Глава 17. Храброе сердце и независимый остров

Глава 17. Храброе сердце и независимый остров

История присоединения Шотландии к Англии куда более драматична. Увы, у меня нет знакомых шотландцев, чьими горестными воплями можно было бы украсить начало этой главы, посему ограничиваюсь сухими фактами.

Итак, возвращаемся в XIII век. В то время как в Уэльсе идет война и правители Гвинеда пытаются сохранить независимость, на севере назревает не менее серьезный конфликт. В 1286 году умирает шотландский король Александр III, у которого нет наследников мужского пола. В результате шотландский трон достается его внучке Маргарите. Разумеется, этому решению предшествовали различные споры родственников, которые считали себя претендентами на престол. Маргарита была прозвана Норвежской Девой, так как была рождена дочерью Александра, вышедшей замуж за короля Норвегии. На момент провозглашения королевой бедняжке было всего семь лет.

Все тот же уже известный нам Эдуард I, оценив ситуацию, решил женить на ней (невзирая на слишком юный возраст потенциальной невесты) одного из своих сыновей. Правда, из этого ничего не вышло: по дороге из Норвегии в Шотландию девочка простудилась и, не добравшись до шотландских берегов, умерла на Оркнейских островах.

Больше прямых наследников у Александра III не было. А желающих занять трон, как водится, было в избытке. Что начинается в таких ситуациях в любой стране в любую эпоху, и так понятно. Эдуард I между делом очень кстати вспомнил, что и он сам может претендовать на шотландскую корону: в его предках числилась и Матильда Шотландская, дочь короля Малькольма III. Но все-таки это было некоторой натяжкой, и шансы стать, кроме всего прочего, и королем Шотландии на законном основании у Эдуарда были невелики. Как мы помним, этот король свято чтил законы и договоренности и никогда не узурпировал власть. И на сей раз он тоже поступил, как и подобает справедливому монарху: возглавил суд и вынес решение этого спорного вопроса. Случайно или нет, но принятое по закону решение весьма и весьма соответствовало его собственным интересам. В споре, прозванном Великой Тяжбой, победил Иоанн Баллиоль, кандидатуру которого всячески поддерживал Эдуард I. Разумеется, за поддержку полагалась благодарность. Причем отнюдь не символическая типа коробки конфет (особенно если учесть, что шоколадных конфет тогда вообще не существовало): Иоанн Баллиоль признал сюзеренитет Англии, а Шотландия сделалась вассальным государством.

Надо ли говорить, что далеко не всем это понравилось? Часть представителей шотландской знати вообще не признала власти Иоанна Баллиоля, да и сам он, похоже, не рад был новым порядкам, которые устанавливала на его территории Англия. Особенно не радовали его английские гарнизоны, которые размещались в шотландских крепостях. Разумеется, с самыми благими миротворческими целями.

Он попытался исправить ситуацию в 1295 году, выступив против Англии, но потерпел поражение. Мятежный вассал (да, именно так теперь называли шотландского короля, а не «правитель соседнего государства»!) был разгромлен, пленен, лишен рыцарского звания и гербов. Ему пришлось отречься от шотландского престола. А для Эдуарда I наступил весьма удобный момент для того, чтобы объявить себя королем Шотландии: вассал, увы, доверия не оправдал.

С тех пор начинается долгая и кровавая история усмирения Шотландии, эпоха народных героев и песен о гордой и независимой стране… которая чем дальше, увы, тем сильнее попадала в зависимость. В 1297 году вспыхнуло восстание под предводительством Эндрю Мюррэя и Уильяма Уоллеса. Результатом стала настоящая партизанская война, которая, увы, для восставших кончилась плохо. В 1305 г. Уильям Уоллес стал жертвой предателя и оказался в руках англичан. Его четвертовали, тело разрубили на части, которые позже были выставлены на всеобщее обозрение в самых крупных городах Шотландии. История эта настолько яркая, что до сих пор будоражит воображение: об Уоллесе слагали поэмы, начиная с XV века; а в XX веке на основе этих событий был снят фильм «Храброе сердце» с Мелом Гибсоном в главной роли. И хотя многое в этом фильме не соответствует историческим фактам (Уоллес на самом деле был дворянином, а не крестьянином), но Шотландия в массовом сознании до сих пор связывается с отважными борцами за независимость.

