Каир Садата

Каир Садата

Анвар Садат (1918–1981), вице-президент при Насере, принял бразды правления страной после смерти полковника. Новый президент имел бурное прошлое. В годы Второй мировой войны он служил в египетской армии в чине младшего лейтенанта и одновременно входил в состав тайной группы «Железное кольцо». Эта группа саботировала приказы британского командования; Садату сильно повезло, что его не казнили по подозрению в причастности к деятельности немецкой агентуры, использовавшей для передачи шифрованных сообщений «Ребекку» Дафны дю Морье. Британцы сочли, что казнь египетского офицера отрицательно скажется на отношениях с местным населением, поэтому Садата посадили в тюрьму, где он и пробыл до конца войны. С Насером он познакомился в 1938 году, во время пребывания на военной базе в Верхнем Египте, а после войны Садат примкнул к насеровской организации «Военные за свободу». Однако оказавшись у власти, с 1970 года и далее, Садат стал проводить политику, в корне противоречившую заветам его духовного наставника.

Эпоха Садата в египетской внутренней и внешней политике ознаменовалась отходом от марксистской идеологии, ухудшением отношений с СССР и модернизацией экономики по западным образцам. Из страны выслали сотни советских агентов, а в 1974 году Садат провозгласил принцип открытости (инфитах) — за добрую дюжину лет до горбачевской «гласности». Государственный сектор экономики сократился, были разрешены частные инициативы и инвестиции в строительство и производство. (Не удивительно, что глава Ливии Муаммар Каддафи, горячий поклонник Насера, отказался в 1973 году от планов объединения своей страны с Египтом). Конфискации имущества, практиковавшиеся при Насере, в 1977 году объявили незаконными, и государство вернуло конфискованную собственность. Массовая культура, прежде всего телевидение и поп-музыка, ориентировалась на Запад. Стремительно росло число автовладельцев, словно из ниоткуда возник класс миллионеров, разъезжающих на «мерседесах» — как в России в начале 1990-х годов.

Также на глазах рос средний класс, представители которого трудились в светлых и просторных офисах, покупали западные товары и питались в фаст-фудах. Они обзаводились жильем в тех городских кварталах, которые получили прозвище «раки», то есть модных, в противовес не слишком презентабельным «ша`би». Социальная география города стала напоминать сложную мозаику, объединявшую богатые и бедные районы. Через тридцать лет после объявления инфитах потомки тогдашних горожан общаются по мобильным телефонам, пристально изучают витрины бутиков и гипермаркетов и проводят вечера в ночных клубах Замалека, куда направляются после занятий в Американском университете.

Пожалуй, наиболее заметный отпечаток эта «культура перемен» наложила на западный пригород Мухандизин. В 1960-е годы здесь строили жилье для рабочих, которым предстояло стать авангардом промышленной революции Насера. Но в последующее десятилетие в «городе инженеров» начали селиться бизнесмены и прочие люди, приветствовавшие «капиталистическую картину мира по Садату». Сегодня улица Арабской лиги, которая полумесяцем тянется через пригород, изобилует фаст-фудами, бутиками и выставочными залами автодилеров. Рекламные стенды все на английском («Кэдбери» и пр). и призывают покупать мгновенно узнаваемые западные продукты и товары.

На огромном экране крутятся рекламные ролики «Иджиптэйр» и других международных компаний. Возле каждого ресторана быстрого питания стоят раскрашенные в цвета заведения мотоциклы — для доставки клиентов по домам, а купа деревьев посреди оживленной автострады вносит последний пошлый штришок в общую картину.

Но этот квартал ни в коей мере не является типичным для Каира. Как и в посткоммунистической России, от внедрения нового экономического принципа «победитель получает все» выиграло лишь меньшинство. Пропасть между богатыми и бедными непрерывно расширяется (к 1992 году свыше половины совокупного дохода горожан принадлежало пяти процентам населения Каира). Полтора миллиона египтян — те, кто пострадал в результате реформ Садата или посчитал себя пострадавшим — покинули страну и отправились на заработки в иные места, прежде всего в богатые нефтью государства Персидского залива. Население Каира пополняли иммигранты из бедных сельских районов, где всегда существовал избыток населения; это привело к появлению кварталов дешевого многоквартирного жилья и к распространению бедности.

Действие короткого романа Нагиба Махфуза «День, когда был убит вождь» (1985) разворачивается на фоне бурной эпохи инфитах. В начале романа отец семейства Мухташими Зайед тоскует о временах правления Насера. «Миновали славные деньки яичницы, сыра, пастрами и джема, — размышляет он за завтраком из бобов и фалафеля. — Хорошие были деньки Д. И., то есть до инфитаха… Цены взлетели до небес, все словно обезумели… И почему я не доверяю никому после падения моего кумира в июне 1967-го? Какую волшебную формулу разыскали эти люди, обогатившиеся в мгновение ока? Неужели тут обошлось без коррупции?» Зайед ищет уединения в ностальгической обстановке кафе «Рише» на улице Талаат-Гарб, где когда-то собирались члены организации «Военные за свободу». Там он продолжает оплакивать своего «падшего кумира»: «Это храм, где чтят память великого героя, который стал символом утраченных надежд для всех бедных и обездоленных».

