Кириллов

Кириллов

Ты различишь домов тяжелый ряд,

И башни, и зубцы бойниц его суровых,

И темные сады за камнями оград,

И стены гордые твердынь многовековых.

А. Блок

Величав и красив Кирилло-Белозерский монастырь. Незабываемое зрелище представляет он со стороны Сиверского озера. Словно сказочный и таинственный град Китеж, он медленно подымается из спокойных прозрачно тихих вод и, постепенно вырастая, превращается в фантастический нарядный город-кремль. Не менее привлекателен вид монастыря и со стороны вологодской дороги. Овеянная волнующей романтикой прошлого, эта многовековая твердыня, как и в былые времена, притягивает взор и манит к себе.

Кирилловский монастырь основан в Белозерье в числе первых обителей в ряду московской монастырской колонизации края. Борьба, которую ведут Москва и Новгород за освоение богатых северных земель, создает особую заинтересованность Московского княжества в овладении Белозерьем. Располагавшееся почти в центре новгородских владений, оно являлось удобной базой для дальнейшего наступления Москвы на эти земли. Появление многочисленных монастырей в этом краю далеко не случайно. В Москве отлично понимали, что основанные не без княжеской помощи монастыри являются прочной опорой в дальнейшем наступлении на Новгород. С другой стороны, эта поддержка приводит к тому, что подобные обители появляются в Белозерье одна за другой. В 1397 году основывается Кириллов, в 1398 году — Ферапонтов, на рубеже XIV–XV веков — Воскресенский Череповецкий, в первой половине XV века — Николаевский Ковженско-Курьежский монастыри, в 1450 году — Нило-Сорская пустынь, далее Никитский Белозерский, Благовещенский Ворбозомский и другие. Почти все они возникают на берегах рек — основных и наиболее удобных путях сообщения Севера. Особенно много их было вдоль реки Шексны — главной магистрали края. Некоторые из них стали крупными феодалами русского государства. Княжеские, боярские, черные крестьянские земли постепенно попадали в цепкие руки монахов и путем насильственного захвата, и путем поглощения земель мелких землевладельцев, и, наконец, путем освоения новых. Часть земельных владений отходила монастырям в виде вкладов, пожертвованных князьями или крупными боярами. Наиболее богатыми были обители, основанные в конце XIV — начале XV века и в первую очередь Кирилло-Белозерская и Ферапонтовская.

Кирилло-Белозерский монастырь был основан монахом московского Симонова монастыря Кириллом, учеником и последователем Сергия Радонежского. Кирилл (в миру Козьма) был весьма заметной фигурой в политической жизни Московской Руси XIV–XV веков. Приняв постриг и войдя иноком в 1380 году в Симонову обитель, Кирилл через несколько лет уже занимает важный пост архимандрита этого монастыря. Спустя тридцать лет он неожиданно удаляется на Север. Вместе с ним уходит и инок Ферапонт, незадолго до этого побывавший на Севере, где Симонов монастырь имел свою вотчину — село Едому.

Как повествует житие Кирилла, попав в Белозерье, они как-то взошли на гору Мауру (по дороге между Кирилловым и Горицким монастырями) и увидели прекрасные дали — леса, луга, озера. Решив обосноваться в этих краях, в месте уединенном, «тесном», «жестоком» и безмолвном, Кирилл останавливает свой выбор на небольшом пригорке в лесу у Сиверского озера, где ставит деревянный крест и выкапывает землянку. Ферапонт, ища место «гладкое» и «просторное», вскоре «разлучился» с другом и обосновал свою обитель в 19 километрах северо-восточнее Кириллова.

Одиночество Кирилла продлилось недолго: к нему начали стекаться монахи и крестьяне. Затем новоявленная братия упросила Кирилла срубить церковь. «Сами собой», как повествует легенда, пришли плотники — артель древоделов и поставили церковь Успения. Это было в 1397 году. Обитель создавалась по образцу московского Симонова монастыря; как и там, главный храм был посвящен Успению богоматери.

Житийная литература идеализирует историю основания монастырей. В ней северный край представляется незаселенным; лишь отшельники, появлявшиеся среди топей, болот и лесов, нарушали уединенность и пустынность этих мест, привлекая к себе монахов и окрестных жителей. В действительности же дело обстояло по-иному. Монастыри возникали з обжитых местностях и основание их происходило далеко не столь идеально и мирно, как сообщают легенды. Крестьяне зачастую смотрели на возникновение нового духовного центра как на бедствие, от которого надо скорее избавиться, ибо в противном случае их земли могли отойти к новой обители. В житии Кирилла, например, упоминается поселянин Андрей, который неоднократно пытался поджечь кельи, чтобы воспрепятствовать дальнейшему расширению обители. К тому же расположение Кирилловского монастыря на выгодных торговых сухопутных и водных путях (вологодская дорога, соединявшая Москву с Севером, и река Шексна) противоречит сильно идеализированной буржуазными историками (С. М. Соловьев, В. О. Ключевский) картине уединенности и замкнутости.

Сохранившиеся послания Кирилла к московским великим князьям, первое из которых написано вскоре после основания монастыря, говорят, что никакого периода «безмолвствования» в деятельности Кирилла не было: он сразу обрел братию, установил «общежитие», а монастырю была оказана всяческая помощь и поддержка со стороны московского князя.

Почти с самого основания обители Кирилл начинает активно приобретать окрестные земли. Хорошо понимая роль монастыря как опорного пункта Москвы в борьбе с Новгородом, Кирилл постоянно выпрашивает у московских князей различные земли и угодья.

