ПЕРВЫЙ ИМПЕРАТОР И ЕГО «НЕПОТРЕБНЫЙ СЫН»

ПЕРВЫЙ ИМПЕРАТОР

И ЕГО «НЕПОТРЕБНЫЙ СЫН»

Нет в русской истории государя, чей образ не был бы столь популярен среди народа, как Пётр I. Разве что Грозный может сравниться с ним по уровню известности, но… Но именем Грозного не назван город, его не рассматривают как пример для подражания, да и ни одного памятника Ивану Васильевичу в России вы ни найдёте. Даже на знаменитом монументе «Тысячелетие России» не нашлось места первому царю, что, впрочем, неудивительно, если вспомнить, что памятник стоит в Новгороде Великом.

Памятников же Петру Великому в России — великое множество, и самый знаменитый — второй по величине город страны, северная столица России — Санкт-Петербург.

Сам образ Петра Алексеевича настолько оброс мифами и легендами, что реальный человек, реальный правитель еле различим в этом тумане. Образ порой настолько утрачивает связь с реальным государем, что ведёт в мифе себя так, как настоящий Пётр никогда бы не поступил…

Миф о Петре начал творить ещё сам Пётр, которого по справедливости надо было бы назвать не плотником, а пиарщиком на троне, столь много сей государь уделял внимание своему образу в глазах современников и потомков. Впоследствии образ Петра-титана, царя-преобразователя, «Россию пробудившего ото сна», стал частью наиболее официозной российской истории, в стране сложился своеобразный культ Петра Великого. При этом, если в Российской империи наряду с апологетической существовала и критическая традиция по отношению к первому императору, то в советское время апологетика была возведена в абсолют, а исследований, пытавшихся оценить деятельность Петра под критическим или хотя бы объективным углом, практически не появлялось.

Важную часть петровского мифа составляет история об убийстве государем собственного сына. В популярных книгах и фильмах излагается красивая и на первый взгляд логичная версия, полностью оправдывающая сыноубийцу и не рассматривающая подробно ни причин событий, ни их последствий. Если вкратце, то суть её такова — наследник царя Алексей Петрович был человеком ленивым, трусливым и к делам государственным непригодным. Он полностью зависел от своего окружения, которое, в свою очередь, состояло сплошь из ретроградов и противников преобразований. В случае прихода царевича к власти он собирался отменить большинство реформ отца, пересмотреть итоги Северной войны в пользу Швеции и т.д. Когда царь возмутился подобным поведением сына, тот бежал за границу, где пытался найти вооружённую силу для захвата престола. Иноземные державы были готовы его поддержать (небескорыстно, конечно), но удалые петровские дипломаты сорвали их планы. По возвращении в Россию царевич не оставил своих козней, скрыл от отца свои планы, но опять же был изобличён, единогласно приговорён судом к смерти, и по тайному приказу убит в Петропавловской крепости… Царь-титан с корнем вырвал змею из сердца, переступил через родительскую любовь, пожертвовал своим сыном, но тем самым спас Отечество от деградации и развала. Сюжет приобретает черты античной драмы, Пётр беспристрастно наблюдает судилище над сыном, как первый консул римской республики Луций Юний Брут смотрел на казнь своих сыновей, изобличённых в заговоре.

Так или примерно так представляют себе дело царевича Алексея большинство наших сограждан, интересующихся историей. Эта легенда с теми или иными деталями ходит по страницам книг и фильмов. Но так ли всё было на самом деле? Внимательное изучение этой истории позволит нам увидеть царя Петра Алексеевича реального, а не мифического персонажа, что, в свою очередь, поможет лучше понять и деятельность самого преобразователя, и эпоху, в которой он жил.

Мало кто из исследователей подвергал сомнению справедливость осуждения царского сына, и ещё меньшее число указывали на прискорбные последствия этого факта. Историки царского времени не могли выделить эти аспекты, потому что в противном случае ставилась под сомнение легитимность правящей ветви рода Романовых, а историки советского времени были, как говорит французская поговорка. «Etre plus royaliste que le roi»{2} и не только безусловно оправдывали жестокое деяние Петра Великого, но и видели в нём пример для подражания. Лишь в последнее время стали появляться исследования, которые рассматривают этот конфликт отца и сына более взвешенно, а главное — обращают внимания на трагические последствия этого события для российской монархии и России. Впрочем, добросовестность историков, даже тех, кто безусловно оправдывал деяние Петра, снабдила нас множеством достоверной информации, тщательно выверенных фактов, которые позволяют составить своё мнение о произошедшем.{3}

В этой истории тесно переплелись семейные, политические и династические сюжеты, и для того чтобы разобраться в ней, нам придётся углубиться в прошлое и для начала ответить на вопрос: как родившийся в 1672 году шестой и последний сын царя Алексея Михайловича оказался на русском престоле?

Казалось, он не имел никаких шансов его занять. К моменту смерти отца шестилетний Пётр был лишь третьим в очереди престолонаследия. Однако о его правах на престол заговорили уже тогда. Причина заключалась в том, что в Русском государстве даже в конце XVII века отсутствовало законодательство о престолонаследии!

Рассмотрим историю вопроса. Со времён Ярослава Мудрого на Руси утвердилась так называемая «лествичная система», согласно которой власть передавалась от брата старшего к брату младшему, а потом от детей старшего брата к детям среднего. Сыновья братьев, не дождавшихся великого стола, из лестницы наследования исключались. Первоначально порядок подразумевал постоянную ротацию князей в их уделах в зависимости от положения в лестнице, но со времён Владимира Мономаха возобладал принцип «каждый да держит отчину свою» и передаваться стал только киевский престол. В удельных княжествах эпохи феодальной раздробленности существовали свои маленькие лестницы.

