Глава 1
Глава 1
Январь 2004 г.
Літайте літаками «Авиаукр». Авіакомпанія «Авиаукр» — це ваша надійність, безпека і комфорт[1].
— Агентство «Рейтерс» сообщает, что находящийся в Ираке украинский контингент оказался в районе активного партизанского движения.
Подходил к концу пятый час полета. К ровному гулу турбин добавлялся свистящий шумок кондиционера, нагоняя сон. Обо всем уже было говорено-переговорено, и потому в пилотской кабине «Ана» царило недолговечное молчание. Гена Головко, второй пилот, или «правач», как его называли в военно-транспортной авиации, сидел в своем кресле, бесстрастно взирая на большое кучевое облако.
Машина шла на автопилоте, и «левый», он же первый, пилот и командир экипажа переводить на ручное пока не спешил. Гена скучал. Ему хотелось поболтать, но на тему, что волновала его, заговорить не решался.
«Что мы везем? Какой еще «груз-200»? И почему с грузом в десантном отсеке сидят два особиста? Даже многое повидавший на своем веку командир экипажа полковник Осадчий и тот присмирел».
Гена поморщился, вспомнив, как в начале полета заговорил о тех особистах и о гробах, что заняли все шестьдесят штатных койко-мест десантного отсека, а командир его резко оборвал и, покрутив пальцем у виска, постучал по гарнитуре, давая понять: мол, «не болтай понапрасну, все разговоры фиксируются».
«А что такого? Подумаешь, всего-то спросил: откуда гробы? И почему гробы из Афгана да в Украину? Разве в Афгане воюют украинцы? В Ираке — да, украинцы помогают американцам, а вот в Афгане… Проявил здоровое любопытство, а Осадчий сразу пальцем у виска крутить… Обидно!»
— Алупка, я Полста шестой, Алупка, ответь Полста шестому, — нарушил тягостное эфирное молчание командир.
Гена машинально вздохнул. «Алупка» — позывной Жулян, значит, полет подходит к концу.
Все устали. Хотелось в душ, горилки с яичницей, к женам или к подружкам — кто как по жизни устроился. Конечно, они заработали свой отдых, ведь до этого двое суток сидели в Кандагаре, ожидали странный «груз-200». Не очень-то веселое занятие, да и с бытом на старой, еще советской, авиабазе просто труба. Ни душа, ни жратвы нормальной. А из развлечений только телевизор, а в нем две программы на языке пушту и фарси да засаленная колода карт с туром в бесконечного «козла».
«А что может быть в гробах под видом «груза-200»? — продолжал размышлять Гена. — Почему такая секретность? Бумагу заставили подписать о неразглашении… Что за гробы такие секретные? Не слыхал, чтобы в Афган перевозили украинский контингент. Иначе слушок по полку давно бы пошел, ведь кроме нас, транспортников, возить войска некому. А почему некому? — вздрогнул Гена. — А разве американцы не могли сами тайно перебросить туда пару батальонов? В прошлом году четыре громадных «Си-130» стояли в Коломые… Что они там делали? Кого грузили?»
— Подходим к точке, — очнувшись от общей спячки, напомнил командиру штурман Вася Бойченко.
— Полтава, я Полста шесть, как слышишь меня?
— Полста шестой, я Полтава сорок семь, слышу вас хорошо, — ответил КДП.
Белое кучевое облако поглотило их самолет, и яркая, наполненная солнцем синева неба сменилась за стеклом кабины белесой влажной пеленой. Самолет пошел на посадку.
Автопилот уже был выключен, и чуткие Генины ладони сжимали теперь штурвал, чувствуя все движения и посылы, что сообщал послушному самолету сидящий слева от Гены командир.
«Наше дело правое — не мешать левому», — ухмылялся про себя Гена.
— Полста шестой, я Полтава сорок семь, Полста шестой, я Полтава сорок семь. На полосе ветер встречный, пятнадцать, на полосе ветер встречный, пятнадцать, — послышалось в наушниках.
Вот и край посадочной полосы с белыми продольными полосками, указывающими критические пределы бетонки…
Самолет тряхнуло. И сразу перегрузка бросила членов экипажа вперед, они почти повисли на пристяжных ремнях. Это командир включил все тормоза, и самолет, пуская по полосе черные от горелой резины шасси следы, замедлил бег.
До вышки не доехали метров триста. Там их уже поджидали шесть крытых брезентом «Уралов» и десятка два военных в камуфляже.
Хочеш підкріпитися — з’їж «Твiкс»! «Твікс» — це заправка калоріями на цілий день[2].
— Активисты антикушмовского оппозиционного движения «Пора» собрались на слет, — сообщает агентство «Интерфакт».
Гулко громыхали подковки десантных ботинок.
— Швыдче, швыдче, хлопцы, — нервно покрикивал майор.
Особисты, дав майору инструкции, молча курили возле «Урала».
— Швыдче, швыдче, Петренко, твою мать, ты шо!
