1. Быть ли самоопределению?

1. Быть ли самоопределению?

В те самые весенние дни в Москве проходил очередной. Восьмой съезд РКП(б). Его делегатам предстояло обсудить достаточно важные вопросы. И рутинные – отчёт ЦК, работа в деревне – организационные дела. И злободневные – военное положение, создание Коминтерна. Однако главным стал иной. Тот что откладывали более двух лет, считая неподготовленным в достаточной мере. Обсуждение новой Программы партии. Ещё бы, действовавшая, принятая ещё в 1903 году, безнадёжно устарела. Нисколько не отвечала роли, которую стала играть РКП(б) после взятия власти. Не соответствовала той международной ситуации, в которой оказался весь мир, пройдя через мировую войну.

Бесспорная важность, актуальность вопроса заставила ЦК выставить двух докладчиков, Бухарина и Ленина. Они же на второй день работы съезда, 19 марта, изложили свои взгляды так, что помимо своего желания сделали наиважнейшим разделом проекта программы, казалось бы, не самый значительный – о задачах партии в области национальных отношений. Точнее, толкование бесспорного ещё вчера пункта о праве наций на самоопределение.

Сделали этот вопрос единственным на съезде, породившим жаркую, подчас ожесточённую, дискуссию.

Проект данного раздела, подготовленный комиссией, образованной на предыдущем съезде (В.И. Ленин, Л.Д. Троцкий. Н.И. Бухарин, В.М. Смирнов, Г.Я. Сокольников, И.В. Сталин, Г.Е. Зиновьев), гласил:

«В области национальных отношений. В национальном вопросе РКП руководствуется следующими положениями:

1. Во главу угла ставится политика сближения пролетариев и полупролетариев разных национальностей для совместной революционной борьбы за свержение помещиков и буржуазии.

2. В целях преодоления недоверия со стороны трудящихся масс угнетённых стран к пролетариату государств, угнетавших эти страны, необходимо уничтожение всех и всяких привилегий какой бы то ни было национальной группы, полное равноправие наций, признание за колониями и неравноправными нациями права на государственное отделение.

3. В тех же целях, как одну из переходных форм на пути к полному единству, партия выставляет федеративное объединение государств, образованных по советскому типу / выделено мной – Ю.Ж./.

4. В вопросе о том, кто является носителем воли нации к отделению, РКП стоит на исторически-классовой точке зрения, считаясь с тем, на какой ступени её исторического развития стоит данная нация: на пути от средневековья к буржуазной демократии или от буржуазной демократии к советской или пролетарской демократии и т. п.

Во всяком случае, со стороны пролетариата тех наций, которые являются нациями угнетающими, необходима особая осторожность и особое внимание к пережиткам национальных чувств у трудящихся масс наций угнетённых или неполноправных. Только при такой политике возможно создание условий для действительно прочного, добровольного единства национально разнородных элементов международного пролетариата, как то показал опыт объединения ряда национальных советских республик вокруг Советской России».⁹

…Видимо, Бухарин поднялся на трибуну съезда, ещё не остыв, не отрешившись от чувств, царивших на конгрессе Коминтерна. Начал с максималистского утверждения: программа РКП(б) «в значительной степени является и программой международного пролетариата». Не менее глобальным оказалось и следующее его утверждение. Мол, «Советы являются универсальной, всеобщей формой диктатуры пролетариата». Затем он отдал дань вопросам экономики. Подчеркнул, что «идеалом является такой строй, основная задача которого – не уравнительная делёжка всего того, что имелось у буржуазии, у меньшинства, а развитие производительных сил».¹⁰

Только потом перешёл к тому пункту, по которому у него, по его же словам, оказались серьёзнейшие расхождения с большинством комиссии, и готовившей проект программы. О праве наций на самоопределение. И вот здесь-то Бухарин высказал новое, необычное. Почему-то стал исходить в своих теоретических построениях не из наций как таковых, а только лишь из интересов пролетариата, который, согласно старой марксистской догме, всегда стремится к объединению.

