Кампания сентября 1924 г. – марта 1925 г.

Кампания сентября 1924 г. – марта 1925 г.

После создания отряда русских наемников гражданская война в Китае разгорелась с новой силой. Чжан Цзолин успешно опробовал их боевые качества в китайских условиях. По данным полковника Н. Николаева, китайцы плохо вооружили отряд: выданное оружие часто было негодным, боеприпасов было мало. Несмотря на это, Нечаев повел отряд на «непобедимого» У Пэйфу к Великой Китайской стене: «Слух о движении в числе мукденских армий Русского отряда быстро докатился в преувеличенном виде до противника, и неприятельские войска были охвачены трепетным ужасом»[94].

Первый бой русские дали 28 сентября 1924 г.[95] К началу сражения винтовки имел только каждый третий боец. Патронов было по двести на ствол и на каждого бойца – по две ручные гранаты. Больше 130 километров к Шаньхайгуаню русский отряд шел по испорченной и тяжелой дороге. Особенно тяжело было тащить по ней повозки и орудия.

В это время продолжалось формирование других русских рот, которые вскоре присоединились к своим собратьям.

По данным полковника Н. Николаева, «в первом же бою горсть русских разбила многочисленный отряд из армии У Пэйфу и после этого началось победное шествие маленькой Русской бригады»[96].

По данным участников того боя, «войска У Пэйфу, 9-я дивизия, занимали сильно укрепленные позиции, имея перед ними еще речку[97] и чисто выкошенное поле. Когда китайские войска Чжан Цзучана ничего не могли с ними сделать и все их попытки двинуться в наступление были сейчас же пресекаемы, в бой двинули русских, которые до этого составляли лишь охрану его штаба. Русский отряд вместе с японской ротой из добровольцев-офицеров в 47 человек, участвовавшей совместно с нашим отрядом во всех боях до Тяньцзина, выступил против врага при поддержке своих пулеметчиков и артиллерии. Не обращая внимания на ураганный огонь своего многочисленного противника, имевшего также артиллерию, он двинулся в наступление и, перейдя речку, частью по мосту, частью вброд, сбил врага, который в беспорядке отступил через горы, преследуемый нашими и китайскими частями. После этого боя Чжан Цзучан нашил Нечаеву генеральские погоны»[98].

Во время этого боя атакующие русские под бешеным огнем замешкались, но ситуацию и репутацию русского имени спас полковник Костров, лично возглавивший атаку всех 200 человек. Наумов во время боя оказался «несоответствующим своему назначению» и был заменен подполковником Стекловым, тогда капитаном китайской службы. Уже через несколько боев Стеклов собственным героизмом «восстановил» свой настоящий чин, а вскоре стал и подполковником армии Чжан Цзучана. За этот первый бой русские наемники потеряли 10 человек.

Русский отдельный добровольческий отряд при 3-й дивизии мукденских войск имел тогда 310 человек с нестроевыми чинами. Уже 3 октября 1924 г. русские догнали отходящего противника у деревни Цапынь, где тот пытался задержаться на позициях, «но был опять сбит». По данным командования, «2-я рота ходила в атаку, забыв, что у нее было всего 6 винтовок со штыками, но, благодаря общей растерянности противника, тот даже не принял атаки. Заняв деревушку с боя, 1-я рота Стеклова захватила 12 человек пленных и пошла наперерез отступающему противнику, оказав большую поддержку «доблестному 55-му Китайскому полку». Вместе с ним русские захватили свыше полутора тысяч пленных, 6 орудий и несколько пулеметов. Русские при этом потеряли лишь одного раненым»[99].

После этого у белогвардейцев был вынужденный десятидневный отдых, так как они сильно оторвались от войск Чжан Цзучана. В это время русский отряд стал «14-й бригадой 2-й армии». Питались русские наемники в это время очень своеобразно – свининой без хлеба. Тогда они ожидали подхода новых русских частей – 3-й роты майора Квятковского в 110 человек и Фушуньской роты капитана Мозановского. Эти части сосредоточились 16 октября в Мукдене в полуразрушенном здании на соломе, ожидая отправки на фронт. Среди них был российский генерал Золотарев, кореец по национальности[100]. Вскоре эти роты отправились на соединение с главным русским отрядом.

