Часть первая Происхождение

Часть первая

Происхождение

Главным украшением Османской империи был дворец Топкапи, расположенный на маленьком полуострове – том самом, который обогнул корабль Фрица Ноймарка на пути к причалу в гавани Золотой Рог. Этот дворец отличается от всех прочих: он огромный по площади, но не по высоте. Располагается он в пригороде, имеет множество павильонов, некоторые из которых весьма замысловатой формы и называются kоsk (отсюда произошло наше собственное слово «киоск»), и это отражает понимание правителями своего происхождения. Дворец – это продуманная версия палаточных шатров вождей степных кочевников, а символом османов когда-то был конский хвост: чем больше их висело на палатке, тем выше был ранг; когда армия находилась на марше, палатки часто представляли собой огромные произведения искусства. Наилучшая экспозиция этих палаток находится в Кракове, где они были захвачены после осады Вены в 1683 году.

Первые турки пришли из района Алтая в Центральной Азии, на западной границе теперешней

Монголии, и могли иметь некоторых отдаленных предков даже за Беринговым проливом, на Аляске – эскимосское слово «медведь» звучит очень похоже на турецкое – ayt. Первое письменое упоминание турок – китайское слово tyu-kyu, известное со II века до нашей эры; впоследствии это название регулярно появляется в китайских источниках VI века. Оно обозначало племена охотников и воинов, регулярно совершавших налеты на земли более цивилизованных народов; слово «тюрк» было названием самого мощного из этих племен и означало «сильный человек».

Эти охотники, близкие к монгольской расе и, вероятно, также к гуннам, распространились по огромным равнинам Центральной Азии и доставляли китайцам много проблем. Иногда они создавали степные империи, которые существовали поколение-другое, прежде чем поглощались более оседлыми народами. Большая часть китайской истории рассказывает о битвах на длинных открытых границах; так была осознана необходимость строительства Великой Стены.

Степная империя, которая наконец-то возникла, принадлежала уйгурам и появилась около 800 года нашей эры, она переняла от китайцев письменность и еще очень многое. Существовали династии с очевидными тюркскими предшественниками – включая легендарного Кубла-хана (Хубилай – достаточно обычное имя в Турции), который в 1272 году построил Ханбалык – «город правителя», современный Пекин.

Некоторые из этих турецких легенд могут быть не более чем романтическими спекуляциями. Означает ли «киргиз» турецкое «сорок два» [племени] или что-нибудь еще, вроде «кочевника»? В XII и XIII веках Марко Поло называл китайский Туркестан «Великой Турцией», и происхождение некоторых азиатских названий действительно очевидно: река Енисей в России берет свое имя от yeni cay («ени чай») или «новая река», а прежнее название Сталинграда[4], Царицын, не имеет ничего общего со словом «царь», а происходит от sari su («сары-су») – «желтая вода». Существует и несколько странностей, например, «тундра» – это dondurma, что в наши дни означает «мороженое».

Конечно, лингвистические предшественники старого турецкого языка во многих случаях возникали далеко друг от друга, хотя анатолийские турки утверждают, что киргизский язык очень легок для заучивания, несмотря на тысячи миль, разделяющих эти районы. Турецкая грамматика систематическая, но отличается от английской в предлогах, временах и тому подобных добавлениях к основному слову; гласные здесь меняются в зависимости от доминантной гласной главного слова. Это можно лучше проиллюстрировать на слове «pastrami» – одном из немногих слов, которое дошло до нас от старо-турецкого. Это итальянская версия исходного слова pastirma – продающаяся в виде очень тонких пластинок высушенная говядина, в слое специй, основной из которых является тмин – cemen (чемен). Pas – это основа глагола, означающего «прессовать». Tir (i без точки произносилось примерно как французское «eu» и отмечало перемену гласной, которая используется после «a»), указывало на причинную связь, и ma (также перемена гласной: оно могло читаться как me) превращает все это в вербальное существительное или герундий. Так называлась пища, хранимая под седлом, она поддерживала верховых лучников-кочевников при передвижении на сотни миль по степям Центральной Азии.