«Поскольку, – заметил Бухарин, – мы держим сейчас курс на диктатуру пролетариата, мне кажется, мы не можем выставлять лозунг права наций на самоопределение». Вместо него предложил собственную формулу – «самоопределение трудящихся классов каждой национальности».¹¹

Что ж, Бухарин имел полное право на развитие теоретической мысли. Однако именно тут он поступил весьма странно. Отказался от приоритета и заявил, что опирается на положение Сталина, выдвинутое тем на Третьем съезде Советов год назад.

Тем самым, почему-то пошёл на явную подтасовку. Ведь Сталин говорил принципиально иное. Всего лишь предлагал толковать «принцип самоопределения как право на самоопределение не буржуазии, а трудовых масс данной национальности».¹² Мало того, Бухарин пошёл гораздо дальше, углубившись в этнографические дебри. Отказал в праве на самоопределение тем нациям, в которых имелся пролетариат. Зато милостиво предоставил такое право отсталым нациям колоний – «готтентотам и бушменам, неграм, индусам и прочим». Пояснил, что тем «национальный комплекс в целом будет вредить чужеземному империализму, и его борьба войдёт в общую систему борьбы против империалистического режима».

Завершая выступление, предложил съезду собственный вариант формулировки для программы: «В вопросе о том, кто является носителем воли нации к отделению, РКП стоит на историческо классовой точке зрения, считаясь с тем, на какой ступени её исторического развития стоит данная нация».¹³

Выступивший следом Ленин не столько излагал своё видение основных положений программы, сколько критиковал затронутые Бухариным два вопроса. Чисто теоретический национальный, где и поймал товарища по партии и членству в ЦК на грубейшей, непозволительной ошибке, которую тот попытался прикрыть авторитетом Сталина.

«Бухарин принимает желаемое за действительность, – страстно воскликнул Ленин. – Он говорит, что признавать право на самоопределение нельзя. Нация – значит буржуазия вместе с пролетариатом. Мы, пролетарии, будем признавать право на самоопределение какой-то презренной буржуазии! Это ни с чем несообразно! Нет, извините, это сообразно с тем, что есть. Если вы это выкинете, у вас получится фантазия».

Ленин напомнил о признании независимости Финляндии, на которое пошёл СНК. Ехидно заметил: «Бушменов в России не имеется, насчёт готтентотов – я тоже не слыхал, чтобы они претендовали на автономную республику, но ведь у нас есть башкиры, киргизы, целый ряд других народов, и по отношению к ним мы не можем отказать в признании. Мы не можем отказывать в этом ни одному из народов, живущих в пределах бывшей Российской Империи». А далее повторил то, на чём в последнее время настаивал Сталин:

«То, что мы пишем в программе, есть признание того, что случилось на деле после эпохи, когда мы писали о самоопределении наций вообще. Тогда не было ещё пролетарских республик. Когда они явились, и только в той мере, в какой они явились, мы смогли написать то, что мы тут /в проекте программы – Ю.Ж./ написали – «Федеративное объединение государств, организованных по советскому типу».

Не довольствуясь сказанным, Ленин привёл главный довод. Обратился к ситуации в той стране, где и ожидали революцию:

«Откинуть самоопределение наций и поставить самоопределение трудящихся совершенно неправильно, потому что такая постановка не считается с тем, с какими трудностями, каким извилистым путём идёт дифференциация внутри наций…

Пока буржуазия или мелкая буржуазия или хотя бы часть немецких рабочих находится под действием этого пугала: «Большевики хотят насильственно установить свой строй», до тех пор формула «самоопределение трудящихся» не облегчает положения. Мы должны поставить дело так, чтобы немецкие социал-предатели не могли говорить, что большевики навязывают свою универсальную систему, которую будто бы можно на красноармейских штыках внести в Берлин. А с точки зрения отрицания принципа самоопределения наций– так и может выйти…

