История Чжао Фэйянь и ее сестры
История Чжао Фэйянь и ее сестры
В качестве примера жестоких придворных интриг довольно показательна новелла Цинь Чуня, рассказывающая о наложнице императора Чэн-ди (32–7 гг. до н. э.) Порхающей ласточке, ставшей затем императрицей Чжао Фэйянь. Здесь мы найдем и интригу, и попытку обмануть Сына Неба, выдав чужого ребенка за его сына, и соперничество наложниц.
Императрица Чжао отличалась редкостной тонкостью стана и ступала так грациозно, словно несла цветок, чуть колышущийся в руке. Ни у кого больше не было такой поступи! Когда они жила в доме Чжоу, ее прозвали Фэйянь — Порхающая Ласточка.
Попав во дворец императора Чэн-ди, Фэйянь сумела ввести туда и свою младшую сестру. После того как младшенькая удостоилась близости императора, ей был пожалован титул «чжа-ои» (почетный титул, который император в особых случаях жаловал наложнице; приравнивался к рангу министра, а по званию — к княжескому достоинству. — В. У.). Она была мастерица пошутить и остро ответить, узка костью и нежна кожею. Обе сестры считались первыми красавицами Поднебесной и затмили всех других красавиц во дворце.
Итак, чжаои появилась при дворе, и с тех пор Чэн-ди редко осчастливливал своим посещением Восточные покои, потому что чжаои обитала в Западных. Вдовствующая же императрица жила в Срединном дворце.
Чжао Фэйянь только и мечтала о том, чтобы родить сына. Она составила дальновидный план, как утвердить и упрочить свое положение, и ради этого часто приглашала одного юношу, из тех, о ком говорят, что они «ездят на волах» (то есть юноша был знатного рода, но обедневшего настолько, что конь для выезда ему был не по средствам. — В. У.).
Как-то раз император в сопровождении трех или четырех слуг направился в покои императрицы, а та, ни о чем не подозревая, как раз предавалась разврату. Приближенные поспешили ей доложить, что государь здесь.
Китайские придворные дамы. Цзяо Бинч Цен. Конец XVII — начало XVIII века
Императрица страшно перепугалась и кинулась ему навстречу с развалившейся прической, со всклокоченными волосами, со сбивчивыми речами на устах. Император заподозрил неладное. Посидев немного, он услыхал за стеною, завешенной ковром, мужской кашель и тут же вышел.
После этого Чэн-ди решил погубить императрицу, и спасло ее лишь заступничество чжаои.
Как-то Чэн-ди с чжаои пили вино. Вдруг император откинул рукава и вперил в чжаои негодующий взгляд. Взгляд был столь грозен и гневен, что выдержать его было невозможно.
Чжаои тут же вскочила и простерлась ниц перед императором:
— Раба ваша была слишком бедна и низка родом, — говорила она, — чтобы хоть помыслить о вашей любви. Но она сделалась одной из прислужниц внутренних покоев, удостоилась высочайшей близости, возвысилась над толпою остальных. Ваше доверие, благосклонность, милость и любовь легко могут обратить меня в жертву завистливой клеветы. Вдобавок я не знаю, что дозволено, а что нет, и потому в любой миг могу утратить ваше расположение. Раба ваша молит лишь об одном — даруйте ей быструю смерть и тем окажите величайшую из милостей.
И чжаои залилась слезами. Император собственноручно поднял ее и промолвил:
— Сядь! Я хочу поговорить с тобой. Затем он продолжал:
Ты ни в чем не провинилась. Но голову твоей сестры я хочу увидеть вздернутой на шест, хочу отсечь ей кисти и ступни, а тело бросить в отхожее место.
Неужели вина ее перед вами так велика? — спросила чжаои.
Тут Чэн-ди рассказал о кашле за ковром. Чжаои сказала:
— Лишь благодаря императрице попала во дворец ваша раба. Если императрица умрет, как я останусь одна? И потом, если вы казните императрицу, в Поднебесной найдутся люди, достаточно дерзкие, чтобы добраться до истинной причины. Умоляю вас, велите лучше сварить меня заживо или разрубить на части!
Две девушки. Художники Чжао Гуйджин и Ван Вэйфан
Она пришла в такое волнение, что упала без памяти.
