Первые покушения

Первые покушения

Решение об уходе из жизни Гитлер принял сам. Это поражает — ведь история покушений на фюрера насчитывает около 50 попыток! Но все эти попытки потерпели неудачу. Можно ли считать подобное случайностью? Или это Провидение, в которое свято верил самый главный фашистский преступник? Еще в годы Первой мировой войны, когда Гитлер был простым солдатом и участвовал в сражениях на Западном фронте, большинство сослуживцев считало его везунчиком, что подтверждают его ранения и награды. В период становления его политической карьеры и борьбы за власть Гитлеру также не раз удавалось избегать случайной пули полицейских, которые оружейным огнем разгоняли манифестации национал-социалистов. Так что же уберегло Гитлера? Почему провалились все покушения на его жизнь?

Угрозы физически устранить Гитлера появились сразу после перехода власти к нацистам. Почти каждую неделю в полицию поступали сведения о готовящемся покушении на нового канцлера. Только с марта по декабрь 1933 года минимум десять случаев представляли, по мнению гестапо, опасность для главы правительства. Правда, найти конкретных заговорщиков и довести дело до суда удавалось редко.

Суды, конечно, были послушны властям. Но иногда случались и неожиданности. Корабельный плотник из Кенигсберга Курт Луттер, готовивший со своими единомышленниками в марте 1933-го взрыв на одном из предвыборных митингов, где должен был выступать диктатор, был оправдан за недостаточностью улик. Этот случай стал исключением из правил — нацистский режим был безжалостен и беспощаден.

Одна из попыток, которая могла быть успешной, состоялась осенью 1938 года. В Мюнхене во время празднования годовщины «пивного путча» студент Морис Баво планировал застрелить Гитлера из пистолета с расстояния в 10 метров. Как было широко известно, каждый год фюрер отмечал годовщину путча в той самой пивной, в которой началось восстание. Обычно фюрер всегда следовал, выйдя из автомобиля, до места праздника с соратниками по центру улицы. Зная об этом, М. Баво достал пригласительный билет на гостевую трибуну, находившуюся в 10 метрах от места, где должен был пройти Гитлер. Баво был не очень хорошим стрелком и поэтому усердно тренировался. Он понимал, что у него будет только один шанс уничтожить фюрера. И если бы как всегда на параде Гитлер шел в центре колонны, от которой до трибун было не более 10 метров, его попытка могла бы быть успешной. Однако неизвестно по каким причинам в этот раз Гитлер изменил традиции. Не доходя буквально пятидесяти метров до той трибуны, где располагался Морис, Гитлер покинул центр колонны и шел сбоку по другую сторону улицы, затем он проследовал в здание в пятнадцати метрах от Баво — это была дистанция, не досягаемая для точного пистолетного выстрела. Покушение было сорвано.

В день годовщины путча студент так и не выстрелил, но на следующий день он решил пробраться в резиденцию Гитлера в Оберзальцбурге и там исполнить свой замысел. Баво сообщил на входе в «Коричневый дом», что должен передать фюреру письмо, однако охрана резиденции заподозрила неладное и арестовала Мориса. Он был схвачен с оружием и признался в том, что хотел совершить покушение. 16 декабря суд приговорил Баво к смерти, а в мае 1941 года он был казнен.

Через полгода после покушения Баво, в апреле 1939-го, в Берлине планировалось еще одно покушение. Осуществить его хотел Ноэль Мэйсон. Это был кадровый офицер английской армии, инвалид, атташе посольства Англии в Германии. Он был прекрасным стрелком. Мэйсон жил в доме на центральной улице Берлина, где всегда проходили парады. Он ненавидел Гитлера и абсолютно самостоятельно разработал и подготовил покушение. У него была первоклассная винтовка, оптический прицел и глушитель. Если бы он все-таки решился совершить покушение, то его вряд ли бы вообще поймали. Но Мэйсон не мог принять такое решение самостоятельно и ждал разрешения из Лондона. Лондон санкции не дал, а сам Ноэль, несмотря на ненависть к фюреру, не решился. О готовящемся покушении немецкая разведка не знала, и данные о нем можно найти только в воспоминаниях Мэйсона. В его мемуарах описывается, что он только посмотрел на Гитлера сквозь прицел, но так и не нажал курок…

Еще один шанс на удачное покушение появился летом 1939-го у агентов ГРУ — Сони (Урсулы Кучински, ученицы Зорге) и Лена. Они случайно узнали о том, что Гитлер с Евой Браун любят заходить в небольшой ресторанчик в Мюнхене. Они предложили Центру уничтожить Гитлера и разрабатывали детали нападения. Но 24 августа был подписан Советско-германский пакт о ненападении. Москва на предложение не ответила. А вскоре разразилась Вторая мировая война. Покушение было сорвано на стадии подготовки.