Раз нации стоят на разных ступенях пути от средневековья к буржуазной демократии и от буржуазной демократии к пролетарской, то это положение нашей программы абсолютно верно… Каждая нация должна получить право на самоопределение, и это способствует самоопределению трудящихся».¹⁴

Сталин, хотя споры шли вокруг того, что он говорил или не говорил, почему-то промолчал. Вместо него в дискуссию вступил Г.И. Ломов (Оппоков), профессиональный дипломированный правовед, первый нарком юстиции в составе СНК, теперь занимавший пост заместителя председателя ВСНХ. Чисто прагматически, со своей узковедомственной точки зрения, заметил:

«Я считаю необходимым определённо подчеркнуть в экономической части программы необходимость проведения в жизнь единого хозяйственного плана в тех советских республиках, которые объединены с нами по федеративному принципу. Стремясь к максимальной централизации всего управления хозяйственной жизнью, необходимо слить воедино те материальные фонды, которыми располагают эти республики, с тем, чтобы управление сосредотачивалось в едином экономическом центре, в который входили бы представители всех этих республик».¹⁵

Совершенно иначе повёл себя следующий оратор, Д.Б. Рязанов. Вечный оппонент большевиков, уже выходивший из партии из-за несогласия по вопросу о Брестском мире. Вот и на этот раз он обрушился на первого докладчика, своего старого противника в вопросах теории. «Та формулировка, – сказал Рязанов, – которую он повторяет за тов. Сталиным, – самоопределение трудящихся классов, как объективный критерий также несостоятельна, как и формула права наций на самоопределение.»

В подтверждении своих слов только намекнул, не вдаваясь в подробности, на происходящее в Чехословакии, а затем признался в необычном для себя: «Я позволю себе с нашим старым оппортунистом тов. Лениным согласиться. Нельзя безнаказанно кричать об отмене лозунга права наций на самоопределение при Советской власти именно теперь, когда спасение этой Советской власти заключается как раз в том, чтобы натравить как можно больше всяких угнетённых наций на империалистических волков». Однако вслед за тем бросил в зал парадокс – «Наша партия совершенно не подготовлена к тому, чтобы разобраться в вопросе о праве наций на самоопределение, как предлагает тов. Бухарин».¹⁶

Третий взгляд на проблему выразил Г.Л. Пятаков, давно уже занимавший собственную, крайне радикальную позицию.

«По сравнению с Апрельской конференцией нашей партии 1917 года, – бросил в зал он свой вызов, – наша партия сделала большой шаг вперёд. От бессодержательного голого лозунга «самоопределения наций» мы с божьей помощью отказались, проделав довольно большой и мучительный опыт. Проделав этот опыт на окраинах бывшей царской России, теперь окружающих Российскую Советскую Республику рядом советских республик. Надо сказать, прежде всего, что этот лозунг – «право наций на самоопределение», который нашей партией проводится спокон века, показал себя на практике во время социалистической революции как лозунг, объединяющий все контрреволюционные силы».

«Так было в Финляндии, – продолжил Пятаков, – …так было на Украине… Противники самоопределения весьма понятно объясняли на Апрельской конференции, что так должно было быть, и так в действительности было… Действительность показывает нам с совершенной очевидностью, что не может действительно революционное восстание трудящихся масс происходить изолированно и «самоопределяться» так, как заблагорассудится «национальному пролетариату» в каждой отдельной стране…

Отсюда вывод: нужно устранить все пережитки, которые ещё остались в нашей программе от старого. Пережитки, гласящие, что в развитых странах самоопределение наций или объединение буржуазии и пролетариата мы можем уже отбросить, а независимое определение судьбы каждой отдельной нации пролетариатом этой нации, и только им, а не в единении с пролетариатом других наций, можем сохранять…

Теперь, когда мы строим боевой Интернационал диктатуры пролетариата, Интернационал, который мы все мыслим как Интернационал централизованного, объединённого действия, в момент всеобщего восстания пролетариата в различных странах, которое возможно только как централизованное восстание, нельзя допустить, чтобы пролетариат отдельных наций мог и имел право определять свою судьбу, свою линию поведения или свою связь с остальными восстающими частями рабочей партии самостоятельно и независимо…