Русские 18 октября двинулись на фронт с таким же безоружным китайским пополнением. Неожиданно их конный дозор на полпути к Шаньхай-гуаню наткнулся на части У Пэйфу. Несмотря на то что при русско-китайских войсках был обоз, где находились пулеметы, «при первых выстрелах китайцы в панике ринулись обратно к дороге, поднялся крик и шум. Русские, шедшие в хвосте отряда, оказались впереди. Тогда Золотарев обратился к китайскому генералу с требованием оружия, но тот отказал»[101], и полковник Попов сказал этому генералу, что для своей защиты они разоружат его конвой. Напуганный генерал выдал русским два разобранных пулемета. Через полчаса они были готовы к бою. Как вспоминали русские, «один пулемет потащили на сопку правее дороги, второй – левее ее, а на самой дороге, между сопками, залегли наши стрелки с винтовками, с большой охотой отданными им китайцами-обозниками. Часть русских, таким образом, оказалась вооруженной, и все повеселели. В это время по сопкам бегали люди противника и изредка постреливали в нашу сторону. Как только с нашей стороны был открыт пулеметный огонь и русские двинулись вперед, противник побежал с сопок, подаваясь вправо, в горы»[102]. Из опроса пленного выяснилось, что русские наткнулись на войска У Пэйфу, оторвавшиеся от своих при отходе.

После этой неожиданной победы, одержанной почти без оружия, русские двинулись дальше, делая в день, несмотря на удивительную для октября жару, переходы больше 40 километров[103].

По данным русских, «противник в дальнейшем своем отступлении занял сильно укрепленные им позиции в сопках близ деревни Лу-ту-ми (ши), где 17 и 18 октября произошли крайне ожесточенные бои. В бою 18-го числа 2-я рота, вследствие отхода действующего севернее и левее ее 28-го китайского полка, была окружена противником. Выручать ее ходила 1-я рота. В обход противнику был направлен и 55-й Китайский полк, и в результате он, все та же 9-я дивизия, был сбит с позиций и отступил далеко к Лан-чжоу. В этих боях Русский отряд потерял 27 человек»[104].

После этого русские захватили стратегически важный город Шаньхай-гуань. Говорили, что Нечаев здесь «повторил известный маневр генерала Ренненкампфа в Русско-японскую войну»[105]. Произошло это, по данным Н. Николаева, так. «Перейдя с боем Великую Китайскую Стену западнее Шаньхайгуаня, бригада, в составе всего двух рот при пулеметной и бомбометной командах и двух орудиях, зашла в тыл противника на линию железной дороги около города Лан-чжоу, захватив составы, массу пленных, орудия и большие интендантские запасы. Вскоре сюда подошла на пополнение 3-я рота из Харбина. В командование образованным таким образом батальоном вступил генерал-майор русской службы Мельников. Здесь же был создан на скорую руку в течение суток первый русский бронепоезд ротмистра Букас»[106]. Трофейные орудия, бомбометы и пулеметы были поставлены на платформы, их обложили мешками с песком, и «бронепоезд» был готов. Он был вооружен 1 орудием, 1 бомбометом и 4 пулеметами.

По данным русских, Шаньхайгуань взяли так: «27 и 28-го октября бои велись под Великой Китайской Стеной, где противник занимал горный проход, загородив его засекой, оплетенной колючей проволокой. После двухдневного боя, 28-го числа утром, проход был нами занят и противник в панике бежит, бросая по дороге арбы, груженные продуктами, снарядами, патронами и т. п. В эти два дня по фронту 1-й армии нами было взято в плен более 10 тысяч человек. Преследуя 30 октября противника, русский отряд занял станцию Лан-чжоу, где было захвачено много трофеев, снаряжения, вооружения и амуниции, три платформы с аэропланами, два вагона с серебряной валютой. В плен был взят начальник штаба 9-й дивизии, которому Чжан Цзучан приставил к голове револьвер и заставил передать на станцию Шаньхайгуань, чтобы части противника, стоявшие там, сдались. Взятые нами пленные передавались китайцам, которые по регистрации их освобождали на все 4 стороны. Многие из них поступали служить Чжан Цзучану. За время похода жителей приходилось встречать очень мало. Они при нашем приближении или уезжали в Тяньцзинь, или прятались из-за боязни. Те же, которые оставались в деревнях, были настроены к нам очень доброжелательно»[107].