Кафе «Рише» работает по сей день, служит спасительной гаванью, где можно укрыться от суеты главной торговой улицы Каира. Однако оно ни в малейшей степени не является храмом в честь великого героя революции, случившейся более пятидесяти лет назад. Большинство нынешних клиентов, проводящих время за кофе и чтением газет, попросту слишком молоды, чтобы помнить о тех временах. Вдобавок сегодня в этом кафе обычно множество туристов (хотя — любопытный факт — сюда заходил Саддам Хуссейн, примерявший на себя роль наследника Насера). Сидя в этом кафе, Мухташими Зайед оглядывается по сторонам и сетует на перемены: «мебельные магазины и бутики забиты битком», улицы ярко освещены, водители такси слушают новую музыку, кругом новые банки, новые рестораны, новые ночные клубы. Все это последствия перемен, произошедших в Каире в 1970-е годы. «Только дома да деревья остались прежними».

Скорбь героя Махфуза разделяли многие из жителей Каира. Для большинства горожан бутики на Талаат-Гарб и ночные клубы находились словно на другой планете. В конце 1970-х годов египетская экономика переживала упадок на фоне общемирового кризиса: в 1977 году Международный валютный фонд потребовал от египетского правительства отменить поддержку сельского хозяйства, позволявшую искусственно занижать цены на продукты. Наряду с субсидиями в секторах здравоохранения, образования и транспорта эти дотации означали неадекватную расходам зарплату горожан и дальнейшее обнищание сельской местности. В правительстве рассудили, что крестьяне не станут бунтовать против повышения цен; рассадниками недовольства в Египте всегда были города. И действительно, с отменой дотаций мятежи вспыхнули именно в городах. В столице центром так называемого «хлебного бунта» стала площадь Абдин перед дворцом правительства, в котором когда-то британский посол Лэмпсон пытался добиться отречения короля Фарука. Когда мятежи пошли на спад, правительство обратилось за помощью к США, отдавая себе отчет, что спасти экономику страны может лишь «капиталистический Запад». При этом Садат сознавал, что западная помощь возможна только после заключения мира с Израилем.

Война Иом Киппур (или Шестого октября) в 1973 году и ее последствия стали определяющими для оценки деятельности Садата на посту президента. Египетской армии удалось закрепиться на оккупированном Израилем Синайском полуострове, поскольку подписанное в 1979 году в Кэмп-Дэвиде соглашение обязывало Израиль вывести войска, что и привело к возвращению полуострова под контроль Египта в 1982 году. США выступили посредником между враждующими сторонами; по условиям перемирия Египет признал право Израиля на существование — и это признание привело к изоляции Египта в арабском мире. Лига арабских государств на встрече в Багдаде решила разорвать дипломатические отношения с Египтом и перенести свою штаб-квартиру из Каира в Тунис. Впрочем, Садат добился того, к чему стремился, во всяком случае с точки зрения финансов: с конца 1970-х годов Египет (наряду с Израилем) является крупнейшим в мире получателем финансовой помощи США.

«Соглашательство» Садата сделало его мишенью для исламских радикалов, и 6 октября 1981 года — в день штурма Суэцкого канала в 1973 году — президент был застрелен во время торжественного военного парада. Этим событием завершается упоминавшийся выше роман Нагиба Махфуза. В радиотрансляцию с места торжеств «внезапно вклинились странные голоса. «Изменники!.. Изменники!..» — надрывался диктор. У людей, собравшихся возле приемника, округлились глаза, языки словно онемели. Трансляция прервалась — а после паузы стали передавать какую-то патриотическую песню».

Возможно, по причине трагической гибели или из-за успехов в войне и дипломатических достижений Садат удостоился куда более величественного памятника, нежели полковник Насер. Этот монумент находится в Мединет-Наср, неподалеку от мавзолея Насера, на оживленной улице и представляет собой пирамидальную бетонную конструкцию, в центре которой днем и ночью охраняет выложенную мрамором площадку почетный караул. Рядом с гробницей Садата находится могила Неизвестного солдата, в память жертв войны 1973 года. Поблизости, в тени деревьев, установлена трибуна, с которой первые лица страны наблюдают за парадами и другими торжественными церемониями.

На некотором расстоянии от монумента Садата за грандиозным спортивным комплексом, главной архитектурной особенностью этого района, находится диорама, посвященная войне 1973 года и дающая наглядное представление о достижениях президента. Приземистое цилиндрическое здание, строительство которого завершилось в 1983 году, многим обязано северокорейскому лидеру Ким Ир Сену, чьи советники участвовали в разработке проекта. Стены украшены барельефами, а вдоль стен выстроились скульптуры в стиле социалистического реализма, изображающие героические подвиги египетских воинов, начиная с Мина, Рамсеса II и времен крестоносцев. «Размахивание флагом» продолжается в двух залах, где публика сидит в плюшевых креслах, словно в кинотеатре. Главный зал совершает медленный оборот вокруг картины, живописующей войну 1973 года (пикирующие израильские самолеты, освобождение оккупированных территорий), а сквозь грохот взрывов слышна патриотическая музыка. В обоих залах основное внимание уделяется прорыву египтян через «линию Бар-Лева» — полосу заграждений, которую израильтяне считали неприступной. Это место очень популярно среди египетских школьников, которые обожают забираться на установленные во дворе снаружи самолеты, танки и ракеты. На красивом входном билете в диораму напечатано: «Великая победа останется в сердцах грядущих поколений. Подвиг наших воинов бессмертен. Вечная память павшим».