Уолпол и Питт-старший 1714–1774 гг

Уолпол и Питт-старший

1714–1774 гг

Ганноверы изначально были не королями, а мелкими князьями. Они пришли к власти не с помощью меча или политики, а просто как потомки протестантской принцессы. В основном это были ничтожества в напудренных париках, неспособные ни справиться с собственными детьми, ни противостоять парламенту. Поэтому все они вместе продвигали идею парламентского правления больше, чем любой монарх со времен Генриха III. Пока политическая система росла и развивалась, Георги занимались своими любовницами и карточными играми. Политики больше не заискивали перед королями, а существовали как отдельные политические личности, склоняясь то вправо, то влево под влиянием партий, общественного мнения, избирателей, экономических сил, приобретавших отныне новое значение.

Лондонцы восприняли прибытие в 1714 г. 54-летнего Георга I (1714–1727) скорее с облегчением, чем с воодушевлением. Он плохо говорил по-английски, до этого лишь один раз приезжал в свое нынешнее королевство и уже тогда признавался, что ему не понравилось в Англии. Георг полагал, что делает Англии огромное одолжение, спасая ее от Стюартов. Ганноверский деспот, он на тридцать лет заточил свою супругу в замок за интрижку с придворным, самого же придворного убили и расчленили. Вместо супруги Георг привез с собой двух любовниц, толстую и тощую, которые получили прозвища «Слониха» и «Жердь». По ночам они по очереди играли с королем в карты. Англичанам казалось, что имена новых придворных звучат как «приступ кашля». А те строили себе дома на новой площади Ганновер-сквер, и фасады этих домов напоминали традиционную архитектуру их прежней родины. Сын короля, Георг Август, терпеть не мог отца и вместе со своей веселой и бойкой супругой Каролиной предпочел завести собственный двор в Лестер-хаусе в Лондоне. Каролина отзывалась о Ганновере как о «навозной куче». Если в англичанах и оставалась какая-то вера в величие, не говоря уже о богоизбранности королей, она благополучно почила в бозе с восшествием на престол представителей Ганноверской династии.

То, что король плохо понимал по-английски и часто отсутствовал в Лондоне, способствовало укреплению независимости и высокого статуса кабинета министров. На заседаниях председательствовали главные министры, среди которых особо выделялись первый министр лорд Стэнхоуп и грубоватый землевладелец из Норфолка по имени Роберт Уолпол, канцлер казначейства.

Весьма скоро они столкнулись с серьезной проблемой: в 1715 г. сторонники Якова Старого Претендента подняли восстание в Шотландии. Герцог Аргайл, возглавивший войско правительства, остановил мятежников прежде, чем они двинулись от Стерлинга на юг, и не успел Яков ступить на землю Шотландии, как пришлось спешно возвращаться во Францию. Так называемое «возмущение пятнадцатого года» закончилось, толком не начавшись.

Как и Вильгельм Оранский, Георг Ганноверский считал, что, став королем Англии, он вправе привлечь ее к решению конфликтов на своей прежней родине. На выборах 1715 г., которые проходили после коронации, тори поплатились за свои якобитские симпатии, и виги снова пришли к власти. Хотя традиционно виги ратовали за войну, на этот раз их мнения по поводу того, как оплатить прошлые войны и стоит ли поддержать нынешние войны Георга, разделились. Уолпол ушел в отставку, так как национальный долг вырос до 50 миллионов фунтов. В 1720 г. была изобретена схема, позволявшая возместить этот долг, используя исключительную монополию на торговлю Компании Южных морей, которую та получила в результате заключения Утрехтского мирного договора. Это привело к отчаянной спекуляции акциями компании, при этом министры беззастенчиво вздували на них цены, чтобы набить собственные карманы. Всего за несколько недель цена на акции со 100 фунтов подскочила до 1000, так же быстро росли цены на акции дочерних компаний. Говорили, что из-за кредитного бума в Лондоне невозможно было купить экипаж.