В самой обители строго соблюдалась феодально-церковная иерархия. По уставу, взеденному Кириллом, «в церкви никто не смел беседовать и никто не должен был выходить из нее до окончания службы». К евангелию и причащению подходили только по старшинству; иерархия соблюдалась и при трапезе, место за столом отводилось каждому соответственно его положению. Вся переписка строго контролировалась самим Кириллом, к которому приходили письма, и он лично передавал их по назначению. Он требовал беспрекословного подчинения; все недовольные изгонялись. В его грамоте к Можайскому князю Андрею Дмитриевичу, владевшему Белозерьем, примечательны слова: «Да будут изгнаны из монастыря ропотники и раскольники, которые не захотят игумену повиноваться… дабы и прочая братия страх имела».

После смерти Кирилла (умер он в возрасте 90 лет) монастырь вновь получил большой земельный вклад от князя Андрея Дмитриевича. К середине XV века Кирилло-Белозерская обитель — крупный феодальный и культурный центр, получивший широкую известность на Руси. При игумене Трифоне (1435–1447) в нем начинается обширное строительство. Увеличившаяся братия монастыря нуждалась прежде всего в новом храме, ибо церковь, выстроенная Кириллом, оказалась мала и к тому же ветха.

Новая, также деревянная Успенская церковь, «украшенная иконами и инеми красотами», просуществовала, однако, недолго. Как сообщает предание, она сгорела во время сильного пожара, разразившегося где-то между 1462–1497 годами. В 1462 году ее еще видел Пахомий Серб, автор жития Кирилла, а в 1497 году на месте сгоревшей церкви был выстроен новый каменный храм.

Рост монастыря был возможен лишь благодаря поддержке князей и бояр, жертвовавших ему земли, дававших денежные и другие вклады, жаловавших соляные копи и т. д. Со своей стороны монастырь остается верным союзником московских князей в дальнейшей колонизации края и в той жестокой борьбе за московский престол, развернувшейся в середине XV столетия между Василием II Темным и Дмитрием Шемякой. Когда ослепленный, сосланный в Вологду Василий II приехал в 1447 году на богомолье в Кириллов, игумен Трифон снял с него данное им «крестное целование» не «искать» вновь московского стола.

В Кирилло-Белозерском монастыре в начале XV века создаются литературные произведения, проникнутые идеями необходимости в стране сильной централизованной власти. Первое место в ряду этой литературы, несомненно, принадлежит посланию самого Кирилла к московскому князю, где он излагает свои представления о высшей власти. «Князь должен беречь своих людей, суды бы судили правдой, посулы бы судьи не брали». Кирилл советует: «крестьянам, господине, не ленись управы давати сам», и требует усиления княжеской власти.

Не остался монастырь в стороне и от бурной идеологической борьбы, охватившей в то время различные слои общества, Во второй половине XV века в нем играли весьма существенную роль нестяжатели. Исповедуя учение своего идейного вождя Нила Сорского, они говорили о том, что «церкви, созидания келейные и прочие селения жилищ иноческих… все неумногоценны и неукрашенны подобает стяжати». Ссылаясь на учение отца церкви Иоанна Златоуста, нестяжатели выступали против «вещелюбия». «Съсуды злати и серебряны и сами священы не подобает имети, также и прочие украшения излишни». В иконописании последователи Нила Сорского ратовали за «мыслимое» искусство, ценя и почитая лишь тех мастеров, которые умели через чувственные образы передать «мысленное». Они отрицали «гладкие женовидные лица»; красота иконы не должна была вступать в противоречие с ее идеей.

Влияние нестяжателей было столь велико, что даже строительная деятельность в обители, столь бурно начавшаяся при Трифоне, на некоторое время приостановилась. Только с конца XV века вновь начинается сооружение каменных зданий.

Со второго десятилетия XVI века идеи нестяжателей, весьма распространенные среди братии монастыря, уступают место учению иосифлян, сторонников взглядов Иосифа Волоцкого. Практически их программа сводилась к материальному благосостоянию церкви. Идеи иосифлян находили в какой-то степени официальную поддержку со стороны высшей власти — царского двора и его окружения. Торжество и мощь молодого централизованного государства могли получить свое косвенное отражение лишь в торжественных, великолепно и пышно украшенных строениях, в первую очередь церквах, способных поразить величием и красотою большие массы людей. Именно с этого времени новые каменные здания воздвигаются одно за другим. В 1519 году строится огромная трапезная палата с церковью Введения, в 1523 году сооружается казнохранилище, святые ворота и, наконец, начинает возводиться мощная каменная ограда. Средства, как и раньше, в основном поступают из казны московского великого князя.

61. Кирилло-Белозерский монастырь. Общий вид

С первой половины XVI века Кириллов монастырь становится местом, куда князья ездят на богомолье. Поездки в Кириллов превращаются для них в своеобразные и любимые развлечения-путешествия. Цель этих путешествий — моление о даровании каких-либо благ и вклад средств на «угодное богу» расширение и строительство монастыря. Отныне многие церкви возводятся в честь определенных событий при дворе московского князя. Так, в 1528 году великий князь Василий III со своей второй женой Еленой Глинской приезжали в Кирилловскую обитель молиться о даровании им наследника и внесли значительный вклад в казну монастыря. На их средства были построены две церкви — архангела Гавриила (в память рождения Василия III) с Константино-Еленинским приделом, возведенная западнее Успенского собора, и Иоанна Предтечи (во имя новорожденного Иоанна) с приделом преподобного Кирилла — на холме, за пределами монастыря, где некогда находилась келья Кирилла.

Вскоре около церкви Иоанна Предтечи появился целый ряд построек. На «горе» возникли свои кельи, службы и даже свое кладбище. Со временем этот монастырь так обособился от главного, что между ними была сделана ограда и весь комплекс его сооружений стал называться Горним или Ивановским.

