О стремлении к совершенству
О стремлении к совершенству
Надо отметить, что первыми основателями женских монастырей после завоевания Англии норманнами были мужчины. Вернее, прелаты: Гундульф, епископ Рочестерский, архиепископ Ланфранк из Норманнской церкви и архиепископ Ансельм. И не только они. Так что само понятие женского монашества на английской земле сильно отражало взгляды на женщину в идеале, как это видели мужчины. А эти средневековые прелаты были, в первую очередь, именно мужчинами – воинами, политиками, учеными.
Гундульф основал женский монастырь на собственной земле в Вест Миллинге и сам им руководил вплоть до своей смерти. Надо сказать, что он смело проводил свои идеи культа Двух Марий (девы Марии и Марии Магдалены) и начал служить праздничные литургии в честь непорочного зачатия еще до того, как остальные отцы церкви сформировали насчет этого какое-то мнение. Особую заботу Гундульф проявлял о беременных женщинах, говоря, что в каждой из них есть отражение девы Марии. Это было вполне в духе XII столетия с его сосредоточенностью на милосердии Бога, а не его гневе. В текстах XII века женщины восхваляются за их истинную преданность христианским идеалам (тексты Гильберта Сепмрингхемского и Эйлреда Ривольского) и способность «достигать невыразимых высот» в этом деле.
Одним из проявлением таких невыразимых высот была способность некоторых женщин к видениям. Ярчайшей носительницей этого дара была та же Кристина Маркейт. Как известно, видения у Кристины начались, когда она была в бегах и скрывалась, ожидая, пока раскрутится бюрократическая машина, освободившая ее от брачного договора. Историк Кристофер Холдсворт утверждает, что видения – это как раз то, чего можно было ожидать от «повернутой на религии монахини, которой было недоступно отделение изучаемого от реального, что доступно для любого мужчины». Или, грубо говоря, Холдсворт считает Кристину сумасшедшей, заблудившейся в мире иллюзий. Могло ли это быть правдой? Конечно. Учитывая, что на нее свалилось дома – избиения, попытки опоить и одурманить, попытка подтолкнуть жениха к изнасилованию (и все это со стороны тех, кому молодая девушка должна была доверять, ее собственных родителей!). Потом побег, четыре года жизни в полнейшей изоляции в укрытии, в компании Псалтыря и жаб, которые периодически прыгали на страницы книги и которых она до смерти боялась…Ее психика действительно могла не выдержать. С другой стороны, можно утверждать и обратное: что она черпала силы в том мире, куда так стремилась всей душой, и действительно видела то, что описывала в своих видениях.
Во всяком случае, мужчины, которые, по мнению Холдсворта, легко отделяли воображаемое от действительного, относились к ее видениям (и женским видениям вообще) с большим уважением и верой. Да что там, мы бы и не знали об этих видениях, если бы не хроники, которые писались мужчинами.
Возвращаясь к истории Кристины и Джеффри Олбенского. В описаниях его жизни упоминается, что к моменту их встречи он был измучен кошмарами, повторяющимися из ночи в ночь, и сомнениями в правильности своего пути. Он стал использовать встречи с Кристиной как лекарство от всего наносного, как возможность «увидеть в ее чистом сердце правду самого Бога». Скандал вокруг них все-таки имел место, как же иначе. Злые языки представляли Джеффри соблазнителем, а Кристину – падшей женщиной. Более того, их биографии упоминают, что Кристина действительно была до мозга костей влюблена в кого-то, чье имя там тактично не упоминается, влюблена так, что, по ее словам, ей казалось, «что одежды вспыхнут от внутреннего жара». Но биографии также подтверждают, что этот жар, эта сила, тянувшая их друг к другу, нашли свой выход только в их совместной деятельности, в слиянии душ, из которых та, которая была уязвимее, принадлежала мужчине. Любовниками в физическом смысле они не стали.
А любовь… Ведь от монахинь и не ожидали, что они отвергнут Любовь. От них ожидали, что они будут любить того, с кем они обручались, принимая монашество: Христа.
Именно эта связь стала и честью, и обузой для женщины в двенадцатом веке. Для людей того времени было вполне естественно расширить понимание нерушимого двустороннего союза между мужем и женой на Христа и его невест. Как выразилась Лейзер, «женщины стали ответственными за функционирование горячих линий связи между Богом и людьми». Женщины, которым их вечный жених отвечал видениями, ценились невероятно. Ту же Кристину пытался соблазнить властью не кто иной, как архиепископ Тристан Йоркский, уговаривая ее сменить Сент-Олбанс на жизнь под его знаменем во главе всех остальных монахинь страны. Разумеется, она отказалась, кто бы сомневался.
Разве удивительно, что именно в этот период возвышения роли женщины в духовной жизни монастырская жизнь приобрела для них необыкновенную привлекательность? Хотя они знали, конечно, что озарение придет далеко не к каждой и что жизнь на высоком пьедестале сильно ограничена: высоко, но тесно, и все смотрят в поисках хоть какого-то пятнышка на белоснежных одеждах. Но каждая принявшая обет могла надеяться, что ее возлюбленный, ее избранник заметит ее и ответит видениями из совсем другой реальности.
А пока – пока женские монастыри средневековой Англии жили наполненной трудами и надеждами жизнью. О том, чем был обычный женский монастырь, рассказывают летописи Клементорпа, который был монастырем городским. Он был основан внутри городских стен, в миле от Йоркского кафедрального собора где-то в 1125–1133 годах. Через 30 лет в округе, кстати, было уже 16 монастырей. Клементорпский монастырь основал сам архиепископ Тристан, и был этот монастырь, по меркам своего времени, просто блестящим. Поскольку Кристина Маркейт этим блеском не прельстилась, монастырь не получил в приорессы знаменитость, но богатые дары прихожан и покровителей и желание значительных людей Йорка быть там похороненными говорят об уважении, которым монастырь пользовался.
Чем он был, по большей части? Своего рода приютом для вдов из бедной аристократии. Дети воспитывались монахинями, а сами дамы, чаще всего не принимая формального пострига, просто там жили. Учитывая бесконечные войны того периода, необходимость подобных приютов очевидна. Такие монастыри не дали великих провидиц, там не учили монахинь философии и теологии. Эти монастыри были частью системы, выступая как работодатели, заботясь о бедных и наставляя заблудших. Они были связаны семейными узами со своим округом, они выступали в роли цементирующей силы общества своего округа, выполняя также роль связующего звена между низшими и высшими классами общества.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.