Глава 6

Глава 6

Глядя на себя в зеркало, я был вполне удовлетворен переменой в моей наружности. Никто не мог бы теперь меня узнать. Борода была ужасна и придавала моему облику настоящий разбойничий вид. Отпустив волосы, я решительно отказался от культурного обычая умываться. Если прибавить к этому грязную одежду и дырявые сапоги, то, собственно говоря, мой внешний вид не мог вызвать на улице подозрения даже у самого бдительного чекиста.

Теперь надо было выбраться из России как можно скорее. Миссия, возложенная на меня, кончилась полной неудачей. О восстановлении петроградской организации нечего было и думать. Советское правительство приговорило меня к смерти и объявило вне закона. Это значило, что всякий мог убить меня безнаказанно, где бы меня ни встретил. Другими словами, мое пребывание в России было бесполезно для дела и ежедневно подвергало меня смертельной опасности.

Выбраться из России можно было двумя путями.

Можно было сесть на поезд на Финляндском вокзале в Петрограде и перейти границу близ Выборга. Финны всегда были готовы помочь беглецам, но красные патрули не дремали.

Второй путь пролегал через пограничный мост в Белоострове. Здесь необходима была крупная взятка пограничному комиссару и часовому на мосту.

К счастью, денег у меня было достаточно. Миллионы из дома в Шереметьевском переулке удалось спасти, и, хотя эвакуация моих агентов из Москвы стоила дорого, у меня осталась еще значительная сумма.

Я решил использовать второй вариант. Волна террора, последовавшая за убийством Урицкого, уже улеглась. Пятьсот арестованных были расстреляны, и большевики заявили, что аналогичные репрессивные меры будут приняты и в будущем в случае новых покушений. По-видимому, ЧК уже стало известно, что я перебрался из Москвы в Петроград. Но массовые обыски прекратились, и жизнь в Петрограде начинала входить в свое обычное русло.

Я решил проверить, действительно ли моя внешность стала неузнаваемой. В Петрограде у меня было много друзей. Как и в Москве, я часто менял в Петрограде места ночевок. Это было необходимо для того, чтобы не возбуждать подозрений у домовых комитетов. О всех непрописавшихся жильцах домовые комитеты немедленно доносили в ЧК. Это грозило не только мне, но и людям, давшим мне приют.

У меня было ощущение, что все глаза в Петрограде устремлены на меня. Мне казалось, что все за мной следят. Я был уверен, что меня узнают и арестуют. Прекрасно, в кармане у меня был заряженный кольт. Я отправлю по крайней мере полдюжины людей на тот свет, прежде чем пущу последнюю пулю себе в голову. Живым я в руки им не дамся.

Постепенно я свыкался с моей новой внешностью и успокаивался. Я не отваживался днем показываться на улицах и выходил сначала только по вечерам. Но так как время шло и никто меня не узнавал, я начал появляться на более людных улицах в любое время дня. Мимо меня проходили знакомые люди, не замечая меня. Я со своей стороны старался не привлекать их внимания.

Однажды, проходя по Невскому проспекту, я встретил человека, который смутно был мне знаком. Он, кажется, тоже узнал меня. Я ускорил шаг, но тотчас же опять услышал его шаги за спиной.

Мое сердце учащенно забилось. Осторожный голос шепнул над моим ухом:

– Сидней Георгиевич!

Я, не оборачиваясь, продолжал быстро идти вперед, но он продолжал шептать:

– Не бойтесь, с вами говорит друг!

Он дал мне адрес дома на Каменноостровском проспекте и прибавил:

– Буду ждать вас там через полчаса.

Я не ответил и не обернулся. Что это, ловушка? Идти или не идти? Я решил рискнуть. Если бы человек был врагом, он поднял бы шум тут же, на улице. Как бы там ни было, меня узнали. Надо выяснить, чего он от меня хочет. Я повернул на Каменноостровский проспект и постучал в дверь указанного мне дома.