Так называемый «мыльный пузырь Южных морей» лопнул в сентябре того же года, и это потрясло всю страну. Тысячи людей, в основном в Лондоне, были разорены, и в вестибюле парламента даже пришлось зачитывать закон о беспорядках. У Стэнхоупа прямо в палате лордов случился апоплексический удар, и он скончался, министр почт принял яд, а канцлера казначейства (уже не Уолпола) бросили за решетку. Банкиров, которые выдавали кредиты под залог акций, предлагали «посадить в мешок со змеями и бросить в мутные воды Темзы».

К 1722 г. Уолпол снова становится лидером вигов и главой антивоенного правительства, которому предстояло продержаться у власти дольше всего в английской истории. Уолпол был весьма колоритной личностью: гигант весом 130 килограммов, он сильно пил и привык жить на широкую ногу. Он разделял нелюбовь тори к дорогостоящим военным авантюрам, и это позволило ему уменьшить земельный налог и убедить все стороны, что король из династии Ганноверов в одной упряжке с правительством вигов не представляет угрозы существующему порядку. Как первый лорд казначейства, Уолпол был первым министром, которого стали называть «премьер-министром». Ему пожаловали скромный городской дом в районе спекулятивной жилой застройки недалеко от Уайтхолла, на небольшой улочке Даунинг-стрит. Уолпол мудро настоял, чтобы эта привилегия вместе с премьерским креслом доставалась всем его преемникам.

Политическим девизом этого политика было «не буди лихо, пока оно тихо», неприятных вопросов он старался избегать. Правительственный долг был переведен в фонд погашения; кроме того, кабинет придерживался политики предотвращения войны и развития торговли. «Уолполов мир» считался золотым веком Англии. Политики были излюбленными мишенями остроумных шуток и сатир Поупа, Свифта, Дефо и Джонсона. Либеральные настроения в обществе способствовали распространению философских воззрений Локка и Беркли. Политические споры и дебаты вышли за рамки судебных залов и стен парламента и велись в кругах широкой интеллектуальной элиты. Летаргический сон, в который под защитой Акта о присяге погрузилась Англиканская церковь, побуждал апологета методистской церкви Джона Уэсли, называвшего себя «головней, вытащенной из огня», оживить церковь Англии. Зарождающийся средний класс был восхищен возможностью социального продвижения, которую предоставлял Красавчик Нэш, законодатель мод и церемониймейстер, на ассамблеях в элегантных интерьерах игорных заведений георгианского Бата. Бедняки тем временем могли топить свои беды в дешевом джине. К 1730 г. в Лондоне на каждые одиннадцать жилых домов приходилось по одной лавке, торгующей джином, и «можно было напиться на один пенс, а на два – напиться в стельку». 1720-е и 1730-е гг. – единственный период, когда население Лондона не увеличивалось, застыв на отметке примерно 700 000 человек. Так продолжалось до 1736 г., когда вышел Акт о джине, согласно которому торговля этим напитком облагалась налогом, пивные должны были работать по лицензии, а потребление спиртного строго ограничивалось.

Из традиционных поездок по Европе для завершения образования аристократы возвращались домой, нагруженные произведениями искусства. Это порождало борьбу стилей. Стиль английского барокко Ванбру, Хоксмура и Гиббса был представлен такими шедеврами, как Бленхеймский дворец и Касл-Ховард, церквами «королевы Анны» в Восточном Лондоне, а итальянский палладианизм лорда Берлингтона и его протеже, Колина Кэмпбелла и Уильяма Кента, – Берлингтон-хаусом на Пикадилли и виллой в лондонском предместье Чизвик на берегу Темзы. Знаменитый «английский бульдог», Уильям Хогарт яростно высмеивал палладианизм, называя его чуждым и упадочным, однако именно этот стиль доминировал в английской архитектуре на протяжении всего XVIII в. На музыку сильное влияние оказал немецкий иммигрант Георг Фридрих Гендель, чьими горячими поклонниками были Ганноверы.