Отход от лествичного порядка произошёл, когда московские князья (сыновья Даниила Александровича), формально не имевшие прав на престол Великого княжества Владимирского, получили его благодаря милости хана Узбека. Попытки других князей отобрать у москвичей первенство в Залесских землях натыкались на волю ханов Золотой Орды, а потом и на возросшую военную мощь Московского княжества.

При этом в самой московской княжеской семье вопрос о престолонаследии на протяжении долгого времени не вставал — престол передавался и от отца к сыну, и от брата к брату, но всегда наследник был один.

Даниил Александрович оставляет свой стол старшему сыну Юрию, после смерти в Орде бездетного Юрия Даниловича ему наследует брат Иван Данилович (Калита), который передаёт престол своему сыну Симеону Гордому. Симеон оставляет престол брату Ивану Красному (дети Симеона умерли от чумы), тот — своему сыну Дмитрию Ивановичу (Донскому), последний своему сыну — Василию Дмитриевичу. То есть московский стол передавался как от отца к сыну, так и от брата к брату.

Важным условием передачи власти была духовная грамота великого князя, в которой называлось имя наследника. Отсутствие установленного порядка наследования не могло не привести к смуте, что и произошло в 1425 году. Тогда претензии на московский стол предъявили сразу два князя — Василий II (старший сын Василия Дмитриевича) и его дядя, Юрий Дмитриевич. Первый апеллировал к духовной грамоте своего отца, а второй — к духовной грамоте Дмитрия Донского, где он был упомянут в качестве наследника вслед за Василием Дмитриевичем. Итогом стал многолетний конфликт, вылившийся в гражданскую войну между двумя линиями потомков Дмитрия Донского, продолжавшуюся с перерывами вплоть до 1455 года.

Следующая династическая коллизия возникла во времена правления Ивана III, который был вынужден решать, кому оставить престол — старшему внуку или своему второму сыну. Сначала государь сделал выбор в пользу первого, а потом — в пользу второго.

Следующий раз «династическая бомба» сработала после смерти царя Фёдора Иоанновича — последнего из рода потомков Калиты. Положение осложнялось тем, что царь не оставил духовной грамоты и не назвал наследника. Если руководствоваться нормами обычного, гражданского права, действовавшими в России в тот момент, то престол должен был быть передан старшему представителю рода Романовых — ближайших кровных родственников почившего государя. Однако царский шурин Борис Годунов организовал собственное избрание на царство, прибегнув к помощи сословно-представительного органа — Земского собора (в чью компетенцию изначально вопросы о выборе династии не входили). Итогом этого стало Смутное время — семилетняя гражданская война, осложнённая внешней интервенцией. В 1613 году Земской собор избрал на русский престол Михаила Романова именно как ближайшего родственника пресекшейся династии.

Удивительно, но даже после этого никакого закона о престолонаследии принято не было. Даже в основном законодательном акте страны — Соборном уложении 1649 года о принципах передачи высшей власти нет ни слова. То ли Алексей Михайлович и его помощники не придали этому вопросу значение, то ли намеренно его избегали. Дело в том, что, подобно своему отцу, Алексей Михайлович был утверждён на троне специально для того созванным Земским собором. Возможно, что государь хотел изменить этот порядок. В 1674 году официальной царской грамотой наследником престола был провозглашён старший из оставшихся в живых на тот момент сыновей царя — царевич Фёдор Алексеевич. Примечательно, что, большой поклонник земских соборов (в годы его правления они собирались особенно часто), Алексей Михайлович полностью проигнорировал этот институт в вопросе о наследовании, назначив преемника своей державною волей. Поговаривали, что один из ближайших сподвижников царя боярин Артамон Матвеев предлагал изменить завещание в пользу младшего сына, но не преуспел в этом. Образованный и умный царь Фёдор Алексеевич, чьё недолгое, но насыщенное событиями царствование слабо известно нашим соотечественникам, умер, не оставив завещания, чем спровоцировал новый династический кризис. Почему он так поступил? Ведь государь не мог не понимать, в какое положение он ставит страну. И если его державный тёзка последний из Рюриковичей, Фёдор Иоаннович, мог испытывать затруднения, в чью пользу составить завещание, то для Фёдора Алексеевича всё было довольно просто — престол надлежало завещать следующему по возрасту брату — Ивану, или если обстоятельства не позволяли последнему занять трон (об этом подробнее чуть ниже), то следующему брату — Петру. Возможно, что царь надеялся на выздоровление и на то, что его второй брак окажется не бесплодным. В этом случае объявление наследником брата могло породить ненужные трудности. Но в итоге всё получилось ещё хуже — Фёдор Алексеевич скончался, не назвав преемника.

В условиях отсутствия завещания и законодательства о престолонаследии царём должен был бы быть провозглашён следующий сын Алексея Михайловича — царевич Иван Алексеевич. Но и Боярская дума, и патриарх, и наскоро опрошенные ими земские представители выдвинули кандидатуру самого младшего брата покойного государя — царевича Петра. Почему же был обойдён старший брат?

