русских императоров», а стихов не писал. Зато Бродский сравнивал Петра с Лениным и даже сравнил их памятники. Он первый увидел, насколько символика зданий вокруг «человека на броневике» у Финляндского вокзала проигрывает символике, окружающей Медного всадника:

«Слева от себя человек на броневике имеет псевдоклассическое здание райкома партии и небезызвестные "Кресты" — самый большой в России дом предварительного заключения. Справа — Артиллерийская академия и, если проследить, куда указывает его протянутая рука... — ленинградское управление КГБ. Что касается Медного всадника, у него тоже по правую руку имеется военное учреждение — Адмиралтейство, однако слева — Сенат, ныне Государственный исторический архив, а вытянутой рукой он указывает через реку на Университет, здание которого он построил, и в котором человек с броневика позднее получил кое-какое образование».

Бродский полагал, что Ленин, «пожалуй, только в двух отношениях был сходен с Петром I: в знании Европы и в безжалостности». Здесь, возможно, лежит разгадка, почему в стихах Бродского есть «всадник мёртвый» и нет Петра. Вспомните строфы из «Писем римскому другу»:

«Говоришь, что все наместники — ворюги? Но ворюга мне милей, чем кровопийца».

Наместниками поэт называл секретарей горкомов и обкомов Империи, Цезарем — добродушного Брежнева, мастера аппаратных игр и любителя застолий. Это была наполовину вегетарианская Империя: в 70-е годы в Ленинграде убийство считалось событием, о спецпайках и лечении в Четвертом управлении народ судачил на кухнях. Воровство наместников даже отдаленно не шло в сравнение с делами современных российских чиновников.

Империя обидела поэта, не то чтобы жестоко, но глупо. И всё же изгнанник в своём далеке понял, что, обрушив советский социализм, Россия вляпалась в гораздо худшую беду. О новой России Бродский не писал стихов, как не писал о Петре. Эти темы пересеклись в романе другого петербуржца, долгожителя Империи, дожившего до счастья «жить в эту пору прекрасную».

Даниил Гранин. В 2000 г. в журнале «Дружба народов» был опубликовал роман Гранина «Вечера с Петром Великим». Автор завершил роман на пороге своего 80-летия. Книга посвящена размышлениям о Петре, о гении и злодействе и об уроках истории. Фабула построена вокруг бесед о Петре нескольких второсортных россиян. Случай свёл их в захиревшем санатории в окрестностях Петербурга. Вечерами они собираются в заколоченном прибрежном корпусе, выпивают, закусывают и главным образом беседуют. Компания подобралась разношёрстная: профессор-энтомолог, шофёр-дальнобойщик, чиновник но кадрам, театральный художник и главный рассказчик — уволенный школьный учитель, бывший историк. Историк, фамилия его Молочков, является преданным поклонником Петра Первого. Знания у него обширные, рассказывает он увлекательно и слушатели как бы переносятся в эпоху Петра. Переносятся, сравнивают с настоящим, и... возвращаются в прошлое. Ведь они собрались отдохнуть душой, а не слушать надоевшие всем рассказы чиновника о досуге и доходах власть имущих:

«Мы устали от его обличений, от своей бессильной злости. Злость хороша как приправа, всё это жульё, что обворовывало и обманывало нас в последнее время, — оно ещё отравляло нас ненавистью, не хотелось больше слушать о них. Нас больше влекло прошлое, когда Россия мужала, поднималась как на дрожжах..»

Темой бесед остаётся Пётр; вокруг построен роман. Современность служит обрамлением. Но она присутствует в беседах о Петре. Присутствует в мыслях читателя. Это и есть мастерство, когда додумываешь недосказанное. Пересказывать книгу нет нужды. В ней важен не сюжет, а диалоги, штрихи к портрету Петра и... к современности. Вот такой диалог:

«— А я бы другую метафору для Петра придумал. Герб. Два скрещенных топора, один плотницкий, другой палаческий.

— Виталий Викентьевич, профессор нарочно заводит вас, — сказал Сергей. — Кого ещё нам любить в русской истории, если не Петра?

— Логично, — сказал Гераскин. — Нам бы ещё одного, двух таких, как Петр...

— Нет уж, увольте, хватит, — сказал профессор. — Пожить бы без вождей, царей и идей.

— Учитель признался, что ничего плохого в монархизме не видит... человеческий пример Петра, пример того, сколько может успеть за свою жизнь правитель, какие горы своротить, когда у него есть светлая цель. Феномен Петра заключается в его воле».

Но и воля, но словам Молочкова, не помогла царю победить взяточничество: « Безнадёжность озлобляла Петра, он должен был уничтожать эту пакость, не может того быть, чтобы не отыскать честного человека. Вешал, на кол сажал, видел, что проку нет, порок был то ли в механизме государственном, то ли в устройстве русской жизни, найти не мог». Итог подвел профессор: « В России, как воровали при Петре, как брали, так и берут. Может, больше». — «Много больше», — подтвердил чиновник.

 Интересны штрихи к портрету Петра. Хотя бы о знаменитой дубинке. Оказывается, царь чаще ходил с тростью. Лёгкой, из пальмового дерева. На её гранях блестели медные шляпки гвоздей, рядом стояли надписи. Гвозди отмечали размеры, надписи поясняли: аршин русский, английский, датский, страсбургский, шведский. Трость служила для замеров на верфях и стройках. Но Пётр ходил и с дубинкой и даже убил ей солдата, вытащившего слиток меди из сгоревшего дома.