Новый этап в развитии Кирилло-Белозерского монастыря связан с именем Ивана Грозного. Царь неоднократно высказывал пожелание принять пострижение именно в этом монастыре, что и осуществил перед своей смертью.

62. Схематический план Кирилло-Белозерского монастыря

А — Большой Успенский монастырь; Б — Малый Ивановский монастырь; В — острог; Г — Новый город. 1 — Успенский собор; 2 — церковь Владимира; 3 — церковь Епифания; 4 — церковь Кирилла; 5 — церковь Архангела Гавриила; 6 — колокольня; 7 — церковь Введения и трапезная палата; 8 — домик келаря; 9 — поварня; 10 — поваренные кельи; 11 — Мереженная башня; 12 — Поваренная башня; 13 — Хлебная башня; 14-Водяные ворота с надвратным храмом Преображения; 15 — Духовное училище (кельи); 16 — Большая больничная палата; 17-церковь Евфимия; 18 — Свиточная башня; 19-Рыболовецкая палатка; 20 — Монастырский архив (кельи); 21 — Священнические кельи; 22 — Круглая башня; 23 — башня острога; 24 — Монашеские кельи; 25 — Святые ворота с надвратной церковью Иоанна Лествичника; 26 — Казнохранилище; 27 — Архимандричьи кельи; 28-Грановитая башня; 29 — церковь Иоанна Предтечи; 30 — трапезная церковь Сергия Радонежского; 31 — сень над крестом, стоящим над первоначальной кельей Кирилла; 32-сень над деревянной часовней Кирилла; 33 — Малая больничная палата; 34-Котельная башня; 35 — Кузнечная башня; 36 — Вологодская башня; 37 — Казанская башня; 38 — Ферапонтовская (Московская) башня; 39-Косая башня; 40 — Большая Мереженная (Белозерская) башня; 41 — церковь Ризположения из села Бородавы; 42 — мельница из села Щелкова

Расположенный далеко от Москвы, обнесенный прочными стенами, Кириллов монастырь становится также местом ссылки противников Ивана Грозного. Число их особенно увеличивается в 30-40-е годы XVI века, в период боярского правления. Из сосланных в монастыре находят пристанище князья Воротынские, в том числе герой Казанского похода воевода Владимир Иванович Воротынский, московский митрополит Иоасаф, касимовский хан Симеон Бейбулатович, объявленный Грозным во время опричнины «царем московским», и другие.

На средства таких «ссыльных» и иных богатых и родовитых иноков в монастыре возводится ряд сооружений, в том числе церковь-усыпальница во имя Владимира на могиле В. И. Воротынского. Постройка этой церкви вызвала бурный протест Ивана Грозного, проявлявшего особый интерес к монастырю и противившегося всякому возвеличению в нем боярства. Его резкое по тону и злое послание игумену с братией дышит негодованием: «А вы се над Воротыньским церковь есте поставили! Оно над Воротыньским церковь, а над чюдотворцом нет. Воротыньский в церкви, а чюдотворец за церковию!»

Во второй половине XVI века сооружается четыре новых каменных храма: церковь над гробом Кирилла (фактически придел, пристроенный к Успенскому собору), на отсутствие которой в свое время сетовал Иван Грозный, трапезный храм Сергия Радонежского в Ивановском монастыре, церковь Иоанна Лествичника с приделом Федора Стратилата на Святых воротах и храм Преображения над воротами, «что к Сиверскому озеру», который также включал два придела — Ирины и Николая. После них вплоть до второй четверти XVII века новых храмов в монастыре не возводили.

Кирилло-Белозерский монастырь того времени является не только средоточием духовной и культурной жизни Белозерского края, но и крупнейшим землевладельцем, хозяйственным и ремесленным центром. Изделия его находили сбыт на огромной территории всего Московского государства. В самом монастыре и за его оградой возникают различные хозяйственные сооружения: мельницы, сушила,

житницы, конюшни, кузницы, кожевни. В описаниях 1581 года упоминаются солодожня, гостиный двор, кузнечная изба и гостиная келья — помещение для приезжих. Кроме того, на обитель работает целый ряд деревень, расположенных в ее округе, получая годовой оброк или «задельную» плату.

63. Стены Нового города с Косой и Большой Мереженной (Белозерской) башнями. XVII в.

Особенно большое значение приобретают деревообрабатывающие ремесла. Резьбой по дереву в монастыре занимались чуть ли не со дня его основания. Этому способствовало и обилие материала, всегда находившегося под руками, и наличие своих мастеров — плотников и столяров, живущих как в самой обители, так и в окрестных деревнях. В XVI веке монастырь экспортирует в другие области множество различной посуды — ковшей, чашек, ложек, зачастую украшенных орнаментальной резьбой. Производятся особые посохи «монастырского дела», вручавшиеся богомольцам и рассылавшиеся по другим городам, резные деревянные кресты и другие предметы. Достигают своего расцвета иконописные мастерские.

Начало местному монастырскому иконописению было положено еще Дионисием Глушицким, написавшим в 1424 году прижизненный образ Кирилла и ряд других произведений. Изготовление икон для монастырских церквей поручалось обычно наиболее видным мастерам. Описи донесли до нас имена иконников Гриши Горбуна, Григория Ермолова, старца Нафанаила, Ивана Москвитина и некоего Никиты.

Конечно, художники, писавшие иконы для раздачи богомольцам, не поднимались выше среднеремесленного уровня. Каждый такой иконописец в течение месяца расписывал несколько десятков досок. Так, в период с сентября 1608 по август 1619 года небольшой группой ярославских иконников, живущих в монастыре, было написано свыше 1000 икон. При этом надо еще учесть пятилетний период осад и разорений, которым подвергалась обитель во время польско-шведской интервенции, когда было не до иконописания.