После смерти короля в 1727 г. следовало ожидать, что связь Уолпола с прежним режимом неминуемо приведет к его отставке по требованию короля Георга II (1727–1760), но дружба премьер-министра с новой королевой Каролиной и использование цивильного листа[35] для поощрения политических союзников сделали его практически неуязвимым. Георг II был более популярен, чем его отец, но со временем стал слишком ленивым и раздражительным, к тому же терпеть не мог собственного сына Фредерика, точно так же как Георг I ненавидел его самого. Увидев идущего по улице Фредерика, королева заметила: «Я хотела бы, чтобы земля разверзлась и поглотила этого монстра, отправив его в самое пекло». Ганноверам трудно было быть любезными даже друг с другом.

Георг II, может и не очень выдающаяся историческая личность, был тем не менее бережливым и рассудительным монархом. В делах конституционных он утверждал, что «ни один человек не сможет назвать ни одного случая, когда бы я превысил границы дозволенного». Король заключил мир с Уолполом, который оставался у власти последующие пятнадцать лет. Уолпол нанял Кента для строительства Хоутон-холла в Норфолке, где собрал великолепную коллекцию произведений искусства[36] частично на средства кабинета, частично в кредит. Главу кабинета высмеивали в невероятно популярной «Опере нищего», премьера которой состоялась в 1728 г., кроме того, он стал прототипом Флимнапа, канцлера казначейства в «Приключениях Гулливера» Свифта. В 1734 г. Уолпол с гордостью докладывал королеве: «Мадам, в этом году в Европе было убито пятьдесят тысяч человек, и ни одного англичанина».

В конце концов Уолпола свергли – и именно за авантюры во внешней политике, которым в свое время он обязался всемерно препятствовать. Испанские пираты наносили значительный вред заокеанской торговле, и коммерсанты оказывали давление на премьер-министра, требуя принять соответствующие меры. Молодой парламентарий Уильям Питт призывал к войне с Испанией, при этом сей яркий оратор так поразил престарелую герцогиню Мальборо, что она оставила ему в наследство значительную сумму. В 1738 г. Уолпол вел с Испанией переговоры, пытаясь все урегулировать мирным путем, но расхождения во мнениях были столь серьезными, что в 1739 г. разразилась война. В истории эта война известна как Война за ухо Дженкинса. Капитан торгового судна Роберт Дженкинс, потрясая своим сморщенным ухом в парламенте, утверждал, что его отрубил испанец. Уолпол считал такие воинственные настроения отвратительными. «Сейчас они звонят во все колокола, но скоро будут заламывать руки», – заметил он. Эта война не принесла никаких результатов, кроме очередного ухудшения отношений с Испанией и Францией. Всеобщие выборы 1741 г. показали, что влияние премьер-министра ослабело. В 1742 г. Уолпол утратил присущую ему уверенность и подал в отставку, став членом палаты лордов. Говорят, падение правительства Уолпола легло в основу детского стишка «Кто убил петуха Робина?», впервые опубликованного в то время.

Новое правительство, однако, по-прежнему контролировала политическая партия вигов, которую теперь возглавляли братья Генри Пелэм и Томас Пелэм, герцог Ньюкасл. Говорили, что «им хватило таланта, чтобы возглавить правительство, но не чтобы управлять страной». Король, который в Ганновере имел всю полноту власти, в Лондоне сетовал на отсутствие полномочий. «В этой стране настоящие короли – это министры, – жаловался он. – Я же здесь никто». Однако были люди, которые хотели лишить его даже титула. В 1745 г. сын Старого Претендента Карл Стюарт, Красавчик принц Чарли, вновь поднял восстание в Шотландии. Горцы откликнулись на его призыв, и шотландцы двинулись на юг, против короля Англии – и, по общему мнению, также их собственного короля. Правительство послало герцога Камберлендского перехватить принца, войска которого дошли уже до Дерби, где он повернул назад, так как в Англии якобитское движение массовой поддержки не нашло. Это подорвало решимость Чарли. Камберленду удалось оттеснить принца к северу, к самому Инвернессу. В апреле 1746 г. войска встретились на поле боя при Каллодене недалеко от Инвернесса. Шотландцы были разбиты, но принцу удалось бежать, за что собственные охранники прозвали его «чертовым трусливым итальянцем».