Самые ранние тексты, написанные на тюркском языке (еще доарабским алфавитом), датируются VIII веком, они найдены у озера Байкал и относятся к dokuz oguz – «девяти племенам». Но очень скоро стала преобладать уйгурская версия языка, которая записывалась вертикально, в китайской манере; она использовалась в дипломатической корреспонденции великого монгольского завоевателя Чингисхана (ок. 1167–1227).[5]

Эти ранние тюрки не оставили литературного следа, и их следует изучать, используя внешние источники – китайские, персидские, арабские, византийские. Они двигались на запад и юго-запад, к великим цивилизациям на периферии Центральной Азии. Они приходили волнами, в ритме приливов и отливов, как мы увидим далее. В начале XIII века Чингисхан возглавил федерацию родственных племен монголов и тюрок (или татар). Веком позже прославился его наследник – полководец тюркского происхождения Тамерлан[6] (ок. 1336–1405), еще один нарушитель мирового равновесия (Тimur – вариант слова, означающего «железный», а lenk означает «хромой»). Чингис-хан и его потомки захватили Китай, большую часть России и Индию; слово «Могол» является искаженным «монгол»; на тюркском Тадж-Махал означает «Квартал Короны», а название пакистанского языка урду происходит от слова ordu, означающего «армия». Существует знаменитая французская книга на эту тему, «Степная империя» Рене Груссе (1939), в которой прослежено влияние тюрок по всему региону, включая Афганистан, где вас часто могут понять, если вы используете турецкий язык. Но самая важная связь, касающаяся анатолийских турок – это связь с Персией. Персидская цивилизация была самой высокой и развитой в истории всего Среднего Востока, давно идет полемика о взаимоотношениях с ней турок – спорят не только о культурных заимствованиях, но и о судьбе самого ислама.

В начале VIII века тюркские купцы уже появились в Персии, а также в Багдаде, тогдашней столице халифата, объединившего всех мусульман мира. Некоторые тюрки доходили до Сирии и Египта. Однако поворотный момент наступил в конце X века, когда одно из племен огузов (западных тюрок) прибыло на персидские окраины. Его вождь был одним из сельджуков, что означает по-арабски «маленькое наводнение». Тюрки принесли с собой свою религиозную атрибутику, которая берет начало в Сибири: шаманизм с его жрецами, тотемы сокола и ястреба – tugrul и cagri – эти слова все еще используются как фамилии.

В 1055 году тюрки оказались в Багдаде и встроились в государственную структуру: их вождь Тогрул Бей в почтенном возрасте женился на дочери халифа, церемония эта проводилась по тюркскому обряду; как рассказывает французский историк Жан-Поль Руж, ее можно было сравнить с свадьбой африканского вождя и принцессы Габсбургов, проводимой под звуки тамтамов.

Главным приемом тюркских воинов было встроиться в уже существующую цивилизацию в качестве военной элиты и в итоге захватить власть над старым государством. Они великолепно умели адаптироваться и учиться у людей, к которым поступали на службу. В ряде случаев (хотя далеко не всегда) они перенимали и их религию. На службе у монголов это был буддизм или какая-то форма христианства; в Индии или Персии это оказался ислам, который в те времена (примерно около 1100 года) являлся признаком наиболее развитой цивилизации – особенно это демонстрирует архитектура Самарканда. Персы, наследники одной из великих цивилизаций мира, оказались под властью тюркской аристократии и до настоящего дня удивляются, почему турки сначала смогли выстроить огромную империю, а затем – эффективное современное государство, в то время как иранцам это не удалось (в современной Турции проживает миллион иммигрантов из этого региона).

Самым интересным синтезом является Россия. Наполеон, как известно, сказал: поскреби русского – найдешь татарина. Россия в XIII веке на два столетия попала под власть монголов или татар (первоначально, как и с «тюрками», это было всего лишь название наиболее сильного племени). До трети старой русской аристократии имело татарские имена: Юсупов (от «Юсуф») или Муравьев (от «Мурад»), а Иван Грозный происходил от Чингиз-хана. Татары знали, как строить государство – это отразилось в русских словах «наручники» и «казна».

В конечном счете русские цари набрались опыта у татар, и Москва оказалась в этом успешнее остальных княжеств. В 1552 году Иван Грозный завоевал татарскую столицу Казань на Волге. Опытные политики XIX века представляли русскую историю как некий крестовый поход, в котором возмущенные крестьяне освободили себя от «татарского ига». Но слово «иго» впервые было употреблено только в 1571 году, когда православная церковь попыталась сопротивляться Ивану Грозному, который использовал татар для построения государства, не терпевшего притязаний православия. До этого отношения с татарами складывались куда более сложно, включая смешанные браки.

