21 Мануил Комнин (1143–1180)

21

Мануил Комнин (1143–1180)

Мануил Комнин был провозглашен василевсом своим отцом, но это еще не означало, что вопрос о его восшествии на престол гарантированно решен. Императорами становились в Константинополе; Мануил же пока находился в киликийской глуши. Ясно было, что ему надлежит вернуться в столицу как можно скорее; с другой стороны, на нем лежали сыновние обязанности. На том месте, где скончался Иоанн, следовало заложить монастырь; затем надо было организовать доставку тела Иоанна в Константинополь для захоронения. Мануил немедленно послал Аксуха в Константинополь, пожаловав ему титул регента и отдав распоряжение арестовать своего самого опасного соперника, брата Исаака. Тот хотя и был обойден вниманием своего отца при решении вопроса о престолонаследии, но жил в Большом дворце и имел прямой доступ к государственным финансам.

Аксух прибыл в столицу еще до того, как туда дошли известия о смерти императора. Он приказал схватить Исаака и на всякий случай распорядился также заключить под стражу другого Исаака, брата Иоанна II, который находился в ссылке за участие в заговоре против василевса.

Источником возможных беспокойств оставался патриархат, на тот момент не имевший главы. Аксух собрал церковных иерархов во дворце и представил им официальный документ, согласно которому собору Св. Софии ежегодно будет выплачиваться субсидия в двести серебряных монет. Клирики приняли известие с благодарностью, заверив Аксуха, что никаких проблем с коронацией не возникнет. (Они, правда, не знали, что в мантии Аксуха имелся еще один документ — на крайний случай, — в котором обещалась субсидия в двести золотых монет.)

Первое, что сделал Мануил, когда наконец в середине августа прибыл в столицу, это назначил нового патриарха — Михаила Куркуаса, а тот в свою очередь короновал нового императора. Несколько дней спустя Мануил приказал освободить обоих Исааков: более не было нужды их опасаться, поскольку теперь его положение стало прочным.

При взгляде на Мануила Комнина прежде всего бросался в глаза его огромный рост. И еще по меньшей мере в двух аспектах он заметно отличался от своего отца. Во-первых, Мануил был очень красив; во-вторых, обладал шармом, тонким обхождением, любовью к удовольствиям и радостям жизни — все это резко контрастировало с суровостью и аскетизмом Иоанна. Но, как и его отец, Мануил проявил себя мужественным воином и великолепным наездником, хотя он и не мог по военному таланту сравниться со своим предшественником. Искусный дипломат и прирожденный государственный деятель, Мануил являлся типичным византийским интеллектуалом, весьма хорошо разбиравшимся в искусстве и науке, человеком, который любил погружаться в доктринальные вопросы, постоянно участвуя в разного рода спорах — не столько ради установления истины, сколько из любви к самим дискуссиям. В то же время Мануил постепенно становился все более непопулярной фигурой в глазах церкви, которая с недоверием относилась к его попыткам наладить контакты с Римом, порицала его частые тактические альянсы с сарацинами и совсем уж была возмущена, когда он не только пригласил сельджукского султана в Константинополь, но и позволил ему принять участие в торжественном мероприятии в соборе Св. Софии.

Но, вероятно, наибольшее негодование у церкви вызывала частная жизнь василевса. Пристрастие к женскому полу являлось доминирующей чертой в характере Мануила, и в обращении с прекрасными дамами он был неотразим. Вне всякого сомнения, его естественным наклонностям придавали дополнительный импульс наружность и характер его первой жены Берты Сульцбахской, свояченицы избранного императора Западной империи Конрада. Берта, взявшая имя Ирина, была, согласно источникам, «украшением своего тела озабочена меньше, чем облагораживанием своей души; отвергая пудру и румяна, она искала только ту прочную красоту, которая проистекает из сияния добродетели». Неудивительно, что Ирина никогда не вызывала симпатии ни у Мануила, ни у его подданных, которым казалась холодной и чопорной. Только в области дипломатии ей удалось продемонстрировать свои достоинства: исключительно велика ее роль в заключении союза между Мануилом и Конрадом во время визита последнего в Константинополь в 1148 г. В остальном жизнь Ирины тихо и незаметно протекала во дворце — она посвящала себя разного рода благочестивым занятиям и воспитанию двух дочерей.

Мануил Комнин взошел на византийский трон с чувством гнева в своем сердце: сразу после смерти его отца Раймунд Антиохийский принялся захватывать некогда принадлежавшие Византии города и замки в провинции Киликии. В начале 1144 г. Мануил направил десантную экспедицию на юго-восток. Замки были отвоеваны, окрестности Антиохии подвергнуты опустошению. Византийская флотилия прошлась рейдом вдоль береговой линии княжества, уничтожая все франкские корабли, которые стояли на якоре; множество местных жителей было взято в плен.

Но еще до окончания года ситуация в Отремере кардинально изменилась: в канун Рождества Зенги захватил принадлежавшее крестоносцам Эдесское графство. Складывалось ощущение, что Антиохия будет следующей. Раймунду оставалось только отринуть свое самолюбие и обратиться за помощью к Мануилу. Сначала император вообще проигнорировал его просьбу, и только после того как Раймунд встал на колени перед гробницей Иоанна, Мануил неохотно пообещал регулярные субсидии. В прямой военной помощи он отказал.

