Глава 20

Глава 20

Стикс вернулся с курсов в эскадрилью как раз вовремя, чтобы вместе со мной и Бастером посетить авиазавод «Бристоль эйркрафт компани» в Филтоне.[99] Мы должны были представлять экипажи, летающие на самолетах компании, и, как ожидалось, выступить перед большой группой рабочих в одной из столовых. Я страшился публичного выступления, но смог пробормотать несколько соответствующих слов, поблагодарить собравшихся от имени экипажей за то, что они обеспечивают нас такими прекрасными самолетами, как «бьюфайтеры». Я говорил искренне, но, поскольку чувствовал себя в роли оратора неадекватно, «сбросил бомбу» на Стикса, попросив его сказать пару слов. От взгляда, который он подарил мне, я должен был упасть замертво. Но вскоре он заставил переполненную столовую смеяться над своими шутками, большинство из которых были в мой адрес. Я заслужил это, неожиданно предоставив ему право произносить речь. Такие визиты, без сомнения, сделали много полезного и поощряли рабочих, которые получали немного почестей за свою тяжелую работу.

Днем 10 апреля из близлежащего штаба авиагруппы Берегового командования пришла информация о том, что один из наших дальних самолетов-разведчиков обнаружил в Бискайском заливе большой немецкий вооруженный рейдер, который в сопровождении кораблей эскорта с юго-запада приближался к устью Жиронды. Немедленно была организована ударная группа, состоящая из торпедоносцев «хемпден» из эскадрильи Королевских военно-воздушных сил Канады и шести «бью» из эскадрильи Берегового командования в Преданнаке. «Бью» должны были подавить зенитный огонь. Штабной офицер спросил меня, не хотел бы я помочь им тремя своими «бью». Ответ был: «Да». Перед нами стояла та же самая, что и перед «бью» из Берегового командования, задача – обстрелять корабли эскорта. На сей раз Стикс был в отпуске, потому я снова взял штурманом Блэкберна. Док Доугал донимал меня просьбами взять с собой, и я разрешил ему лететь в качестве пассажира. Были отобраны два других экипажа, и после согласования плана с «бью» из эскадрильи Берегового командования я проинструктировал их.

Мы взлетели, а через короткий интервал времени за нами последовали наши друзья из Берегового командования. Мы летели широким фронтом, двумя отдельными группами с интервалом в несколько километров, 141-я в авангарде. Когда мы над островами Силли достигли точки встречи с торпедоносцами, не было никаких их признаков. Я решил лететь дальше по запланированному маршруту, надеясь в конечном счете их встретить. В течение 45 минут мы видели только воду, поскольку скользили всего в 15 м над Атлантическим океаном, и я начал думать, что этот вылет оказался пустой тратой времени.

Док, который смотрел через мое плечо, первым что-то заметил:

– Что это там над горизонтом?

Я увидел вдали маленькие клубы дыма.

– Мой бог, это зенитки. «Хемпдены», должно быть, уже там.

Я повел свою группу на максимальной скорости. Спустя несколько секунд мы различили мачты судов – одного большого, сопровождаемого несколькими поменьше, которые из легких и тяжелых зенитных орудий вели потрясающий заградительный огонь перед самолетами-торпедоносцами. Конвой отчаянно маневрировал, чтобы уйти. Мощный всплеск, сопровождаемый масляным дымом, отметил могилу одного из торпедоносцев. Ни одно из судов, насколько мы могли видеть, не имело повреждений.

Мы все еще были в нескольких километрах, и немцы пока не заметили нас, потому что мы приближались быстро и на малой высоте, наши винты поднимали соленую водяную пыль. Я вызвал лидера «бью» из Берегового командования, чтобы они присоединились к нам во время атаки эскорта. Мы могли прорваться через мощный заградительный огонь зениток, только если бы одновременно атаковали разные корабли. К моему огорчению, он ответил, что считает торпедную атаку фактически законченной и собирается вести свои самолеты домой. Не было никакого смысла обсуждать это по радио, я вызвал оба своих экипажа и направил их для атаки сторожевых кораблей.