Русский бронепоезд был направлен в Шаньхайгуань, где «было много неприятельских эшелонов с войсками и куда было передано из Ланч-жоу требование о сдаче. Когда бронепоезд подошел к станции, то кем-то сзади его были испорчены стрелки, и когда он, маневрируя, подался назад, то задняя платформа соскочила с рельс. Не смущаясь этим, его начальник Букас предложил командирам четырех стоящих на станции эшелонов сдаться. У них началось продолжительное совещание и, в конце концов, они сдались одному импровизированному бронепоезду без всякого участия наших пехотных частей и были доставлены им в Ланч-жоу»[108].

Так Русская бригада численностью меньше батальона била полностью укомплектованные китайские дивизии. Известие о боевых качествах русских облетело весь Китай, и они стали популярны у всех китайских маршалов.

«Немного отдохнув[109], бригада двинулась на Тяньцзинь, опрокидывая части У Пэйфу, вселяя бодрость и уверенность в соседние мукденские полки. Перед Рождеством был занят Тяньцзинь, где Нечаев был представлен Чжан Цзолину. Все русские получили денежные награды. Тут же к Чжан Цзучану прибыл Меркулов и был назначен при нем старшим советником»[110].

По данным участников боя за Тяньцзинь, русские двинулись в эшелонах в его сторону. Впереди их был русский бронепоезд, «который накануне выезжал за три станции вперед и имел перестрелку с противником, потеряв убитым корнета Филиппова. У могилы убитого эшелоны остановились, помолились, хотя священника у нас не было, и двинулись дальше. Не доезжая одной станции до Тяньцзина, с нами произошла заминка. Находившиеся в городе иностранцы воспротивились нашему входу туда, но мы это сделали, и наши эшелоны вошли на станцию Тяньцзин-главный, где стояло много составов с частями противника, которые нам сдались. Здесь же стояли части Фына, которые изменили У Пэйфу и перешли к нам. Консульский корпус заявил протест: на каком основании в китайской армии иностранные части, русские и японские. Генерал Чжан Цзучан ответил им, что «русских войск у него нет, а есть китайские войска русской национальности, японцев же совсем нет». Но японцы, по требованию своего консула, покинули отряд, который запретил им участвовать в китайской гражданской войне под страхом уголовного преследования и лишения японского гражданства»[111].

Уже в первых боях русские столкнулись с непониманием китайского командования. Как красные, так и белые вспоминают «характерный сюжет из 1924 г. Войска Нечаева занимают фронт. В один прекрасный день части У Пэйфу идут на них в атаку. Почти сразу же Нечаев получает приказ: «Стреляй!» По примеру каппелевцев нечаевцы молчат. Серые шеренги противника медленно продвигаются вперед. Приказ повторяется: «Огонь!» Русские окопы молчат. Штаб в третий раз командует: «Стреляй!!! Скорее!» Молчание. И только когда храбрецы У Пэйфу подходят совсем близко, нечаевцы открывают беглый огонь. Большинство нападавших уложены на месте, остальные обращаются в паническое бегство. Из штаба немедленно появляется конный ординарец: «Шэма ваша не исполняй приказ? Шэма раньше не стреляй?!» Нечаев отвечает: «Да потому, что раньше стрелять не имело смысла. Наша тактика – подпустить противника как можно ближе и расстрелять его почти в упор. Это дает наибольший эффект. Нужна только выдержка, но это – дело тренировки». Штаб отвечает на это: «Ваша ничего не понимай! Твоя не можешь слишком много убивай! Убивай не надо, мало-мало пугай надо!»[112]

Несколько дней до 11 ноября русские отдыхали. Потом их свели в 1-й батальон и двинули дальше на юг. Дойдя до станции Ченг-Сиен Тяньцзинь-Пукоуской железной дороги, они остановились для укомплектования. С 20 ноября они стали 1-й бригадой 2-й армии. Тут же был сформирован 1-й эскадрон Конного дивизиона и прибыл из Тяньцзиня 2-й эскадрон сибирских казаков полковника Размазина. Из-за отсутствия коней эскадроны были пешие. Дивизион принял полковник Бартеньев, офицер 13-го гусарского Нарвского полка[113]. Уже 27 ноября у русских был создан Технический батальон, в который вошли пулеметная и бомбометная роты и команда связи.