Меня впустил тот самый человек с Невского и ввел в бедную, почти лишенную обстановки комнату. Обернувшись ко мне, он сощурил глаза и долго вглядывался в мое лицо.

– Борода очень изменила вас, Сидней Георгиевич, – объявил он. – Даже близкий друг не узнал бы вас.

– Поэтому я ее и отпустил. Но может быть, вы скажете мне, кто вы такой?

– Я тот, кто мешал этой бороде расти, Сидней Георгиевич. Разве вы меня не помните?

– Парикмахер! – воскликнул я. – Александр, который брил меня у Моля!

На столе мгновенно запыхтел самовар, и мы, довольные друг другом, расположились пить чай.

– Не понимаю, зачем вы приехали в Россию, Сидней Георгиевич, – говорил Александр. – Вы думаете, я приехал бы сюда сейчас, если бы жил где-нибудь в другом месте?

Я рассказал ему, что приехал по поручению своей страны и что теперь хочу как можно скорее выбраться отсюда.

– И пробраться трудно, и выбраться нелегко, Сидней Георгиевич, – грустно ответил парикмахер. – Каким путем вы думаете бежать?

– Я хотел бы, чтобы кто-нибудь подкупил комиссара на станции в Белоострове. Он должен пропустить меня через пограничный мост.

– Нет, для вас это не годится, – покачал он головой. – Кто-нибудь другой, пожалуй, да еще за большие деньги пройдет этим путем. Но вы – нет. Никто не посмеет выпустить вас из России, сколько бы денег вы ни предложили. Я узнал вас. Значит, другие тоже могут узнать. Вы не можете поручиться, что на всех вокзалах не поставлены люди, которые знают вас в лицо. Негодяи знают, что вы в Петрограде, и я могу вам сообщить, что тот, кто упустил вас в Москве, уже расстрелян. Им известно, что вы в городе, и если они распускают слухи о вашем бегстве за границу, то это только для того, чтобы эти слухи дошли до вас и побудили выйти из убежища. Нет, Сидней Георгиевич, слишком много глаз следят за вами. Нужно придумать какой-нибудь другой способ.

Я не мог не согласиться с ним. Я прожил около двух недель у Александра и наученный горьким опытом ни разу за это время не выходил из дома. Домовый комитет не подозревал о моем нелегальном проживании. В течение этого времени Александр активно искал, каким образом лучше выбраться из России.

Наконец он привел домой крепкого, толстомордого человека, похожего на преуспевающего купца или биржевого маклера.

– Господин Ванденбош, – представил его Александр.

Толстомордый господин с достоинством поклонился.

– Господин Ванденбош голландец и приехал в Петроград по торговым делам. Его судно стоит теперь на Неве. – Александр сделал паузу и добавил: —Я объяснил Ванденбошу ваше положение, и он согласен вам помочь.

– Мне говорили, – сказал Ванденбош, – что у вас какие-то неприятности с советским правительством. Какие у вас неприятности – этот вопрос меня не касается. Но вы, конечно, понимаете, господин…

– Бергман, – подсказал я.

– Вы немец?

Я поклонился.

– Вы, конечно, понимаете, господин Бергман, что, помогая вам, я могу навлечь неприятности на самого себя. Не только торговые дела, ради которых я приехал, могут пострадать, но меня самого могут арестовать и посадить в тюрьму за то, что я помогаю бежать человеку, которого разыскивают власти.

– Конечно я все это ценю, – заверил я его. – Сколько вы хотите за свою услугу?

– Шестьдесят тысяч рублей, – сказал Ванденбош.

– Вы их получите.

– Когда же? – спросил дотошный делец.

– Половину теперь, а половину, когда высадите меня в Англии, – сказал я и тут же отсчитал ему тридцать тысяч рублей.

– Отплываем завтра в полночь, – сообщил Ванденбош, пряча деньги в карман. – Приходите пораньше. Я ждать не могу. Ваш друг знает, где стоит мое судно, и проведет вас. У набережной вас будет поджидать шлюпка.