Персидские турки назывались «великими сельджуками», а их меньшие братья, еще во многом кочевники, вторглись в Анатолию. Их вождь, Алп-Арслан (правил в 1064–1072 годах) на самом деле вел свою орду (это слово снова происходит от ordu) в Сирию, богатую страну того времени. По пути его люди прощупали восточные границы Византии, восточной части бывшей Римской империи, и разорили зависимые от Константинополя христианские государства Южного Кавказа. Император Роман Диоген легкомысленно решил двинуть свою армию на самый восток империи. В 1071 году состоялась битва при Манцикерте (ныне Малацгирт), в непримечательном месте на высоком плато к северу от озера Ван. Византийцы потерпели поражение, что привело к серьезному ослаблению их влияния в восточной и центральной Анатолии.

В течение следующих двух веков турки-сельджуки утвердились в большой части Анатолии, хотя и не смогли захватить ее всю; Византия же оказалась ограничена областью Константинополя, частью Балкан и несколькими участками на побережье.[7]

Сельджуки оставили христианское население Анатолии в покое. В Каппадокии, примерно в четырех часах езды на восток от Анкары, существуют долины, где христиане жили спокойно, строя в горах церкви с фресками, которые ныне стали одними из самых посещаемых туристских мест. Иконы, нарисованные в эру возрождения Византии, в Х и начале ХI вв, имеют великолепное качество, и одна из них была забрана в только что христианизированную Россию в качестве Владимирской богоматери. Правда, после завоевания сельджуками фрески стали примитивными, но все равно они являются свидетельством того, что турки построили толерантную и законопослушную цивилизацию. Они не были заинтересованы в подавлении других религий, и в любом случае их было слишком мало при основном христианском населении этого региона. Здесь существовало много смешанных и браков, и торговых интересов. Византийская принцесса, образованная Анна Комнина, сказала в XII веке, что население Анатолии делится на греков, варваров и «полуварваров», имея в виду именно турок в смешанных браках.

Сельджукская столица Конья (старый римский Икониум) и другой большой город, Кайсери (старая Кесария в Каппадокии), имели несколько великолепных зданий в стиле построек Самарканда и Бухары в Средней Азии.[8] Здесь были возведены грандиозные мечети, к которым иногда примыкали школы, госпитали и другие подобные заведения. Но ранние турки не были знатоками и поклонниками религиозных правил. Они были больше склонны строить маленькие молельни, чем громадные мечети, что больше соответствовало их версии ислама. Их женщины ходили, не скрывая лиц, сами турки пили вино и много танцевали – к ужасу арабского путешественника XIV века Ибн Баттуты.

В конце концов Византия пала, но гибель ее пришла с Запада, а не с Востока. Всегда существовало соперничество между Римом и Константинополем, и оно становилось все жестче, потому что папа, как епископ Рима, объявил себя главой всей церкви. Византия развила собственную форму христианства – православие. Западные крестоносцы – «латиняне», объединившиеся нормандцы и венецианцы напали на Византию в 1204 году и разрушили ее.

Это событие стало решающим. До того Византия опережала Запад в области технологий, и западноевропейцы прибыли в Константинополь как разинувшие рот провинциалы. Византийцы имели грозное оружие – «греческий огонь», представлявший собой метательную горючую смесь из нефти, которая поджигала корабли; с ней они отбили несколько осад. Но в 1204 году венецианцы, участвовавшие в том, что стало известно под именем Четвертого крестового похода, научились обрабатывать кожу химическими средствами, так что их корабли и осадные башни стали неуязвимыми для «греческого огня». Они перебрались через высочайшую стену, построенную императором Феодосием в V веке, и разграбили город. В великой церкви Христа Вседержителя, где были захоронены императоры Комнины (теперь это мечеть Зейрек), были ободраны все гробницы, и сегодня единственным остатком их великолепия является крохотный золотой штырек, расположенный слишком высоко в стене, чтобы его смогли вырвать.

Следующие два века Византия находилась под латинянами, и хотя она восстановилась, но оказалась сломлена. Реально ею управляли венецианцы и генуэзцы, боровшиеся друг с другом за торговлю на Черном море (турецкий берег его все еще усеян руинами их крепостей, а башня Галата, которая возвышается над стамбульским портом, была частью генуэзских фортификаций). Образовалось четырехугольное противостояние: византийцы, венецианцы, генуэзцы и турки.