Дальнейшая история взаимоотношений англичан и шотландцев была более чем сложной. Не только англичане претендовали на шотландский трон — бывало и наоборот: известная не только по историческим, но и по литературным произведениям династия Стюартов была изначально шотландской королевской династией, а с начала XVII века начала править еще и Англией с Ирландией. Король Яков VI Шотландский в 1603 году унаследовал английский трон и стал английским Яковом I, так как династия Тюдоров угасла, и прямых наследников этого рода не осталось. И когда почти через сто лет, в 1707 году, был подписан Акт об Унии, то есть об объединении Шотландии с Англией и образовании нового государства — Великобритании, формально речь о подчиненном положении Шотландии вроде бы не шла. И вроде бы не распустили шотландский парламент, а упразднили оба: и шотландский, и английский, а вместо них создали британский парламент, просто в Лондоне его расположить было удобнее… Но шотландцы остались недовольны. Как обычно бывает, «на бумажке» все выглядело гладко и складно, а на деле в истории кровавого присоединения Шотландии к Англии была поставлена точка.

К тому времени сама Шотландия давно уже разделилась на две части: Нижние земли, то есть равнинные, мало чем отличались от примыкающих английских областей: образ жизни людей был схожим, говорили здесь на диалекте скотс, то есть на германском языке, близком к английскому. Жители горной Шотландии сохраняли старые обычаи. Когда мы представляем себе растиражированный многочисленными приключенческими книгами и фильмами колоритный образ шотландца в клетчатой юбке, называемой килтом, дикого, но симпатичного, то речь идет, конечно, о горце. Именно в Верхних землях сохранялся шотландский гэльский — язык, унаследованный еще от ирландских переселенцев Дал Риады.

О шотландцах в нашей стране известно гораздо больше, чем о тех же валлийцах (о корнцах и бретонцах вообще молчу). Как-то так получилось, что у нас прекрасно знают стихи Роберта Бёрнса, помнят Брюса и других знаменитых шотландцев, вошедших в историю России, и почти никогда не путают их с англичанами. И, читая Шекспира, мы никогда не забываем, что Макбет был шотландским королем, а вот о валлийским происхождении истории короля Лира вообще мало кому известно. И даже на бытовом уровне разницу между англичанином и уроженцем Уэльса или Корнуолла как-то замечать не принято, а вот человека по фамилии Мак-что-то-там идентифицируют сразу — о, шотландец! Хотя такие фамилии и у ирландцев тоже есть.

Поэтому — да не обидятся на меня шотландцы! — в этой книге я не буду писать про такие уже довольно широко известные вещи, как цвета клеток на шотландских тканях, обозначающие принадлежность к определенному клану, про виски, волынки и прочие матрешки-балалайки, о которых можно прочитать в любом путеводителе по Шотландии.

Продолжим рассказ о том, как кельтские народы (а впереди их у нас еще несколько) постепенно теряли свою независимость и превращались в нацменьшинства.

В отличие от шотландцев о существовании мэнкцев, жителях острова Мэн, вообще мало кто слышал, кроме специалистов. А такой народ существует, причем до сравнительно недавнего времени у жителей острова Мэн был и свой язык — мэнский.

Остров Мэн расположен в Ирландском море примерно на равном расстоянии от Ирландии, Шотландии, Англии и Уэльса. В IV веке до н. э. его заселили бритты, а в IV веке уже нашей эры — гойделы. Римляне почему-то этот остров колонизировать не стали, но Цезарь упомянул о нем в своих записках, указав тогдашнее название острова — Мона. Зато позже до острова очень даже добрались викинги и прибрали его к рукам. Правда, жители острова при этом сохранили самоуправление, свою культуру и язык. Дальше судьба острова была переменчивой: он подчинялся то скандинавским королям Дублина, то графам Оркнейских островов, то становился вассалом Норвегии, но, похоже, что ни у первых правителей, ни у вторых, ни у третьих до острова руки не особенно доходили. Жители острова к смене власти относились философски и продолжали жить как живется. В XI веке образовалось новое государство, название которого можно перевести как королевство Мэн и других островов. Под другими островами подразумевались в первую очередь Гебридские. Довольно быстро островное королевство распалось на две части, и Мэн снова стал отдельным государством, а Гебриды существовали сами по себе. Вообще мэнкцы довольно рано даже по западноевропейским меркам стали самоуправляемыми: парламент на острове появился в 979 году. Островитяне изначально стремились к тому, чтобы ни от кого не зависеть и самим за себя отвечать. Но у них это не вышло.