Император растерялся, поспешил поднять чжаои и сказал:
— Только ради тебя я милую императрицу. Пусть все останется между нами. Ну, можно ли так волноваться!
Но чжаои долго не могла успокоиться.
Что же до юноши, скрывавшегося в покоях императрицы, то император приказал тайно разузнать, кто он таков. Он оказался сыном некого Чэнь Чуна из императорской стражи. Император распорядился умертвить его дома. Сам Чэнь Чун был лишь отстранен от должности.
Чжаои между тем отправилась к императрице, рассказала ей о своем разговоре с императором и закончила так:
— Сестра, помнишь ли, как мы бедствовали? Ведь мы просто погибали от голода и холода! Вместе с соседскими девочками я плела туфли из травы, а ты выносила их на рынок, и на вырученные деньги мы покупали горсть риса. Однажды ты вернулась, принесла рис, но тут разразилась страшная буря, а у нас не было даже хвороста, чтобы развести огонь и приготовить пищу. Голодные, озябшие, мы никак не могли заснуть. Ты велела мне покрепче прижаться к твоей спине, и мы заплакали. Неужели ты все забыла? Сейчас мы счастливы, живем в довольстве и почете, никто не может сравниться с нами, но ты сама губишь себя, сестра! Если ты еще раз пренебрежешь осторожностью и снова провинишься, а император снова разгневается, тебе уже ничем не поможешь. Ты не только лишишься головы, но будешь выставлена на позорище перед всей Поднебесной. Сейчас я еще сумела тебя спасти. Но никто не знает своего смертного часа. Случись мне умереть — кто тебе поможет, сестра?
Чжаои рыдала безутешно. Императрица также расплакалась.
Крылатый зверь Ишоу с детенышем. Синьцзянский белый нефрит
После этого император уже не посещал покои императрицы. Единственная, кого он осчастливливал своими посещениями, была чжаои.
Как-то раз чжаои купалась, а император украдкой подглядывал за нею. Прислужницы ей доложили, и она поспешно скрылась в уголок, не освещенный фонарем, и император проникся еще большей любовью к ней.
На другой день чжаои снова пошла купаться. Император тайно одарил прислужниц, чтобы они молчали. Сквозь щелку в ширме император увидел расходящуюся кругами душистую воду купальни, а в середине — чжаои, подобную прозрачной яшме, погруженной в прохладный источник. Мысли и желания его всколыхнулись, заклокотали, словно он потерял всякую власть над ними. Обратившись к одному из придворных, император сказал:
— С древних времен повелось, что императору нельзя иметь двух законных жен. Как жаль! Если бы не обычай, я непременно сделал бы императрицею и чжаои!
Императрица услыхала, что император подсматривал за купаньем чжаои и стал к ней еще благосклоннее; тогда она тоже решила искупаться в присутствии императора и пригласила его.
Император пришел: в купальне Чжао Фэй-янь не только разделась донага, но и позволила себе игриво обрызгать императора водой. Однако чем больше она старалась обольстить императора, тем меньше это ему нравилось; в конце концов, не дождавшись конца купания, он ушел.
— Он любит одну чжаои, ничего не поделаешь, — заплакала Чжао Фэйянь.
В день рождения Чжао Фэйянь чжаои явилась с поздравлениями. Вместе с ней прибыл и император. Не осушив первого кубка и наполовину, императрица всплакнула, потом еще и еще раз — она хотела разжалобить императора.
— Другие от вина веселеют, — сказал император, — а ты опечалилась. Что у тебя за горе?
Ивовый мост на территории Летнего императорского дворца
— Мне вспомнилось, как я жила в Дальних покоях и вы осчастливили их своим посещением. Я стояла позади императрицы, и вы смотрели на меня, не сводя глаз. Императрица поняла ваше желание и послала меня прислуживать вам. Я удостоилась чести вас одевать. Я сняла с вас несвежее белье и хотела его постирать, но вы сказали: «Оставь себе на память». Не прошло и нескольких дней, как вы снова посетили Дальние покои. Следы ваших зубов долго оставались на моей шее. Я вспомнила об этом и невольно заплакала.
Император тоже вспомнил минувшее, пожалел о нем, и любовное желание пробудилось вновь. Он глядел на Фэйянь и молча вздыхал.
Чжаои поняла желание императора, попрощалась и вышла. Император покинул Восточные покои лишь с наступлением сумерек.