Сюда же, в Ченг-Сиен, прибыл в самом начале 1925 г. вызванный из Харбина Чжан Цзучаном «полковник Генштаба» М. А. Михайлов, будущий начштаба Русской группы. В начале 1925 г. командование решило начать операции на Нанкин и Шанхай. В Пукоу 16 января 1925 г. в обстановке полной секретности – запрещено было разводить огонь и курить – их погрузили на катера, шаланды и баржи, двинув вниз по течению Желтой реки для выхода в тыл противнику, генералу Чи Бинвену, чтобы обойти город Чикианг. Шли в ночной тьме, без огней вдоль берега, занятого противником, а места высадки никто хорошо не знал. Сведений о силе врага не было, как «не знали глубины у берегов, где бы можно было пристать судам». Из-за этого русский десант всю ночь проплутал. На рассвете 17 января, после трудного пути, в том числе и по каналам, без лоцмана, они увидели идущие по реке плоты с лесом у самого Чикианга и высадились по ним около города не замеченными врагом. Первым высаживался дивизион Бартеньева, «лихо заскочив на берег», по которому охранение сделало несколько выстрелов. Под его прикрытием высадился весь отряд. После этого они атаковали противника, охваченного паникой, отбросив его от берега. Пехота русских пошла на деревеньку впереди, а конники – вдоль берега. За деревенькой был канал шириной 50 метров, перейти который было невозможно, и тогда русские заставили китайскую полицию дать им лодки. Пока пехота занималась этим, Бартеньев преодолел канал вплавь, заняв деревеньку, откуда бежали в панике враги, сбрасывая с себя при этом, по свидетельству десантников, «все, вплоть до туфель»[114].

Русские пошли к городу по тропинкам через залитые водой рисовые поля. Перешли неглубокий вязкий канал шириной 20 метров и ринулись к железной дороге. В этом бою был убит генерал Мельников. Вместо него Нечаев назначил полковника Стеклова, молодого офицера. По донесению младших офицеров, это случилось так: когда русские пошли в атаку на полотно железной дороги, «во фланг нам был открыт сильный ружейный огонь. Командир батальона Мельников лично вел два взвода к семафору. За валом засели китайцы, которые стреляли, не целясь, больше вверх, так что поражений наших не было. Шагов за 100 до вала эти два взвода, сбросив скатки и передохнув минуту, бросились с Мельниковым в атаку. Противник частью бежал из-за вала, залег в канаве за ним и был взят в плен. Во время атаки был тяжело ранен полковник Гуськов (Гульков). Ранил его сзади умирающий китаец. Ранен был в грудь навылет и поручик Филиппович»[115]. Русские продвинулись за вал, но залегли «из-за меткого ураганного огня. Выяснилось, что стреляли европейские колониальные войска, принявшие нас за хунхузов и прекратившие бой, когда они разобрали, в чем дело. В это время и был смертельно ранен Мельников[116]. Тогда же в нашем тылу была слышна орудийная стрельба и временами видны взрывы»[117]. Это помогал десанту русский бронепоезд «Чан-Чжен» поручика Булычева, подошедший с другого направления.

Не выдержав сильного артиллерийско-ружейного огня, русские роты отошли за вал. Большую часть раненых не успели забрать. «На следующий день они были найдены с отрубленными головами»[118].

В ночь с 17 на 18 января 1925 г. противник оставил Чикианг. Утром 18 января он был занят русскими. Успехи белогвардейцев сильно взволновали коммунистов. Так, нарком иностранных дел СССР Чичерин 16 января того же года сообщал одному из чекистов, возглавлявшему проведение операций против белоэмиграции, что Нечаевский отряд «белых кондотьеров безнаказанно разгуливает по всему Китаю и, пользуясь своей высокой военной квалификацией, одерживает победы». Далее он указывал на необходимость ликвидации отряда с помощью официального дипломатического давления и на разложение его через каналы ГПУ[119].

Во время этой кампании, по данным самих китайцев, русские особенно отличились при взятии города Чжэньцзян[120].