В 1265 году остров Мэн завоевала Шотландия, но фактически шотландская власть укрепилась на острове только спустя десять лет. Потом последовало довольно длительное время, в течение которого Мэн принадлежал то Шотландии, то Англии. Со второй половины XIV века англичане завладели островом, который превратился в переходящий приз верным вассалам короля. Кто отличился перед королем, тому и остров. В 1405 году английский король Генрих VI отдал остров в пожизненное владение Джону Стэнли, а позже правителями острова сделались его потомки, которые именовались сначала королями, а потом лордами острова Мэн. Жители острова относились к этому по-прежнему философски, так как короли и лорды редко навещали свое владение (наверное, очень неудобно было туда добираться!), и островом правили назначенные ими губернаторы.

Некоторые изменения в жизни островитян произошли в 1643 году, когда в Англии вспыхнула революция. Мэнкцы тоже прониклись революционными настроениями, и король Карл I приказал Джеймсу Стэнли, тогдашнему лорду острова, привести их в чувство. Стэнли прибыл на остров с военным гарнизоном, но никаких ужасных массовых наказаний не последовало. Конечно, меры были приняты, и свободу жителей изрядно ограничили. А чтобы им было чем заняться, в том числе и в будущем, лорд острова вызвал на остров английских мастеров, которые обучали местных жителей полезным ремеслам. Однако такая трудотерапия вместо наказания длилась недолго: через шесть месяцев, сразу же после смерти короля, Джеймса Стэнли вызвал английский парламент и приказал сдать остров государству. Лорд отказался, за что и поплатился жизнью. Когда закончилось время диктатуры Кромвеля, все вернулось на круги своя, и династия Стэнли вновь стала править островом Мэн.

Трудотерапия явно не понравилась жителям острова Мэн. Занятие контрабандой казалось куда более легким и интересным способом заработать на жизнь. В XVIII веке это настолько обеспокоило английское правительство, что оно решило выкупить остров у тогдашнего лорда. В 1765 году британский парламент, заплатив последнему владельцу Мэна семьдесят тысяч фунтов, приобрел остров. Контрабандистов поприжали и навели порядок. В 1866 году остров Мэн получил право на самоуправление и до нынешних дней обладает особым статусом «коренное владение Великобритании», при этом не входит ни в состав Великобритании, ни в состав Европейского союза и имеет свою валюту, мэнский фунт стерлингов. Титул лорда острова формально сохраняется, но его носит королева Великобритании, а представляет ее лейтенант-губернатор. А управляется остров, как и тысячу с лишним лет назад, все тем же собственным парламентом, который называется тинвальд и располагается в городе Дугласе. Кстати, это единственный в Европе парламент, который с момента своего создания ни разу не упразднялся и не прерывал свою работу. И пусть он не самый древний (исландский и фарерский парламенты возникли чуть раньше, но деятельность их прерывалась), зато самый стойкий.

Прочитав это, вы, быть может, представили себе эдакий кельтский рай, заповедник, где сохранились древние традиции и все такое прочее… Увы, нет. Политические свободы и сохранение независимости в виде самоуправления и вечно действующего парламента совершенно не означают сохранения традиций. Как ни странно, свободный остров полностью перенял английский язык и английскую культуру. И если в середине XVII века путешественники вскользь замечали, что некоторые жители острова немного говорят по-английски, то к концу того же столетия большая часть городского населения вместе с полезными ремеслами усвоила и английский язык. Дальше — больше. В течение последующих ста лет на остров потихоньку перебираются английские иммигранты, а к концу XIX века мэнский язык превращается в язык стариков: практически вся молодежь переходит на английский. В 1911 году говорящих по-мэнски было 4657 человек, а в 1950-х их количество можно было пересчитать по пальцам, причем все эти люди были весьма преклонного возраста. В 1974 году умер Нэд Маддрел, последний из тех, кто с первого дня жизни до последнего вздоха говорил по-мэнски.