До наших дней сохранилась библиотека монастыря, в которой находились редчайшие рукописи: древнейший список «Задонщины», летописи XV–XVI веков. Создание библиотеки связано с деятельностью старца Ефросина, одного из талантливейших писателей XV века. Некоторые местные лицевые рукописи XV–XVI веков украшались, очевидно, руками своих мастеров. Известны имена писцов и художников: Мартиниана, создавшего «Каноник» 1422–1423 годов, Феогноста («Лествица», 1422), Герасима («Минея», 1463), Ефрема и других. Перепиской книг занимались и проживающие в монастыре такие видные деятели русской церкви, как Нил Сорский и писатель Пахомий Серб.

64. Стены Нового города с Вологодской башней. XVII в.

65. Стены Нового города с Ферапонтовской (Московской) башней. XVII в.

Сохранившиеся рукописи (лучшие — в Гос. публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина и ГРМ) различны по своей орнаментации, что указывает на участие в их создании множества мастеров. Наиболее интересными в художественном отношении являются две лицевые рукописи — «Деяния апостолов» середины XV века (ГРМ) и Евангелие 1507 года (Гос. публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина) с миниатюрами Феодосия.

Представление о работе кирилловских стенописцев дает роспись Святых ворот, правда, неоднократно поновлявшаяся. Она выполнена в 1585 году старцем Александром с учениками Емельяном и Никитою.

В святых, изображенных на иконах и фресках, люди того времени видели своих покровителей и заступников. Богоматерь, как главная заступница людей перед богом, пользовалась, естественно, особенно большой любовью и почетом. Образ богоматери был наиболее популярным и распространенным в иконописи Кирилловской обители. Так, судя по описи 1601 года, в церквах находилось тогда 88 икон с изображением богоматери. Распространенность подобных икон вытекала также из убеждения, что небесное покровительство богоматери осеняет монастырь, который в древних актах именовался «домом Пречистые богородицы честного и славного ее Успения и чудотворца Кирилла».

66. Стены Старого города со Свиточной башней. XVI в.

Польско-шведская интервенция (1610–1612) прервала дальнейшую хозяйственно-экономическую и культурную жизнь обители.

Учитывая сложную политическую обстановку, кирилловская братия еще с первой половины XVI века начала заботиться об обороноспособности своей обители. Постройка каменных стен и башен началась с 1523 года. Вначале каменная ограда опоясывала территорию Большого Успенского монастыря, затем охватила и Малый Ивановский монастырь.

Однако укрепления Кириллова были недостаточно мощны. Неодинаковые по высоте да и сравнительно низкие стены имели лишь один ярус боя, башни далеко отстояли друг от друга и не могли обеспечить пушечного прострела примыкавших к ним прясел стен. Поэтому братия монастыря уже «на ходу», в 1610 году, во время начавшегося вторжения интервентов вынуждена была заниматься надстройкой стен.

Несмотря на все предосторожности и, казалось бы, весьма тщательную подготовку к осаде, первое нашествие интервентов в августе 1612 года застало Кирилловский монастырь врасплох. Понадеявшись на естественную защиту края (леса, болота, озера) и удаленность обители от театра военных действий, монахи не позаботились о своих хозяйственных сооружениях, находящихся за пределами стен. Неожиданно появившиеся отряды врагов «пожгли около монастыря дворы и мельницы и онбары и кожевни и всякие монастырские службы и на тех дворах и в онбарах и в службах монастырских сукон и кож и дерев репчатых и посохов и точеных сосудов всяких на 528 рублей, всякого хлеба, муки, солоду, круп и толокна 2140 чети, отогнали 145 кобылиц больших и служивых 98 лошадей и 52 жеребчика».

В декабре того же 1612 года враги вновь появились под стенами Кириллова и попытались приступом овладеть крепостью, но безуспешно. Тогда, соединившись с другим, более многочисленным отрядом под водительством полковника Песоцкого, они повторили штурм. Приступ начался одновременно с двух сторон — с «поля», от вологодской и белозерской дорог, и с озера, для чего в «борозде»- частоколе, вбитом в дно озера недалеко от берега, был сделан специальный проход. Враги пытались поджечь строения монастыря «огненными стрелами», дабы оттянуть часть защитников крепости от стен для тушения пожара.

67. Казанская башня. XVII в.

68. Галерея восточной стены Нового города. XVII в.

Приступ длился несколько часов. Иноки и все живущие в монастыре бились «накрепко», многих убили и «поранили». Однако штурм был отбит. Часть «воровских людей» утонула в озере, в числе убитых был и пан Песоцкий. Интервенты отошли от стен монастыря и, рассеявшись по волостям, начали грабить и жечь окрестные селения.

На смену разгромленному неприятелю у Кирилловской обители вновь стали собираться многочисленные отряды врагов, намереваясь вновь штурмовать монастырь. Но их разрозненность и несогласованность действий, а главное — упорная, мужественная защита монастырских людей не позволили неприятелю организовать длительную осаду крепости. В итоге враг вынужден был отступить. Польско-шведское разорение нанесло огромный урон монастырскому хозяйству. Многочисленные вотчины и селения, находящиеся за пределами каменных стен, были разграблены, разорены и выжжены, жители перебиты или угнаны. Обитель лишилась множества ремесленников, что препятствовало быстрому восстановлению хозяйственной жизни.

Жестокий урок, преподанный монастырю польско-шведскими интервентами летом 1612 года, был хорошо усвоен братией. В 1660-х годах они приступили к сооружению второй огромной стены, охватывающей все службы и постройки.