На следующий год Зенги был убит пьяным евнухом, и государства крестоносцев оказались избавлены от своего самого грозного врага. Однако падение Эдесского графства ужаснуло весь христианский мир. Как подобное могло случиться? Может быть, все дело в том, что франки Отремера уже совершенно деградировали — как о них многие говорили — и были более недостойны в глазах Всевышнего охранять Святую землю?

Сами франки вполне понимали истинную причину своих военных неудач. Первая мощная волна крестоносного энтузиазма была уже исчерпана. Поток иммиграции постепенно превратился в ручеек; многие паломники приезжали невооруженными, а те, кто прибыл с мечом, как правило, считали поход протяженностью в одно лето более чем достаточным мероприятием. И вот к папе направилось посольство, обратившееся к нему с настоятельной просьбой — безотлагательно инициировать новый Крестовый поход.

Позиции самого папы Евгения III в то время были не слишком сильны. В обычной для средневекового Рима суматохе он оказался вынужден бежать из города через три дня после своего избрания и искать убежища в Витербо. Он был бы счастлив дать благословение Второму крестовому походу, но кто его возглавит? Короля Конрада в Германии захлестывало море внутриполитических проблем; на английском короле Стефане был груз гражданской войны; о Рожере Сицилийском не стоило и говорить. Оставался только французский король Людовик VII. Хотя к тому времени ему исполнилось лишь двадцать четыре года, Людовик уже распространял вокруг себя ауру мрачной набожности, которая до крайней степени раздражала его красивую и веселую жену Элеонору Аквитанскую. По типу своей личности это был паломник; Крестовый поход он воспринимал как долг христианина, а кроме того, Элеонора была племянницей князя Антиохии! На Рождество 1145 г. Людовик объявил о своем намерении принять крест и послал за Бернаром, аббатом Клервоским.

Будущий святой Бернар Клервоский, которому к тому времени исполнилось пятьдесят пять лет, являл собой самую мощную духовную силу в Европе. Высокий и тощий, с чертами лица, затененными постоянной болью — следствие чрезмерного аскетизма и религиозного самоистязания, — он весь был снедаем ярчайшим духовным пылом, не оставлявшим места для терпимости или умеренности. Постоянно находящийся в движении, проповедующий, убеждающий, обсуждающий, спорящий, пишущий бесчисленные письма, намеренно ввергающийся в пекло любой острой полемики, он видел в новом Крестовом походе предприятие, созвучное его сердцу. На государственном собрании, созванном королем на Вербное воскресенье 1146 г. в бургундском городке Везеле, Бернар с готовностью согласился встать во главе этого похода.

Магия имени Бернара всегда срабатывала безукоризненно: с приближением назначенного дня мужчины и женщины со всех уголков Франции начали стекаться в тот маленький городок. И там 31 марта 1146 г. с большого деревянного помоста, воздвигнутого на холме, Бернар произнес самую судьбоносную речь в своей жизни. По мере того как он говорил, люди, поначалу молчавшие, стали просить матерчатые кресты, чтобы нашить их на свою одежду. Стопки крестов были уже заранее приготовлены; когда запас иссяк, аббат сорвал с себя сутану и начал рвать ее на полоски, чтобы наделать еще крестов. Уже настала ночь, а он со своими помощниками все еще продолжал пришивать кресты.

У Мануила Комнина, который вполне представлял себе, каким кошмаром явился Первый крестовый поход для его деда полвека назад, не было ни малейшего желания принимать непрошеных гостей. Мануил распорядился приготовить еду и разного рода припасы для крестоносных армий, но подчеркнул, что все должно быть оплачено, а военачальники обязаны и на этот раз принести клятву феодальной верности императору.

Возможно, василевс еще питал какие-то слабые надежды относительно качественного состава нового крестоносного воинства, но они вскоре были разбиты. Германская армия во главе с королем Конрадом Гогенштауфеном, выступившая из Ратисбона в мае 1147 г., оказалась весьма разношерстной, в ее рядах можно было найти самые разные категории населения: от религиозных фанатиков до сброда никчемных бездельников и беглецов от правосудия, которых, как и всегда раньше, привлекало обещание амнистии. Едва это войско вступило на византийскую территорию, как тотчас приступило к грабежам, изнасилованиям и даже убийствам — все зависело от настроения крестоносцев в конкретный момент. Стали донельзя частыми стычки между ними и военным конвоем, который Мануил позаботился им предоставить. И когда армия в середине сентября достигла Константинополя, отношения между немцами и греками были хуже некуда.

* * *

Меньшая по численности французская армия, возглавляемая королем Людовиком, вела себя более прилично. Присутствие немалого количества знатных дам, сопровождавших своих мужей, в том числе королевы Элеоноры, оказывало на крестоносцев умиротворяющее воздействие. Балканское крестьянство, однако, было настроено к пришельцам уже крайне враждебно и запрашивало невообразимую цену за те немногочисленные запасы продовольствия, которые остались после прохождения немецкого войска. В результате французы стали злиться как на немцев, так и на греков, а когда 4 октября они прибыли в Константинополь, их шокировало известие о том, что император заключил перемирие с турками.

Конечно же, он был прав. Крестоносные армии являли собой гораздо большую опасность, чем мусульмане. Император был в курсе того, что французские и немецкие экстремисты готовили совместную атаку на Константинополь. Он намеренно распустил слухи о подходе к Анатолии огромных турецких сил и дал понять франкским военачальникам, что если они не поторопятся пройти на анатолийскую территорию, то, возможно, им вообще не удастся этого сделать. Император предоставил крестоносцам провизию и проводников, предупредил о нехватке воды и посоветовал держаться береговой линии, пока еще находившейся под византийским контролем. Это все, что он мог для них сделать.