Благосклонность императора внушила императрице хитроумный замысел: спустя три месяца она объявила, будто ждет ребенка. Послание, поданное ею императору, гласило: «Ваша покорная супруга уже давно обитает в императорских покоях. Сначала она удостоилась высочайшей близости, затем была пожалована высоким званием. Тому минуло немного лет. Недавно, по случаю дня своего рождения, она вновь удостоилась высочайшей милости: Вы снизошли до того, что поздравили ее, посетив Восточные покои. Она удостоилась чести долго пробыть с Вами вместе, и Вы вновь одарили ее своей любовью. Ваша покорная супруга в последние месяцы ощущает, что ложесна ее наполнилась. Она не страдает более месячными недомоганиями, хотя вкус к пище сохраняет по-прежнему. Она мыслит об отпрыске священномудрого императора, заключенном в ее ложесне, и чудится ей, будто дневное светило вошло в ее чрево. Как лучи солнца, пронизывающие радугу, служат благим предзнаменованием, так и дракон, опустившийся на ее грудь, явился вестником счастья. Ожидая рождения Вашего несравненного наследника, супруга Ваша жаждет поспешить в тронный зал, дабы узреть мудрейшего и светлейшего из смертных, и в радости предвкушает эту встречу. Вот что Ваша супруга почтительно доводит до Вашего сведения».
Заигрывания
Находясь в Западном дворце, император получил послание. Прочитав, он просиял от радости и отвечал императрице таким письмом:
«Ваше послание наполнило нас великою радостью. Супружеские связи — это суть и основа равновесия в обществе, они чрезвычайно важны для общества и трона, и первейшая их цель — продолжение рода. Сейчас, когда беременность Ваша только начинается, Вам надлежит быть постоянно в тепле и сытости. Надлежит далее избегать любых сильно возбуждающих лекарств и не принимать никакой пищи, кроме самой здоровой. В дальнейшем не утруждайте себя посланиями по всей форме — все просьбы, какие у Вас будут, можете передавать изустно через придворных».
Радостная весть разнеслась по императорским дворцам. Придворные забегали, засуетились. Чжао Фэйянь боялась, как бы император не пожаловал к ней сам и обман не открылся. Она принялась советоваться с одним придворным, неким Ван Шэном.
— Самое лучшее, — посоветовал Ван Шэн, — это сказать императору, что, когда женщина беременна, мужчина не должен ее касаться — иначе можно потревожить плод и вызвать выкидыш.
Императрица послала Ван Шэна с докладом к императору. Чэн-ди больше к ней не приходил и лишь посылал слуг осведомиться о здоровье.
Когда императрице подошло время рожать, император стал готовиться к обряду первого купания младенца. Чжао Фэйянь пригласила Ван Шэна и вместе с ним дворцового слугу и сказала так:
— Ван Шэн, ты служишь во дворце, хотя одежды отца твоего и деда были желты. Мне обязан ты и довольством, и почетом, которые ныне вкушаешь вместе со своею семьей. Эту историю с беременностью я выдумала, чтобы упрочить свое положение. На самом деле ничего нет. А срок уже подходит. Можешь ли что-нибудь придумать? Если дело кончится успешно, в прибыли будешь не только ты, но и твои потомки до десятого колена.
Ваш слуга мог бы найти для вас новорожденного младенца из простых, — ответил Ван Шэн, — и принести во дворец. А вы скажите, что это вы родили. Только нужна строгая тайна.
Так и сделаем! — сказала императрица.
Ван Шэн разыскал в предместье младенца нескольких дней от роду. Купил его за сто лянов серебром, положил в кошель и принес во дворец. Но, когда кошель открыли, младенец не дышал.
Он же мертвый! На что он годится? — воскликнула в испуге Чжао Фэйянь.
Ваш слуга строго соблюдал тайну! — сказал Ван Шэн. — В кошель не проникал воздух, и ребенок задохнулся. Я найду другого, а в крышке кошеля проделаю отверстие — тогда ребенок останется жив.
Ван Шэн нашел еще одного новорожденного и поспешил к дворцовым воротам. Он уже было вошел, как вдруг младенец заплакал. Ван Шэн испугался. Выждав некоторое время, он опять направился к воротам — ребенок снова заплакал. Так Ван Шэн не решился войти во дворец. Надо заметить, что охрана у Дальних покоев несла службу весьма исправно. После того случая с юношей император приказал охранять дворец с особым тщанием.