Небольшой эсминец[100] был в 1,5 км передо мной, и я выбрал его своей целью. До сих пор ни одна из зениток, казалось, не развернулась к нам. Корабли сконцентрировались на «хемпденах». Оказавшись на дистанции 800 м, я открыл огонь, и тогда «мой» корабль начал поворачивать вправо, к нам кормой, чтобы уменьшить свой силуэт. В то же время к нам понесся поток красных огненных шаров, не только из его зениток, но и с других кораблей конвоя. Воздух был заполнен металлом, и я не понимал, как мы сумели избежать попаданий. Я нажал большим пальцем на кнопку огня, и четыре пушки начали изрыгать бронебойные и осколочно-фугасные снаряды со скоростью 700 выстрелов в минуту. Наш самолет заполнился парами кордита, которые я едва замечал, сконцентрировавшись на удержании корабля в прицеле. Сначала фонтаны воды были лишь позади корабля.

Мой огонь был немного неточным. Все еще держа большой палец на кнопке огня, я слегка потянул штурвал на себя, чтобы лучше прицелиться. Теперь корабль покрылся вспышками огня и клубами дыма от попаданий снарядов из наших пушек. Мы приближались на скорости 370 км/ч, и нацистский корабль становился все больше и больше. Ответный огонь из его пушек прекратился. Экипаж, должно быть, погиб или искал защиту от нашего убийственного огня. Воздух заполнили разрывы снарядов, поскольку остальная часть конвоя пыталась сбить моих товарищей. На секунду или около того я был избавлен от огня с других кораблей, так как находился очень близко к их собственному кораблю. Я летел так низко, насколько смел, все время стреляя, в последний момент, когда казалось, что мы врежемся в корму судна, я взял штурвал на себя и чудом проскочил над мачтой. Затем, выполнив крутой правый разворот, мы спикировали к поверхности воды и на максимальной скорости повернули на запад, от конвоя.

Когда мы уходили, начался настоящий ад. Все нацисты набросились на нас, чтобы отомстить.

– Затрудните им работу, сэр. Маневрируйте, – раздался по внутренней связи голос Блэкберна, напоминая мне о противозенитном маневре.

Вокруг нас поднимались большие столбы воды, поскольку к легким зениткам присоединились тяжелые корабельные пушки. Один или два снаряда разорвались рядом с нами, опасно раскачивая самолет. С резким металлическим скрежетом осколки горячего металла пробивали наиболее важные места нашего доброго старого «бью». Наконец мы оказались вне досягаемости.

– С вами все в порядке?

Док и Блэкберн ответили, что в порядке.

– Блэкберн, вы видели два других наших самолета?

– Думаю, что ни один из них не уцелел, сэр. Когда мы приближались к нашей цели, я в течение секунды видел один, окруженный разрывами зенитных снарядов, затем в его районе был большой всплеск воды. Второй я вообще не видел.

Мое сердце оборвалось. Это было очень плохо.

Начинало темнеть. Корабль, который мы атаковали, казалось, потеряв управление, медленно шел по кругу, дымясь, но все еще оставаясь на плаву. Все другие суда выглядели невредимыми. Моей первоочередной заботой было попытаться связаться с другими нашими экипажами. Я вызвал их по радио. Макэндрю, пилот одного из «бью», ответил сразу и сообщил, что у него все хорошо и он также направляется домой. Другой экипаж не отвечал. Я надеялся и молился, чтобы он выжил, пусть даже попал в плен. Позднее я узнал, что этот самолет был сбит огнем тяжелой зенитной артиллерии и упал в море.

Два часа спустя Мак и я посадили наши «бью» в Преданнаке. Оба самолета были повреждены осколками зенитных снарядов, но не понесли серьезного ущерба. Я выпустил 520 20-мм снарядов одной длинной очередью – почти 6 секунд непрерывного огня, это была самая длинная очередь, которую выстрелил в течение всей войны. В среднем продолжительность одной очереди в бою была две-три секунды. Это было оправданно, поскольку мы повредили немецкий боевой корабль.

Однако в целом вылет я считал неудачным, в основном из-за ошибок во времени выхода в точку встречи и последовавшей за этим несогласованности действий в процессе атаки. Вооруженный рейдер ушел невредимым. Это вылет стоил нам потери одного «бью» и одного «хемпдена», несколько «хемпденов» вернулись тяжело поврежденными с ранеными членами экипажей. Я переживал потерю нашего экипажа и считал, что этого не случилось бы, если бы «бью» из Берегового командования участвовали в атаке. Я довольно резко высказал свое мнение командиру их эскадрильи, который, ввиду важности вылета, должен был лично вести свои самолеты. Фактически же его самолеты возглавлял один из опытных экипажей из числа сержантов. Этот инцидент в течение нескольких дней был причиной натянутых отношений между двумя нашими эскадрильями в Преданнаке, но они вернулись в доброжелательное русло, когда командир их эскадрильи был снят своим командованием. Его место занял один из командиров звена, превосходный лидер штурмовых атак «бью».