Распрощавшись с крестоносцами, император получил через несколько дней два сообщения: турки захватили врасплох и практически уничтожили немецкую армию вблизи Дорилея; флотилия короля Рожера Сицилийского под командованием Георгия Антиохийского, грека-ренегата, получившего почетнейший титул Сицилии «эмир эмиров» и должность верховного министра королевства, держит курс на Византию. Сицилийцы без всяких усилий захватили Корфу и поставили там гарнизон, затем совершили рейды на Афины и Коринф. Они проникли в глубь материка до самых Фив — крупнейшего центра производства шелка в Византии. Там, наряду с бесчисленными тюками парчи, Георгий захватил квалифицированных работниц и привез их в Палермо.

Сообщения об опустошениях, совершенных сицилийцами, привели Мануила в ярость, да и известие о том, что их адмирал был греком, едва ли могло смягчить его гнев. Рожера надлежало навсегда изгнать из Средиземноморья. Проблема заключалась в том, чтобы найти подходящих союзников. Ввиду того что Францию и Германию уже можно было сбросить со счетов, мысли Мануила обратились к Венеции. В марте 1148 г. Византии взамен за выросшие торговые привилегии была обещана полная поддержка венецианского флота в течение шести месяцев.

В апреле огромный экспедиционный корпус византийцев был готов выступить, командовать им собирался сам Мануил. Но все планы оказались расстроены. Половцы прорвались на византийскую территорию; произошла задержка с выходом венецианского флота ввиду кончины дожа; кроме того, разыгравшиеся в море штормы препятствовали судоходству. Лишь с окончанием осени две венецианские эскадры начали блокаду Корфу. Мануил между тем направился наземным путем к Фессалоникам, где его ожидал важный гость. Конрад Гогенштауфен только что вернулся из Святой земли. Второй крестовый поход потерпел фиаско.

Ситуация развивалась следующим образом. Конрад вместе с горсткой выживших после сражения при Дорилее немецких крестоносцев продолжил путь в компании французов в сторону Эфеса, где вдруг заболел. Мануил приплыл на корабле из Константинополя и отвез Конрада в столичный дворец, где его и выходили. Затем в марте 1148 г. Мануил предоставил Конраду корабли, которые должны были доставить его в Палестину. Французы же в это время осуществляли тяжелейший переход через Анатолию. Хотя Людовик и проигнорировал совет императора держаться побережья, он был склонен приписывать каждую новую стычку с тем или иным врагом византийскому вероломству, и в нем быстро развилось почти психопатическое чувство ненависти к грекам. В конце концов Людовик сел в Атталии на корабль, на котором и продолжил путь в Святую землю, предоставив своим воинам вести дальнейшие боевые действия так, как они посчитают нужным. Только к Пасхе 1148 г. разрозненные части некогда великого войска достигли Антиохии.

Но это было только начало. Алеппо, основное средоточие мусульманских сил, ныне управляемый сыном Зенги Нуреддином — еще более грозным и могущественным, чем отец, — являлся первоочередной целью крестоносцев, и Раймунд настойчиво склонял Людовика к тому, чтобы он незамедлительно повел наступление. Людовик ответил, что сначала должен помолиться у Гроба Господня. В это время королева Элеонора, чьи отношения с Раймундом вышли за рамки дружеских, заявила о намерении остаться в Антиохии и добиваться развода с Людовиком. Тот, не обращая на это внимания, повез ее в Иерусалим — они прибыли туда в мае, вскоре после Конрада. Элеонора, появляясь на людях вместе с французским королем, выглядела подавленной и не размыкала уст. Там они пробыли до 24 июня, когда состоялось общее собрание крестоносцев, на котором было вынесено решение о согласованной атаке на Дамаск — центр единственного крупного арабского государства, враждебного Нуреддину, а потому являвшегося потенциальным союзником христианских сил. Атакуя его, они толкали арабов в объятия Нуреддина, обеспечивая, таким образом, собственное поражение. Подойдя к Дамаску, рыцари обнаружили, что его стены очень прочны, а защитники города настроены весьма решительно. 28 июля, всего лишь через пять дней после начала похода, крестоносцы отступили. Некогда славная армия проиграла всю кампанию после четырех дней боев, не отвоевав ни пяди мусульманской территории.

Людовик не спешил возвращаться во Францию. Его жена была решительно настроена разводиться, и короля страшили сопутствующие этому делу треволнения. 8 сентября Конрад сел на корабль, направлявшийся в Фессалоники, и оттуда император уже во второй раз доставил его в Константинополь. К этому времени оба они уже стали близкими друзьями. Мануил был очарован западной культурой, Конрад же, со своей стороны, совершенно подпал под обаяние принимавшего его хозяина дворца. На Рождество в этом же году племянница Мануила Феодора вышла замуж за брата Конрада Генриха, герцога Австрийского, и оба правителя договорились в ближайшее время организовать поход в Южную Италию. Достижения этой военной кампании были невелики, но она стала единственным положительным результатом Второго крестового похода, во всех остальных отношениях явившегося позором для христианского мира.