Поэтому я полагаю, что от того лозунга «самоопределения трудящихся», который здесь поддерживал тов. Бухарин, мы должны точно так же отказаться, как от лозунга «самоопределение наций». Я думаю, что Владимир Ильич… в значительной степени ошибается. Ошибка думать, что раз дифференциация пролетариата и буржуазии далеко ещё не достигла во всех странах той степени, какой достигла в России, то мы должны считаться не только с волей пролетариата различных наций, но и с волей буржуазии.

И вновь повторил главную свою мысль: «Опыт прошлого говорит нам, что вокруг лозунгов общенационального объединения и самоопределения в эпоху диктатуры пролетариата или борьбы за диктатуру пролетариата объединяются контреволюционные силы, стремящиеся посредством обмана совлечь трудящиеся массы с пути революционной борьбы на путь борьбы национальной. И этот опыт говорит нам, что если резкой борьбы в этом отношении не вести, то в известной степени буржуазии удастся совлечь на этот путь некоторый слой трудящихся…».

Далее же постарался продемонстрировать высказанное положение на конкретном примере. «Сейчас идёт борьба за утверждение диктатуры пролетариата на Украине, и вы знаете отлично, что судьба Украины представляет громадный интерес не только для рабочих масс этой страны, а для рабочих масс России, Латвии, Белоруссии и остальных советских республик. Если советская республика установится в Австрии и Германии, то в Украине будут заинтересованы и эти республики. Можем ли мы допустить, чтобы форма существования пролетарско-крестьянской Украины могла бы определиться исключительно и независимо трудящимися массами Украины? Конечно, нет!».

Хорошо понимая, что его речь, весьма продолжительная, могла породить некоторое недопонимание, Пятаков как опытный оратор, заключая выступление, повторил самое основное:

«От лозунга «самоопределение наций» в целом мы должны, во всяком случае, решительно отказаться, а что касается лозунга «самоопределение трудящихся масс каждой нации», то следует отказаться и от него и твёрдо стать на путь строгой пролетарской централизации и пролетарского объединения».¹⁷

Казалось бы, три точки зрения по одному вопросу – вполне достаточно. Так и оказалось, и все остальные делегаты съезда, решившие принять участие в данной дискуссии, лишь присоединялись к одной из них. Именно так поступил М.П. Томский, председатель Президиума ВЦСПС. В силу своей должности (как бы выражая мнение всех членов всех российских профсоюзов) он поддержал Ленина.

«Я думаю, – заявил он, – в этом зале не найдётся ни одного человека, который сказал бы, что самоопределение наций, национальное движение является нормальным и желательным. К этому мы относимся как к неизбежному злу. И как бы ни было рискованно с точки зрения интернациональной, всё-таки приходится сказать, что до известной степени нам придётся ещё некоторое время считаться с национальным самоопределением».¹⁸

Сходный взгляд выразил и Н. Осинский (В.В. Оболенский), председатель ВСНХ. «Я, товарищи, – начал он, – хочу остановиться на том вопросе, который вызывает здесь наибольшие споры, а именно, на вопросе о праве наций на самоопределение. Я – защитник той точки зрения, которая выражена в нашей программе». И далее перешёл к аргументации этой позиции. Точнее, к опровержению всего лишь возможных возражений со стороны Бухарина, Пятакова либо их сторонников, если таковые появятся.

«Да, – говорил Осинский, – действительно, раз мы признаём то или иное право за целой нацией, то, значит, признаём это право за всем народом и приходим к всеобщему голосованию, к учредиловке». Как бы согласился и с иным: «Становясь на сторону этого права, мы поддерживаем националистические предрассудки. Значит, поддерживаем работу тех националистов и реакционеров, которые тормозят пролетарское движение». «Наконец, – продолжил Осинский, – мы поддерживаем и тех империалистов, которые используют это националистическое движение. Мы косвенным образом поддерживаем вильсонизм /он имел в виду знаменитые «Четырнадцать пунктов» президента США Вудро Вильсона – Ю.Ж./ – иллюзии, будто можно разрешить национальный вопрос в пределах буржуазного строя».