Подъем турок-сельджуков закончился в начале XIII века с монгольским вторжением. Монголы тоже были в некотором роде тюрками, а Чингисхан оказался гениальным завоевателем. Никто не мог победить их кавалерию, вооруженную луками, а сами монголы оказались весьма способны к обучению. Умело используя иностранцев и их знания в области военной техники, они осаждали и разрушали город за городом. Если противник сдавался, монголы оставляли его более или менее в покое, но если он сопротивлялся, то с ним поступали жестоко. Символом монгольского правления стала пирамида из черепов, османская версия которой представлена в Нише, Сербия. Россия, Персия и государство турок-сельджуков были покорены, а через Афганистан монголы вторглись даже в Северную Индию, хотя династия Моголов возникла там значительно позднее.

В конце концов монголы остановились в Сирии и Германии, и это произошло по очень простой причине – здесь недоставало травы для лошадей, от которых зависела кавалерия их империи. Через поколение или два империей монголов уже управляли более искушенные нации, а монголы и тюрки лишь поставляли аристократию для нее. Это коснулось даже Египта, правда в несколько ином виде: мамелюки, которые правили там, произошли от тюркских наемников с Кавказа, и само это слово означало «раб».

В XIII веке монголы раздавили Персию, и далее отправились крушить сельджуков в Анатолии. В итоге государство сельджуков распалось на различные эмираты, большие и маленькие. В северо-западной Анатолии, на самой византийской границе, расположился маленький, со столицей в неприметном месте, эмират с названием Сёгут. Его история, как и история всех прочих ранних турецких государств, туманна. Датой основания Сёгута обычно считается 1300 год, но многое из того, что произошло в начальный период, более похоже на легенды. Основателем этого центра Османского государства называется Осман (ок. 1258–1324). Его отец, Эртогрул, как утверждается, пришел с востока, но записи не рассказывают историю этого рода правителей: они были кочевниками, и ранняя археология (могилы и свалки) не обнаруживает ничего.

Существует утверждение XX века, будто ранние Оттоманы (это слово является вестернизацией имени Osmanli)[9] были светлоглазыми воинами Аллаха – ответ на весьма христианское, с чувством превосходства, утверждение, будто они являлись лишь знатными дикарями, которые всему научились от Византии. Но подтверждения любой из этих версий призрачны. Надпись на крыше мечети XIV века может означать, а может и не означать, что ранние османские племена считали себя воинами веры. Но были ли они ими? Они определенно были кочевниками или полукочевниками, многие из их племен скорее являлись так называемыми туркменскими (недавние мигранты из Центральной Азии, чужаки в городах), чем собственно турецкими; они говорили на собственном турецком языке и ни на одном из основных языков. Но ислам еще был молодой религией, тремя главными товарищами Османа были христиане, его сын Орхан (правил в 1324–1362 годах) женился на византийской принцессе, а османский двор еще говорил на греческом, даже веком позднее. Вдобавок у османов не было полигамии.

Существует альтернативная теория, очевидно, недалекая от истины, что Осман был классическим приграничным правителем, живущим войной с более богатым соседом. Османы были прирожденными воинами, но им нужно было где-то научиться и управлять государством. Как говорит прекрасный греческий историк, специалист по этой теме Стефанос Врионис, весьма интересно рассмотреть и сравнить поздневизантийские способы действий с действиями ранних османов – замеры земли, налоги, законы и даже тип контракта, который давал рыцарю землю в обмен на военную службу. Только много позднее идея воинов веры вошла в моду, и школьные учебники все еще распространяют ее.

В 1326 году Орхан захватил важный город Бурса после, как утверждают, героической осады. Но на деле это событие не имело большого значения. Византийский наместник сдался, жалуясь, что его собственное государство разваливается, и перешел в ислам. Большинство жителей, устав от неопределенности, согласилось сделать то же самое. Многие из них были армянами, чья форма христианства отличалась от принятого в Византии православия, и которые с определенного времени часто становились энергичными союзниками турок. Наградой за это со времени турецкого завоевания империи стало перемещение армянских религиозных центров в Константинополь, и долгое время армяне были известны как millet-i sadika – «лояльная нация».

XIVвек, став эпохой подъема Османского государства, хронологически почти невозможно разложить по полочкам. Черная Смерть нанесла ему огромный ущерб, но актеров на исторической сцене, выступающих в постоянно меняющихся союзах, все равно присутствовало слишком много. Здесь были каталонцы в Греции, венгры в Болгарии, венецианцы и генуэзцы сражались друг с другом за Черное море, в то время как в Византии продолжалась сюрреалистическая двадцатилетняя гражданская война, в которой ослепленному старику Иоанну V ненадолго наследовал Иоанн VI. Как замечает Эдуард Гиббон, «греки Константинополя возбуждались от одного только духа религии, но этот дух производил лишь злобу и разлад».