Распрощавшись с Конрадом, Мануил направился к своим войскам, находившимся вблизи острова Корфу, осада которого продолжалась уже на протяжении целой зимы. Но лишь в сентябре 1149 г. гарнизон сдался. Император предложил Конраду встретиться теперь в Италии, однако ему пришлось ждать, пока улучшится погода, а за это время пришло известие о крупном мятеже, поднятом сербами. Он также узнал, что Георгий Антиохийский привел флотилию из 40 судов к самым стенам Константинополя и даже прошел еще некоторое расстояние вверх по Босфору, разграбив ряд богатых вилл на побережье и вдобавок нахально выпустив несколько подожженных стрел в сад, разбитый перед дворцом. Это явилось оскорблением, которое император никогда уже не сможет забыть. Однако сербское восстание представлялось делом гораздо более серьезным, особенно если, как предполагал Мануил, за ним стоял король Сицилии. Император не знал, что Рожер организовал подобный же заговор против Конрада, профинансировав союз немецких князей, возглавляемый графом Баварским Вельфом, заявившим о себе как о серьезном сопернике германского короля в борьбе за императорский трон. Таким образом, король Сицилии противостоял двум союзным империям, фактически сковав действия обеих. Беспринципный авантюрист по меньшей мере являлся достойным противником.

Между тем 29 июля 1149 г. Людовик и Элеонора прибыли морским путем в Калабрию из Палестины и направились далее в Потенцу, где их ожидал Рожер. Совсем недавно Людовику довелось встретиться с греческими пиратами, в результате чего он потерял нескольких приближенных и почти весь багаж, и король почти совершенно убедил себя в том, что единственный, кто несет ответственность за провал Крестового похода, — это Мануил Комнин. И он с полной готовностью воспринял предложение короля Сицилии о создании союза против Византийской империи. Рожер заявил, что разделяет мнение Людовика о том, что Мануил заранее выдал туркам всю информацию о Крестовом походе — который, таким образом, был обречен еще с самого начала. Следовательно, нужно обязательно уничтожить Мануила. Тогда и только тогда они могли начать победоносный третий поход, с тем чтобы загладить позор второго.

Это предложение было глубоко лицемерным. Короля Сицилии нимало не беспокоили христиане Отремера. Рожер в гораздо большей степени предпочитал арабов, которые составляли значительную часть сицилийского населения и занимали большинство чиновничьих постов в его королевстве, да и на арабском языке он говорил превосходно. Однако у него были притязания на Антиохию и Иерусалим; да и если бы Рожер не предпринял активных действий против Мануила, то император сам бы пошел в наступление против него.

Когда Людовик отправился в Тиволи, чтобы разузнать мнение папы, Евгений выказал полное равнодушие: он не хотел усиливать позиции вредоносного Рожера. Но другие ведущие клирики, включая Бернара Клервоского, проявили энтузиазм по поводу этого начинания. После того как король вернулся в Париж, главным поборником нового Крестового похода стал Сугерит, аббат Сен-Дени.

План провалился из-за Конрада. Он имел сильные подозрения, что Рожер финансировал Вельфа Баварского. А императору Мануилу Конрад доверял и не хотел разрушать их союз.

В 1150 г. был разгромлен Вельф, а в следующем году той же участи подверглись сербы и венгры. Наконец-то вооруженные силы двух империй могли двинуться в Южную Италию. Поддержку им пообещала Венеция. Даже папу Евгения союзникам удалось склонить на свою сторону. Для Рожера будущее начинало выглядеть все более мрачным.

Но 15 февраля 1152 г. Конрад умер в возрасте пятидесяти девяти лет в Бамберге. В последнем наставлении своему племяннику и преемнику Фридриху Швабскому — известному в истории под именем Барбаросса — содержался призыв продолжить его военно-политический курс. Фридриха не надо было об этом особо и просить. Но процесс престолонаследия не оказался гладким, и военные походы он решил на некоторое время отложить. В чем Фридрих расходился со своим дядей, так это в вопросе об отношениях с Византией. Сама мысль о том, чтобы делить с ней спорные земли Южной Италии — не говоря уж об их уступке, — была совершенно неприемлемой. Не прошло и года с момента его восшествия на престол, как он подписал с папой договор, в соответствии с которым отвергалась передача Византии какой бы то ни было итальянской территории.

8 июля 1153 г. папа Евгений скончался в Тиволи, по нему был устроен большой траур, его искренне оплакивал народ. Подобного нельзя сказать о Бернаре Клервоском, последовавшем за ним в могилу шесть недель спустя. Второй крестовый поход, который он возглавлял, привел к самому сильному унижению христианства за весь период Средневековья. Многие считали его великим человеком, но не многие назвали бы его притягательной личностью, внушающей к себе любовь.

26 февраля 1154 г. в Палермо умер король Рожер. Его сын и преемник, известный как Вильгельм Злой, совершенно не заслужил подобного прозвища; это был ленивый и охочий до удовольствий человек, в весьма малой степени обладавший умом и военно-политическим талантом своего отца.

Следующий в этой череде смертей стала кончина преемника Евгения, Анастасия IV, на смену которому пришел человек совершенно иного калибра: Адриан IV, единственный англичанин, когда-либо носивший папскую тиару. Родившийся около 1115 г. Николас Брейкспир, будучи еще студентом, совершил путешествие в Рим, где его красноречие и редкие способности привлекли внимание папы Евгения, после чего он быстро пошел в гору. Избрание Адриана оказалось ничуть не преждевременным: не прошло и шести месяцев, как Фридрих Барбаросса прибыл в Италию и потребовал короновать его.