69. Котельная башня. XVI в. Фрагмент декора

В это время Кириллов монастырь уже играл роль главного форпоста на торговых путях к Белому морю. Особая военно-оборонительная роль отводилась ему и во взаимоотношениях Русского государства со Швецией в споре за выход к Балтийскому морю. Значение монастыря как крепости, способной выступить на защиту богатого земледельческого, ремесленного и торгового района, каким стал к этому времени белозерский край, повышалось также в связи с участившимися крестьянскими и городскими восстаниями. Именно в этой связи следует понимать слова патриарха Никона о военном значении русских монастырей. Говоря о том, что в России около трех тысяч обителей, Никон отметил три самых богатых монастыря, великие царские крепости. «Первый монастырь святой Троицы он больше и богаче остальных; второй. известный под именем Кирилло-Белозерского, он больше и крепче Троицкого. третий монастырь Соловецкий».

Однако этой крепости, как и многим другим, возведенным в XVII столетии, так и не суждено было увидеть под своими стенами неприятеля.

Грандиозные башни и мощные стены, величественные и суровые, ни разу не услышали зова военных труб и клича врагов. Они застыли в гордом молчании, лишь напоминая о былом далеком времени, когда за каменной оградой и подле нее кипела жизнь, плыл над округой колокольный звон, безвозвратно отмеряя уходящее время. Овеянные романтикой прошлого, величественные стены и башни предстают перед нами как сказочный град, бесподобное соединение техники, романтики и красоты.

Белозерский край остался в стороне от основных политических событий Русского государства и превратился постепенно в глухую, провинциальную окраину. Некогда интенсивная строительная и хозяйственная деятельность монастыря в начале XVIII века замирает. Одна за другой приходят сюда грамоты Петра I с требованием присылки для «государева дела» монастырских каменщиков, плотников и других мастеровых людей.

70. Ворота Казанской башни. Деталь

В XVIII–XIX веках Кирилло-Белозерская обитель полностью утрачивает свое значение культурного и художественного центра и становится одним из мест ссылки.

Кирилло-Белозерский монастырь, как и многие монастыри Руси, являлся первоклассной крепостью, мощной и сильной, крупнейшей на всем Севере (илл. 61). По своему военно-оборонительному значению он ничем не уступал, а во многом даже превосходил кремли древнерусских городов. Могучая крепостная ограда с башнями окружает всю огромную территорию обители. Она производит весьма внушительное впечатление, поражая своей суровостью и неприступностью. Неприступности монастыря содействовало и его выгодное местоположение на берегу двух озер — Сиверского и Долгого, соединенных протокой. Напольная сторона была защищена рвом и системой валов с тройным частоколом, остатки которых прослеживаются в ряде мест и поныне. Первоначально каменная ограда с башнями охватывала лишь часть нынешней территории ансамбля между озерами и рекой Свиягой, которую в то время занимал весь монастырь. Начало ее создания относится к 1523 году, когда были построены Святые ворота — главный въезд в обитель, и стоящее рядом (в линию стен) казнохранилище. Видимо, к середине века строительство стен Успенского монастыря заканчивается. Нпсколько позднее, в том же столетии каменной оградой был обведен и Горний, или Ивановский монастырь, примыкающий с востока к Большому. Отдельные строительные работы по укреплению стен продолжались вплоть до 1590-х годов.

Так называемый Старый город, включающий каменные ограды обоих монастырей XVI века, заменившие древние деревянные стены, возник в эпоху интенсивного сооружения Русским государством крепостей для обороны своих границ. Он имел форму неправильного многоугольника, вытянутого вдоль берега Сиверского озера. В планировке его отчетливо видны характерные для русского крепостного зодчества XVI века черты регулярности, соотнесенные, как всегда, с рельефом местности. Так, ограда Большого монастыря по форме напоминает трапецию, слегка изогнутое основание которой следует по береговой линии озера, повторяя ее очертания. В свою очередь ограда Малого близка к прямоугольнику, тоже с чуть-чуть изломанными длинными сторонами, вписанному в окружающий ландшафт (илл. 62).

Общая протяженность стен Старого города, достигавшая 1100 м, для своего времени была значительной. На углах, как и подобало крепостям, возвышались восемь различной формы башен: шесть прямоугольных, одна многогранная и одна круглая. Почти посередине длинных сторон оград обоих монастырей (за исключением стены Малого, обращенной к озеру) располагались проезжие ворота. У Большого монастыря кроме основных ворот — Святых и Водяных — были еще небольшие ворота хозяйственного назначения на боковых сторонах.

Большой Успенский монастырь отличался своей мощью (высота стен около 5,5 м, толщина — 1,8 м, у Ивановского соответственно — 4 м с небольшим и менее 1 м). Крепостное устройство его являлось традиционным для того времени. Основная часть стен была снабжена одним верхним ярусом боя с прямоугольными бойницами. Изнутри вдоль них шел местами боевой ход — крытая тесом галерея на арках. Особенно сильно была укреплена стена, выходившая к берегу озера. Кроме верхних бойниц с ходом она имела «подошвенный» бой, частично заметный и сейчас на отдельных ее участках. С внутренней стороны он представлял собой двойные арочные ниши-печуры с круглыми бойницами для стрельбы и оригинальными смотровыми отверстиями в виде креста над ними, форма которых была призвана «уберечь» защитников крепости от поражения.

Оборонную мощь стен усиливали на углах многоярусные (преимущественно четырехъярусные) башни с большим количеством бойниц, завершенные прежде высокими деревянными шатрами. Грановитая башня замыкала северный угол стен Большого монастыря. На восточном углу располагалась Круглая, или Мельничная, башня. Обе они не дошли до нашего времени: от Грановитой осталась лишь небольшая часть, а от Круглой, стоявшей за речкой Свиягой, возле водяной мельницы, только фундаменты.