В следующих боях у крепости Каоинь был убит генерал Золотарев, штаб-офицер для поручений отряда и были ранены несколько офицеров. Особенно тяжела для белогвардейцев была потеря старых кадровых офицеров Золотарева и Мельникова[121].

Уже 20 января русские высадились с десантных судов менее чем в 10 километрах от крепости Кианинг, где были войска противника генерала Чи Бинвена. При этом менее чем в 5 километрах от крепости уже шел бой – это войска генерала Пи, шедшие впереди, выбивали врага из городских предместий. При этом весь день шел сильный дождь. Накануне этого боя майор Штин пишет: «Делал смотр полку. Нечаев сказал, что скоро выступаем на юг. Слава Богу, а то надоело тут стоять. Тоска зеленая, кроме как пить, ничего, кажется, и не остается делать. Утром – занятия, потом – обед, ну, выпьешь. Потом часа два спишь, опять немного в роте занятий, потом – ужин, снова выпьешь, и так все время»[122].

Видя, что китайские части не могут овладеть крепостью Кианинг, Чжан Цзучан назначил Нечаева командующим фронтом на этом участке. По данным русских, «21-го января вечером слышна была сильная орудийная стрельба, причем подходивший неприятельский пароход освещал нас прожектором»[123]. К ночи генерал Пи попросил Нечаева помочь его выдохшимся войскам. Тот, не желая рисковать, это делать ночью отказался и повел свои силы в бой ранним утром, подойдя с ними почти к самой крепости. Перед крепостью оставались последние укрепления, заняв которые можно было приступать к операции по овладению пригородами, а потом и центром. «Противник занимал вал, насыпанный в чистом поле. Не прошло и полчаса, как громкое «ура!» заставило противника бежать в пригород перед крепостью. Вскоре враг был выбит и оттуда. Он заперся в крепости, разбив все магазины». Русские спокойно подошли к ней и, отдохнув перед штурмом, заняли пригород и окопы вокруг него.

Нечаев не стал брать крепость в лоб, опасаясь больших потерь, а набрал взвод из самых метких стрелков 3-й роты и отправился с ними к господствующей над городом горе, на которой был монастырь. Туда же затащили взятые в пригороде «малые клиновые орудия». С горы крепость была видна как на ладони. Нечаев приказал стрелкам рассыпаться между камнями на горе и выбить огнем всех врагов, бывших в пределах досягаемости их винтовок. Солдат противника, рассыпанных по всему периметру крепости, особенно хорошо было видно на западной и южной ее стенах. Началась меткая стрельба. Русские снайперы, как в тире, выбивали солдат противника. И вот враги сначала забегали по стенам, а потом и вовсе побежали с них. В ответ из крепости по горе был открыт сильный орудийный огонь, но стрелять снизу вверх неудобно и малопродуктивно, и поэтому нечаевцы со своим командиром не пострадали. Нечаев лежал между ними, стрелками и телефонистами, среди камней и продолжал руководить боем.

В это время нечаевцам стало известно, что накануне этого боя в город Кианинг, не зная о начавшихся здесь событиях, прибыли из Шанхая восемь русских купцов с материей. Их заподозрили в шпионаже и обезглавили. По данным участника штурма Кианинга, «почти вся бригада пылала жаждой мести, и если бы добрались до крепости, то никого бы в живых не оставили, что и было известно противнику»[124]. Иностранные историки пишут, что отряд Нечаева «сеял, где проходил, ужас. Дрались русские отчаянно, зная, какая участь ждет не имеющих гражданства пленных. Их называли «джентльменами удачи», и немного можно найти других примеров, когда люди столь храбро бились ради столь чуждой им идеи»[125].

Спасло гарнизон этой крепости Кианинг то, что он после пятидневного боя 29 января все же сдался. Одновременно с ее штурмом 26 января русскими наемниками был с боем взят город Уси, чему очень сильно содействовал своим огнем русский бронепоезд.

Всего за время боев 17 и 25–29 января русские потеряли 62 человека.

В это время в 1925 г. был создан второй русский бронепоезд, вошедший в броневой дивизион полковника-артиллериста Кострова.