Царь Иван V Алексеевич — одна из загадочных фигур русской истории. Не только интересующиеся прошлым обыватели, но и профессиональные историки могут сказать о нём очень немного. Мы знаем, что он не отличался крепким здоровьем (что, впрочем, не помешало ему прожить дольше других сыновей Тишайшего от первого брака и иметь пятерых дочерей) и что он никогда не участвовал в политической деятельности. Хотя на его недолгое правление пришлось несколько политических кризисов, он ни разу никак не проявил себя, не выразил свою волю. Но, с другой стороны, не выражая её сам, он не допускал, чтобы кто-то действовал от его имени. Марионеткой в руках родственников Иван Алексеевич не был, хотя партия Милославских крайне нуждалась в этом. Что стоит за этим — душевная болезнь, «малоумие» или сознательный отказ от власти? Неизвестно. Вокруг фигуры этого царя сложился своеобразный заговор молчания — и современники, и историки сообщают о нём весьма мало сведений. Для нас важно отметить следующее — официально Иван Алексеевич не был признан недееспособным до самой своей смерти. Пётр всегда подчёркивал своё уважение к старшему брату, а после его смерти неизменно дружелюбно и благожелательно относился к его вдове и дочерям.

Казалось бы, вопрос был решён, и десятилетний Пётр стал русским царём, но в столице нашлись несогласные с таким решением.

Обычай русских царей жениться на дочерях своих подданных обладал серьёзным недостатком — родня царицы получала значительные преимущества при дворе государя и усиливала своё политическое влияние. Осложняло ситуацию то, что Алексей Михайлович был женат дважды. При этом обе его супруги были креатурами крупных политических деятелей разных периодов его царствования. Избрание Петра было результатом соглашения между двумя придворными группировками — Нарышкиными и ближайшим окружением Фёдора Алексеевича, в руках которого были наиболее значимые государственные посты. Таким образом, интересы родственников царя по его первому браку — Милославских были принесены в жертву, что не устроило последних.

Взбунтовав столичный гарнизон, они добились изменения ситуации в свою пользу. Боярская дума приняла уникальное решение — в дополнение к Петру был коронован и его старший брат Иван Алексеевич, а регентская власть была вручена умной и решительной дочери Алексея Михайловича царевне Софье.

Использование в политической борьбе такого «инструмента», как Стрелецкий бунт, дорого обошлось государству. В отличие от характерных для XVIII века гвардейских выступлений, хорошо организованных и управляемых, выступления стрельцов носили характер русского бунта, бессмысленного и беспощадного. Восстание 1682 года привело к практически полному физическому истреблению советников и приближённых Фёдора Алексеевича. От рук стрельцов погибли видный воевода князь Г.Г. Ромодановский, начальник Стрелецкого приказа князь Долгоруков, ближайший советник покойного государя боярин И.М. Языков, думный дьяк Ларион Иванов, стольник Ф.П. Салтыков и многие другие…

Досталось и Нарышкиным — был убит фактический глава этой партии, видный дипломат и политик А.С. Матвеев, братья царицы Иван и Афанасий Нарышкины, другие сторонники этой фамилии были отправлены в ссылку.

Естественно, что Нарышкины не смирились с поражением и жаждали реванша. Хотя эта партия и была серьёзно ослаблена, она всё же сохраняла шансы на успех в политической борьбе. Правительство Софьи носило временный характер — по достижении царями-братьями совершеннолетия исчезали юридические основания для регентства. Единственным шансом правительницы было добиться таких успехов во внутренней и внешней политике страны, которые бы подняли его авторитет на изрядную высоту. От Софьи Алексеевны требовалось стать Екатериной Великой. Но такая ноша ей оказалась не под силу. Положение правительства усугублялось тем, что «в результате событий 15–17 мая 1682 года восставшими стрельцами были убиты ведущие думные и придворные деятели, с которыми было связано проведение реформ конца 70-х — начала 80-х гг.». Единственный уцелевший «министр» правительства Фёдора Алексеевича Василий Васильевич Голицын возглавил правительство, но «один в поле не воин».

К концу 80-х годов политическая ситуация в стране изменилась в благоприятную для Нарышкиных сторону — правительство увязло в войне с Крымским ханством, в которой не смогло добиться успеха. Прекрасный дипломат, один из умнейших государственных деятелей России конца XVII столетия князь Василий Васильевич Голицын не сумел достойно проявить себя на военном поприще, война с Крымом затянулась, население роптало, и оппоненты правительства решили использовать свой шанс.

Сведения о политической борьбе в верхах Русского государства в конце XVII века приведены на этих страницах не просто так. Дело в том, что первый брак Петра Алексеевича, в котором и родился царевич Алексей, был составной частью именно этого политического процесса.

Нарышкиным нужно было лишить Софью законных оснований для регентства, а для этого необходимо было показать всему обществу, что младший государь достиг совершеннолетия, и наиболее простым способом это сделать была женитьба молодого царя. Историки обычно описывают это событие как малозначимое, уделяя ему совсем немного внимания. Даже скрупулёзный М.М. Богословский в своих пятитомных «Материалах для биографии Петра I» ограничился лишь одним абзацем:

«27 января 1689 года царица Наталья Кирилловна на семнадцатом году женила сына на дочери окольничего Фёдора Абрамовича Лопухина Евдокии. Свадьба была сыграна скромно. Венчался Пётр в маленькой дворцовой церкви Апостолов Петра и Павла, построенной в 1684 году. Таинство совершил его духовник протопоп Меркурий. К красавице жене Пётр не почувствовал никакой склонности».