Я получил вызов на совещание в штаб Истребительного командования в Стенморе.[101] Штабной офицер сказал, что по телефону не может сообщить мне тему совещания, оставив меня в недоумении. На следующее утро я с Бастером Рейнольдсом вылетел на одном из «бью» нашей эскадрильи. В Нортхольте[102] нас ждал штабной автомобиль, быстро домчавший нас в Бентли-Прайри, обширную старую усадьбу, служившую штабом и мозговым центром Истребительного командования. Бастера и меня проводили в один из конференц-залов, где мы предстали перед множеством старших офицеров и двумя гражданскими, в одном из которых я узнал сотрудника научно-исследовательского учреждения средств связи из Деффорда, около Малверна. Мне сразу сказали, что моя эскадрилья отобрана для новых операций, получивших обозначение «Serrate».

Специальное подразделение Королевских ВВС, имевшее самолеты с секретной электронной аппаратурой, тратило все свое время, пытаясь перехватить и определить частоты вражеских радиостанций и радаров. Время от времени оно предпринимало опасные полеты над вражеской территорией или около нее, чтобы получить ценную информацию. Казалось, они смогли определить частоту бортовых радаров, используемых немецкими ночными истребителями. Используя их данные, ученые из института средств связи разработали устройство, которое, если его использовать вместе с нашим бортовым радаром, позволяло нам засекать местоположение немецких ночных истребителей всякий раз, когда они включали свои радары. Истребительное командование решило оснастить «бью» из 141-й эскадрильи этими «черными ящиками»[103] и послать их с потоками бомбардировщиков. Нашей задачей было сбить или отогнать возможно большее число немецких ночных истребителей, которые начинали наносить тяжелые удары нашим бомбардировщикам. Я предложил одновременно оборудовать и другие эскадрильи приборами «Serrate», чтобы мы могли направить большее число самолетов для сражения с немецкими ночными истребителями. Однако на совещании было решено, что, поскольку мы еще не так много знаем об этом «черном ящике», его будет использовать только моя эскадрилья. Преданнак не был идеальным местом для подобных вылетов, эскадрилья должна была находиться ближе к центру событий, поэтому в конце апреля мы должны будем перелететь в Уиттеринг, где самолеты оснастят «черными ящиками».

Затем мы обсудили, что делать с нашими собственными бортовыми радарами. Все понимали, что мы не можем позволить себе рисковать потерять над вражеской территорией наши новейшие РЛС, и потому мои «бью» должны будут использовать модель «Mk.4». Немногие самолеты, оснащенные радарами «Mk.7», будут заменены более ранними модификациями. После замечательных новостей относительно этих операций я воспринял это лишь как незначительное препятствие. Теперь эскадрилья должна была оказаться в самой гуще событий, и если бы мы смогли уберечь от врага всего несколько наших бомбардировщиков, то это принесло бы нам большое удовлетворение.

После совещания я буквально не находил себе места от волнения и едва мог дождаться дня, когда мы отправимся в Уиттеринг. Но не имел права рассказать об этом никому, кроме двух моих командиров звеньев – Дэвису и Винну, – поскольку операция была совершенно секретная. Вернувшись в Преданнак поздним вечером, я пригласил их обоих и сообщил о сути совещания, предупредив их, что они должны сохранять молчание, пока мы через две недели не прибудем на наш новый аэродром. Тогда в происходящее могла быть посвящена и остальная часть эскадрильи.

В течение двух последних недель в Преданнаке я выполнил еще один вылет под обозначением «рейнджер». Я взял Блэкберна в качестве штурмана и Бастера пассажиром. В ту светлую лунную ночь мы снова вели поиск авто– или железнодорожного транспорта на полуострове Бретань. Единственным движущимся объектом, который мы смогли увидеть во время этого патрулирования, был грузовик на шоссе юго-восточнее Бреста. Одна короткая очередь из наших пушек – и он врезался в придорожную канаву, превратившись в дымящиеся обломки. На пути домой мы увидели три торпедных катера, идущих на большой скорости в кильватерном строю. Я вывел «бью» в позицию для атаки замыкающего катера, на высоте 900 м перешел в пикирование и с дистанции 300 м открыл огонь. Раздался громкий удар, и яркая вспышка на мгновение осветила внутреннюю часть «бью». Она сопровождалась ударной волной. Первоначально я подумал, что в нас попали зенитки с торпедных катеров или же нас обстрелял незамеченный немецкий ночной истребитель. Выведя самолет из пикирования, я повернул к побережью Англии и по внутренней связи вызвал Блэкберна и Бастера, чтобы выяснить, все ли с ними в порядке. Бастер ответил:

– В нижней части фюзеляжа большая дыра.