Англичане смогли подавить шотландских горцев только численным превосходством. Горцы дрались «как тигры», но правительственной армии удалось сломить их сопротивление. Англичане не щадили никого, устроив настоящую резню. С правами кланов было покончено, клановые цвета были запрещены, главы кланов или казнены, или брошены в тюрьмы. Карл бежал «через все море на остров Скай»[37] и с тех пор прожигал жизнь в изгнании, во Франции и Италии. Герцога Камберлендского за особую жестокость прозвали мясником. Однако большинство англичан и шотландцев радовались тому, что с долгой враждой со Стюартами наконец-то покончено.

Оппозиция палаты общин правительству вигов герцога Ньюкасла теперь объединилась вокруг Питта. Он был умен, красноречив и надменен. Несмотря на популярность антифранцузской риторики Питта на лондонских улицах, его тесное общение с Фредериком, принцем Уэльским, и с Лестер-хаусом в целом настораживало короля, и тот не желал давать Питту должность в кабинете министров. Питт заслужил неприязнь монарха и тем, что выступал против выделения средств на продолжение войны Ганновера с Францией. В одной из таких битв, а именно в Деттингенском сражении 1743 г., Георг последним из британских монархов лично командовал войсками. 59-летний король заслужил уважение солдат, когда, будучи выбитым из седла, кинулся на врага со шпагой наголо.

К 1746 г. положение Питта в обществе уже невозможно было игнорировать. Он был назначен главным казначеем вооруженных сил и приводил в бешенство своих коллег тем, что отказывался брать взятки. Тогда как лорд Ньюкасл оставался главой правительства, Питт стал его движущей силой и лидером палаты общин. Его политика была предельно ясна. Питт критиковал Уолпола за пассивность, но, как и он, выступал против войн в Европе. Он питал неприязнь к регулярной армии из-за того, что на ее содержание уходят огромные средства, к тому же она заражает политическое сообщество своей воинственностью. «Мы должны поддерживать своих союзников на континенте деньгами и кораблями, – говорил Питт, – но, если мы допустим, чтобы наш народ зарабатывал на жизнь воинским ремеслом, это обернется угрозой нашим свободам и разорением для нашей торговли».

Совсем другое дело – мир за пределами Европы, тут Питт давал волю своей агрессивности. Потеря в 1756 г. острова Менорка, который отошел Франции, вывела на улицы целые толпы, требовавшие, чтобы Англия боролась за его возвращение. Питт завоевал известность на волне провоенных настроений в обществе. Его прозвали «великим парламентарием из палаты общин», он стал первым поистине популярным политиком. Доктор Джонсон заметил как-то: «Уолпол был министром, назначенным королем для управления народом, а Питта дал королю сам народ».

Семилетняя война 1756–1763 гг. затронула весь мир и была первой настоящей «мировой войной». Конфликт разгорелся на территории самой Европы в основном между Англией и ее союзницей Пруссией с Фридрихом Великим во главе и союзом Франции, Испании и России. Вскоре война охватила далекие фактории этих государств в обеих Америках и Азии. В британском обществе преобладали пропрусские настроения, которые разделял и сам король. Об этом можно судить по количеству пабов, в названии которых упоминаются король Пруссии и маркиз Грэнби, британский главнокомандующий. Питт ратовал за то, чтобы Великобритания оставалась в стороне от театра боевых действий, выделяя деньги и всего несколько батальонов в помощь прусской армии. Основное же внимание, по его мнению, следовало уделить флоту и заморским территориям.

Падение империи Великих Моголов в Индии позволило французскому генералу Жозефу Дюплеи отбить у Британской Ост-Индской компании Мадрас и таким образом получить контроль над всем югом Индии. Дюплеи сметал на своем пути все препятствия, пока его продвижение не смог остановить во главе отряда солдат Роберт Клайв, талантливый 23-летний служащий Ост-Индской компании. В 1756 г. индийский наваб (наместник провинции) с согласия французов захватил торговый пост компании в Калькутте, арестовал 123 европейца и заключил их в тесную камеру в подвале башни, где они задохнулись или погибли от теплового удара. Это место получило название «Черная яма». Когда Клайв прибыл с отрядом в 3200 солдат, он разбил сорокатысячную индийскую армию в битве при Плесси, в основном обратив их в бегство пушечными выстрелами. К тому моменту, когда удалось вернуть захваченный французами Мадрас, Калькутта и Бомбей уже были в руках Ост-Индской компании. Эта территория стала зародышем огромной Британской империи, которую страна получила, как говорили в Викторианскую эпоху, «в приступе рассеянности». Все произошло скорее благодаря предприимчивости самого Клайва, чем стратегии, разработанной в Лондоне. И когда Клайва позже обвинили в коррупции, он ответил, что на фоне его достижений это сущая малость: «Бог мой, господин председатель, я только сейчас осознал и потрясен собственной сдержанностью и скромными запросами».