Между тем со свадьбой Петра Алексеевича связано несколько необычных обстоятельств, оказавших влияние и на его последующую семейную жизнь, и на отношения с сыном. Именно тогда, в холодные январские дни 1689 года, завязался первый узелок этой истории.

Какие же это обстоятельства?

Во-первых, выбор невесты проходил без малейшего участия жениха. На этот факт историки не обращают внимания, а если и обращают, то ограничиваются ремаркой — «так в те времена было принято». Между тем, вопреки популярной песне о невозможности для государя жениться по любви, все предшествующие русские цари сами выбирали себе спутниц жизни.

По любви женился первый царь — Иван Грозный. Примечательно, что даже он при своём деспотическом характере не ограничивал сыновей в выборе невест. Далеко не всегда царь был доволен этим выбором: так, старшего сына он дважды заставлял разводиться, а ссора из-за третьей супруги наследника, по одной из версий, закончилась убийством царевича Ивана. Требовал царь развода и от царевича Фёдора, указывая на бесплодие его супруги — Ирины Годуновой. Но Фёдор Иоаннович в споре с отцом проявил достойную твёрдость и категорически отказался разрывать отношения с любимой женой. Царь в гневе побил подвернувшегося под руку Бориса Годунова и… смирился с волей сына.

Дед Петра — первый государь из династии Романовых Михаил Фёдорович — в 1616 году возжелал жениться на Марии Хлоповой — дочери худородного дворянина. Царский выбор пришёлся не по нраву родственникам, и они расстроили свадьбу, объявив царскую невесту опасно больной. Царь вынужден был подчиниться, но через несколько лет учинил розыск и строго покарал людей, помешавших его личному счастью.

Второй раз государь сыграл свадьбу в сентябре 1624 года, выбрав себе в жёны княжну Марью Владимировну Долгорукову. Этот союз оказался недолгим — 7 января 1625 года молодая царица умерла. «Год прошёл как сон пустой — царь женился на другой» — 5 февраля 1626 года Михаил Фёдорович женился на Евдокии Лукьяновне Стрешневой.

Отец Петра, «тишайший» государь Алексей Михайлович, был женат дважды. История его первого брака чем-то напоминает историю его отца. О намерении царя жениться было объявлено в 1647 году, по обычаю, государю были представлены несколько девушек, сочтённых Боярской думой достойными стать царицей. Алексею приглянулась Афимья Всеволожская, по свидетельству современников — «красавица необыкновенная». Но она не устраивала тогдашнего главу правительства боярина Морозова и накануне свадьбы… неожиданно упала в обморок, что было сочтено свидетельством слабого здоровья. Свадьба не состоялась. Всё тот же Морозов познакомил государя с дочерьми боярина Милославского, старшая из которых — Мария Ильинична — приглянулась Алексею Михайловичу, и он женился на ней. В этом браке государь счастливо прожил 21 год, однако частые роды подорвали здоровье царицы, и 4 марта 1669 года она скончалась, оставив мужу двоих сыновей и 6 дочерей. Уже осенью государь объявил о своём намерении жениться, и в Кремле начались смотры красавиц. Впрочем, скорее всего, это было просто соблюдением старинного обычая — свой выбор Алексей Михайлович уже сделал. Ему приглянулась молодая воспитанница боярина Артамона Матвеева Наталия Нарышкина. Женитьба государя по любви на бедной девушке из незнатного боярского рода произвела заметное впечатление на русское общество и отразилась не только в появлении нескольких версий этого романа, сохранённых традицией, но даже в народных песнях.

Старший брат и предшественник Петра на престоле царь Фёдор Алексеевич также был женат дважды, и оба раза сам выбирал себе невесту. Первый раз это была Агафья Симеоновна Грушевская, скончавшаяся от родов в 1680 году, а второй раз — Марфа Матвеевна Апраксина, на которой царь женился, уже будучи смертельно больным. Конечно, обеих невест знающие люди связывали с некоторыми группировками в окружении государя, но сам факт личного выбора несомненен.

Подведём краткий итог сделанному нами небольшому историческому экскурсу. Как мы видим, брак царя почти всегда был вопросом не только личным, но и политическим, и поэтому придворные группировки не могли оставаться в стороне от вопроса выбора царской невесты. Но при всём при этом последнее слово всегда оставалось за самим царём. В крайнем случае придворные могли помешать государю жениться на выбранной им девушке, но навязать царю кого-то помимо его воли — такого ещё не было.

Почему же Наталия Кирилловна Нарышкина пошла на такой шаг и, не интересуясь мнением сына, сама выбрала ему невесту? Прямого ответа на этот вопрос нет, но мы можем сделать предположение, обратив внимание на следующую особенность жизни молодого Петра, которую отмечают многие его биографы. Молодой царь был практически полностью равнодушен к прекрасному полу. Военная и морская потехи, фейерверки, пирушки и попойки — вот круг его интересов. Связи с женщинами в этот период возникают почти исключительно под чужим влиянием, и брак тут не исключение. С дочерью немецкого виноторговца Анной Монс царя свёл Лефорт (имея в виду усилить своё личное и немецкой партии влияние), с будущей второй супругой — «лифляндской портомоей» Мартой Скавронской — Меншиков (тоже с целью упрочнить своё влияние на царя). Это под конец жизни, в 20-е годы XVIII века, число женщин в жизни Петра значительно увеличится, а в молодости они государя не слишком интересовали.