Я рассказываю это так подробно потому, что часто приходится слышать от носителей малых языков и в нашей стране, и за рубежом: во всем, мол, наше многонациональное государство виновато. Не поддерживает наш бедненький язык, денег на его развитие не дает. Вот были бы мы отдельным, независимым народом, тогда бы — другое дело. Ух как бы мы язык сохранили!

Но мэнкцам вообще-то грех жаловаться: независимость хоть и не полную, но сохранили, мэнский наряду с английским считается официальным языком, используемым в парламенте, да только кто и как его там использует? Произносят несколько фраз на торжественных церемониях как дань древней традиции и все… Конечно, есть энтузиасты, которые пытаются возрождать мэнский язык. И вполне возможно, что у них это получится: все-таки со смерти Нэда Мадрелла прошло не так много времени, сохранились и магнитофонные записи говорящих по-мэнски, и описания грамматики языка. Хотя все равно какая-то грустная история выходит. Как не вспомнить слова Виктора Павловича Калыгина: «Последние этапы существования мэнского языка могут служить хорошей иллюстрацией к теме "Как умирают языки"».

Прежде чем мы мысленно перенесемся на новый остров, вернемся в Британию и поговорим еще об одном не столь известном у нас кельтском народе — корнцах.

Корнуолл находится на юго-западе Великобритании и представляет собой полуостров, тонким мыском уходящий в Атлантический океан, будто стремясь оторваться от Британии. Когда-то давно там проживало бриттское племя думнониев. После уже известных нам событий думнонии оказались отрезанными от других бриттов, валлийцев и кумбрийцев, зато не переставали поддерживать родственные связи с теми из своих соотечественников, кто перебрался в Арморику.

Забавно, что королевство думнониев в раннем Средневековье так и называлось Думнония; а по ту строну Ла-Манша, на континенте, существовала Домнонея — практически одноименное королевство, основанное бриттами-переселенцами в память о своей родине. Это случается сплошь и рядом, во все времена и у всех народов. Взять хотя бы такие известные всем примеры, как североамериканский Новый Орлеан или Новую Зеландию. До сих пор по названиям городов и местностей в Бретани можно определить, откуда родом были первые поселенцы: к северу от города Кемпера есть городки Лаголен, Турх и Элиант. Точно так же рядом расположены валлийские города Ллаголен, Турх и Элиан. И таких примеров множество. Но чтобы закончить, добавлю лишь, что одна из Областей современной Бретани, Корнуайская, по-бретонски звучит как Керне. Точно так же звучит по-бретонски (и по-корнски!) название Корнуолла. И это тоже совершенно не случайно.

Но вернемся в Корнуолл. Во времена расцвета кельтских окраин здесь было относительно спокойно, корнцы водили дружбу с бретонцами, вместе ловили рыбу, путешествовали из одного монастыря в другой… Когда читаешь историю о Тристане и Изольде, диву даешься: действие происходит то по одну сторону пролива, то по другую, то на одном полуострове, то на другом, а то и вообще непонятно, о каком Корнуолле идет речь — том, который побольше и на острове, или о Корнуайской области на континенте? Скорее всего это отражение вполне реальной ситуации, когда потомки бриттов еще не осознали себя отдельными народами.

Разумеется, восточные соседи довольно быстро начали делать попытки прибрать Корнуолл к рукам. Уже в X веке маленькое бриттское королевство стало вассалом Англии, а столетием позже вошло в ее состав. Ну а дальше — уже знакомая история: постепенно влияния Англии становилось все больше, а независимости и самобытности все меньше. Корнский язык и местную культуру, однако, сгубил не сам факт подчинения Англии и даже не военные действия, которые развернулись здесь в ходе Английской революции, а совершенно не драгоценный, но востребованный металл олово.

Олово на полуострове добывали еще с античности, но настоящий «оловянный бум» начался в XVI веке, когда в Англии случился промышленный переворот. Соответственно, и олово стали добывать в промышленных масштабах. В Корнуолл, прежде находившийся на отшибе и живший потихоньку обычной жизнью бедной окраины, хлынули рабочие из Англии. Одновременно с этим Англия стала еще и морской державой номер один. А Корнуолл оказался на перекрестке морских путей. Такое стратегическое расположение, хоть и выгодное в плане экономического развития, привело к тому, что вслед за рабочими сюда стали в большом количестве прибывать и моряки со всей Англии. Корнский язык стал постепенно угасать и уже в XVIII веке вышел из употребления.