Фридриху к тому времени исполнилось тридцать два года. Он был высокий широкоплечий человек, скорее привлекательный, чем красивый. Его глаза так зажигательно сверкали, что постоянно казалось, будто он вот-вот рассмеется. Но под беззаботной внешностью Фридриха скрывалась стальная воля, направленная на одну цель: возвращение Западной империи ее былого величия. Прибыв в начале 1155 г. на север Италии, он пришел в ярость, повсеместно обнаружив проявление республиканских настроений, и решил явить демонстрацию силы. Милан оказался для него слишком крепким орешком, и Фридрих взялся за его союзницу Тортону. Король занял город после двухмесячной осады и не оставил от него камня на камне.

Отпраздновав Пасху в Павии, Фридрих затем прошел с войском по Тоскане с такой скоростью, что вызвал серьезное беспокойство у римской курии. Адриан решил выехать ему навстречу для переговоров, и деятели сошлись 9 июня вблизи города Сутри. Встреча не имела успеха. Согласно заведенному обычаю король должен был приблизиться к папе пешком, последние несколько ярдов вести коня под уздцы, а в момент встречи поддержать стремя папы, когда тот спешивался. Ничего этого Фридрих делать не стал, заявив, что не является папским конюхом. Адриан ответно отказался даровать ему традиционный поцелуй мира. Здесь папа был вынужден твердо держать марку, поскольку речь шла не о малозначительном протокольном пункте — Фридрих публично продемонстрировал неповиновение престолу понтифика, что било в самую сердцевину отношений между Западной империей и папством. В итоге сдался все-таки Фридрих: два дня спустя состоялась повторная церемония, и король сделал все, что от него требовалось. Адриан сел на приготовленный для этого случая трон; Фридрих опустился на колени и поцеловал папе ноги. Королю должным образом был дарован поцелуй мира.

Но дорога к императорскому трону для Фридриха на этом не закончилась. За период, прошедший с момента последней коронации, римляне возродили свой сенат, и делегация сенаторов, явившаяся к Фридриху, стала настаивать на том, чтобы он, прежде чем получить императорскую корону, внес плату ex gratia[77] в размере 5000 фунтов золота. Фридрих отказался, и сенаторы молча удалились, но стало ясно, что коронацию ожидают серьезные трудности. И папа, и кандидат в императоры должны были действовать быстро.

17 июня, в субботу, на рассвете Фридрих въехал в Рим и направился прямо к собору Св. Петра, где папа, прибывший туда за час до короля, ожидал его. После наскоро проведенной мессы Адриан спешно прикрепил меч св. Петра к поясу Фридриха и возложил ему на голову императорскую корону. Император, не снимая короны, поехал в свой лагерь, стоявший за городскими стенами, папа же немедленно направился в Ватикан.

Не было еще девяти утра, сенаторы, в это время решавшие, как наилучшим образом предотвратить коронацию, услышали, что она уже проведена. Придя в крайнюю ярость, сенаторы призвали римлян браться за оружие. В своем лагере, разбитом за городом, немецкие солдаты также получили приказ готовиться к сражению. Во второй раз за этот день Фридрих вошел в Рим, но теперь на нем были доспехи. Уже наступила ночь, когда войскам императора удалось наконец подавить мятеж. Почти 1000 римлян были убиты, еще 600 пленены. Сенат заплатил немалую цену за свое высокомерие, но император также недешево купил себе корону. Теперь ему оставалось только покинуть Рим и забрать с собой папу и его курию. Вскоре Фридрих уже держал путь в Германию, оставив Адриана, оказавшегося в политической изоляции и лишенного реальной силы, в Тиволи.

В результате всего произошедшего дела Мануила Комнина изменились кардинальным образом. Он не мог более ждать какой-либо помощи от Западной империи. За любое разделение итальянской территории следовало сражаться. Если бы немцы организовали поход против Вильгельма Сицилийского, то для Византии крайне важно было принять в нем участие, чтобы защитить свои законные права. В том случае, если немцы не стали бы ничего предпринимать в данном направлении, Мануилу следовало взять инициативу в свои руки.

К этому времени появились и хорошие новости: норманнские бароны в Апулии вновь были на грани восстания. Они всегда испытывали неприязнь к дому Отвилей, а смерть Рожера побудила их предпринять новую попытку избавиться от сицилийских оков. Но Фридрих не оказал баронам помощи, и они были готовы принять ее от Мануила.

А Мануил был готов эту помощь предоставить. Первым делом он приказал двум своим верховным военачальникам, Михаилу Палеологу и Иоанну Дуке, пройти через всю Италию, чтобы установить контакты с основными центрами сопротивления и скоординировать всеобщее восстание. Однако если бы выяснилось, что Фридрих еще находится на территории Италии, то полководцам следовало предпринять еще одну, последнюю попытку убедить его действовать совместно. По прибытии в Италию византийские посланники вскоре разузнали, что император находится в Анконе; там он с готовностью и принял их.

Фридрих направился на север крайне разгневанным. Он хотел немедленно повести армию против Вильгельма Сицилийского, но его хворые немецкие бароны не желали об этом даже слышать. Их довели до полного изнеможения солнце, насекомые и болезни. К своей досаде, ему пришлось сообщить византийским посланцам, что тем придется вести военную кампанию в одиночку.