Подчеркнём, речь не идёт о каких-то психических или, более того, физических пороках царя, а лишь об особенности характера. Примечательно, что противник Петра на полях сражений Северной войны шведский король Карл XII также с молодых лет избегал женщин и к моменту своей гибели так и не женился. Семейная жизнь не привлекала молодого Петра, и если бы ему предоставили возможность выбора невесты, то он бы, скорее всего, использовал её, чтобы… никого не выбрать и, затянув таким образом дело, снять вопрос о свадьбе вообще. Однако царский брак был необходим Нарышкиным по политическим соображениям, и мать государя взяла решение вопроса о выборе невесты на себя.

Вторая загадка, связанная с первым браком Петра, — кандидатура его невесты. Казалось бы, Нарышкины были заинтересованы максимально использовать женитьбу молодого царя в политических целях. Помимо наглядного подтверждения царского совершеннолетия брачный союз мог бы скрепить союз политический с каким-нибудь влиятельным боярским родом. Лопухины же заметным влияниям в политике или вооружённых силах не пользовались. Достаточно сказать, что место в Боярской думе они получили только после того, как Евдокия стала царицей. В политическом плане Нарышкины ничего не приобрели от этого союза.

При этом породниться с царским родом почла бы за честь любая боярская семья в Русском государстве. Почему мать Петра остановила своей выбор на Евдокии Лопухиной? Автор «Гистории о царе Петре Алексеевиче», очевидец событий князь Б.И. Куракин, пишет: «И к тому выбору многие были из знатных персон привожены девицы, а особливо — княжна Трубецкая, которой свойственник был князь Борис Алексеевич Голицын, и старался всячески, чтобы на оной женить».

По мнению мемуариста, выбор в пользу «худородной» Лопухиной был обусловлен тем, что «партия Нарышкиных и Тихон Стрешнев опасалися, что через тот марьяж оный князь Голицын с Трубецкими и другими своими свойственниками великих фамилей возьмут повоир (власть. — Ред.) и всех других затеснят».

Итак, всё объясняется довольно просто — худородные Нарышкины, не имевшие среди своего узкого круга сколько-нибудь выдающихся деятелей, боялись, что Пётр может попасть под влияние родовитой родни со стороны жены. Вот и нашли ему невесту среди столь же незнатных и невлиятельных Лопухиных.

Впрочем, есть и ещё важное обстоятельство, которое могло сыграть свою роль. Как уже упоминалось выше, большинство историков связывают первый брак Петра Алексеевича с политической борьбой за власть среди российской элиты. Однако есть и другое мнение. Его высказал знаменитый русский историк Николай Костомаров, который полагал, что у Наталии Кирилловны, помимо политических соображений, было желание воздействовать на характер и стиль жизни сына, которые вызывали всё большие опасения у матери. В самом деле, как воспитатель вторая супруга «тишайшего» государя оказалась не на высоте. Пётр рос, фактически предоставленный самому себе. Рано закончив обучение, он выглядел почти полным невеждой в сравнении со своим старшим братом Фёдором или сестрой Софьей. Природная любознательность и живость не могли компенсировать отсутствие серьёзной воспитательной работы. К 16 годам царь целиком отдался военным и корабельным увлечениям и не проявлял ни малейшего интереса к ожесточённой политической борьбе, в которой решалась участь его престола. Без сомнения, не будь вокруг него преданных родственников и умных сторонников вроде князя Бориса Алексеевича Голицына, никакой угрозы для Софьи он бы не представлял.

Вот царица и прибегла к такому средству воздействия, как женитьба, чтобы остепенить сына. Важно отметить, что, вопреки русским тогдашним обычаям, жена была старше Петра на два года. Видимо, мать выбирала сыну невесту не только по политическим соображениям, но и намеревалась сделать из неё послушное орудие влияния.

Несмотря на эти сложности, поначалу семейная жизнь Петра выглядела удавшейся. Князь Куракин отмечает, что в первый год после женитьбы «любовь между супругами была изрядная». Плодом этой любви и стал царевич Алексей.

Он родился 16 февраля 1690 года, уже после успешного переворота в пользу Нарышкиных и отмены регентства. Рождение сына-наследника значительно укрепляло политические позиции Петра и его сторонников — у его старшего брата наследника мужского пола не было.

Не случайно и имя, выбранное царём для сына. Как известно, Пётр всегда с величайшим почтением и глубоким уважением относился к памяти своего отца. Что лежало в основе этого чувства — ранние детские воспоминания (в своё время Алексей Михайлович очень обрадовался появлению на свет своего последнего сына) или восхищение тем, что сделал для России государь, прозванный Тишайшим, а бывший, по существу, Великим, сказать сложно. Но называя младенца в честь своего деда, Пётр однозначно указывал на него как на наследника российского престола.

Но всё же первый брак царя оказался недолгим. После смерти матери (в 1694 году) Пётр всё больше отдаляется от жены. А в 1696 году задумал и вовсе избавиться от неё и сослать в монастырь. В чём причина такого решения царя? Дореволюционные историки «прогрессивного» и либерального толка, а вслед за ними и практически все советские указывали в качестве причины неудачи брака неприятие Евдокией увлечений Петра и его стремлений к преобразованию России. «Покорная, не способная воспринимать новизну, она тем более не годилась в помощницы своему энергичному супругу, человеку, несомненно, во всех отношениях выдающемуся».

Цель такой аргументации понятна — снять с Петра ответственность за распад семьи, возложить её на царицу, а вдобавок связать личную жизнь Петра с самой привлекательной частью петровского мифа — деятельностью по преобразованию страны. Если же рассмотреть ситуацию непредвзято, то мы увидим её несостоятельность и даже некоторую абсурдность — ведь получается, что женщинами, достойными Петра-титана, являются дочь немецкого кабатчика Анна Монс или вовсе не получившая никакого воспитания неграмотная Марта Скавронская.