И затем пояснил: «Совершенно ясно, что национальное раскрепощение, как и вообще уничтожение всякого угнетения человека человеком, возможно только при социализме… Но это не означает, что надо отбросить лозунг права наций на отделение, на решение своей судьбы, ибо он является лозунгом условным, декларативным, а к таким лозунгам мы неоднократно прибегали в первый период пролетарского движения…»

«Неверно понимается, – перешёл Осинский к самому важному, – само понятие нации. Когда здесь выставляется это понятие, то оно не берётся в буржуазном смысле этого слова. Под нацией не подразумеваются обязательно те, кто голосует на всеобщих выборах в Парламент. Для нас, марксистов, это понятие имеет совершенно иной смысл – смысл государственно-политического единства /выделено мной – Ю.Ж./… Теперь по поводу поддержки националистических тенденций. Наоборот, лозунг национального самоопределения (беря более глубокую формулировку) их нейтрализует, а не поддерживает. Лозунг национального самоопределения, говорят нам, есть оружие в руках шовинистов и реакционеров. Но допустим на минуту, что мы от него отказались. Перестанут ли они пользоваться этим оружием? Конечно, нет. Мы можем выбить это оружие из их рук только тем, что мы сами провозгласим право наций на самоопределение».¹⁹

Последним участником дискуссии, бурной и нелицеприятной, стал А.И. Рыков, заместитель председателя СНК РСФСР, прежде нисколько не интересовавшийся национальным вопросом. Сразу же высказался в поддержку позиции Ленина, но сосредоточил своё внимание не на теоретических, а сугубо экономических аспектах необходимости создания Советской Федерации.

«Для нас теперь, в Советской России, – пояснил Рыков, – когда мы имеем целый ряд советских республик, целый ряд побед рабочего класса, параграф третий /раздела по национальному вопросу – Ю.Ж./ – «федеративное объединение государств, организованных по советскому типу», имеет самое конкретное и злободневное значение… Обеспечение интересов рабочих, экономическое и финансовое, может быть осуществлено и гарантировано только при том условии, когда за это возьмётся не та или другая отдельная республика, а когда возьмутся все республики вместе».

Сразу же пояснил свою мысль на самом животрепещущем примере:

«В итоге капиталистического развития у нас на территории отдельных республик имеется единый продовольственный организм. Отделить теперь в качестве самостоятельного государства ту или другую часть – это значит поставить её перед невозможностью развития, невозможностью обеспечить дальше свои национальные интересы…»

И заявил, что существует лишь одно решение проблемы: «В параграфе о федеративном объединении советских государств, организованных по советскому типу, предлагаю сделать дополнение, что это объединение должно быть достаточно тесным для обеспечения интересов пролетариата в области единства профессионального движения и в области экономического строительства. Это дополнение важно и неотложно ещё потому, что и условия природы, которые не зависят от нас, обеспечивают те или другие федерируемые советские государства теми или другими материальными условиями их существования, совершенно необходимыми для всех остальных республик.

В частности, Украина (допустим, Донецкий район) всецело обеспечена каменным углём, Северный Кавказ – я не теряю надежды, что он будет, в конечном счете, наш – обеспечен жидким топливом и целым рядом других природных условий, совершенно необходимых для того, чтобы выжили и Латвия, и Литва, и Белоруссия, и любое другое государство. Без указания на обеспечение этого совершенно неизбежного единства советские республики попадут в условия, в десять раз и в тысячу раз худшие, чем те, в которых работало капиталистическое общество.