Ванденбош простился и ушел. На следующий день я послал Александра на мою квартиру, где ему удалось отыскать костюм и белье. Преданный парикмахер сбрил мне бороду и усы и подстриг волосы.

Мы условились с Александром встретиться в 11 часов вечера у Казанского собора. На судно я должен был взойти в последнюю минуту.

День тянулся бесконечно долго. Я старался убить время чтением советских газет, принесенных Александром. К вечеру поднялась буря. Низкие тучи неслись по небу, временами шел сильный дождь. Улицы были пусты, когда я вышел из дома и направился к обшарпанному Казанскому собору. Александр уже ждал меня. Сделав при моем приближении предостерегающий знак, он скрылся за забором, огораживающим здание собора. Я последовал за ним.

– Все в порядке, Сидней Георгиевич, – прошептал он. – Я был на набережной. Ванденбош сделал все, как и обещал. На судно явился комиссар с красноармейцем, но он ушел в восемь часов вечера. С тех пор на набережной никого не видно. Я пойду впереди вас. Если увижу что-нибудь подозрительное, то начну хромать. Это будет знаком, что вы должны скрыться. Если дела обернутся плохо, возвращайтесь прямо на Каменноостровский. Но будьте осторожны. Возможно, за вами будут следить.

Я отпустил Александра вперед шагов на пятьдесят и двинулся следом. На мое счастье, начался сильный дождь, и я промок до костей, прежде чем мы дошли до набережной. Все как будто было благополучно. Александр остановился в тени большого дома и подал мне знак остановиться.

– Подождите здесь, – шепнул он, когда я подошел. – Тут что-то неладно. На судне горит свет. Ванденбош обещал зажечь свет, если нельзя идти на судно. Подождите здесь, пока я не узнаю в чем дело.

Верный мне парикмахер исчез под дождем. Вернулся он встревоженный.

– На пароходе горит свет, Сидней Георгиевич, а шлюпки, которую Ванденбош обещал выслать, нет. Что-то случилось. Надо скорее возвращаться на Каменноостровский.

– Слишком поздно, Александр.

Вдруг за спиной парикмахера выросла громадная фигура незнакомца. Я поспешно выхватил револьвер. Верзила неожиданно сказал по-немецки:

– Господин Бергман? Я механик Ванденбоша. Господин Бергман, на борту находится комиссар. Пока он там, вы не можете подняться на борт.

– Когда же он уйдет? – спросил я.

– Когда мы двинемся, – ответил механик. – Коммунисты что-то подозревают. Вчера, когда Ванденбоша не было на борту, явился какой-то человек и долго расспрашивал членов команды. Ему очень хотелось узнать, куда пошел Ванденбош. А когда хозяин вернулся, оказалось, что за ним следят. Сегодня вечером опять пришел комиссар и настоял, чтобы ему показали каждого матроса. Ванденбош не хочет ссориться с большевиками. Он надеется начать с ними деловые контакты. Потому он угощает сейчас комиссара в своей каюте. Комиссар очень любезен и хочет пожелать нам с набережной счастливого пути, когда мы снимемся с якоря.

– А когда же я смогу попасть на борт?

– Когда комиссар сойдет на берег.

– А если он увидит нас?

– Господин Бергман, комиссар сойдет на берег в таком состоянии, что ничего не увидит.

Во втором часу ночи мертвецки пьяного комиссара вынесли на берег. Второпях, пожав руку Александру, я поспешил вслед за механиком и сел в шлюпку.

Ванденбош приготовил для меня теплую одежду и стакан грога. От звука воды за бортом меня охватило радостное возбуждение. Я чувствовал, как будто пальцы вокруг моего горла разжались и я получил возможность вдохнуть полной грудью. Медленно таяли огни Петрограда. Впереди чернело открытое море, Гельсингфорс, Копенгаген, Англия. В тот момент даже германская морская база в Ревеле казалась нестрашной. Предрассветный ветер разгонял тучи. В небе кое-где заблестели звезды. На востоке уже показалась несмелая заря.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.