Сохранились две четырехгранные угловые башни Большого монастыря, обращенные к озеру: южная — Свиточная, западная — Мереженная. Первая, названная по нижнему помещению, где жили «детеныши» (монастырские слуги), которые «мыли на братию свитки» (одежду), недавно полностью реставрирована. Самая высокая после Грановитой башни, могучая и прекрасная, она величаво возвышается на мысу, с двух сторон омываемом озером. Ее суровые фасады с рядами бойниц оживляют широкие полосы кирпичного декора, которые тремя лентами опоясывают здание. Эффектен и силуэт Свиточной башни с крутым деревянным шатром из «красного» теса. Вторая башня — Мереженная — сохранилась только до уровня общей высоты ограды; она имела входившую в линию стен пристройку — рыболовецкую «палатку», что и объясняет ее название («мережа» — рыболовная сеть). С наружной стороны башню и палатку тоже украшает декоративный пояс из поребрика, нишек и балясин, оставшийся от их прежнего нарядного убранства.

Четыре башни имела и ограда Малого монастыря: две — на углах восточной стороны (не сохранились), а две — в центре продольных стен. От четырехгранной проездной башни с напольной стороны, разобранной еще в XVIII веке, остались лишь следы ворот в виде двух заложенных арочных проемов. Сейчас в древней ограде только одна, так называемая Котельная, или Глухая, башня выходит к озеру. По своему облику она близка Свиточной башне, но ниже, приземистее и шире ее. Этому впечатлению способствует и примыкающая к ней одноэтажная палата, в которой делали «котлы медяные». Нижний ярус башни использовался под воскобойное помещение, где изготовляли свечи. Снаружи широкие полосы декора уже известного нам типа проходят под двумя рядами бойниц и по верху башни (илл, 69). Высокая железная кровля с восьмигранной главой и шпилем появилась в середине XIX века.

Древнерусские мастера-горододельцы XVI века, строившие Старый город, уделяли большое внимание художественной выразительности созданных ими крепостных сооружений. Узорчатый пояс из рядов поребрика и нишек впадин проходил под верхними бойницами стен. На отдельных участках стены он хорошо виден и ныне. Эти же мотивы в сочетании с бегунцом и балясинами звучат и в декоративном убранстве башен. Они образуют нарядные светотеневые полосы, которые значительно оживляют поверхность стен и башен, смягчая их суровый крепостной облик. С помощью декора достигалось также удивительное архитектурное единство всех построек монастырского ансамбля конца XV–XVI веков.

В начале XVII века крепостные сооружения обители были усилены в связи с опасностью нападения отрядов польско- шведских интервентов и «воровских» людей. Работами по «городовому каменному делу» руководил некий старец Исайя. В дальнейшем Старый город неоднократно перестраивался.

Осада монастыря во время польско-шведской интервенции выявила многие несовершенства укреплений Старого города XVI века. Поэтому в середине XVII века по распоряжению московского правительства была возведена новая, более мощная ограда, с огромными стенами и высокими башнями — Новый город. По протяженности стен (около 1,3 км), по общим размерам, а также по огневой мощи он превосходил не только все монастырские, но и большинство городских укреплений XVII века. Кирилло-Белозерская обитель превратилась в первоклассную крепость, одну из сильнейших в древней Руси.

Московское государство не жалело на нее денег: в 1661 году царь Алексей Михайлович отпустил монастырю огромную сумму 45 ООО рублей, боярин Б. И. Морозов в 1657 году дал ссуду в 5 000 рублей. Строительство длилось почти 30 лет — с 1653 по 1682 год, хотя большая часть ограды была построена уже в 1668 году. Сооружение Нового города осуществлялось известными своим мастерством монастырскими каменщиками, во главе которых стояли талантливые местные зодчие — подмастерья каменных дел Кирилл Серков и Семен Шам.

Хотя зодчие Серков и Шам специально ездили в Троице- Сергиеву лавру «для досмотру городового каменного дела … на пример», новая крепость почти ничем не походила на взятые за образец укрепления. Стены ее охватили прежнюю ограду с трех сторон, почти вдвое расширив территорию монастыря (с 6 до 12 га). В плане они образовали широкую растянутую П-образную фигуру неправильной формы, обращенную своей открытой частью к Сиверскому озеру, которую замкнул включенный в их систему старый участок стен.

71. Мельница из села Щелкова. XIX в.

Стены Нового города невероятно мощны (средняя высота 10,8 м, ширина — 6,76 м). Они имеют трехъярусное галерейное устройство с соответствующей системой бойниц (илл. 63–65). Нижний ярус представляет собой закрытую галерею, разделенную на отдельные сводчатые помещения с амбразурами «подошвенного» боя в глубоких двухуступчатых нишах наружной стены. Здесь находился гарнизон крепости, а также хранились оружие и боеприпасы. Второй ярус образует со стороны двора открытую сводчатую на арках галерею с бойницами в печурах наружной стены. Наибольшее количество бойниц — прямых, щелевидных и косых, направленных к подножию стен, — насчитывает третий ярус, также открытый со стороны двора. Все галереи сообщались между собой внутренними лестницами — каменными и деревянными, многие из которых существуют и сейчас.

Новая ограда имела четыре глухих и две проездных башни и одни ворота. Архитектура башен монументальна и выразительна. Высоко вздымаются они надо всем монастырем. На углах, как обычно, высятся более мощные, многогранные, а в центре стен — четырехгранные проездные башни. У озера в конце короткой стены стоит Кузнечная башня, на восточном, ближайшем от нее углу — Вологодская, посреди восточной стены, сильно сдвинутая от центра к северу — Казанская, на северном углу — Ферапонтовская (Московская), в изломе северной стены — Косая, и в конце этой стены, на берегу озера Белозерская (Большая Мереженная) башни.