Помимо этого существовали турки-османы, имевшие высокую степень военной организации, которая делала их ценными союзниками. Орхан маневрировал между борющимися группировками, и в 1352 году генуэзские корабли впервые перевезли турок через море, в Европу – на Балканы, чтобы помочь одной из сторон.

С помощью итальянцев Орхан захватил соперничавший с ним эмират на северо-западе Анатолии. Этот эпизод остался не упомянутым мусульманскими хроникерами – без сомнения, из-за смущения по поводу того, что здесь воины веры отклонились от своей миссии защитников ислама. Но то же самое произошло тогда, когда турки отобрали Анкару у другого эмирата: Алладин Моск, комментируя это событие, именует Орхана «султаном» – высоким, арабским по происхождению титулом, означающим «всеобщий господин». Это первое отмеченное использование турками данного титула.

Уже после смерти Орхана в 1362 году было осуществлено серьезное военное вторжение на Балканы, и очень скоро турки захватили важный старый город Адрианополь (современный Эдирне), сделав его своей столицей. Сын Орхана, Мурад I (правил с 1362 по 1389 год), продолжил дело отца – воспользовавшись еще одной гражданской войной в Византии, он захватил огромный портовый город Салоники, а большая часть северной Греции в это время распалась на отдельные княжества. То же произошло и с Болгарией. В 1389 году сербский король Лазарь встретился с турками в знаменитой битве на Косовом поле, и сербы тоже были покорены турками, хотя сумели отомстить: один из них смог близко подобраться к Мураду и убил его. Впоследствии сербы играли большую роль в государстве османов.

Мураду наследовал его сын Баязид (правил в 1389–1402 годах) – очень способный человек, известный под прозвищем «Удар молнии»; его жена была сербской принцессой. Он расширил новые балканские владения турок за счет венецианских земель. Но его основные деяния были совершены в Анатолии. Там первоначально существовали другие эмираты, гораздо более крупные, чем государство Османа, и Баязид захватил их. Затем он двинулся на восток – главным образом, чтобы взять под контроль важный и прибыльный торговый путь, идущий от Черного моря к гавани Анталия, которым владел сильный эмират Караман.

Здесь опять следует отметить, что Баязид преуспел, потому что, как и его предки, использовал свое влияние на Балканах, прибегая к помощи сербов и византийцев. Они легко шли на военную службу к туркам, даже если в другое время обращались к Западу за помощью против них. Византийский император Мануил II Палеолог (1391–1425 годы правления) записал свои горькие стенания, когда проходил через черноморскую область Кастамону. Это название было турецким искажением «Кастра Комнени» – военного лагеря когда-то могущественной византийской династии, и Мануил замечает, что «римляне дали название маленькой равнине, где мы находимся сейчас, здесь много городов, но в них нет ни реального городского великолепия, ни людей. Большинство городов лежит теперь в руинах». Это правда: турки все еще оставались кочевниками.

Простые люди в основном были довольны турецким правлением: оно было честным и предсказуемым, налоги при турках были ниже, в то время как латинская администрация часто занималась вымогательством, и при ней существовало крепостное право. Существовала даже теория о том, что некая еретическая ветвь христианства в этих областях, в первую очередь в Боснии, происходила от азиатской ереси, которая отрицала, что Христос был сыном Бога и настаивала на том, что он был только великим проповедником – примерно то же самое говорится и в Коране. Эта теория подкреплена немалым количеством источников, и они достаточно убедительны. На Балканах имело место обширное взаимопроникновение религий, и часто случались переходы из одной веры в другую.[10]

Христианские державы были встревожены турецким продвижением. В 1291 году крестоносцы оказались окончательно изгнаны из их владений в Святой Земле мусульманским контрнаступлением, но все еще контролировали море и нашли убежище на хорошо защищенных островах – таких как Родос или Кипр; правитель последнего все еще называл себя «королем иерусалимским», со временем передав этот титул семейству Кортни в Девоне; любопытно, что в XVIII веке там был захоронен один из последних Палеологов.