Мануил не был чрезмерно обеспокоен этим известием. У него не имелось недостатка в потенциальных союзниках. К этому времени уже быстро набирало силу новое восстание под руководством Роберта, графа Лорителло. В конце лета 1115 г. тот встретился с Михаилом Палеологом в Виести. Соглашение было быстро достигнуто, после чего союзники приступили к совместному ведению военных действий. Их первой целью стал Бари. Греки, составлявшие большинство его населения, крайне негативно относились к палермскому правительству, и город пал почти в одночасье. Когда наконец появилась армия короля Вильгельма, по ней был нанесен сокрушительный удар под стенами города Андрии, а местное население тотчас же сдалось византийско-апулийским войскам. Для тех, кто продолжал сохранять верность сицилийской короне, будущее вырисовывалось чрезвычайно мрачным.

Находясь в Тиволи, а позднее в Тускуле, папа Адриан с удовлетворением наблюдал за всеми событиями. Он в гораздо большей степени предпочитал греков сицилийцам; определенно настало время заключать с византийцами союз. Обсуждение дел состоялось в конце лета, Адриан взял на себя обязательство собрать в Кампанье войско из наемников. 29 сентября он выступил на юг. Так, столетие спустя после разрыва отношений, император Византии заключил союз с папой римским. Изгнанные апулийские аристократы с радостью согласилась признать императора своим сюзереном взамен на его поддержку, и еще до конца 1156 г. вся Кампанья и большая часть Апулии оказались под греческой либо папской властью. С такими темпами можно было ожидать, что вскоре вся Южная Италия признает власть Константинополя. Как только Вильгельм будет повержен, Адриан, видя, что греки имеют успех там, где ничего не смогли сделать немцы, неизбежно признает превосходство византийского оружия и величайшая мечта Мануила — воссоединение Римской империи при верховенстве Константинополя — наконец осуществится.

Но Вильгельм совсем не собирался признавать свое поражение. Проиграв первый раунд, он освободился от своей обычной апатии, кровь взыграла. В начале 1156 г. сицилийская армия и флот встретились в Мессине, готовясь атаковать греков, сторонников папы и мятежников одновременно с суши и моря. В апреле сицилийская армия переправилась на материк, в то время как флотилия двинулась через пролив, а затем повернула на северо-восток, к Бриндизи, осаду которого тогда держали византийцы. Теперь, когда началось наступление Вильгельма, греки обнаружили, что союзники начали покидать их. Наемники вполне предсказуемо выбрали момент наивысшего кризиса, чтобы потребовать совершенно нереальное увеличение платы; встретив отказ, они все разом исчезли. Роберт Лорителло дезертировал, и многие его соплеменники последовали за ним.

К тому же погиб Михаил Палеолог, а Иоанну Дуке пришлось столкнуться с неприятелем, имевшим огромный численный перевес. Вместе с другими уцелевшими византийцами и теми норманнскими мятежниками, которые не успели убежать, Иоанн был взят в плен. Сицилийцы реквизировали греческие суда вместе с большим количеством золота и серебра. За один этот день, 28 мая 1156 г., все достижения на итальянской территории, которых добились византийцы за весь предыдущий год, были сведены на нет.

Вильгельм обращался с греческими пленниками согласно военным законам, но по отношению к мятежным подданным не проявлял никакой пощады. Жителям капитулировавшего Бари дали ровно два дня для того, чтобы собрать свои пожитки; на третий день весь город был уничтожен, включая и городской собор. Только базилика Св. Николая осталась целой.

Стало ясно, что пришло время для радикальных изменений в имперской внешней политике. Мануил не мог вернуть утраченные итальянские провинции силой оружия, но Фридрих Барбаросса наверняка сможет низвергнуть Вильгельма с трона. В таком случае, если принять в расчет жгучее желание Фридриха объединить две империи, разве не естественно предположить, что он станет рассматривать Византию в качестве своей следующей цели? Выводы были очевидны: Вильгельм, будучи деятелем мелкого масштаба, намного предпочтительнее глобально мыслящего Фридриха. С первым следовало достичь определенной формы соглашения.

Летом 1157 г. Мануил направил в Италию нового эмиссара — Алексея, подающего большие надежды молодого сына великого доместика Аксуха. Распоряжения, данные Алексею, как и те, что ранее были даны Михаилу Палеологу, заключались в установлении контактов с потенциальными мятежниками, наборе наемников и разжигании недовольства среди населения. Но имелось также и второе задание — установить с Вильгельмом тайные контакты и обсудить условия заключения мира. Две эти цели не были такими уж противоречащими друг другу, как это могло бы показаться: чем накаленнее будет обстановка в Сицилийском королевстве, тем более приемлемые для Византии условия выдвинет Вильгельм.

Алексей справился с обеими частями своей миссии с равным успехом. Через месяц-два после его прибытия в Италию Роберт Лорителло вновь занялся опустошением владений Вильгельма на севере, а другое повстанческое войско уже хозяйничало на капуанских землях и начало серьезно угрожать аббатству Монте-Кассино. У стен этого аббатства в январе 1158 г. мятежники даже нанесли серьезное поражение армии короля. А где-то в начале весны было заключено тайное соглашение с Вильгельмом. Норманнским баронам, неожиданно лишившимся византийских денежных средств, ничего не оставалось, кроме как покинуть недавно завоеванные территории и искать нового заступника.

Ко времени подписания мирного договора с Сицилией Мануил Комнин занимал византийский трон уже пятнадцать лет, и на протяжении всего этого срока ему приходилось лично ввязываться в разрешение спорных ситуаций во всех уголках империи. Единственный регион, которому Мануил не смог уделять достаточно внимания, был именно тот, в котором он начал свое правление, — Киликия, а также крестоносные государства Отремера. Осенью 1158 г. император выступил из Константинополя с целью наверстать упущенное.