Что послужило причиной развода? В 1692 году в жизни Петра появилась Анна Монс. Дочь содержателя кабака в Немецкой слободе, женщина лёгкого и обходительного поведения, любовница близкого друга молодого государя Франца Лефорта, она быстро пленила сердце молодого царя. Бывать в устроенном на европейский манер доме бывшего виноторговца Петру нравилось куда больше, чем вести нормальную жизнь семейного человека. Однако само по себе наличие любовницы не могло послужить основанием для развода. Для Европы того времени наличие при дворе монарха фаворитки — вещь обыкновенная, не приводившая, как правило, к каким-то семейным проблемам. Но «просвещённый царь» повёл себя совсем не по-европейски. Н.И. Костомаров предположил в своё время, что на разрыв с супругой царь решился под деятельным давлением со стороны Лефорта и других иноземцев из своего окружения. Последние боялись, что легковнушаемый Пётр может неожиданно снова попасть под влияние супруги, а «знатные по годности» иноземцы потеряют его расположение.

Обычно, когда авторы популярных книг рассказывают о разводе Петра, они указывают, что царь действовал по образцу своих предшественников на троне, и приводят в пример Василия III и Ивана Грозного. Но, во-первых, эти государи правили более чем за столетие до Петра, и нравы русского общества с той поры серьёзно изменились, а во-вторых, окончание первого брака Петра Алексеевича было совершенно необычным для русской истории. Дело в том, что обычно такая мера, как ссылка жены в монастырь, была связана с новой женитьбой государя. Было ли тому причиной бесплодие первой супруги (как у Василия III) или просто желание царя к перемене (как у Ивана Грозного), но в любом случае на смену одной царице сразу же являлась новая. Но в случае Петра всё было по-другому. Царь просто хотел избавиться от надоевшей ему супруги. Нет никаких сведений, что он собирался вступить в брак с Анной Монс (что было невозможно по многим соображениям) или с другой неизвестной нам особой. Нет, царь просто хотел избавиться от семьи, не задумываясь ни о том, какой пример он подаёт своим подданным, ни о том, в какое опасное положение он ставит династию.

Важно отметить ещё одно обстоятельство — царь не пожелал лично объясниться с супругой. Будучи в составе Великого посольства в Европе, Пётр поручает своим родственникам, боярам Льву Нарышкину и Тихону Стрешневу, уговорить царицу добровольно уйти в монастырь. О том же он написал и её духовнику. План государя был прост — во время его пребывания за границей жена «добровольно» уходит в монастырь и он оказывается свободным от семейных уз без малейшего ущерба для своей репутации. Решение на первый взгляд простое и изящное, но оно является показателем весьма легкомысленного отношения Петра к династическим вопросам. Ведь в случае ухода царицы в монастырь сразу же возникает несколько проблем: кто будет заниматься воспитанием наследника? Что будет с государством, если наследник умрёт? Последнюю возможность нельзя было исключать, так как детская смертность в то время была весьма высока: так, отец Петра Алексей Михайлович пережил трёх из шести своих сыновей. Да и из троих детей Петра и Евдокии выжил только Алексей.

Вернувшись в Россию в 1698 году, Пётр, помимо прочих дел, нашёл время на долгий, четырёхчасовой разговор с женой, во время которого снова пытался уговорить её уйти в монастырь. Отстаивая свои права, Евдокия проявила «недюжинную твёрдость», а в качестве одного из аргументов указывала на необходимость воспитания Алексея. Однако царь был неумолим и, так и не добившись согласия супруги, сослал её в Суздальский Спасо-Евфимиев монастырь, где условия её содержания были на первых порах весьма суровыми.

Таким образом, Пётр снова поставил страну на грань династического кризиса — в течение 14 лет (с 1698 по 1712 год) царь не был женат, и, случись что с Алексеем, страна бы осталась без наследника. И всё из-за чего? Из-за каприза монарха, который так и не смог построить нормальную семейную жизнь.

К моменту развода родителей Алексею было уже 8 лет, возраст достаточный, чтобы осознавать происходящее и сделать свой выбор, кто прав, а кто нет. До этого времени Алексей жил с матерью, которая о нём заботилась и к которой он был нежно привязан. Отца же видел редко, и отец не проявлял к нему особого интереса. Даже после ссылки матери в монастырь он не взял сына к себе, а поручал его разным людям, порой не всегда хорошо справлявшимся со своими обязанностями.

Образование царевича началось в шестилетнем возрасте, когда к нему был приставлен учитель Никифор Константинович Вяземский. «Человек не слишком образованный, не располагавший способностью внушить к себе уважение, не владевший педагогическими навыками, но честно относившийся к своим обязанностям и справедливо считавший, что его знаний достаточно, чтобы научить наследника читать и писать». Этот персонаж чем-то напоминал учителя его отца — Никиту Зотова, но был лишён многих достоинств последнего. Подобно тому как Зотов до конца своих дней оставался доверенным человеком Петра, так и Никифор Вяземский весьма долгое время сохранял расположение царевича.

