2. Заговор в Риме и новое государственное устройство

2. Заговор в Риме и новое государственное устройство

Между тем изгнанный царь не терял надежды вернуться к власти. Он не только рассчитывал привлечь на свою сторону изменчивый и легко увлекающийся народ, но имел и среди патрициев много сторонников, готовых исполнять его желания. Вследствие этого Тарквиний отправил в Рим послов, которые, открыто ведя переговоры о выдаче частного имущества царя, в то же время должны были тайно условиться с его приверженцами о возвращении царского семейства. Послы исполнили возложенное на них поручение и только во время окончательных уже переговоров со сторонниками царя, в числе которых находились собственные сыновья Брута и близкие родственники Коллатина, они были подслушаны рабом, который донес об этом консулам. Бруту пришлось произнести приговор собственным сыновьям, как государственным изменникам. Он ни минуты не колебался между чувствами отца и своим долгом друга отечества и консула. Как консул он не только произнес смертный приговор, но с непоколебимым мужеством не отвратил даже взора, когда падали головы его сыновей. Коллатин не был так тверд. Когда родственники его также были приговорены к смерти, он стал просить, чтобы смертную казнь им заменили изгнанием. Но Брут, не уступивший и самому себе, был тверд, и всех заговорщиков казнили. Затем сенат отказал в выдаче царского имущества и постановил, что все римляне, принадлежащие к роду Тарквиниев, навсегда изгоняются из Рима. Вследствие такого постановления и Тарквиний Коллатин должен был сложить с себя консульское достоинство и также отправиться в изгнание. На место Коллатина консулом был избран Публий Валерий, который за некоторые из изданных им законов получил прозвание Попликола, то есть друг народа. Первый из таковых законов подвергал проклятью богов всякого, кто присваивал себе верховную власть без уполномочия на то народа. Этим законом прямо признавалось самодержавие народа, то есть его право на самоуправление. Вторым законом предписывалось, чтобы ни одно правительственное лицо, не исключая даже консула, не имело права казнить или наказывать розгами, то есть подвергать телесному наказанию римского гражданина без решения на то высшей судебной инстанции республики — самодержавного народа. Эти два важных закона удерживали должностных лиц от соблазна превышения власти в виде самовольного пользования ею по истечению выборного срока или злоупотребления ею в то время, на которое она была им дана. Они составили основание римской свободы. Подчиненность даже самих консулов воле самодержавного народа уже Валерий хотел закрепить тем, чтобы при входе консулов в народное собрание ликторы преклоняли связки прутьев перед величием народа. В черте города секиры, эти символы власти над жизнью и смертью граждан, должны были выниматься из связок прутьев в знак того, что с этого момента в городе и во входящих в его черту землях консулы лишены права производить уголовный суд и расправу.

Власть консулов, заменившая царскую власть, была обставлена различными ограничениями. Она была кратковременна и разделена между двумя равноправными лицами. Здесь следует сказать, что это разделение было благодетельным постольку, поскольку ограничивало возможность опрометчивых поступков со стороны обоих консулов, однако имело и определенный минус. Ослабление высшей государственной власти в случаях резкого несогласия консулов друг с другом нередко заставляло римлян сожалеть об утраченном единстве власти, особенно необходимом в военное время.

Жреческие обязанности были отделены от консульства и возложены на особое, избираемое пожизненно именно для этой цели должностное лицо, которое в знак невинного воспоминания о царских временах носило титул царя-жреца. Но лицо это было подчинено верховному жрецу, стоявшему во главе жреческой иерархии. Несмотря на это, между олицетворяемой консульством высшей государственной властью и религией, представителями которой являлись жрецы, установились самые тесные отношения. Религия с ее слугами и жрецами заняла в отношении государства служебное, подчиненное положение и таким образом получила то же практическое значение в политической жизни, какое она имела уже в частной жизни римлян. Различные жрецы, были ли то авгуры или гаруспики, или другого какого бы то ни было наименования, могли приступать к узнаванию воли богов только по приказанию государственных чиновников. Придавать обязательную силу воле богов, проявляемой разнообразными способами, принадлежало исключительно высшим должностным лицам. Таким образом, религия являлась одним из могущественнейших средств в руках правительственных лиц или господствующей партии. Господствующая партия, говорит Ине, могла без всякой боязни устами жрецов одобрять и порицать то, что по ее мнению заслуживало быть принятым или отвергнутым и, без сомнения, партии и представители власти в Риме в течение целых столетий пользовались этим средством для поддержания своего авторитета в глазах народа. Поэтому в отношении религиозности римлян нельзя никак назвать идеалистами. Римлянин считал полезным для себя находиться с божеством в хороших отношениях. Для этого он старался склонить на свою сторону добрых богов, а со злыми с помощью жертвоприношений, молитв, обетов и т.д. входить в соглашение.