Но ребята и без того бегали очень быстро. Уже четвертый «Урал» загрузили, двадцать гробов осталось.
— Е… твою!
Порядок муравьино-солдатской цепочки, когда груженые муравьи бегут одним ручейком, а негруженые — рядом, расстроился и рассыпался вдруг. Кто-то споткнулся, чья-то нога зацепилась за какую-то хреновину. Солдат упал, на него другой, на них третий, четвертый… Солдаты покатились по рампе, а вместе с ними два обшитых голубой тканью гроба. Ткань лопнула, гроб с грохотом развалился на две части.
— Петренко! Твою, зараза, мать! — заорал майор.
Выбираясь из кучи-малы, неуклюжий и нелюбимый начальниками Петренко еще раз споткнулся и грохнулся прямо на вывалившиеся из гроба мешки.
— Робя, дывыся, да тут мешки какие-то да ошметки, мля! — услышал он чей-то голос.
Но то, что Петренко увидел прямо перед носом… Он лежал лицом к лицу с чьей-то окровавленной головой, его нос угодил прямо в беззубый рот трупа.
— ААААААААА! — Петренко вскочил, отряхиваясь и матерясь.
— А ну все от груза прочь! — раздался крик особиста. — Я сказал, всем кругом марш и от рампы! — Он достал пистолет из подплечной кобуры.
— Майор, подойди сюда, — приказал второй особист. — Солдат своих построй спиной к самолету, пока мы сами тут порядок не наведем, понял?
«Чего уж не понять», — мысленно вздохнул майор и тут же криком и пинками принялся подгонять своих грузчиков.
— Там голова, голова оторванная, там много голов в гробах! — шептал провинившийся Петренко.
— Разговорчики в строю! — рявкнул майор.
Шесть «Уралов» выехали с аэродрома на шоссе и мрачной колонной направились в сторону Киева. Шесть «Уралов» по десять гробов в каждом.
— Ты видал, в одном гробу нога какая-то в ботинке да еще ошметки, — вытаскивая из пачки сигарету, прошептал сержант своему корешу Вовке Дубенко. — А в другом пакеты полиэтиленовые.
— Кончай трепаться, — делая затяжку, ответил сержанту Вовка.
— По телевизору говорили, в Кабуле смертники на машине с тротилом в американскую казарму въехали и взорвали.
— Слыш, а ваще на фига мы американские гробы куда-то везем? — спросил сержант. — А вдруг это наши пацаны?
— А нах… наши пацаны там? — пожал плечами Вовка Дубенко. — Наши ведь там уже были.
— Не наши, а москали, — прервал разговор сидящий возле самой кабины прапорщик. — А москаль, вин рази людина?
— Ну, а мы нах… теперь полезли в Афган? — продолжал недоумевать сержант.
— Не трепался бы ты, — прикрикнул прапорщик. — Говорил тебе майор, неприятности могут быть.
— А ну стой! Эти откуда пронюхали? — Майор резко хватанул за плечо водителя.
Выезд с аэродрома перегородили две «Нивы» и микроавтобус с надписью «Телепобачиння».
Майор резко открыл дверцу и вышел, ослепленный вспышками камер.
— Пан майор, покажите нам гробы!
— Шановний пан майор, скажите, а правда, что вы везете сто гробов?
— Товарищ майор, дайте интервью телеканалу «Интерс»…
— Шановны пану майор, а правда, что вы тоже служили в Афганистане при Советах?
— Товарищ майор, среди убитых были ваши подчиненные?
— А правда, там, среди убитых, есть тело сына депутата Верховной рады?
Сердитый майор ступил на асфальт. Он вообще-то, как человек до мозга костей военный, привык, что, когда нога ступает на асфальт плаца, батальон замирает, а дежурный офицер, глотая от волнения слова, орет, выпучив глаза: «Смирно!» А затем, пропечатав несколько шагов строевым, докладывает, что за время отсутствия майора в батальоне происшествий не случилось.
Майор привык к порядку. И потому ненавидел расхристанных волосатиков с пирсингом в ушах, губах и ноздрях, этих ВИЧ-носителей, этих проституток, которые только и делают, что сосут друг у дружки и пишут потом всякие гадости про то, как полковники и генералы воруют да дачи под Киевом строят…
— А ну, все прочь отсюда! — гаркнул майор. — Прапорщик, очистить дорогу!
— Белых, Павленко, Башков, Яшкевич, Осыченко, с оружием к машине!
Несколько солдат спрыгнули с заднего борта «Урала» и, увлекаемые прапорщиком, начали теснить журналистов к телевизионному автобусу.
— Это незаконно!
— Прекратите пихаться, здесь женщины!
— Вы ответите за это в Страсбурге, майор!
Послышался характерный звук разбиваемой об асфальт дорогой фотокамеры.
Кто-то пискнул.
— Поехали отсюда, и так тошно, а теперь еще и в газеты попадем, — сплюнул на асфальт майор и полез в свой «Урал».
— Е…аный Кушма, е…аный козел Кузюк…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.