III. EPOPTEIA БОЖЕСТВА МИСТЕРИЙ И БЛАЖЕНСТВО

III. EPOPTEIA БОЖЕСТВА МИСТЕРИЙ И БЛАЖЕНСТВО

Непосредственным результатом инициации должно было стать наблюдение явления божества . Было актом веры то, что божество присутствовало, чтобы даровать богоявление [583] ; этому видению придавалось большое значение. Умы древних, как язычников, так и христиан, были предрасположены к таким видениям, будь они даны в снах, в состоянии транса, экстаза или в условиях гипноза. В качестве примеров можно привести явление Христа Павлу на дороге в Дамаск, Апокалипсис, «Апокалипсис Петра» или сон памфилийца Эра [584] , которому в экстазе открылась судьба порочных людей и судьба душ, или видение Феспесия [585] . Аристид рассказывает об опыте, в котором «от Исиды пришел Свет и другие непроизносимые вещи, которые ведут к спасению. В ту же ночь явились Серапис и сам Эскулап: оба были чудесной красоты и роста и в остальных отношениях напоминали друг друга» [586] . Все древние эпифании имели характер ослепляющего света. Порфирий знает, что «телесный глаз не может вынести» яркость божественных явлений [587] .

Опыт Апулея: «Я увидел солнце, сияющее в полночь» и «поклонялся вблизи» (adoravi de proxumo) – говорит именно о таком богоявлении. В культе Аттиса «Здравствуй, Жених, Здравствуй, Новый Свет» объявлялось о богоявлении. В «Литургии Митры» [588] мы читаем: «Ты увидишь юного бога, миловидного, с рыжими локонами, одетого в белую тунику и пурпурный плащ и держащего яркий венец». Во фрагменте Фемистия душа в момент смерти «как на великих мистериях» после страха и трепета «встречается с поистине чудесным светом». Самое откровенное свидетельство такого рода дает Прокл [589] : «Во всех них [инициациях и мистериях] боги открывают множество своих форм и показываются, изменяя образы своего явления. Из них истекает свет, иногда бесформенный, иногда – в образе человека и снова преображается в другие образы».

Древние полагали, что в напряженной эмоциональной экзальтации инициации возможно увидеть Бога. Это считалось не схождением божества на землю, но восхождением человека через смерть и стихии на небо, ибо «никто из небесных богов не оставит уз неба и не спустится на землю, но человек восходит на небеса» [590] . По поводу природы этих видений существует такая же неопределенность, как и относительно всех религиозных видений. Однако собирание и отсеивание [591] религиозных явлений уменьшает расстояние между Проклом и нами, так что опыт мистерий уже больше не кажется невероятным. Инициируемые в результате поста, внушений и намеков жреца, почтительного ужаса, вызванного священной драмой, «заразности» коллективных эмоций, магического эффекта, который в древности приписывали повторению культовых формул, были предрасположены к галлюцинаторному созерцанию sacra или посредством enkoimesis увидеть то, что они ожидали. Как может воздействовать внушение, очевидно по росписи из виллы Мистерий. Утверждать, что явления в каждом случае были подлинными, вызванными природными психопатическими предпосылками, – значит требовать от жречества слишком многого. Вполне возможно, что у иерофантов были способы помочь воображению не слишком одаренных кандидатов или надавить на него, так что одетые в соответствующие платья помощники жрецов или статуи иногда могли сойти за богов. То, что инициируемые не равным образом были подвержены видениям, как кажется, предполагает различие, которое делает Пселл [592] между autopsia, посредством которой посвящаемый сам видит божественный свет, и epopteia, где он видит его глазами иерофанта. Однако свидетельство посвященных, подтверждение такого опыта из других религий и спасительный эффект, который приписывали видениям, доказывает, что в основном они были реальны.