Гранин не скрывает «жесточь» Петра, но устами Молочкова пытается его оправдать. Учитель говорит о травме детства, ведь на глазах маленького Петра стрельцы сбросили на пики близких ему людей. Ссылается на жестокость века — европейцы тоже были жестоки. И неожиданно заключает: «Наверное, то была не жестокость, Петр не получал наслаждения от своих расправ, но удержаться не мог, над ним ничего не было — ни закона, ни обычаев, ни уважения к человеку. Рабы. Все кругом рабским духом пропитаны. Способствовало и чувство... превосходства гения, знающего себе цену». При строительстве Петербурга учитель признаёт безразличие царя к судьбам согнанных мужиков и тут же добавляет: «Строился ли Петербург на костях — расхожее это выражение, однако не подкреплено фактами. Сколько погибло за годы строительства — нет данных. Учёта не велось... Каких-либо сведений о бунтах, недовольствах нет. Не было и массового бегства строителей. Царь строго спрашивал за эпидемии, за смертность. Сделали для работников госпитали, приюты увечным».

Молочков делает вывод, что Пётр не злодей:

«Да он убийца, Глебова убил, за что? — говорил Молочков. — Подумаешь, любовник бывший жены, царицы Евдокии. Разве за это убивают? Гамильтон свою любовницу — казнил. За что? Умертвила своего новорожденного, незаконного. Разве за это убивают? Солдата безымянного заколотил дубинкой насмерть. Ежели привлечь его за превышение власти, то можно судить как отъявленного преступника. Но разве он преступник? В нём и злодейства нет. Из всех его преступлений злодейство не складывается. Петру идея Отчизны опутала сердце. Как вывести итог — не знаю. Люблю его и стыжусь своей любви».

Даже пыткам и уничтожению Петром сына Алексея находит оправдание преданный Молочков. Получается, что Пётр поступил, как римский герой древности, Луций Юний Брут, ради интересов Отчизны казнивший двух сыновей. Это значит, что преступление Петра вовсе не преступление, а подвиг, достойный древних. Используя Молочкова, Гранин вбрасывает эту версию, но сам отстраняется. Ведь не писатель, а полусумасшедший учитель так думает. Общий итог деятельности Петра, высказанный Молочковым, не встречает в компании возражений:

«Несчастная страна, — рассуждал Дремов. — Интересно, Россия при Петре чувствовала себя несчастной? — Нет, не замечал, — улыбаясь, сказал Молочков. — Страна уже давно томилась своею отсталостью от европейских народов. Петр не насильничал, Россия сама хотела стать другой. Что мешало после смерти государя вернуться к прежним порядкам, влезть в старые одежды? Нет, не захотели».

Последние главы книги несут приметные черты женского романа со всеми атрибутами — изменой, коварством, заговорами, преступлениями и любовью до гроба. Кажется, что многоопытный автор, размышляя, как покрепче построить новый корабль, разделил его на отсеки, с тем, чтобы обеспечить плавучесть, если обнаружится течь. В «Вечерах с Петром Великим» каждый найдёт своё. Книга — бальзам на /тушу для почитателей Петра. Здесь есть интересные факты для любителей исторических анекдотов. Найдёт своё и противник сегодняшней России. Наконец, главы про женщин Петра увлекут любителей амурных историй.

Роман благожелательно, хотя с оговорками, встретили в литературных кругах и одобрили в Кремле (автору простили скромное фрондёрство). В 2002 г. «Вечера с Петром» были удостоены Государственной премии России. Были, конечно, недовольные — уж слишком пропетровским получился роман. В сентябре 2010 г. историк Европейского университета профессор Евгений Анисимов выступил на филологическом факультете Санкт-Петербургского государственного университета с докладом «Пётр I: добрый или злой гений русской истории?». Западник Анисимов одобрял разворот Петра в Европу, но осуждал заплаченную цену — ведь пострадали люди и свобода: «Логика государственная почти всегда не совпадает с логикой человеческой». Николай Кутафьин, автор заметки об Анисимове, добавляет: «Писатель Даниил Гранин в книге "Вечера с Петром Великим", на мой взгляд, несколько идеализирует личность царя-реформатора». И ссылается на миф о 100 тыс. погибших строителей и городе на костях.

В феврале 2011 г. режиссёр Владимир Бортко завершил съемки 4-серийного телефильма «Петр I. Завещание». Это фильм о пожилом Петре, его одиночестве, предательствах и последней любви к юной Марии Кантемир. Сценарий писали Бортко и Игорь Афанасьев. Гранин давал советы по ходу съемки. Петра играет Александр Балуев, Марию — Лиза Боярская, отца Марии, князя Кантемира — отец Лизы, Михаил Боярский. Премьера намечена на май 2011 г. На заметку о съемках фильма, опубликованную на сайте «Российской газеты» 25 ноября 2010 г., сразу появился комментарий. Посетитель Сергей пишет: «Маразм, Пётр I — чудовище; режиссер культивирует личность, которая погрязла в разврате, уничтожении собственного народа».

Борьба мифологий о Петре I продолжается.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.