Реальной проблемой для османов была Венеция, доминирующая в торговле в восточной части Средиземного моря – богатая, хорошо управляемая, беспринципная, могущественная. Она могла стать опорой сопротивления туркам. А тем временем Мануил II Палеолог колесил по Западу, ища поддержки, и даже получив ее, но только на словах; он добрался даже до Лондона.

Существовало еще одно могущественное государство, способное оказать влияние на ход событий – Венгрия. Интересно, что сами венгры, происходившие из Центральной Азии, были, по сути, кузенами турок, их языки происходили из параллельных линий и имели много общих слов: «ячмень» – arpa; «плавать» – yuzmek и uszik; «седло» – eyer и nyereg; странным является слово «тент» – сadir и sator, произносимое как «шатор». Византийцы даже обращались к венгерскому королю (которому они подарили корону со свастикой) как Tourkias archon, «принцу турок». Позднее венгры играли в Турции важную роль – от Ибрагима Мютеферрика, который создал первую в империи печатню в 1729 году, до Ласло Амара, который организовал обучение игре на скрипке в республике, и даже до садовника Ататюрка.

В XIX веке можно вспомнить некоего Арминия Вамбери, который был Исайей Берлиным Стамбула. Он родился в немецком Бамберге в еврейской семье, погибшей в время эпидемии, был усыновлен местной семьей землевладельцев, изменил свое имя на Вамбери из-за венгерских националистов во время восстания против австрийцев в 1848 году, и в конце концов оказался в Константинополе, где быстро выучил язык. Ему поручали конфиденциальные миссии в Персии и, видимо, именно там он понял, что оказался совсем близко к региону, из которого пришли венгры. Он решил пересечь пустыню, чтобы узнать больше. Это привело к открытию под песками пустыни Такла-Макан необыкновенной цивилизации – одновременно китайской, индийской и эллинской. Открыватель закончил встречей в Виндзорском замке с королевой Викторией и в 1902 году был произведен в командоры ордена Королевы Виктории.

Однако в 1396 году Венгрия была бастионом христианства. Европейская армия сразилась с войском Баязида в Болгарии и при абсурдных обстоятельствах потерпела сокрушительное поражение в битве при Никополе. Так явился признак приближающейся беды. Турки имели современную армию, в то время как христиане все еще придерживались тактики допороховой эры, а тяжелую кавалерию, закованную в доспехи, надменно списали со счета после того, как среди соперничающих лидеров возник спор, кто будет ее вести.

Византию спасло лишь вторжение с востока – один из долго повторяющихся сюжетов турецкой истории. Турки сами пришли с востока, как и монголы. Теперь появился последний, и самый ужасный, из всех захватчиков – Тамерлан.

Сам он был тюрком из ветви Чагатаев, как и Чингисхан, и в двадцать четыре года восстановил огромную империю Чингиса путем разрушительных набегов. Он возвел горы из черепов, в том числе и в землях Золотой Орды в России; этот монстр умер в 1405 году, собирая огромную армию для завоевания Китая. Но перед этим он сокрушил растущую анатолийскую империю Баязида. В 1402 году состоялось крупное сражение при Анкаре (на месте теперешнего городского аэропорта), в котором Баязид потерпел поражение и был взят в плен. Анатолийские эмиры, которых Баязид лишил владений, нашли прибежище у Тамерлана, а их люди, призванные на военную службу османами, разбежались. Тамерлан укрыл боевых слонов в лесах, которыми славилось тогда Анатолийское плато (теперь уже не славится), и силы османов были разбиты ударами с разных сторон. То же произошло и с государством Баязида, так как подчиненные им эмиры вновь получили власть над своими землями. Византия была спасена и смогла даже вернуть себе Салоники, потому что одному из сыновей Баязида потребовалась помощь императора против брата-соперника.

Этот десятилетний период междуцарствия, или fetret, был отягощен проблемой, связанной с сутью самого Османского государства – было ли оно исламским или же по сути являлось европейским? Один из соперничавших братьев, Сулейман, сотрудничал с Византией, Венецией и рыцарями ордена святого Иоанна, которые представляли собой последние остатки крестоносцев. Другими словами, он находился в мире Ренессанса и, если хотите, зарождающегося капитализма. Разве это не могло бы стать будущим турок? Но история Турции – это победа Анатолии, а значит, ее отбрасывания назад. Победил другой брат, правящий за морем, в Анатолии, а Византия в качестве союзника оказалась теперь мертвым грузом. Мехмет I (правил в 1413–1421 годах) восстановил империю отца, а его сын, Мурад II (правил в 1421–1451 годах), вновь пустил в ход османскую машину – самый грозный инструмент войны в Европе.