Одним из самых «громких» (как в прямом, так и в переносном смысле) было покушение 8 ноября 1939 года, которое состоялось во время празднования годовщины «пивного путча», когда все «старые борцы» по традиции собрались в пивной «Бюргербройкеллер». Это покушение было организовано Иоганном Георгом Эльзером — человеком, решившим, что избавить мир от грядущей неизбежной войны можно, только уничтожив ее главного поджигателя — Адольфа Гитлера. С этой целью он осенью 1939 года заминировал мюнхенский «Бюргербройкеллер», где 8 ноября 1923 года Гитлер выстрелом в потолок оповестил о начале «национальной революции». Первым оратором на празднествах был, естественно, сам вождь, но 8 ноября 1939-го его речь оказалась короче обычной, и взрыв прозвучал через 13 минут после того, как он отбыл из пивной. Почему не удалось это покушение? Существует несколько версий. Вполне вероятно, что вмешался его величество Случай (или Судьба, о которой так много говорил сам фюрер), который и уберег Гитлера от покушения. Вероятно и то, что Гитлер знал о готовящемся покушении и специально сократил свою речь, однако эта версия не слишком правдоподобна. А некоторые историки считают, что это покушение, которое сыграло на руку растущей популярности фюрера, было спланировано и приведено в исполнение спецслужбами Третьего рейха, а Эльзер — лишь пешка в темной игре спецслужб…

Кем же был Эльзер и кто подготовил покушение? Иоганн Георг Эльзер увидел свет 4 января 1903 года в вюртембергском Хермарингене, а через год его родители перебрались в Кенигсбронн. Его отец Людвиг торговал лесом, мать Мария управлялась в крестьянском хозяйстве. О безоблачном детстве Георга говорить не приходится. Ему было всего семь, когда отец все чаще стал выпивать. Возвращаясь домой, он бил жену и детей (к тому времени детей в семье было уже четверо). В 1910 году Георг пошел в народную школу. Первым учеником он никогда не был, но в математике, чистописании и рисовании не уступал никому. Невысокий, худой, замкнутый и молчаливый ребенок общению со сверстниками предпочитал одиночество. Возможно, виной тому была вечно напряженная атмосфера в доме. Частенько в одиночку он что-то мастерил дома или с охотой помогал матери по хозяйству.

После семи лет народной школы он начал учиться на токаря по металлу в Кенигсбронне, но через два года вынужден был по причине слабого здоровья отказаться от намерения получить эту профессию и начал обучаться столярному искусству в мастерской Роберта Заппера. Экзамен на звание подмастерья он сдал весной 1922 года в ремесленном училище в Хайденхайме лучше всех. Георг гордился своей профессией, и мебель, выходившую из-под его умелых рук, отличала особая красота. Поэтому, естественно, он рассчитывал на достойную оплату своего труда. Но в пору инфляции и массовой безработицы, терзавших Германию в 1920-е годы, сыскать хоть какую-нибудь работу было далеко не просто, и для Георга началась пора вынужденных странствий. Поиски рабочего места приводили его даже в соседнюю Швейцарию.

Еще в школьные времена он проявил недюжинные музыкальные способности и с увлечением играл на цитре. Потом освоил контрабас и с оркестром таких же любителей играл на танцах и вечеринках. Несмотря на скромность и даже застенчивость, он пользовался успехом у барышень. Их привлекали в нем хорошие манеры и галантность, которые выгодно отличали его от шумной и простоватой кенигсброннской молодежи. Нравы тогда царили отнюдь не пуританские, и недостатка в подружках Георг не испытывал. Одна из них, Матильда Нидерманн, даже родила ему в 1930 году сына Манфреда, которому Эльзер аккуратно выплачивал алименты. Но ни одно из увлечений не переросло в прочный союз.