Ответ на вопрос, почему такое множество людей, особенно в первые века христианства, с таким восторгом вступали в общины религий мистерий, которые сначала были презренными «раскольниками», иногда ожесточенно преследуемыми, живущими за счет приношений верующих, в то время, когда государственная церковь со всем стоящим за ней престижем «истеблишмента» предлагала народу недорогую религию, можно найти в основном в том, что именно обещали мистерии. Все боги мистерий были в первую очередь богамиспасителями. Посвящению приписывалось сакраментальное значение: они искупали прошлое человека, давали ему утешение в настоящем, участие в жизни божественной и утешали верой в будущую жизнь, настолько ослепительно блестящую, что все испытания и конфликты в земном существовании казались на этом фоне ничтожными. Мистерии предлагали людям спасение, которого так усердно и страстно искали [593] в эти века обостренной религиозности – спасение тогда понималось в различных аспектах, скорее религиозных, чем этических, физических и духовных. «Божеством общества был ???? ?????, и общество путем общения с ним старалось достичь состояния ??????? – безопасности или спасения, спасения, которое относилось как к настоящей жизни, так и к жизни загробной… Именно божества мистерий прежде всего были спасителями тех, кто в них верил, и они спасали, позволяя своим приверженцам принять участие в их, богов, жизни» [594] . Другие, традиционные или все еще сохранявшиеся божества могли предлагать особое или частичное спасение, как, например, «величайший друг людей», Эскулап, или «явленные боги» культа императоров, однако боги мистерий предлагали именно то, по чему томились сердца древних верующих. Другое дело, что обещали они больше, чем могли выполнить; но обещали они щедро, и многие верующие их приверженцы были убеждены, что обещания богов мистерий не были похожи на обещания Мефистофеля Фаусту. «Возрожденные» посвященные считали, что Господь вложил им в уста новую песнь и что они могут продолжать дальше идти по жизни ликуя. Так, по крайней мере, говорят их сохранившиеся свидетельства. Спасение, которое предлагалось в мистериях, включало в себя освобождение от физических скорбей жизни, от телесных болезней, от чувства отчуждения, от унизительной власти Судьбы и безрассудных капризов Фортуны, от повсеместного ужаса демонов, от суеверных страхов и, наконец, от мрака смерти. Никакая другая форма языческой религии не могла успешно конкурировать с мистериями такой всеобъемлющей доктриной.

Множество людей, которые никогда не соприкасались с рассуждениями платонизма по поводу бессмертия души, находили в жизни новый смысл как в «испытательном сроке» для блаженной загробной жизни. «Так же истинно, как Осирис живет, так истинно будут жить его последователи; так же истинно, как Осирис не умер, он больше не умрет; и так же истинно, как Осирис не уничтожен, он не будет уничтожен» [595] , – говорит египетский текст. Такое бессмертие приобреталось отождествлением с Осирисом-Сераписом или превращением в Осириса и получением нового имени Осирис [596] . Верующий в «церкви» Исиды мог вырубить на могиле своего умершего «брата»: ?????? ???? ??? ????????? [597] . Встречаются и надписи: «Пусть Осирис даст тебе воду осве жающую» [598] , «Пусть Исида одарит тебя святой водой Осири са» [599] . Египет, тысячелетиями размышлявший над таинством смерти, предложил посредством Исиды и Сераписа жизнь и бессмертие людям, жившим в Римской империи. Среди символов веры в Исиду видное место занимал лотос, эмблема бессмертия: из его чашечки выходил юный бог Гарпократ, который одолел смерть. Исида, «вечная спасительница рода людского», обещала своим приверженцам: «Ты будешь жить в блаженстве; ты будешь жить в славе под моей защитой. И когда ты завершишь свой жизненный путь и уйдешь в подземный мир, даже там, в нижнем мире, ты увидишь [600] меня, проливающей свет во тьме Ахеронта и царящей в самых дальних областях Стикса; ты сам будешь обитать в полях елисейских и будешь постоянно поклоняться мне, всегда милосердной» [601] .

Все различие между спасенными и не получившими спасения среди древних верующих состояло в инициации. В «Гимне Деметре» [602] богиня-мать уверяет:

Счастливы те из людей земнородных, кто таинство видел.

Тот же, кто им непричастен, по смерти не будет вовеки

Доли подобной иметь в многосумрачном царстве подземном.

Непосвященные не только умирали без надежды [603] , но получали на свою долю все беды от хтонических сил [604] . В то время как посвященный в элевсинские мистерии иерофант Главк может ликующе возгласить: «Воистину прекрасна мистерия, дарованная нам блаженными богами: смерть – больше не зло для смертных, но благословение» [605] . О тех же мистериях автор схолий к Аристофану («Лягушки», 158) уверяет: «В Афинах считали, что любой, кто был посвящен в мистерии, мог, когда умрет, считаться достойным божественной славы. Поэтому все жаждали посвящения». Другой схолиаст [606] пишет: «Греки говорили, что те, кто был посвящен в мистерии, находили Прозерпину в Аиде благожелательной и любезной».

Более грубые обряды Фригии своими священнодействиями также удовлетворяли потребность в бессмертии [607] . Аттис в своей смерти и воскресении стал прототипом приверженца Кибелы, одержавшего победу над смертью [608] . Аттис также играл для умирающих ту роль, которую «спаситель и вождь душ» Серапис [609] играл для верующих общины Исиды. Жрецы сирийской религии также обещали верующим долю жизни бессмертных богов и восхождение души на свое место среди звездных божеств в царство света. Многие легионеры – от туманных холмов Каледонии до пылающих песков Месопотамии – в последние часы своей жизни получали утешение в своем убеждении в бессмертной жизни, которое они получали в часовне Митры. Император Юлиан завершает свою сатиру «Цезари» исповеданием собственной веры: «Что до тебя, то я даровал тебе возможность прийти к сознанию отца твоего Митры. Сохраняй его заповеди, и так ты обретешь в жизни опору и прочный якорь; и когда тебе придется уйти из жизни, то ты уйдешь с доброй надеждой, ибо твой бог-покровитель будет к тебе милостив» [610] . Орфизм продолжал свою суровую проповедь о том, что человек – существо падшее, которое может избежать вечного наказания только посредством посвящения в орфическую жизнь: тема, которая фигурировала во всех формах религий мистерий. Религия Гермеса Трижды Величайшего считала обожествление конечной целью истинного гностика.