Почему османы создали эту грозную боевую машину? Один из ответов, конечно, будет звучать так: у них существовала главная цель. Это была военная империя. Османская империя не имела аристократии: вы поднимались, если султан выдвигал вас, и вы могли получить землю, если обязались выступить на войну верхом – но это не означало, что ваша семья унаследует ее. В гражданской области было то же самое: талантливый человек мог получить высокий чиновничий ранг и ухватить удачу, но после его смерти (или казни, если султан был в соответствующем настроении) его семья могла потерять все.

Сначала существовало что-то вроде олигархии: османы были лидерами, и лишь заслуженная и великая семья, такая, как Кандарлы, достаточно могущественная, чтобы поставлять трону великих визирей, могла считаться им ровней. Кандарлы имели в старой столице Бурсе собственную мечеть – большую, чем любая иная османская мечеть; похоже, они вели собственные торговые дела через Босфор с Византией. Существовали также византийские аристократы, которые сменили веру и создали долго существовавшие семьи – такие, как Эвренос-Бей[11], который завоевал для османов Грецию.

Комментаторы того времени впали в ярость, когда Мехмет II (правил в 1451-81 годах) нарушил правило относительного равенства и начал обращаться с собратьями-эмирами как с подчиненными, унизив их тем, что заставил покориться и встать под знамена армии, которую он готовил и обучал с детства. И опять, если взглянуть дальше, то здесь найдется христианский момент: будто бы османы восстановили Византию и поэтому обрели такую мощь (в конце концов, три четверти их подданных были христианами).

При Мураде I появился весьма важный компонент турецкой администрации – янычары. В конце XIV века, когда турки захватили большую часть Греции, им в голову пришла блестящая идея мобилизовать на военную службу христианских мальчиков, давая им образование, обращая их в ислам и обучая турецкому языку. Мурад II развил эту систему (названную девширме или «подъем»): мальчики жили во дворце и обучались тому, что должны были знать привилегированные турки. Некоторые из них становились пажами при султане и поднимались по карьерной лестнице к рычагам управления государством; другие образовывали ядро новой армии, проникнутое духом солидарности, которого другие части армии еще не знали. Это было названо «новым войском» – Yeni ceri, отсюда пошло слово «янычары». Войско янычар стало грозной силой, их боевой дух и мужество наводили страх на врагов. Янычары имели собственную музыку, собственный, отличный от других, стиль церемониального марша (два шага вперед, один назад, голова набок), у них был внушительный esprit de corps (кастовый дух), собственные тренировочными плацы и казармы или школы.

Османские султаны того времени, конечно, являлись хорошими лидерами. Они с удовольствием принимали участие в военных кампаниях, но в их дворце в Эдирне существовала достаточно непринужденная атмосфера, так как здесь собирались люди из разных народов и племен, а сами султаны говорили на греческом, турецком и сербском языках. В военном же деле появился еще один важный штрих – артиллерия. Константинопольские стены, возведенные Феодосием, уже не могли выстоять перед бомбардировкой.[12]

К середине XV века Византия сократилась до таких размеров, что состояла только из Константинополя и прилегающих земель; теперь она была не более чем некоторым неудобством для турок. Главное значение Константинополя состояло в контроле за торговым путем из Средиземного моря в Черное, где соперничали Венеция и Генуя. А османам нужны были деньги. Последний реальный византийский император, Иоанн VIII (правил в 1425-48 годах), постоянно обращался на Запад за помощью, он даже ездил в Италию просить ее лично. Но никто ничего особенного ему не обещал. Папа сказал, что он сделал бы все, что может, но только если византийцы признают его главой церкви; они должны были отказаться от своего православия. Правители Византии, может быть, и готовы были это сделать – но не простые люди, которые ненавидели латинян так же, как русские ненавидели жестоких грабителей, тевтонских рыцарей, что показано в фильме Сергея Эйзенштейна «Александр Невский» (1938). Не желали этого и священники, так как понимали, что тогда Россия захватит лидерство в православии.

Константин XI (правил в 1449–1453 годах), наследник Иоанна, решил быть смелым. В надежде, что Запад придет ему на помощь, он спровоцировал турок, отказавшись платить им обещанную ежегодную дань.