Ни о какой политике Георг Эльзер в те времена не задумывался. «пивной путч» остался для него, как и для большинства сверстников, пустым звуком. Но первые импульсы, давшие толчок его политическому сознанию, Эльзер почувствовал уже в конце 1920-х годов. Юный подмастерье вступил в профсоюз деревообделочников, а затем, в 1928 году, в Союз красных фронтовиков, к чему его подтолкнули долгие уговоры коллег по работе. Но стоит отметить, что Георг никогда не считал членство в обеих организациях к чему-то обязывающим и не принимал активного участия в их деятельности. Вплоть до 1933 года он голосовал на выборах за КПГ, вполне искренне почитая компартию наилучшим выразителем интересов рабочих, поскольку предвыборными обещаниями коммунистов было повышение зарплаты, приличное жилье и улучшение условий труда. Однако из этого не следует, что он был знаком с какими-либо программными документами коммунистов, хотя, возможно, он читал их листовки. По свидетельствам современников, если что-то кроме книг Георг и читал, так это специализированные журналы по милому его сердцу ремеслу, и уж крайне редко у него в руках можно было увидеть какую-нибудь газету.

Казалось бы, шовинистическая и националистическая риторика нацистов должна была найти отклик у такого человека, как Эльзер. Но, несмотря на то, что он был мастеровым до мозга костей, рьяным почитателем традиционного швабского национального костюма и членом соответствующего союза, несмотря на то, что он воодушевленно распевал во время походов по природным достопримечательностям Вюртемберга народные песни, Георг никогда не присоединялся к толпам, заполнявшим тротуары во время факельных шествий штурмовиков, не вскидывал руку в гитлеровском приветствии и не прилипал к приемнику после сообщения об ожидаемом выступлении фюрера. Он не принимал идей национал-социалистов. Похоже, что это неприятие не имело под собой каких-то особенных идеологических оснований, а было результатом исключительно пытливого ума, ведь после событий 1933-го Георг быстро убедился, что до чаяний простых немцев гитлеровцам никакого дела нет. Как позже он утверждал на допросах, его неприятие нацизма имело, как минимум, экономические основания. В протоколах его допросов гестапо зафиксированы его высказывания: «Так, например, я убедился, что зарплаты стали ниже, а вычеты выше… Почасовая оплата труда столяра составляла в 1929 году 1 рейхсмарку, сейчас же платят всего по 68 пфеннигов». Но несмотря на значимость таких причин для рабочего, не только они повлияли на неприятие режима. Ущемление прав и свобод личности возмущали его ничуть не меньше: «Рабочий не имеет, например, больше права менять место работы по своему усмотрению, он лишен гитлерюгендом звания отца своих детей, и в религиозном отношении он не может делать свободного выбора».

Вскоре ко всем этим мотивам добавился новый: в мире запахло войной. Трудно было не заметить милитаризации всей жизни Германии. Англо-французские уступки нацистской Германии на Мюнхенской конференции в сентябре 1938 года привели к тому, что части вермахта спокойно смогли оккупировать Судеты. И по всему было видно, что это всего лишь начало более масштабных завоеваний. Гитлер на этом останавливаться не собирался, в этом Эльзер был твердо убежден. Возможность избежать войны он видел лишь в одном — в устранении руководства рейха. Именно так он и заявил после своего ареста в гестапо: «Сформировавшиеся у меня воззрения указывали, что ситуацию в Германии возможно изменить лишь путем устранения существующего руководства. Под руководством я понимал “верхушку” — Гитлера, Геринга и Геббельса. Размышляя, я пришел к выводу, что после устранения этих трех лиц в правительство войдут другие, кто не станет предъявлять другим странам невыполнимые требования, кто не намерен вторгаться на чужую территорию и кто озаботится улучшением социального положения рабочих».