По данным документов, «в короткое время своей доблестью Нечаевцы затмили славу даже знаменитой Китайской бригады хунхузов, которой командовал легендарный генерал Чу Ю-Пу, сподвижник Чжан Цзолина»[126].

В то время, по оценкам Лукомского, численность русских наемников составляла 800 человек[127] и, несмотря на потери, неуклонно увеличивалась.

К сожалению, некоторые русские пытались продвинуться на китайской службе, не считаясь ни с чем и шагая по трупам своих же русских. Среди них был полковник Макаренко, вскоре ставший генералом. Другие, вроде Чехова, получали такие чины за то, что вовремя присоседились к славе Нечаева. Впоследствии Чехова поставили во главе броневых сил, в составе которых были прославившиеся позже бронепоезда «Пекин», «Шаньдун», «Чендян» и др. Сначала «бронепоездами» были небольшие железнодорожные составы из простых платформ, обложенных мешками с песком вместо броневых плит. За два следующих года число русских бронепоездов дошло до 17 и они вошли сначала в состав особой бригады, а затем дивизии бронепоездов. Но одновременно никогда такого количества бронепоездов у русских не было. Просто на смену разбитым в бою и захваченным противником бронепоездам впоследствии строились новые.

В январе – марте 1925 г. русские одержали целый ряд побед над врагом в районе Нанкина – Шанхая, которые были даже отмечены в информационной сводке Разведывательного управления Красной армии[128]. По другим данным, «в последних боях под Шанхаем большую роль сыграли русские отряды, служащие в армии маршала Лу-Юнг-Сяна. Русские находятся под командой одного из начальников армии генерала Чан-Цу-Лина. Они приняли китайское подданство. При наступлении русских китайские войска Чи-Тси-Хуана (Ци Сиюаня), несмотря на огромный численный перевес, буквально растаяли и разбежались, так что, например, 600 китайских солдат, защищавших железнодорожную станцию, отступили перед тремя русскими»[129].

В результате русские разбили противника по течению реки Янцзы уже в январе. По данным источников, по сравнению с прошлым годом, благодаря русским наемникам у Чжан Цзучана, роли китайских командиров поменялись. Ци защищал теперь ту линию, которую оборонял от него генерал Чжан Цзучана Лю (Лу). Лу же вместе с Чжан Цзучаном вели на Ци наступление по тому пути, по которому на них он наступал год назад. По данным коммунистов, «на сей раз войска Лу победили. При этом немалую роль сыграла здесь кучка белогвардейцев, состоявшая в рядах Мукденской армии и наводившая на китайские войска панику»[130].

Бронедивизион Кострова «в конце января 1925 г. занял Шанхай, высадив там десант. Последний союзник У Пэйфу – генерал Чи-би-вен бежал в Японию. Бронепоезда, закончив свои действия, 3 февраля 1925 г. заняли город У-Си в 250 километрах от Шанхая, где и остановились для приведения себя в порядок и укомплектования». Огромный Шанхай с трехмиллионным населением был взят двумя русскими бронепоездами! Ожидалось столкновение с Сун Чуанфаном, но Чжан Цзучану удалось договориться с ним миром, и столкновение было отсрочено[131]. Но войскам Чжан Цзучана, в том числе русским, пришлось покинуть занятый ими район.

Об успешности действий русских говорит то, что уже в начале 1925 г. коммунисты не раз выражали протест «по поводу нахождения на китайской территории белогвардейского отряда, известного под именем «1-й Русской смешанной бригады», оперировавшего между Шанхаем и Нанкином»[132].

Чжан Цзучан тогда всем наемникам предписал принять китайское гражданство, о чем известил коммунистов, «которые назвали это незаконным, а принятие бывших граждан России в китайскую армию – прямым нарушением советско-китайского соглашения»[133]. По нему русские не должны были допускаться на службу в китайских силовых структурах.