На Американском континенте стычки между англичанами и французами начались в 1754 г. с преждевременной атаки британского офицера, которого звали Джордж Вашингтон, на один из фортов Новой Франции. Территория Новой Франции протянулась от Канады, на юг вдоль рек Огайо и Миссисипи, к Луизиане, и угрожала окружить тринадцать колоний Новой Англии на Восточном побережье. По распоряжению Питта в 1758 г. на этой границе снова были развязаны боевые действия. Британские войска вторглись в долину реки Огайо, перерезали линии французских войск и захватили важнейший форт Дюкен, который был переименован в Питсбург. А на севере, в Канаде, английские войска под командованием генерала Джеймса Уолфа сели на корабли, вошли в реку Святого Лаврентия и в 1759 г. захватили французскую колонию Квебек. Взять крепость Квебек удалось, вскарабкавшись ночью по прибрежным утесам на возвышенность, известную как плато Эйбрахам, при этом Уолф, как принято считать, декламировал «Элегию, написанную на сельском кладбище» Грея. Уолф был смертельно ранен в той же битве и умер, смертью своей подтвердив правдивость слов Грея «ко гробу ведет нас и слава»[38]. Теперь французов вытеснили с большей части Канады и практически со всей территории нынешних Соединенных Штатов Америки.

После 1759 г., так называемого «года чудес», Хорас Уолпол заметил: «У церковных колоколов истерлись языки от звона в честь наших побед». К 1760 г. стратегия Питта положила конец мечте французов об империи, которая протянулась бы от Бенгалии до Монреаля. Его политика сражений за пределами Европы и субсидирования других армий, в частности армии Фридриха Прусского для войны с Францией на территории самой Европы, принесла свои плоды. Он сам говорил, что «завоевал Канаду на берегах Рейна», унизив государство, которое было больше, богаче и блистательней Англии. Успехи Питта были наглядным доказательством преимуществ упреждающей внешней политики, эпической главой английской истории, которой не суждено было повториться.

Георг II умер в 1760 г., и его сменил не сын Фредерик, который скончался ранее, а внук, 22-летний Георг III (1760–1820). Новый король, как и его дед, терпеть не мог Питта, считая, что у того «самое черное сердце», и Питт был вынужден уйти в отставку, не дождавшись благодарности от нации, для которой столько сделал. Он превратился во вздорного «заднескамеечника», рядового члена палаты лордов и защитника угнетенных. Парижский мирный договор 1763 г. закрепил достижения Питта. Британия была признана владычицей Индии, Канады и большей части Вест-Индии, но рост империи обошелся недешево, удвоив государственный долг и поглотив половину годового дохода от процентной ставки.

Юный Георг III попытался, неосмотрительно и непродолжительно, возрождать монархические прерогативы Стюартов. Он хвастал, что родился не немецким иммигрантом, а «коренным англичанином», и организовал правящую группировку, в которую входили его старый учитель граф Бьют и маркиз Рокингем. Король решил, что может справиться с палатой общин, ловко используя покровительство в собственных целях, как это делал Уолпол. Его правительство старалось выправить финансовую ситуацию, доставшуюся в наследство от Питта, введя в 1765 г. гербовый сбор для североамериканских колоний: отныне все торговые сделки, продажа газет, книг, игральных карт и некоторых других товаров, оформление любых гражданских документов облагались штемпельным сбором в пользу короны. В Америке также были расквартированы английские войска, которые американцам приходилось обеспечивать жильем, провиантом и мебелью. В американских колониях эти законы вызвали яростное сопротивление. За гербовыми сборами последовали таможенные пошлины на зерно, бумагу и чай. Эти пошлины, направленные на сокращение государственного долга Англии, серьезно вредили экономике новых колоний, препятствуя развитию торговли.