72. Церковь Ризположения из села Бородавы. 1486

Угловые башни в основе своей конструкции однотипны и отличаются лишь формой и размерами (высота — от 20 до 30 м при диаметре 20 м). Три из них — шестнадцатигранные, а Вологодская — восьмигранная (илл. 64). Оригинальное внутреннее устройство башен во многом напоминает конструкцию сооруженных несколько ранее башен Спасо-Прилуцкого монастыря. В центре каждой поставлен могучий кирпичный столб, поддерживающий межъярусные перекрытия: сводчатое — нижнего этажа, деревянные, бревенчатые — всех пяти остальных. В отличие от Прилук столбы этих башен внутри полые и столь значительны по своим размерам, что в них свободно размещается деревянная лестница. Венчают их смотровые вышки — каменные восьмерики с окнами. Первоначально башни завершали высокие тесовые шатры, которые в середине XIX века были заменены железными шатровыми крышами со шпилями.

Лишенные всяких членений и декоративных разделок, кроме простого полувала над цоколем, огромные и величавые башни вздымаются над монастырем как суровые и молчаливые стражи (илл. 61). Прорезанные рядами, в шахматном порядке бойницы несколько оживляют суровую гладь их стен. Верхний ярус слегка выступает наружу, образуя широкую корону из машикулей, нависающую надо всем «телом» башни. И лишь Вологодская башня отличается обильным декором в виде мощных вертикальных лопаток на ребрах и гранях, горизонтальных тяг, аркатурного пояса у основания верхнего яруса и кирпичных ширинок на «зубцах».

Среди остальных башен монастыря проездные — Казанская (илл. 67) и Косая — выделяются своей четырехугольной формой, гораздо меньшей высотой и совершенно иной конструкцией. Внутренние столбы в них отсутствовали, а ярусов было всего четыре. В нижнем находится арочный проезд высотой около 6 м, некогда имевший опускающиеся железные решетки-герсы. У Казанской башни, являвшейся главными воротами монастыря, проезд прямой, а у Косой — с изломом под прямым углом, что кстати и обусловило ее название. В конце XVIII века верх Косой башни обвалился, а проездные ворота заложили. Оформлены обе башни просто и строго: на углах — скромные, слабо выступающие лопатки, вокруг арочного проема — легкое обрамление с рамкой-киотом над ним.

Через ворота Казанской башни войдем внутрь монастыря, откуда открывается эффектный вид на трехъярусные галереи стен. По бокам ворот расположены небольшие караульни, а между Косой и Белозерской башнями первый ярус галереи превращен в низкий корпус с большими сводчатыми палатами и маленькими каморками. Уже с конца XVII века этот корпус служил тюрьмой.

На широком внутреннем дворе, близ древней стены Малого Ивановского монастыря стоят перевезенные сюда недавно две деревянные постройки — церковь и мельница, превосходные образцы русского народного зодчества.

Мельница, вывезенная из деревни Щелково в окрестностях Ферапонтова, относится к широко распространенному на севере типу «столбового» сооружения (илл. 71). Основу ее конструкции составляет столб-нога, вкопанная в землю. Вокруг него, на специальной опоре из пирамидальной клетки бревен («ряжа») вращается четырехугольный мельничный амбар. Простое бревно-рычаг позволяет развернуть амбар так, чтобы крылья мельницы всегда были обращены к ветру. Несмотря на простоту конструкции, мастера, строившие мельницу, сумели придать этому, очень точно найденному в пропорциях «одноногому» сооружению» необычайно острый и выразительный силуэт.

Церковь Ризположения происходит из села Бородавы, бывшей вотчины Ферапонтова монастыря (илл. 72).

Построена она архиепископом ростовским Иоасафом, судя по антиминсу (покрову, возлагавшемуся при освящении храма на престол алтаря), в 1486 году. Это небольшое, внешне неказистое деревянное сооружение превосходит своей древностью все прославленные каменные здания Севера и принадлежит к простейшему и древнейшему типу деревянного культового зодчества Руси — клетским храмам. Основную честь церкви составляет обычная клеть, то есть простой сруб небольших размеров, характерный для народного жилья — избы. Восточная алтарная часть его понижена, а с запада пристроен низкий дополнительный сруб, служивший трапезной, помещение которой даже превышает размеры церкви. Открытая галерея-паперть с крыльцом обходит трапезную с юга и запада.

Внешний облик фасадов церкви Ризположения прост и скромен и сохраняет еще черты обычного жилья. В этом смысле характерны его волоковые окна — узкие, вырубленные в двух смежных бревнах и задвигаемые изнутри дощечкой. Лишь только три более крупных оконных проема имеют «косящатые» наличники.

Обычная пологая крыша трапезной типична для северных изб. Собственно храм имеет высокую крутую крышу с широкой полицей (более пологой частью) по краям; в центр конька ее врезана глава на круглой шее с «чешуйчатым» покрытием лемехом. Алтарь венчает бочка с миниатюрной главой. Подобной формы завершения, придающие зданию стройность, четкий силуэт и даже известную импозантность, отличают храм от жилых построек.

Такие деревянные храмики, небольшие, простые, интимные, обычно возникали на Севере при основании новых монастырей. Они вполне удовлетворяли скромные нужды поселенцев-монахов. Наверное, так же выглядели и первые церкви в Спасо-Прилуцком, Кирилло-Белозерском, Ферапонтове и других здешних монастырях.