Приняв решение об устранении Гитлера — решение, пожалуй, самое важное в его жизни, — осенью 1938-го Эльзер начал обдумывать способ и искать место для покушения. К тому времени он работал на хайденхаймерской фабрике, производившей армейское снаряжение. Там было легко раздобыть взрывчатые материалы, которые он понемногу выносил с фабрики. Похищенные пороховые заряды поначалу хранил прямо в одежном шкафу, а потом в специально изготовленном им деревянном чемодане с двойным дном. В свободное время весь свой недюжинный талант ремесленника он направил на конструирование надежной «адской машины» и взрывателя к ней. Для приведения устройства в действие он решил применить часовой механизм. Во время своих странствий Эльзеру довелось потрудиться на часовых заводах, и необходимыми познаниями в этой области он обладал. Он без труда приспособил к своему устройству два надежных будильника.

Итак, 8 ноября 1938 года Георг Эльзер отправился в Мюнхен, где нацисты праздновали очередную годовщину «пивного путча». После того как Гитлер произнес свою речь, Эльзер без всякого труда смог осмотреть залы «Бюргербройкеллера», охрана с которого после отъезда фюрера была снята. На следующий день, поглазев на марш «старых борцов», он возвращается в Кенигсбронн с окончательно созревшим решением избрать местом покушения нацистскую святыню. Той же осенью он задумался и о возможных путях отхода с места покушения. Избежать ареста Эльзер намеревается, перейдя границу рейха со Швейцарией, которую ему уже не раз приходилось пересекать ранее.

В апреле следующего года он вновь отправился в Мюнхен, чтобы как следует разведать место будущего покушения, входы и выходы из залов и точно определить место, куда он заложит бомбу. Несущая колонна находится как раз под тем местом, где устанавливали пульт для выступлений Гитлера. Все складывалось как нельзя лучше, вот только получить место в «Бюргербройкеллере» ему не удалось.

Возвратившись домой, Георг устроился на кенигсброннскую каменоломню, где в течение недолгого времени обзавелся сотней взрывпатронов и ста двадцатью пятью капсюлями к ним. Продолжая начатые опыты со взрывчатыми веществами, он испытывал их действие прямо в родительском саду.

В августе Эльзер перебрался ненадолго в Мюнхен. Ему было необходимо доделать бомбу и подготовить место для ее установки. В сентябре он поселился на квартире в доме по Тюркенштрассе, 94, у Альфонса и Розы Леман.

Как свидетельствуют гестаповские протоколы допросов Георга Эльзера, в период с 5 августа по 6 ноября он в общей сложности провел минимум 30–35 ночей в подвалах «Бюргербройкеллера», выдалбливая вручную в несущей колонне нишу для своей бомбы. Ему нужно было спешить: все должно быть готово к 8 ноября. Даже вторжение вермахта в Польшу 1 сентября и разразившаяся Вторая мировая война не смогли заставить его отказаться от задуманного. По его собственному признанию, он страстно желал «избежать еще большего кровопролития».

После бессонных ночей в подвале «Бюргербройкеллера» Георг продолжает напряженно трудиться, по частям изготавливая и собирая взрывное устройство. Лишь отдельные его металлические части он заказал в нескольких мастерских.

Наконец все было готово. В ночь со 2-го на 3 ноября он закладывает бомбу в выдолбленную нишу. Пустоты по ее краям заполняет остатками взрывчатки и пороха. В ночь с 5-го на 6-е он подсоединяет к бомбе оба часовых взрывателя, которые могли быть заведены за шесть дней до взрыва. Покидая подвал утром, Георг устанавливает время взрыва — 21.20 8 ноября.

Утверждают, что не будь Эльзер столь равнодушен к актуальным политическим событиям, взрыву в «Бюргербройкеллере» не суждено было бы прозвучать. Ведь еще 6 ноября Гитлер решил из-за войны и предстоящей активизации военных действий на западном фронте впервые отказаться от участия в традиционном мероприятии, поручив произнести речь на нем Рудольфу Гессу. В этом случае покушение теряло всякий смысл. Но Георг Эльзер обо всем этом и не подозревал. 7 ноября поздней ночью, в последний раз проверив взрыватель, он покидает Мюнхен.