Мурад II сначала удалился от дел, а затем умер, а его молодой сын Мехмет II решил положить конец своеволию Константинополя. На рубеже 1452–1453 годов он собрал большую армию и флот. На азиатской стороне Босфора уже стоял громадный замок, и Мехмет построил еще одну крепость на европейской стороне, в узкой части пролива, откуда пушки могли потопить все, что попыталось бы пройти мимо; это заблокировало доступ к городу с Черного моря. Крепость была названа Румели Хисари, большая ее часть все еще существует, хорошо восстановленная.

Стены Константинополя в прошлом являлись непреодолимым препятствием для осаждающих, которых за века было много. Их построили в римские времена, и местами они были тройными, очень толстыми. Стены были устроены так, что обороняющие при необходимости могли и прятаться за ними, и совершать внезапную вылазку. Вражеский флот не мог проникнуть в бухту Золотой Рог из-за перекрывавшей ее громадной цепи, другой ее конец был закреплен в Галате, которая, находясь в руках генуэзцев, являлась нейтральной. И еще существовало особое оборонительное средство – греческий огонь.[13] Однако к 1453 году все эти устройства обороны уже преодолевались при настойчивой атаке.

В XIV веке из Китая появился порох, но пушки было очень трудно отливать, потому что при литье металл давал микротрещины, которые могли оказаться фатальными при использовании пушки, так как при разогреве от взрыва трещины расширялись. Так в 1460 году был убит Яков II Шотландский, когда взорвалась его большая пушка, а, например, другое огромное орудие – Царь-Пушка (1586), выставленная теперь в Кремле, – вообще никогда не использовалось. Каким-то образом турки сумели создать работоспособного монстра. Некто Урбан, венгр по национальности, явился к Константину, предложив ему создать такое орудие, но у Константина не было денег. Зато Мехмет II деньги имел. Урбан изготовил двух монстров, которых за три месяца командой из шестидесяти лошадей и трехсот людей удалось доставить из Эдирне к уязвимому месту стены: здесь проходило русло реки, и стене пришлось повторять его форму, что привело к более слабой конструкции и создало необстреливаемые изнутри места.

Мехмет II осознавал необходимость точного соблюдения правил изготовления этих монстров, понимая, что техника, используемая Урбаном, предотвращает развитие крошечных трещин в металле. В итоге пушки Урбана могли стрелять ядрами огромного веса: 450 кг или 1000 аптекарских фунтов – в то время как французы не умели тогда изготавливать ядра больше, чем в скромные 113 кг или 250 фунтов, а они лишь отскакивали от городских стен. Помимо двух самых больших пушек, турки имели добрую сотню меньших.

Огромные стены могли выстоять какое-то время, а защитники их умело заделывали образовавшиеся проломы, но существовала еще и другая проблема – отсутствие в городе войск, необходимых для его эффективной защиты. Византийцы насчитывали очень мало людей, а Мехмет II собрал огромную армию – 200 000 солдат, многие из которых были христианами. На стенах города находилось лишь 9000 человек, причем некоторые из них были мусульманами, приверженцами Орхана, претендента на османский трон.

Население Константинополя к тому времени сократилось до 50 000 человек, и огромные районы города были совсем пусты или лежали в руинах (монахи продавали исторический мрамор своих монастырей, чтобы как-то выжить). Некоторые древние здания рухнули, и сам Константин XI жил во дворце Влахерне – куда меньшем, чем давняя резиденция императоров, Великий дворец, который находился в плохом состоянии, и было слишком дорого его реставрировать.

Генуэзцы, которые находились в Галате, имели крепкую оборону, но остались нейтральными; они не рвались расстраивать соглашения по поводу доходной торговли с Турцией. Мехмет II не настаивал на освобождении их конца цепи. Вместо этого, используя деревянные настилы, он перетащил свои корабли из Босфора, из района Бешик-таша (тогда он назывался Диплоконион) в Касим-пашу в Золотом Роге. Тут они нейтрализовали византийский флот, который иначе мог бы нанести ущерб осаждавшим. Теперь турки могли угрожать другой стороне городских стен и тем самым еще больше ослабить защитников.

События завершились пробитием бреши в той стене, где были сконцентрированы пушки. Это случилось 29 мая 1453 года. Город был взят, Константин XI погиб в рукопашной схватке. Падение Константинополя стало замечательным достижением для государства, которое чуть не рухнуло за пятьдесят лет до того, и теперь волны шока от него прошли по всей Европе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.