К середине XVIII в. промышленность и коммерция становятся решающими факторами в английской истории. Население Англии, Уэльса и Шотландии почти удвоилось, с 5 миллионов в начале века до почти 9 миллионов. В ходе промышленной революции значительно возросла производительность труда. Фабричные станки приводились в движение водяными колесами на быстрых реках, а продукцию перевозили по новой сети искусственных речных каналов. Первые патенты на прядильную машину, паровую машину и получение ковкого чугуна пудлингованием появились в 1780-х гг. Вскоре прядильные машины «Дженни» и паровые машины получили широкое распространение благодаря новому «золоту» Европы – углю. Новая продукция отчаянно нуждалась в рынках сбыта, которые не зависели бы от превратностей европейской политики, другими словами, нужна была империя.

Поскольку Питт не пользовался особым авторитетом в палате лордов, король не мог найти сплоченную партию или иную влиятельную группу в парламенте, которая могла бы сформировать правительство. Вынужденный сам подбирать себе министров, а не соглашаться на кандидатуры, навязываемые палатой общин, король каждый год менял кабинет министров, в то время как на улицах Лондона народ каждый день горячо приветствовал язвительного оппозиционера Питта. Долго так продолжаться не могло, и в 1766 г. король наконец вынужден был просить Питта вернуться к власти. Но политик был уже серьезно болен, измучен подагрой. Теперь он, выступая в палате общин, часто кутался в теплые накидки и мог ходить только опираясь на две трости. Он согласился войти в правительство при условии, что сможет перейти в палату лордов в качестве графа Чатема. Это решение «великого общинника» потрясло поэта Томаса Грея, который назвал его «самым слабым решением такого великого человека». Вскоре Чатем впал в депрессию, стал затворником, прятался целыми днями в своей комнате, даже еду ему подавали через специальную дверцу. Два года спустя, в 1768 г., он подал в отставку, сославшись на плохое здоровье.

Ко времени окончательного падения Чатема в игру вступили новые формы политической деятельности, не зависящие от патроната короля или аристократической верхушки. В 1763 г. радикал и вольнодумец, член парламента от Мидлсекса Джон Уилкс умудрился угодить в Тауэр за нападки на кабинет министров на том основании, что он нападал на «тронную речь короля». Позже жители Мидлсекса снова выбирали Уилкса своим представителем, а парламент его кандидатуру отвергал. Затем его избрали олдерменом Лондона, и в его поддержку наряду с другими выступал даже лорд главный судья. Чатем произнес знаменитую речь в его защиту, заявив, что, вне зависимости от характера, Уилкс является «английским гражданином и обладает определенными правами, данными ему законом, лишить которых его может только закон». Неограниченная власть, продолжал Чатем, «способна развратить умы тех, кто ею облечен, и здесь, по моему мнению, господа, кончается закон и начинается тирания». Впоследствии Уилкс получил свое место в парламенте. Эта история привела Георга в ярость, а лондонскую толпу – в восторг. У Уилкса был прекрасный слог и весьма ироничное перо. Когда лорд Сэндвич сказал ему, что он «умрет на виселице или от чумы», Уилкс ответил: «Это, сэр, зависит от того, приму ли я ваши принципы или вашу любовницу».

В 1774 г. молодой член парламента, ирландец по происхождению, Эдмунд Берк выдвинул свою кандидатуру от Бристоля. Выступая перед своими новыми избирателями, он заявил, что роль члена парламента быть представителем избирателей, а не их делегатом. Парламентарий, сказал он, «это не член гражданского сообщества Бристоля, а член парламента… он имеет собственное мнение; и он предает вас, а не служит вам, если откажется от собственного мнения в угоду вашему». Радикализм Уилкса и Берка определил и упрочил права парламентариев по сравнению с правами управленцев, подготовив почву для реформ XIX в. Но прежде их радикализм должен был пройти проверку огнем, поскольку значительный кусок новой империи Чатема внезапно от нее откололся.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.