8 ноября уже к 18.00 зал был полон. Почетные места среди собравшихся «старых борцов» заняли Гиммлер, Розенберг, Франк, Геббельс, Риббентроп и Зепп Дитрих. К тому времени известие о том, что Гитлер изменил свое решение и все же выступит с речью, распространилось с быстротой молнии. Фюрер пошел на такой шаг, чтобы иметь возможность всю силу своего ораторского искусства обрушить на Англию, что считал крайне важным с пропагандистской точки зрения для поддержания соответствующих умонастроений в Германии в условиях войны. До этого раза он начинал речь обычно в половине девятого и к десяти заканчивал. Теперь же фюрер, которому предстояло в тот же день возвратиться в Берлин спецпоездом, лишившись из-за испортившейся погоды возможности улететь самолетом, изменил привычный сценарий и вышел к ораторскому пульту уже в восемь. К девяти он уже успел помянуть «павших героев», в пух и прах раздраконить ненавистную Англию и в семь минут десятого вместе со свитой покинуть «Бюргербройкеллер».

Ровно в 21.20 грянул взрыв. Ораторский пульт оказался погребенным под метровым слоем обломков. Гитлеру в этих условиях было не уцелеть. И не только ему одному. Но увы… Взрыв, разрушивший не только колонну под подиумом, но и крышу зала, стоил жизни семи «старым борцам» и кельнерше. Более шести десятков человек получили ранения разной степени тяжести.

Следствие по делу о взрыве началось тут же. На поиски причастных к нему лиц были брошены все силы полиции. Контроль на границах был резко ужесточен. В ту же ночь была создана так называемая «Центральная комиссия по расследованию покушения в Мюнхене», которую возглавили рейхсфюрер СС, шеф германской полиции Генрих Гиммлер и шеф гестапо Рейнхард Гейдрих. Работу спецкомиссии в самом Мюнхене возглавил обергруппенфюрер СС, руководитель имперской криминальной полиции Артур Небе.

Но никто из участвовавших во всех этих оперативных мероприятиях и подозревать не мог, что тот, на кого устроена эта грандиозная облава, был арестован еще до того, как рухнул потолок в «Бюргербройкеллере».

Георгу Эльзеру не повезло в очередной раз. В 20.45 8 ноября он был задержан при попытке нелегального перехода швейцарской границы. Всего тридцать метров отделяли его от территории государства, где, как полагал Эльзер, он станет недосягаем для лап нацистских ищеек, когда его окликнули. Обернувшись, Георг увидел перед собой мужчину в форме таможенника. Последовал нехитрый вопрос: что это он здесь делает? Эльзер был, видно, не готов к такому обороту дел и стал путано объяснять, что просто заблудился. Таможенник, повидавший за время службы немало таких «заблудившихся», отвел его на ближний пост, который находился всего в пятнадцати метрах от границы и не был огорожен даже проволочным заграждением. Путь в Швейцарию преграждал лишь обычный полосатый шлагбаум. Но Георг, уверенный, что его «адская машина» еще не сработала, и полагавший, что после предъявления документов и прочих формальностей его отпустят, не предпринял никаких попыток к бегству.

Но дело дошло хотя и до поверхностного, но все же обыска. Кроме пары болтов, гаек да открытки с видом «Бюргербройкеллера» в его карманах, дотошные таможенники обнаружили за отворотом лацкана пиджака значок члена Союза красных фронтовиков. И тут же позвонили в местное гестапо. Там только начали разбираться с его задержанием, как пришел приказ о закрытии границы и аресте всех подозрительных в непосредственной близости от нее. Гестаповцы доложили об Эльзере в Мюнхен и продолжали допросы, пока во второй половине дня 9 ноября не получили приказ доставить арестованного в столицу Баварии.

Спецкомиссия Небе трудилась не покладая рук, по-немецки педантично и скрупулезно проверяла все подозрительное в досье каждого из 120 задержанных подозреваемых в совершении покушения. Эльзера допросил лично Небе. Держался тот, видимо, отлично и не вызвал у обергруппенфюрера никаких особых подозрений. Потом им занялся оберштурмбаннфюрер СС Франц Йозеф Хубер. Последний уже успел осмотреть рухнувшую во время взрыва колонну, и ему пришло в голову, что покушавшемуся, чтобы выдолбить нишу для бомбы, очевидно, приходилось работать стоя на коленях. Хубер велел Эльзеру задрать штанины брюк. Опухшие, посиневшие, все в царапинах колени стали первым свидетельством против него.