– Хорошо, нам лучше вернуться на базу.

– Будьте настороже, Блэкберн, там может быть истребитель.

Дыра объясняла ветер, гулявший в фюзеляже, но я не был уверен в причине ее появления и в течение некоторого времени бросал наш самолет из стороны в сторону, на случай если поблизости находится немецкий ночной истребитель. Спустя 45 минут наш поврежденный «бью» приземлился в Преданнаке.

Осмотр показал, что, когда я нажал на кнопку огня, чтобы обстрелять торпедный катер, в барабане одной из наших пушек взорвался 20-мм снаряд. Повреждения были не очень серьезными, но, конечно, эффектными. Пушку, казалось, разорвало на половинки, и прямо под ней в фюзеляже образовалась большая дыра.

Один раз в месяц командир сектора ПВО приглашал командира авиастанции и меня к себе в Портрит,[104] чтобы обсудить административные проблемы и вопросы боевых действий. В последние дни пребывания эскадрильи в Преданнаке мы получили такое приглашение и вылетели к нему. Это была рутинная встреча, и после ленча мы отправились обратно на наш аэродром. Выполняя перед заходом на посадку круг над Преданнаком, мы, к нашему ужасу, заметили дымящиеся обломки самолета, разбросанные около одной из стоянок 141-й. Я вызвал контрольно-диспетчерский пункт и запросил, не один ли это из моих самолетов.

– Мне жаль, сэр, но боюсь, что так и есть.

Я приземлился настолько быстро, насколько это было возможно, и отправился на место крушения. Пожарные все еще поливали из брандспойтов тлеющие обломки, которыми была усеяна большая площадь. Пилотом был Осси, которого лишь несколькими неделями ранее я отчитывал за пролет над офицерской столовой в нашем отеле. С ним был несчастный Блэкберн, участвовавший со мной во многих боях.

Мне рассказали, что пилот, который был заместителем командира звена, во время тренировочного полета в плотном строю возглавлял два других «бью». Они летали «клином», и Осси несколько раз проводил их над аэродромом на предельно малой высоте, несмотря на предупреждения с контрольно-диспетчерского пункта не делать этого. Во время одного из этих проходов он опустился слишком низко, и законцовка крыла его самолета зацепила крышу барака «ниссен».[105] На большой скорости «бью» врезался в землю. Экипажи двух других самолетов поняли, что летят слишком низко, и вышли из строя. Этот глупый инцидент, стоивший жизни экипажу, мог легко привести к более трагичным последствиям, поскольку в бараке находились люди.

Я должен был испытывать печаль о смерти пилота, но все, что я чувствовал, это гнев. После грубого нарушения летной дисциплины ему дали еще один шанс, но, как только я ослабил внимание, он снова подвел эскадрилью. Он также был ответственен за гибель прекрасного штурмана, только что награжденного медалью «За летные боевые заслуги», и едва не убил многих других людей. На следующий день в Преданнак приехала жена Блэкберна, и я сказал ей, настолько мягко, насколько это возможно, что произошел несчастный случай и что ее муж погиб мгновенно. По крайней мере, последние мои слова были правдой. К сожалению, сомневаюсь, что она мне поверила, поскольку уже встретилась с несколькими сержантами из числа друзей своего мужа. Они намекнули ей, что он погиб из-за глупости пилота. Позже она присутствовала на церемонии похорон. Тогда же я сообщил ей, что Блэкберн за храбрость только что награжден медалью «За летные боевые заслуги». В ее глазах не было слез, когда она с горечью сказала:

– Какой теперь прок от этого?

Блэкберн много значил для меня как человек, и то, как он погиб, произвело на меня такое впечатление, что я не смог сказать ничего связного в ответ на ее вопрос. Мне на помощь пришли Дикки и Док, которые сделали все, что могли, чтобы облегчить страдания бедной женщины.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.