Несколько часов, проведенных в размышлениях о поразительном символизме подземной базилики на Виа Пренестина или прекрасных фресках в вилле Итем, дадут некоторое представление о чувстве радости и победы, которые испытывал древний посвященный в своем храме. Войдя в первую, мы поражаемся иномировому характеру образов и духу надежды. Многочисленные крылатые Победы провозглашают триумф посвященного над смертью. Мифологические сцены – похищение Ганимеда, Левкиппида, освобождение Гесионы Гераклом, Орфей и Эвридика – символизируют похищение души или достижение обожествления. Сцены в палестре с венками, гирляндами и пальмами для победителей подкрепляют веру посвященного. Запоминается барельеф в апсиде [611] , где изображена сцена апофеоза посредством воды. В бурном море, бьющемся между двумя скалистыми мысами, Эрос (Любовь) ласково помогает скрытой покрывалом фигуре (душа, или сам посвященный), держащей лиру (что означает спасение и участие в хоре блаженных), в то время как внизу ожидает Тритон, чтобы принять душу в покрывало или ткань в виде корабля; другой дует в рог. На третьем мысу Аполлон, бог света, милосердно протягивает руку, чтобы принять душу после того, как она пройдет через последнее испытание; Победа протягивает ей венец. Любовь, Свет и Милосердие были предназначены очищенной душе на Островах Блаженных – в контрасте с глубоким унынием задумчивой мужской фигуры слева от этой сцены: она изображает непосвященного, которому не суждено блаженство. В недавно обнаруженном [612] митреуме в Капуе белая мраморная пластинка, на которой вырезан прекрасный рельеф, изображает Эроса, который держит Психею за левую руку, обод ряя ее нежной мольбой.

Задачей древних мистерий, судя по всему, было просвещение людей в учении о будущей жизни – значительная услуга Древнему миру, погруженному в отчаяние. К несчастью, суть предлагаемого бессмертия выглядела незначительной по сравнению с той глубоко духовной идеей вечной жизни, которую мы находим в четвертом Евангелии, или с мистическим понятием Павла о жизни, которая «сокрыта со Христом в Боге» [613] , однако в соответствии с замыслом Того, кто открывал Себя «многократно и многообразно» [614] , эти древние мистерии обострили стремление людей к более значительной жизни, и христианам было суждено провозгласить, что они нашли ее в знании Бога через Иисуса Христа. Средства достижения этой бессмертной жизни в мистериях по большей части были церемониальными и зачастую слишком внешними, чтобы затронуть пружины человеческого поведения [615] , поэтому человек спасенный не обязательно оказывался человеком нравственным; однако сам Павел обнаружил, что легче обеспечить себе новообращенных, чем преобразить их нравственность.

Было бы противно имеющимся у нас данным и тому, что мы знаем о природе человека, отрицать, что среди членов братств мистерий происходили обращения и преображения характера. Многие женщины из них были столь же целомудренны, как и Паулина в истории Иосифа или как ее тезка, супруга Претекстата. Несомненно, дурная жизнь носивших тирсы верующих обращала на себя больше внимания, чем жизнь добродетельных, как, к несчастью, происходит с такими скандалами и в наши дни. То, что многие из этих древних мистов «вкусили силы будущего мира», – бесспорно. Блестящий религиозный язык Пиндара и Софокла, яркие свидетельства Цицерона и Плутарха, таинственный хор «Критян», благодарственная молитва Апулея, книга гимнов орфических общин и «Гимн возрождения» из герметической литературы – только отдельные примеры, которые можно было бы умножить на основании литературы и подтвердить надписями. Так, Винцентий, веровавший в Митру, велел изобразить на своем надгробном камне [616] рельеф, изображающий его умершую жену Вибию, которую проводит в дверь-арку задрапированная фигура, именуемая «Добрым Ангелом». Или можно вспомнить про замечательную эпитафию [617] Паулины ее одаренному мужу Претекстату, где она благодарит его за могилой за то, что спас ее от смерти, посвятив в таинства Великой Матери и Аттиса, Гекаты и Деметры Элевсинской. Она завершает эпитафию исповеданием своей веры, говоря, что она снова будет принадлежать Претекстату в другой жизни.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.