Остальное уже было делом техники. Как ею владели в гестапо, объяснять не надо. На допросе в ночь с 13-го на 14 ноября Георг Эльзер начал давать признательные показания, но на этом его мучения не закончились. Его признания не удовлетворяли нацистов. Германская пресса к тому времени уже вовсю искала происки внешних врагов Германии и полагала покушение делом рук английских спецслужб. Йозеф Геббельс еще в ночь после покушения заявил, что оно явно «придумано в Лондоне».

И в этой ситуации оказывалось, что такое тщательно запланированное покушение, шансы которого стать удачным были высоки — дело рук не мастеров-профессионалов, а простого рабочего, одиночки! Ни Гитлер, ни Гиммлер не верили в версию с «заговором одиночки», и рейхсфюрер СС приказал 14 ноября доставить арестованного в Берлин по адресу, который все годы нацистского господства внушал немцам подлинный ужас: Принц-Альбрехтштрассе, 8. Тут Георга Эльзера пытали, но несмотря на все мучения, он стоял на своем, утверждая, что действовал в одиночку.

Тем временем нацистская пропаганда продолжала начатую Геббельсом кампанию, увязывая со взрывом в «Бюргербройкеллере» похищение спецкомандой СД 9 ноября в приграничном голландском городке Венло двух агентов британской секретной службы — Стивенса и Беста. Тайно вывезенных в Германию англичан представляли непосредственными руководителями покушения. Вместе с Эльзером они должны были стать по окончании войны подсудимыми на громком процессе, который задумывался как трибунал над «английскими коварством и жестокостью».

Пытались «взвалить вину» за это покушение и на нацистского диссидента, фюрера «Черного фронта» Отто Штрассера — младшего брата соперника Гитлера Грегора Штрассера, расстрелянного во время «ночи длинных ножей», когда фюрер расправился со своими противниками в СА. Ему вменяли в вину, что он был одним из участников тайного заговора против фюрера. Живший в то время в эмиграции в Париже Отто Штрассер тут же перешел в пропагандистское контрнаступление и объявил взрыв в «Бюргербройкеллере» очередной национал-социалистической провокацией — «внешнеполитическим поджогом рейхстага». И стоял на своем достаточно долго, приведя в своей книге с не самым оригинальным названием «Моя борьба», опубликованной уже после войны, сделанное под присягой признание одного эсэсовца, что на самом деле Георг Эльзер якобы был унтер-шарфюрером СС. Именно на свидетельстве Отто Штрассера основывается версия о том, что взрыв в мюнхенской пивной был делом рук немецких спецслужб.

Эти и подобные выдумки имели долгую жизнь. Одиночка Эльзер, выходец из низов общества, никак не «вписывался» в картину антигитлеровского сопротивления, ведущая роль в котором была отведена представителям элитарно-консервативной оппозиции. В то же время и в социалистической ГДР ему не хотели воздать должное, поскольку никаких связей с коммунистическим подпольем у него не было.

Как же закончилась жизнь Эльзера? В апреле 1945 года в Дахау передали указания насчет того, как привести в исполнение очередной смертный приговор. Там говорилось: «при очередной бомбардировке Мюнхена или окрестностей Дахау Эллер должен якобы погибнуть. Я предлагаю для выполнения этого распоряжения абсолютно незаметно ликвидировать Эллера при наступлении указанной ситуации. Прошу озаботиться тем, чтобы в курсе происшедшего оказался крайне ограниченный круг особо доверенных лиц». Однако ждать следующего налета не пришлось, заключенный Эллер 9 апреля был выведен из своей спецкамеры и расстрелян во дворе крематория специально отряженным для этого обершарфюрером СС из лагерной охраны, а его тело на следующий день было кремировано. Под псевдонимом Эллер нацисты скрывали Иоганна Георга Эльзера — одинокого борца с тиранией.

Любопытно, что покушение на Гитлера вечером 8 ноября 1939 года, в 16-ю годовщину нацистского «пивного путча», стало толчком для заметного усиления охраны Сталина. Именно с того времени все объекты, которые вождь собирался посетить, стали подвергать самому тщательному предварительному осмотру, а в Кремле завели правило досматривать на предмет наличия оружия портфели и сумки любых лиц. 

Данный текст является ознакомительным фрагментом.