Если это удавалось, то земледелец надеялся на обильный урожай, пастух — на богатый приплод, воин — на защиту от ран и болезней и на победу над врагом, хозяйка дома — на полную кладовую, государственный муж — на успех в политике. Римляне, по словам историка Полибия, были весьма усердны в молитвах, когда им угрожала большая опасность. Они молили богов о спасении и ничего не считали для себя неприличным и недостойным, что, по их мнению, могло послужить пользе дела. Но делать добро по собственному своему побуждению, вследствие действительного понимания божества или хотя бы из стремления угодить богам, было далеко не в характере римлян. Вся их религиозность проистекала из основного понятия о полезности и основывалась на холодном расчете. По этим причинам религия такого рода не могла оказывать облагораживающего и смягчающего влияния на характер римского народа. Ревностный в желании, разумный в расчете, но бессердечный и холодный до жестокости — вот общие черты характера римлян и их политики, и римляне оставались неизменными до конца своего существования.

Однако, несмотря на сделанные ограничения, консульская власть была обширна и значительна. К консулам перешла вся военная власть. В качестве императора, то есть военачальника, они имели неограниченную власть над войском. На войне опасность недостатка в общем руководстве должна была вообще сильно чувствоваться и нередко вести к великим бедствиям.

Поэтому во времена таких крайних опасностей сенат поручал консулам назначение диктатора. Диктатор пользовался неограниченной властью только в течение шести месяцев для того, чтобы предохранить от перехода его чрезвычайных полномочий к царской власти. На это время все должностные лица подчинялись диктатору и были в полном его распоряжении, а Рим находился как бы в осадном положении. Диктатор выбирал себе помощника в лице начальника конницы, который командовал по его поручению и от его имени конницей. Несмотря на столь сильное искушение, до последних времен республики ни один диктатор не злоупотребил своей властью и не присваивал ее себе незаконным образом на более продолжительное, сверх положенного срока время. Напротив, все диктаторы старались как можно скорее исполнить возлагавшуюся на них задачу — спасение государства от угрожающей ему опасности и, по возможности еще до истечения законного срока, возвратить свои полномочия в руки народа. В качестве судей консулы решали или сами или через уполномоченных заместителей спорные дела граждан. Сверх того они были высшими должностными лицами государства и поэтому председательствовали в сенате. Назначение сенаторов, руководство прениями в сенате и экзекуция были их делом. Вследствие этого сенат являлся I первоначально лишь совещательным учреждением при консулах. Консулы по своему усмотрению созывали сенат для выслушивания его советов, но не для получения от него приказаний, которые они должны были бы исполнять в качестве бесправных исполнительных лиц.

Консул был уполномочен принимать все правительственные меры даже и без согласия на них сената. С течением времени между консулами и сенатом установились совсем другого рода отношения. В противоположность ежегодно сменявшимся консулам, сенату, члены которого назначались пожизненно и который имел влияние на избрание консулов и пользовался одним из них против другого, было легко достигнуть того, что в действительности консулы стали простыми исполнителями сенатских постановлений. Таким образом сенат постепенно сделался влиятельным учреждением. Он был высшим учреждением, имевшим надзор за всем управлением, за религиозными и финансовыми делами государства. Сюда принадлежали установление праздничных и торжественных дней, игр, освящение храмов и алтарей. Равным образом в его руках находилось распоряжение государственным имуществом, военной добычей и государственной казной. Учреждение постоянных должностей казначеев и контролеров, то есть квесторов, относится к 449 г. до Р. X. Сенат разрешал выдачу денежных сумм на сооружение общественных зданий, на военные нужды и организацию общественных игр. Затем следовало заведование иностранными сношениями. Сенат объявлял войну, назначал главных военачальников, предписывал набор войск и определял размер контрибуций, награждал, хвалил и осуждал военачальников и заключал мир. Сношения с другими народами он поддерживал через своих послов, которых имел право уполномочивать жаловать чужеземным государям и народам почетные титулы, как например титул «друзья» или «союзники» или другого рода отличия и подарки. Сенат, говорит Ине, был головой римского государственного тела, а консулы его руками. В совете сосредотачивалась и сохранялась сумма всей опытности и мудрости. Каков был сенат, такова была и римская политика, как внутренняя, так и внешняя, и ни одно из известных нам нововведений не могло осуществиться прежде, чем оно было всесторонне обсуждено в сенате. Все предложения, которые представлялись на разрешение народного собрания, предварительно должны были рассматриваться на заседании сената. На нём высказывались различные мнения и преследовались различные интересы. И только тогда, когда из политических прений вырабатывался определенный результат — «сенатское решение», предложение это представлялось на голосование в народное собрание, которое разрешало его простым утверждением или отрицанием: да или нет. Затем постановление народного собрания возвращалось в сенат для утверждения, и только после такого утверждения постановление становилось законом. Само собой разумеется, что патриции, из которых исключительно состоял сенат, нередко пользовались правом не соглашаться с постановлением народного собрания, как оружием против простого народа. Оружие это было вырвано из рук патрициев только при помощи двух законов — 339 года до Р. X. и 286 года до Р. X., и с этого времени утверждение сената превратилось в пустую формальность.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.