Мануил был страшно зол — и имел на то основания. В первую очередь его разгневали действия Фороса, самого старшего из выживших сыновей Льва Рубенида. Форос бежал из константинопольской тюрьмы в 1143 г., а в 1151 г. убил имперского наместника в Мамистре. Прошло семь лет, а он все еще оставался безнаказанным.

Однако более серьезную проблему представлял Райнальд Шатильонский, князь Антиохийский. Младший сын незнатного французского дворянина, Райнальд присоединился к Второму крестовому походу и затем решил остаться на Востоке. Там он мог бы прожить всю свою жизнь в безвестности, если бы не гибель Раймунда Антиохийского, который в 1149 г. оказался вместе с войском окружен силами эмира Нуреддина. Череп Раймунда, заключенный в серебряную оправу, был послан Нуреддином в качестве подарка багдадскому халифу. Хотя после этой победы эмир не пошел далее маршем на Антиохию, было ясно, что вдове Раймунда Констанции следовало как можно скорее найти нового мужа. Она сама желала этого более всего — несмотря на то что у нее было уже четверо сыновей, ей исполнился только двадцать один год, — но лишь в 1153 г. вдова положила глаз на Райнальда.

С самого начала тот проявил себя ненадежным и безответственным человеком. Он обещал Мануилу взамен за признание должным образом наказать Фороса; вместо этого Райнальд все с тем же Форосом подготовил военную экспедицию против мирного, процветающего Кипра — там франки совместно с армянами предались такой оргии разрушений и осквернений, какой остров до сих пор еще не знал. Неудивительно, что император двинул армию на Киликию, преисполненный жажды отмщения.

Но если Мануилом владел гнев, то Райнальда охватила паника: имперская армия являлась слишком сильной, чтобы ей можно было сопротивляться. Единственная надежда заключалась в проявлении униженной покорности — и Райнальд пришел в лагерь императора одетый в дерюгу. Мануил согласился помиловать его на трех условиях. Антиохийская цитадель должна быть немедленно сдана; городу надлежит предоставить воинский контингент для византийской армии; вместо латинского патриарха следует поставить греческого. Только когда Райнальд дал клятву по всем трем пунктам, ему даровали прощение и отпустили.

Несколько дней спустя король Балдуин III прибыл из Иерусалима. Они с Мануилом никогда до сих пор не встречались, однако Балдуин недавно женился на тринадцатилетней племяннице императора Феодоре. К тому времени ему исполнилось тридцать лет, это был умный, просвещенный правитель, с Мануилом его сближало наличие редкого обаяния. Между королем и василевсом сразу же возникло взаимопонимание, и Балдуин с удовольствием принял участие в церемонии вступления императора в Антиохию, состоявшейся в Пасхальное воскресенье, 12 апреля 1159 г. Празднования длились восемь дней. Мануил даже сделал жест в сторону франков: он организовал рыцарский турнир — вещь, неизвестную на Востоке, — во время которого, к ужасу своих подданных, лично принял участие в поединке. Мануил и Балдуин стали верными друзьями, и когда с последним на охоте произошел несчастный случай — он сломал руку, — василевс настоял на том, что сам будет лечить и выхаживать друга, как ранее это делал с Конрадом.

К тому времени, когда император покинул Антиохию, отношения между Византией и Отремером оказались настолько замечательными, каковыми никогда еще не были. Такими они могли бы и остаться, если бы Мануил двинулся теперь на Алеппо. Однако к нему явились послы Нуреддина: в обмен на перемирие эмир был готов освободить 6 000 000 пленных христиан и направить военную экспедицию против турок. Мануил принял это предложение и вернулся в Константинополь; его армия последовала за ним.

Легко можно представить реакцию франков. Как получилось, что император провел огромную армию через всю территорию Малой Азии и возвратился, не вступив в бой с врагом? Франки воздавали ему всевозможные почести, веря, что он уничтожит врага, угрожавшего их существованию. Вместо этого Мануил заключил сепаратный мир с врагом крестоносцев и оставил их на произвол судьбы.

Но какой бы роковой силой ни являлась Сирия для франков, для Мануила это была лишь одна из многих удаленных провинций. Он не мог позволить себе долго задерживаться в местах, расположенных в 500 милях от столицы, без особых на то оснований. Тем более что василевс получил сообщения о заговоре в Константинополе и проблемах на европейской границе. Во всяком случае, Нуреддин весьма удовлетворительным образом держал франков в страхе, а те оставались верными, только когда боялись. Да и сельджуки представляли собой намного большую опасность, чем атабег. В свете всех этих причин его предложение о союзе Мануил не мог отвергнуть.

Последующие события показали, что он был прав. Благодаря этому альянсу сельджукский султан Кылыч-Арслан II в 1162 г. оказался вынужден заключить договор, согласно которому он возвращал все греческие города, захваченные в последнее время, запрещал своим войскам делать набеги на византийские территории и соглашался предоставить имперской армии отряд для любого похода. Для того чтобы скрепить соглашение, султан нанес государственный визит в Константинополь.