До 15 февраля большая часть русских находилась в районе Кианинга, после чего перешла в Чанчжоу. На фронте было затишье, чем наши наемники воспользовались для переформирования и пополнения, в том числе за счет прибывших из Шанхая казаков генерала Глебова. Были на их основе созданы и военно-административные органы. В этот момент возник среди русских первый серьезный конфликт. Видя легкие победы, молодые офицеры стали уклоняться от рутинной работы по бригаде, без которой невозможно поддержание подразделения на боевом уровне – обучение солдат, каждодневная работа с ними и т. п.[134] Наряду с этим проявились интриги, направленные на то, чтобы занять лучшее место. Они были во многом направлены против Нечаева. За его спиной стали расти неизвестные ранее Чехов и Макаренко, участвовавшие в формировании первых частей Русского отряда. Очень быстро бесталанный Чехов стал начальником штаба бригады Нечаева и тем не менее интриговал за спиной Константина Петровича[135]. По данным Н. Николаева, «в этом отношении выгодно отличался доблестный и серьезный командир Конного дивизиона полковник Бартеньев. К этому времени у него был только один конный взвод, остальные, за исключением офицеров, были пешими. Горная батарея не имела орудий. Инженерные силы бригады полковника Макаренко представляли собой лишь одну маленькую команду для связи»[136]. Поэтому решили набрать еще полторы тысячи русских и командировали для этой цели в Мукден полковника Генштаба Л. Л. Ловцевича.

Тогда же произошла встреча Нечаева с Лукомским. Последний вспоминает: «Однажды днем ко мне пришел неизвестный русский офицер, передавший письмо от Нечаева. Он писал, что с отрядом дошел до Шанхая, и просил разрешения приехать ко мне ночью на свидание, которое я дал. После 11 часов вечера приехал Нечаев на автомобиле. Мы познакомились и беседовали почти до утра. Он рассказал, на каких условиях и как был создан отряд. Нечаев сказал, что они смотрят на свое участие в китайской смуте как на временное явление, чтобы ценой его купить право иметь в Маньчжурии постоянный русский отряд, который потом можно будет увеличить и употребить на борьбу с большевиками. Он рассказал о бедствиях отряда, идущего в авангарде Маньчжурского корпуса, сказав, что главная тяжесть боев лежит на русских. Несколько раз он сталкивался со скрытым наружным влиянием и руководством со стороны японцев. Смеясь, рассказал, что, подходя к Нанкину как-то под вечер, его отряд, численностью тогда около 2500 человек[137], натолкнулся на невероятно упорное сопротивление китайцев. Начальник его авангарда доносит, что продвинуться дальше не может. Нечаев, ничего не понимая и привыкший к тому, что китайцы сразу отступают, когда выясняют стремление противника «дойти до штыка», решает сам проверить, в чем дело. Он пробирается вперед. Неприятель стреляет метко и спокойно. Нечаев ползет в цепь. Впечатление такое, что противник готовится к контрудару. Огонь – очень сильный. Нечаев ничего не может понять, но видит, что сделать ничего не может. Приказывает отряду, как только стемнеет, отползти в тыл. Ночью в тылу отряд Нечаева занимает приличную позицию. Он решил ему дать день отдыха. Днем Нечаеву докладывают, что его хотят видеть два японских офицера. Он их принимает, угощает, беседует с ними. Японцы рассказывают, что у них тут рядом небольшая концессия и из-за опасения, что китайцы ее разграбят, с военных судов свезли на берег две роты и они заняли у нее позицию и что накануне на них наступали китайцы, но китайский отряд был странным. Они никогда не видели, чтобы китайцы так спокойно наступали под огнем и так стреляли. Сошлись почти до штыкового удара, чего они, японцы, очень боялись, считая, что многочисленные «китайцы» их опрокинут. Положение их, японцев, было очень тяжелым, но, к их счастью, «китайцы» ночью отступили. Нечаев понял, какой «китайский» отряд преградил ему путь, но ничего японцам не сказал. Ничего не сказали ему и японцы, но просили его передать, «кому надо», что лучше на Нанкин не наступать, чтобы японские концессии не пострадали… Поговорили, выпили и разошлись. Нанкин тогда наступлением не брался. Его просто «обтекли», направляясь на Шанхай. Но и там было приказано не оставаться и в бои не ввязываться. Нечаев сказал, что на другой день они отступают на север, к Тяньцзину»[138].

Таким образом, всего полгода понадобилось горстке белогвардейцев, чтобы в корне изменить положение в Китае, разбить «непобедимого» У Пэйфу и возвысить Чжан Цзолина, сделав его главным кандидатом в правители Китая.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.