Ван Шэн явился к императрице и рассказал ей о своей неудаче. Императрица заплакала:
— Что же делать?
Между тем она «носила» уже более двенадцати лунных месяцев. Император очень этому дивился. Но кто-то подал ему доклад:
«Родительница императора Яо носила плод четырнадцать месяцев — и родила Яо. Несомненно, что тот, кого носит во чреве императрица, будет человеком совершенной мудрости».
Порхающая ласточка
Между тем императрица ничего не могла придумать и наконец послала к императору слугу с таким известием: «Прошлой ночью мне приснился дракон. Он спал со мною — и о, горе! Наследник совершенномудрого не родился».
Император повздыхал, подосадовал, но на том все и кончилось.
Чжаои понимала, что все это одна выдумка, и послала слугу передать императрице следующее:
«Наследник совершенномудрого так и не родился, хотя срок родов давно прошел. Тут и малого ребенка не провести — как же обмануть взрослых? Когда-нибудь все откроется, и я не знаю, какая смерть будет твоим уделом».
Об эту же самую пору одна из служанок в Дальних покоях, некая Чжу, обычно прислуживавшая за чаем, родила мальчика. Евнух Ли Шоугуан доложил императору. Император как раз сидел за трапезой вместе с чжаои. Чжаои разгневалась и сказала:
— Ваше величество всегда говорите, будто ходите лишь в Центральный дворец. А сейчас Чжу вдруг рожает ребенка! Откуда же он взялся?
И чжаои в отчаянии и горе бросилась на пол. Император собственноручно поднял ее и усадил. Тогда чжаои кликнула придворного по имени Цзи Гуй и приказала:
Ступай живее и принеси сюда этого ребенка! Цзи Гуй повиновался. Чжаои приказала:
Убей его!
Цзи Гуй медлил в нерешительности. Чжаои разгневалась еще пуще и напустилась на Цзи Гуя:
— Я плачу тебе жалованье, и немалое! Как ты думаешь — для чего? Не исполнишь приказа — велю убить и тебя!
Цзи Гуй ударил младенца о цоколь колонны и бросил труп на дворе у Дальних покоев.
С тех пор каждую дворцовую служанку, которая оказывалась беременна, казнили.
Птицы на цветущей ветке. Художник Зен Хао Лян
Шли годы, шаг императора стал нетверд, дыхание неровно — он уж не мог утолять желание чжаои. Тогда один алхимик преподнес императору снадобье. Его следовало опустить в большой глиняный кувшин с водой, воду разогреть до кипения, затем сменить и повторить все сначала, и так десять дней подряд, пока вода не перестанет закипать на огне. После этого лекарство полагалось принимать в течение ста дней.
Император ежедневно принимал по катышку и снова был способен утолять желание чжаои.
Однажды вечером в зале Дацин чжаои, захмелев, дала императору сразу десять катышков. Первую половину ночи император провел с чжаои за занавесом из красного шелка, ласкал ее и безудержно смеялся. Однако к полуночи он почувствовал головокружение. Он попытался сесть, в глазах потемнело, и он повалился на постель. Чжаои поспешно вскочила, принесла свечу. Император тяжело дышал — словно ключ с трудом выбивался из-под земли. Мгновение — и Чэн-ди испустил дух.
Вдовствующая императрица прислала слуг узнать, отчего скончался император. В страхе чжаои покончила с собой. А Чжао Фэйянь, хоть и давно утратив всякую власть, продолжала жить в Восточных покоях.
Однажды во сне она громко закричала от испуга. Прислужница подошла спросить, что случилось. Императрица рассказала:
— Только что мне привиделся император. Он восседал на облаке. Он милостиво разрешал сесть и мне, распорядился подать чаю. Придворные стали говорить ему: «В прежние дни императрица служила императору без должного почтения, а вы еще велите подать ей чаю». Я не смогла сдержать любопытства и спросила императора: «А где чжаои?». Император ответил: «Она погубила нескольких моих детей. В наказание за это она обращена в черепаху и теперь обитает в пещере, в темных водах Северного моря. Там она и останется жить тысячу лет, страдая от холодов и морозов».
Дети, играющие зимой. Художник Су Ханьчэнь
Данный текст является ознакомительным фрагментом.