Про то, как энтузиасты пытаются восстановить корнский язык, я расскажу несколько позже. А впереди — рассказ о единственной кельтской стране, которая, потеряв независимость, смогла ее отвоевать обратно. О ней расскажу несколько подробнее, чем о других.

После Корнуолла уместно будет рассказать о присоединении к Франции Бретани. Сразу предупрежу, что о милых моему сердцу бретонцах я более детально расскажу в следующих главах. Сейчас коснусь лишь некоторых эпизодов истории присоединения Бретани к Франции: эта история не кровавая, но весьма драматичная. Вначале на территории Бретани существовало несколько отдельных королевств. Потом настала пора объединения. В 845 году королем всей Бретани стал Номиноэ, который нанес сокрушительное поражение уже тогда посягавшим на бретонские земли франкам. Со временем, правда, франки, которых стали называть французами, сделались сильнее, и Бретань из независимого королевства превратилась в герцогство. Бретонские герцоги находились в вассальной зависимости от королей Франции. Такое положение дел продолжалось довольно долго, но относительная независимость Бретани не давала французам покоя.

При этом бретонцы оказались в непростом положении, между двумя опасными хищниками: с востока — Франция, а с севера — Англия. А когда грянула Столетняя война, и Франция, и Англия использовали Бретань как удобное место для выяснения отношений… Простите, для проведения боевых действий. При этом бретонская знать, умудряясь вести внутренние войны за наследство герцогского титула, разделилась: одна часть поддерживала французов, другая — англичан. Результатом, как нетрудно догадаться, стало ослабление Бретани. И уже в XV веке Франция пошла на герцогство войной для того, чтобы сделать его своей собственностью.

И тут, как в стародавние времена, на защиту интересов своей страны встала женщина. Ее звали Анна, а в памяти бретонцев она осталась Доброй герцогиней, которая до последнего пыталась спасти свободу своей страны. Ей было всего двенадцать лет, когда умер ее отец, Франциск II, герцог Бретонский. Тут же к богатой наследнице посватались сразу несколько женихов. Один из них — эрцгерцог Максимилиан Габсбург, будущий император Священной Римской империи, с которым она и была помолвлена.

Недовольный этим союзом французский король Карл VIII (который, между прочим, уже был женат на Маргарите Австрийской) отправил войска в Бретань и захватил несколько городов. Затем он осадил столицу, город Ренн, где укрылась Анна. Перепуганные подданные стали умолять герцогиню порвать с Максимилианом и согласиться на брак с Карлом VIII, королем французов. Чтобы уберечь страну от разрушений, а народ от бедствий, Анна согласилась на это. Рим освободил жениха и невесту от предыдущих обязательств, и свадьба состоялась.

Король Карл VIII умер, не оставив наследника, в 1498 году. Анна, воспользовавшись свободой, тут же созвала парламент Бретани. Далее последовал хитрый ход: в 1499 году Анна снова вышла замуж, и на этот раз тоже за короля Франции — Людовика XII Орлеанского. Новый муж оказался любящим и понимающим супругом и не стал ущемлять права бретонцев, которые фактически жили независимо от Франции до самой смерти Доброй герцогини.

Но после смерти самого Людовика XII Клод, старшая дочь Анны, вышла замуж за Франциска I (тоже французского короля) и преподнесла ему в качестве приданого герцогство Бретань. В 1532 году Бретань вошла в состав Франции.

Понимаю, что рассказ о кельтских народах выходит несколько неоднородным и не вполне логичным, но эта книга — не учебник и не научный труд, поэтому позволю себе иногда перескакивать с пятого на десятое и уделять внимание каким-то моментам, которые лично мне кажутся наиболее интересными. Надеюсь, читатель не будет на меня в обиде.

Но это еще не все. Впереди — жутковатый рассказ об Ирландии. Когда пишу об истории этой страны, как-то не хочется иронизировать. Почему? Судите сами.