Надо отметить, что сам Пётр так и не получил в детстве нормального образования: «После прихода к власти царевны Софьи его воспитание было совершенно заброшено. Учителя, Никиту Моисеевича Зотова, от него удалили; другого ему не дали; он проводил время в потехах, окружённый ровесниками без всяких дельных занятий: такая жизнь, конечно, испортила бы и изуродовала всякую другую натуру, менее даровитую. На Петра она положила только тот отпечаток, что он, как сам после сознавался, не получил в отроческих летах тех сведений, которые необходимы для прочного образования. Через это небрежение Петру приходилось учиться многому уже в зрелом возрасте. Сверх того, проведённое таким образом отрочество лишило его той выдержки характера в обращении с людьми, которая составляет признак образованного человека». Этим обстоятельством царь-реформатор разительно отличался от своих предшественников на троне — царя Фёдора Алексеевича, чьим учителем был великий Симеон Полоцкий. Не получил Пётр и личного опыта семейного воспитания. Рано лишившийся отца, он плохо представлял себе, как надо воспитывать сына, и не придавал этому особого значения.

Желая видеть сына воспитанным и образованным на европейский манер, Пётр нанял ему учителя-иностранца. Выбор, однако, оказался неудачным — немецкий учитель Нейгебауэр был человеком заносчивым, грубым и малокомпетентным. Он с таким презрением относился ко всему русскому, что умудрился на этой почве задеть самого царя, который, как известно, был весьма расположен к иноземцам. Так что Нейгебауэр недолго был учителем царевича и вскоре был выставлен из России.

К 1700 году царь задумал отправить наследника учиться за границу — решение по тем временам невиданное не только для России, но и для Европы. Подготовка наследника престола обычно велась по индивидуальным планам, с учётом особенностей его личности и склонностей. К тому же пребывание наследника за границей не могло обеспечить его безопасность, что было чревато для государства в целом. Сама эта идея показывает, как мало внимания уделял Пётр проблеме образования сына. Об этом же говорит и выбор вельможи, которого государь назначил ответственным за воспитание и образование царевича. Этим человеком стал Александр Данилович Меншиков. Выбор более чем странный: во-первых, происходивший из низов бывший торговец с лотков пирогами не получил вовсе никакого образования и едва умел читать и писать; во-вторых, в то время ещё холостой, он имел весьма смутные представления о воспитании; и, в-третьих, будучи одним из наиболее близких соратников Петра, он почти постоянно либо сопровождал государя в его многочисленных разъездах и походах, либо выполнял его важные поручения, то есть попросту не имел времени следить должным образом за воспитанием и образованием наследника престола. Почему же выбор царя пал именно на Меншикова? Главным достоинством последнего в глазах царя была безусловная преданность. Вознесённый на вершину власти из низов исключительно милостью Петра, не имевший прочных связей в аристократической элите Русского государства, «полудержавный властелин» должен был не столько контролировать образование и воспитание наследника, сколько не допустить ничьего вмешательства в него. Его роль — надзиратель, а не воспитатель.

В 1702 году у царевича появился новый учитель — барон Гюйссен. Он был профессиональным педагогом, хотя и не блистал выдающими достоинствами, но своё дело знал хорошо. Начал он свою деятельность с составления программы обучения, которая предусматривала совершенствование русского и изучение французского языков, обучения географии и чтению карт, геометрии и математики, истории и современной политики. Наследник должен был также овладеть военными экзерцициями, получить представление о фортификации и артиллерии, а также об архитектуре и навигации, ежели проявит к тому склонность.

В целом программа Гюйссена выглядит логичной и достаточно насыщенной. В отличие от программы обучения царя Фёдора Алексеевича, составленной в духе схоластики с упором на латынь и гуманитарные науки, образование Алексея Петровича должно было иметь практический уклон — основное место уделяется естественным наукам, а изучение латыни не предполагалось вовсе. Главным же недостатком программы является не её содержание, а весьма короткий срок — всего два года, которые барон Гюйссен отводил на её реализацию.

Впрочем, может быть, педантичный немец и преуспел бы в своём деле, если бы не вмешательство царя. Не считаясь с «учебным планом» сына, Пётр вызывает его в действующую армию, для того чтобы тот на деле познал солдатскую науку. Пятнадцатилетним юношей царевич в чине рядового солдата участвует в штурме Ниеншанца (1703 год), и во второй осаде Нарвы (1704 год). Участие в военных действиях одновременно и государя, и наследника престола создавало большой риск для страны, поэтому в дальнейшем царь не привлекал Алексея к участию непосредственно в боевых действиях.

Участие в войне было не единственной причиной, помешавшей царевичу нормально завершить образование. Уже в 1705 году царь отправляет барона Гюссена за границу с дипломатическим поручением, а наследник оказывается предоставлен самому себе. Его «воспитатель» Меншиков занимается строительством Санкт-Петербурга, отец тоже часто находится в отъезде… Чтобы заполнить свободное время, Алексей увлекается токарным ремеслом, к которому был неравнодушен и его отец.

К 1707 году относится первое свидетельство о конфликте отца и сына. Поводом послужило то, что Алексей, несмотря на строгий запрет отца, посетил мать, о чём Петру донесла его сестра царевна Наталия Алексеевна, которой племянник имел неосторожность довериться. Царь жестоко выбранил сына за этот поступок, выразив своё крайнее неудовольствие. Уже это столкновение показывает, насколько по-разному его участники смотрели на одно и то же. Пётр полагал, что, нарушая запрет на посещение его бывшей супруги, царевич бросает ему вызов, пренебрегая царской волей. Алексей, в свою очередь, просто хотел посетить мать, которую очень любил.