Если партия не примет в этом отношении срочных, энергичных мер, будет наблюдаться распад производительных сил как раз в тех странах, как раз в тех республиках, где наиболее ярко выражена победа рабочих над буржуазией. Эти вопросы теперь настолько реальны, настолько конкретны для нас, что можно, я думаю, поступиться дипломатией Вильсона в пользу того, чтобы сказать по существу то, что диктуется самыми решительными интересами рабочих всех федерируемых республик, которые создались теперь в Советской России».²⁰

На том дискуссия завершилась, выявив три предельно оригинальных позиции. Причём, делегаты съезда, если судить по их активности, по выступлениям, поддержали тот проект, который был подготовлен комиссией и представлен Лениным. Такая ситуация весьма облегчила для него заключительное слово, которое он получил на вечернем заседании 19 марта.

На национальном вопросе Ленин остановился лишь в конце выступления. Сразу же заметил: «он в нашей критике получил раздутое значение». И поспешил пояснить свою оценку: «Тут сказалась слабость нашей критики в том, что такой вопрос, в сущности, играющий в общем строительстве программы, в общей сумме программных требований менее чем второстепенное значение, что этот вопрос получил в нашей критике значение специальное».

Вот тут-то Ленин и проявил непростительную не просто для политика, для лидера правящей партии, определяющей свою дальнейшую стратегию, свои приоритеты, свои цели, странную близорукость. То, что делегаты съезда сами придали проблеме столь серьёзное значение, и говорило о её настоящем, отнюдь не второстепенном значении. Ведь речь шла «всего лишь» о будущем страны. О том, оставаться ли ей раздробленной на дюжину независимых территорий, или воссоединиться ради самосохранения. Ради преуспевания народов, её населяющих.

Ленин не только показал полное незнание того предмета, о котором повёл речь. Он упорно продолжал считать себя высшим арбитром и в возникшей дискуссии. Вместо того, чтобы дать слово Сталину, который и готовил данный раздел программы. Ленин пустился в путаные объяснения сам. Предельно упростил проблему, тем исказив её. Попытался объяснить все существовавшие в стране национальные противоречия всего лишь негативной ролью «великороссов как нации кулацкой и давлеющей».

Мало того, почему-то проигнорировал реальное положение на Украине, не отдалённое на несколько десятилетий, а настоящее, хорошо, вроде бы, известное ему. Забыл и о существовании националистической Рады, недавно трансформировавшейся в Директорию, и о довольно значительной поддержке её крестьянскими массами края– теми самыми кулаками, о которых он даже не вспомнил.

«Украина, – менторски объяснил Ленин, – была отделена от России исключительными условиями /какими конкретно, сказано не было – Ю.Ж./, и национальное движение не пустило там корни глубоко. Насколько оно проявилось, немцы вышибли его. Это факт, но факт исключительный /? – Ю.Ж./. Там даже с языком дело так обстоит, что неизвестно стало – массовый ли украинский язык, или нет?»

Каково это было слушать двадцати трём делегатам от Украины: Г.Л. Пятакову и К.В. Ворошилову, А.С. Бубнову и Э.И. Квирингу, Ю.М. Коцюбинскому и М.Л. Рухимовичу… Слушать такое и недоумевать – с кем же они воюют вот уже скоро как два года, на каком языке писали свои Универсалы, изъяснялись Грушевский и Петлюра, Винниченко и Скоропадский?

Непостижимым образом Ленин, всегда, как истинный марксист, помнивший о решающей роли экономики, вдруг принизил её значение. «В национальном вопросе, – невозмутимо продолжал он, – нельзя рассуждать так, что нужно во что бы то ни стало хозяйственное единство. Конечно, нужно! Но мы должны добиваться его пропагандой, агитацией, добровольным союзом… Мы должны сказать другим нациям, что мы до конца интернационалисты и стремимся к добровольному союзу рабочих и крестьян всех наций.

Сейчас в вопросе о самоопределении национальностей суть дела в том, что разные нации идут одинаковой исторической дорогой, но в высшей степени разнообразными зигзагами и тропинками, и что более культурные нации идут заведомо иначе, чем менее культурные. Финляндия шла иначе. Германия идёт иначе.