Из Бородавской церкви происходит несколько икон, относящихся к разным периодам XVI столетия (все в Музее древнерусского искусства им. Андрея Рублева, Москва). «Положение риз» и «Троица» очень близки к работам круга Дионисия. Возможно, что они вышли из его мастерской.

Иконы деисусного ряда иконостаса также связаны с тем направлением искусства, в котором влияние этого выдающегося мастера было господствующим. Правда, в отличие от изящных, грациозных, даже чуть женственных образов Дионисия, в ликах этих святых еще чувствуется новгородская сдержанность и сила.

73. Центральная часть ансамбля монастыря

От Казанской башни аллея ведет прямо к Святым воротам, с возвышающимся над ними храмом Иоанна Лествичника. Это интереснейшее сооружение, входившее некогда в систему старой монастырской ограды, относится к XVI веку (илл. 73). Нижний ярус — ворота — более древний и возник вместе с примыкающей к нему с запада «келией казенной» (казнохранилище) в 1523 году.

Ворота имеют характерную для древней Руси форму двух арочных проездов — большого и малого, перекрытых коробовыми сводами, которые укреплены подпружными арками с железными связями. Оригинальны низкие массивные полуколонны внутри большого проезда с профилированными базами и двумя жгутообразными поясками вместо капителей. В малом проезде прямоугольные выступы стен декорированы нишами. Убранство фасадов, включающее трехчетвертную колонну-столб на южном фасаде, стрельчатые архивольты и плоские ниши с остроугольными и килевидными завершениями, особенно нарядно.

В 1585 году Святые ворота были расписаны (илл. 74, 75). На правой стене (при входе в монастырь) меньшей проездной арки помещена надпись, в которой говорится, что «сии врата болшии и меньшие подписал мастер старец Александр своими ученики со Омелианом да с Никитою в лето 7094-е (1585) месяца сентября». Фрески, покрывающие оба пролета Святых ворот, записаны, поэтому о качестве их судить трудно.

Существует предположение, что живопись выполнена местными красками, подобно тому как за восемьдесят лет до работы старца Александра писал в Ферапонтове Дионисий. Возможно, что меньшая проездная арка была расписана Омелианом (Емельяном), поскольку здесь среди прочих святых изображен Емельян, вероятно, патрон художника.

В больших воротах на своде помещены Саваоф со святым духом, на арке — деисус. На правой стене расположены композиции «Собор архангела Гавриила» и «Введение». На левой — «Усекновение главы Иоанна Предтечи» и «Успение богородицы». На столпах различные святые, в том числе Кирилл и Сергий.

По другую сторону деревянных решетчатых врат, в той же большой арке слева изображено «Обретение главы Иоанна Предтечи», справа — «Чудо архистратига Михаила», на сводах — «Христос Вседержитель» и «Троица» ветхозаветного типа. Под «Троицей» проходит тябло, украшенное характерным для народного крестьянского искусства узором. Чуть дальше на левой стене больших ворот помещена еще одна композиция «Бегство в Египет». Она написана в XVII веке; в описи 1601 года, весьма подробно перечисляющей состав фресок Святых ворот, она не упоминается. Эта композиция довольно любопытна и редка по своей иконографии. Хороши также орнаментальноусловные деревья, трактованные в духе народного творчества. Роспись Святых ворот дает представление о местной школе фрескистов, сложившейся в Кирилло-Белозерском монастыре в середине XVI века.

75. Архангел. Фреска Святых ворот. 1585. Фрагмент

74. Богоматерь со святителями. Фреска Святых ворот. 1585

Находящаяся рядом и включенная в общую линию монастырских стен казенная келья поражает своей монументальностью. Она почти квадратная, с толстыми стенами, мощным крестовым сводом, маленькими окнами, лишенными каких-либо декоративных обрамлений. От здания веет крепостной мощью и силой. Лишь пилястры- лопатки и карниз на уровне верхней части ворот смягчают суровость его фасада.

Надвратная церковь Иоанна Лествичника сооружена в 1572 году на вклад сыновей Ивана Грозного царевичей Ивана и Федора. Поэтому ее главный престол и придел были освящены во имя тезоименитых царевичам святых Иоанна Лествичника и Федора Стратилата. Она исключительно интересна по своему облику и отличается подчеркнутой нарядностью наружного убранства (илл. 76).

76. Надвратная церковь Иоанна Лествичника. 1572

Сравнительно невысокий кубический объем храма, как обычно, расчленен на фасадах пилястрами на три прясла, завершенные полуциркульными закомарами. Позднейшая четырехскатная кровля (XVIII в.) скрыла два яруса полукруглых кокошников, служивших некогда переходом к стройному световому барабану главы. Некоторый сдвиг барабана с центра к восточной стороне куба придает композиции легкую асимметрию, которая первоначально, до переделки кровли, усиливалась еще одной, малой главой, расположенной на юго-восточном углу, над приделом. Такое двуглавие в культовом зодчестве древней Руси вообще довольно редко, хотя в памятниках Кириллова и Ферапонтова мы встретим его очень часто.

Нарядная обработка фасадов надвратной церкви построена на принципе постепенного нарастания, «сгущения» декоративности к верхним частям здания. Пилястры украшены различными нишами преимущественно с острым завершением, которые «перекликаются» с аналогичными мотивами в убранстве ворот. Закомары, отрезанные от стен карнизом, сплошь заполнены традиционным для Севера кирпичным узором из поребрика, нишек и бегунца, прежде покрывавшим также кокошники и великолепно сочетавшимся с торжественным декором стен и башен Старого города. Широкий декоративный пояс вверху барабана включает, кроме того, и ряд керамических балясин. Фигурная грушевидная глава барочной формы в XVIII веке сменила прежнее шлемовидное покрытие.