Император решил ослепить гостя внешним блеском. Ему было предложено сесть на трон, обшитый золотом, украшенный карбункулами, сапфирами и жемчугом. У императора на шее висел рубин размером с яблоко. В течение двухнедельного пребывания султана в столице дважды в день ему подносились еда и питье в золотых и серебряных сосудах — после трапезы все эти емкости немедленно передавались гостю в личную собственность. Одно за другим проходили различные увеселительные мероприятия — пиршества, конные соревнования, цирковые представления, состоялась даже грандиозная водная феерия, на которой были продемонстрированы все чудодейственные эффекты греческого огня. Представление, которое устроил султан, к сожалению, оказалось менее успешным. Один из членов турецкой свиты собрался совершить полет. Закутанный в одеяние, всецело состоящее из карманов — предполагалось, что находившийся в них воздух будет поддерживать тело в состоянии парения, — человек поднялся на высокий помост и прыгнул. Когда минутой позже упавшее тело унесли, народ, как повествуют источники, не мог сдержать смеха.

Византийские позиции на Востоке ныне были сильнее, чем когда-либо со времен Манцикерта. Султан был принижен, атабег — сильно запуган. Наземный путь в Палестину вновь открылся для паломников. Среди христиан недовольными были только жители Отремера.

Между тем в конце 1159 г. умерла императрица Ирина, оставив после себя только двух дочерей. Мануилу же крайне нужен был сын. Соответственно на Рождество 1161 г. он женился на Марии, восхитительной дочери Констанции Антиохийской и Раймунда де Пуатье.

Шесть месяцев спустя ее двоюродный брат Балдуин Иерусалимский скончался в Бейруте. Мануил плакал, получив это известие. Балдуин был хорошим королем — возможно, даже великим, и являлся верным другом Мануилу — отнюдь не малая деталь, когда речь идет о правящих монархах.

Но случилась еще одна смерть королевской особы, получившая в мире гораздо больший политический резонанс: речь идет о короле Венгрии Гезе II. Она повлекла за собой спор о престолонаследии, который в свою очередь привел к войне. Боевые действия продолжались до 1167 г., когда одержанная Мануилом крупная победа обеспечила ему обладание Далмацией, Боснией и большей частью Хорватии. На Западе главным проигравшим стала Венеция, чью реакцию на аннексию Византией всего Далматинского побережья легко можно представить. Впрочем, венецианцы не были слишком сильно удивлены таким поворотом событий: их давно уже беспокоили усиливавшиеся позиции Генуи, Пизы и Амальфи в Константинополе, в былое время являвшемся эксклюзивной вотчиной для венецианских торговцев.

Но у Мануила имелись свои причины быть недовольным венецианцами. К тому времени в Константинополе проживало около 80 000 латинян, и все они обладали особыми привилегиями. Из них венецианцы составляли самую многочисленную колонию и пользовались наибольшим благоволением со стороны власти, и они же вызывали максимальное число нареканий. Мануил решил преподать им урок. В начале 1171 г. генуэзская колония в Галате[78] была атакована и почти полностью уничтожена. Ответственных за это так никогда и не нашли, но Мануил возложил вину на венецианцев и отдал приказ арестовать всех граждан Венеции, находившихся в Византии, а их суда и все имущество конфисковать. В одной только столице задержали 10 000 человек.

На Риальто[79] пришли в ярость. Аресты венецианцев произвели в один день во всей империи, и настолько четко и гладко, что не приходилось сомневаться — акция была давно и тщательно спланирована. Республика стала готовиться к войне. Населению объявили о принудительном займе; венецианцы, жившие за границей, были вызваны на родину и зачислены на воинскую службу, и в сентябре дож Витале Микель направил флотилию из более чем 120 парусных судов против Восточной империи.

Однако на острове Эвбея имперские послы встретили его весьма радушно. Дожу дали понять — если Витале направит в Константинополь миссию с мирными предложениями, то все недоразумения можно разрешить.

Витале Микель принял предложение. И это была самая тяжелая ошибка в его жизни. Пока его эмиссары двигались к берегам Босфора, он ожидал развития событий на острове Хиос, и именно там на него обрушилась беда. На переполненных народом судах разразилась эпидемия чумы и начала распространяться с ужасной скоростью. К весне уже тысячи погибли, выжившие сильно ослабли и были совершенно деморализованы. И тут из Константинополя прибыли послы, чтобы сообщить о полном провале переговоров. Император не имел намерения менять свои планы. Он вызвал послов только затем, чтобы выиграть время.

Микелю ничего другого не оставалось, кроме как вернуться в Венецию, но, откровенно говоря, ему лучше было бы остаться на Востоке. В глазах граждан республики дож проявил преступное легковерие, угодив в типично византийскую ловушку; теперь он еще и принес чуму в город. Венецианцы восстали против Микеля. Рядом с его дворцом собралась толпа, требовавшая крови дожа. Выскользнув из дворца, Микель решил поискать убежища в монастыре Св. Захарии, но не успел пробежать и ста ярдов, как на него накинулись мятежники и закололи ножами.

Прошло четырнадцать лет, прежде чем дипломатические отношения между Византией и Венецией были восстановлены, и тридцать два года, прежде чем венецианцам удалось взять реванш. Но уже через пять лет после убийства дожа республика стала центром внимания всего христианского мира. 24 июля 1177 г. преемник Микеля Себастьяно Дзиани организовал самую значимую политическую церемонию XII в., в ходе которой было засвидетельствовано примирение папы Александра III и императора Западной империи Фридриха Барбароссы. Со времени злополучной коронации Фридриха его отношения с папством неуклонно ухудшались. После смерти Адриана (1159 г.) Фридрих намеренно организовал раскол внутри курии, так чтобы политическая сцена, на которой давно уже царил хаос, в течение следующих восемнадцати лет была сотрясаема еще и спорами о том, кто вправе занять папский трон.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.