Пятаков тысячу раз прав, что нам необходимо единство. Но надо бороться за него пропагандой, партийным влиянием, созданием единых профессиональных союзов. Однако и тут нельзя действовать по одному шаблону. Если бы мы уничтожили этот пункт или редактировали его иначе, мы бы вычеркнули национальный вопрос из программы».²¹

Нет, отнести подобные, слишком общие и весьма расплывчатые объяснения и рекомендации к многонациональной России было невозможно. Также невозможно, как и принять их исчерпывающим объяснением клокотавших в стране межэтнических конфликтов. Необъявленной войны Польшей против Украины, Белоруссии и Литвы; немцев – против латышей, объявления украинской Директорией войны РСФСР; вспышки исламского фундаментализма на Северном Кавказе и в Туркестане.

Более всего слова Ленина подходили к тем государствам, которые он назвал «более культурными». К Европе и, прежде всего, к далеко не случайно помянутой вроде бы не к месту Германии. Бухарин, выступивший вслед за Лениным, вновь, как и тогда, когда делал доклад, ушёл в за мудрые хитросплетения, теории. А вынырнув из них, согласился со своим оппонентом только в одном – «вопрос национальный, по сути дела, занял в дискуссии больше места, чем это было бы нужно согласно тому удельному весу, который он имеет в нашей программе». И, в отличие от Ленина, тут же пояснил появление такой диспропорции. «Это показывает, – сказал он, – что в других частях программы у нас существует большее или меньшее единство, это показывает, что в других вопросах господствует солидарность».

Могло показаться, что марксист-теоретик вот теперь и объяснит причину столь значительного расхождения взглядов делегатов съезда по данному вопросу. Однако Бухарин уклонился от анализа. Вместо того вновь повторил как кредо суть своей леворадикальной позиции. Да ещё и изложил её в казуистической форме: «Лозунг «право наций на самоопределение» имеет сродство с лозунгом «защита отечества». Но право на буржуазное отечество в переживаемую нами эпоху есть право на глупость, более того – это вредная вещь. Я думаю, что такого «права» признавать мы не должны, этого права защищать мы не можем». Почему? Да только потому, что оно «противоречит принципам пролетарской диктатуры».²²

Вот так тридцатилетний главный редактор газеты «Правда» разделался с тем, что было ему не по душе.

На том обсуждение и программы в целом, и её раздела по национальному вопросу завершилось. Несмотря на весьма важные предложения о необходимости конкретизировать положение о федерации, особенно – Рыкова, съезд уклонился от них. Решил не форсировать события, не уточнять – из каких именно республик и как конкретно будет создаваться новое советское государство. Вечером 19 марта председательствовавший Л.Б. Каменев сумел так повести заседание, что все 286 делегатов с решающим голосом (в том числе, 23 – от Украины, 17 – от Литвы и Белоруссии, 7 – от Латвии, по два – от Армении, Польши, Финляндии и Эстонии) единогласно утвердили программу. Без каких-либо изменений или дополнений.

А спустя четыре дня съезд принял оказавшееся чрезвычайно значительным постановление по организационным вопросам. Пятый параграф его раздела, посвященного партийному строительству, сделал неминуемым создание федерации. Более того, дал ей самую надёжную скрепу.

«В настоящее время, – гласило постановление, – Украина. Латвия, Литва и Белоруссия существуют как особые советские республики. Так разрешён в настоящий момент вопрос о формах государственного существования. Но это отнюдь не означает, что РКП должна, в свою очередь, сорганизоваться на основе федерации самостоятельных коммунистических партий.

Восьмой съезд РКП постановляет: необходимо существование единой централизованной Коммунистической партии с единым ЦК, руководящим всей работой во всех частях РСФСР. Все решения РКП и её руководящих учреждений, безусловно, обязательны для всех частей партии, независимо от национального их состава. Центральные Комитеты украинских, латышских, литовских коммунистов пользуются правами областных комитетов и целиком подчинены РКП».²³

Данный текст является ознакомительным фрагментом.