Отметим и ещё одну особенность ситуации — царь выражает своё недовольство наследником на основании доноса.

Начиная с 1708 года Пётр поручает Алексею выполнение разного рода заданий, связанных с обеспечением армии продовольствием, набором рекрутов, представительскими функциями и т.д. Как отмечает Н.И. Павленко, в течение десяти лет (1707–1716) переписка между отцом и сыном носит почти исключительно деловой характер. По содержанию писем можно узнать и о полученных царевичем заданиях, и об усердии, с котором он их выполнял. Для нас важно отметить два момента — царевич не был включён отцом в круг своих ближайших соратников, тех, кого потом назовут «птенцы гнезда Петрова», с порученными ему заданиями царевич в целом справлялся — претензии царь высказывал ему редко.

В 1710 году царь осуществляет своё намерение и отправляет наследника для продолжения образования за границей. На первый взгляд такое решение может быть оправданно — в пределах России существовали только два высших учебных заведения, и специализировались они в богословии (Академия имени Петра Могилы в Киеве и Славяно-греко-латинская академия в Москве). Поэтому направление наследника на учёбу в один из университетских городов, этих интеллектуальных центров тогдашней Европы, было бы весьма целесообразно.

Но Алексей по воле отца отправился в столицу союзной Саксонии — Дрезден, где его образованием занялись всё те же нанятые учителя. То есть по сравнению с пребыванием в России его образование не претерпело существенных изменений. Зато царь мог всем и каждому показывать, как он стремится в Европу.

Впрочем, пребывание царевича в Саксонии имело и ещё одну цель — государь решил наследника женить, и женить в Европе. По-видимому, Пётр хорошо запомнил трагические события своего детства и решил прекратить практику женитьбы государей на собственных подданных. Искать спутниц жизни им отныне надлежало среди равных себе, то есть государей христианского мира. Однако при этом царь пренебрёг собственным горьким опытом женитьбы по чужому выбору, для своих детей и племянников он выбирал невест и женихов сам, исходя исключительно из политических соображений. Стоит ли удивляться, что из четырёх устроенных Петром Алексеевичем династических браков только один (брак его старшей дочери Анны) оказался более-менее удачным.

Возможно, первоначально Пётр планировал предоставить Алексею свободу выбора в Европе, благо выбирать там было из кого, но потом всё же выбрал невесту сыну сам. Почему? Потому что Алексей жениться на иностранной принцессе не хотел. Повторялась ситуация с женитьбой самого Петра — если бы сыну дали волю, он бы тянул время до самого своего возвращения из Европы. Отличие ситуаций 1689 и 1711 годов состояло лишь в том, что никакой острой политической необходимости женить сына у Петра в тот момент не было.

Невесту Алексею разыскал всё тот же барон Гюйссен. Это была принцесса Шарлотта-Христина-София Бланкенбургская, внучка герцога Брауншвейг-Вольфенбюттельского Антона Ульриха. С шести лет она воспитывалась своей родственницей, женой курфюрста Саксонского и польского короля Августа II Сильного. Её старшая сестра Елизавета была замужем за императором Священной Римской империи Карлом VI. Таким образом, через брак сына Пётр закреплял союз сразу с тремя государствами — Речью Посполитой, Саксонией и Священной Римской империей.

Характер этого брака, как, впрочем, и других, заключённых в годы правления Петра, показывает, насколько невысоко котировалась русская царская семья среди монархов Европы. Многолетняя политика самоизоляции привела к тому, что виднейшие дворы Европы — французский, австрийский (имперский), британский, испанский — не рассматривали возможность династических браков с Россией. Немалую роль сыграла и последовавшая вскоре женитьба самого Петра на безродной «лифлянской портомое». Поэтому невесту приходилось искать среди представителей династий мелких германских княжеств. Примечателен и ещё один момент — в брачном договоре Алексея и Шарлотты за невестой сохранялось право на исповедание лютеранской веры. Это исключительный случай в истории династических браков между Россией и Европой. Дело в том, что русские государи со времён Василия III и Иоанна IV Грозного полагали себя защитниками и хранителями Православной веры. Русский государь должен был быть рождён от православных родителей. И в допетровское время, и в послепетровское в ходе переговоров о возможных династических браках обязательным условием для невесты наследника русского престола было принятие православия. Последнему русскому царю Николаю Александровичу стоило больших усилий убедить в необходимости сменить конфессию свою невесту — принцессу Алису Гессенскую. Пётр этим условием демонстративно пренебрёг. По-видимому, желание показать Европе свою «европейскость» было для царя-преобразователя важнее, чем государственные и династические интересы.

Брак наследника заметно повышал его статус. По распространённым тогда представлениям именно создание собственной семьи делало человека полностью совершеннолетним (вспомним, как торопились женить Петра его родственники). Аристократическое происхождение супруги Алексея, его родство через неё с императором Священной Римской империи импонировало русской аристократии, особенно на фоне последовавшей вскоре женитьбы царя на безродной прачке. Через супругу царевич входил в узкий круг европейских монархов, что должно было, по замыслу царя, повысить авторитет и его самого, и страны в целом.

Примечательно, что в тяжелейшей обстановке неудачного для его армии и страны Прутского похода, царь находил время заниматься организацией свадьбы царевича и обещал лично присутствовать на ней, заявив: «Это мой единственный сын, и я охотно доставил бы себе радость по окончании похода лично присутствовать на его свадьбе». И действительно, после заключения мирного договора царь отправился в Торгау, где и состоялось торжество.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.