3.4. Этапы борьбы

3.4. Этапы борьбы

Борьбу олигархов с центральной властью в СССР можно разбить на два этапа. Первый этап— открытая борьба, закончившаяся разгромом оппозиции, второй — скрытая, закончившаяся 1937 годом.

Особенностью начала первого этапа является то, что после смерти Ленина в борьбу за вакантное кресло первого руководителя, который олицетворял бы центральную власть, вступили сразу несколько человек. Причем пост Ленина — Председателя Совнаркома (главы правительства) — они отдали руководителю второго эшелона — А. Рыкову, так как преемник Ленина еще обозначен не был и передача поста, который занимал Ленин, одному из главных претендентов означала бы передачу ему всей полноты власти. Ни один из вождей к тому времени не дорос до такого уровня, но и не хотел уступать вакансию своему конкуренту. Пришлось пойти на компромисс.

Этот компромисс, кстати, привел к ненормальной ситуации, когда пост победившего в борьбе Сталина — пост Генерального секретаря ЦК Компартии — стал главным постом в стране на много десятилетий… Другие государства социалистического лагеря вынуждены были копировать подобную систему. Со временем ей даже придумали логическое обоснование— мол, правит у нас одна партия и ее лидер автоматически является лидером страны. Ленин был вождем партии и не нуждался в каких-либо официальных партийных постах. А после смерти Ленина власть якобы перешла его преемнику по лидерству в партии — Генеральному секретарю, и тот автоматически стал лидером государства.

На самом деле обоснование было придумано «задним числом». Пост Генерального секретаря задумывался как один из главных постов в стране, но все же имел чисто технический характер (отсюда слово «секретарь», а не «председатель ЦК»). И, по сути, все правители СССР ощущали определенную неполноту своего звания (особенно при межгосударственных контактах с лидерами капстран), поэтому все они в той или иной степени совмещали пост Генерального (первого) секретаря ЦК с государственными постами. Сталин, например, в 1941 году занял пост Председателя Совнаркома, переименованного в 1946 году в Совет Министров. Интересен пример и Маленкова. Мало кто знает, что после смерти Сталина он короткое время, буквально неделю, совмещал пост секретаря ЦК КПСС с должностью премьера. Но соратникам по президиуму ЦК показалось, что это слишком, и Маленкова попросили выбрать что-то одно. Тогда он выбрал пост премьера. Так бы и вернулись премьеры к власти в СССР, если бы Маленкова не победил Первый секретарь ЦК Хрущев, и все пошло по новому кругу. Хотя поначалу именно Маленков, а не Хрущев был преемником Сталина.

Но и Хрущев со временем тоже стал премьером. После свержения Хрущева совмещать пост лидера партии и главы правительства было запрещено. С тех пор премьеры в СССР руководили в основном хозяйством страны. А Брежнев, а за ним Андропов, Черненко и Горбачев совмещали пост лидера партии с постом руководителя Верховного Совета (формального главы государства).

Так что победи не Сталин, а Троцкий — главным мог бы стать пост Председателя Реввоенсовета страны, Зиновьев — пост Председателя Исполкома Коминтерна (то есть лидера не только Компартии СССР, но и компартий всего мира), Каменев — пост председателя Совета Труда и Обороны (чем не должность для руководителя государства с культом труда, вынужденного обороняться от многочисленных врагов).

Однако победил Сталин. Победил в несколько этапов — сначала объединился с Каменевым и Зиновьевым против Троцкого и сверг его, потом с возвысившимся к тому времени Бухариным (руководителем Центрального органа Компартии — газеты «Правда») и Рыковым победил Каменева и Зиновьева, а затем уже «разгромил» Бухарина, Рыкова и Томского (руководителя профсоюзов государства трудящихся) и стал единственным лидером страны, олицетворением центральной власти.

Но любой руководитель знает, что как бы ни был налажен у него механизм управления, какие бы ни были у него талантливые заместители, без повседневной кропотливой работы первого лица начнутся сбои, нестыковки. В первую очередь это касается руководителя страны, особенно страны молодой, находящейся на этапе становления, не имеющей до конца отлаженного механизма управления. А когда после смерти Ленина его преемники начали борьбу за власть, то эта борьба поглощала большую часть их рабочего и нерабочего времени и до методичного повседневного управления страной у них просто руки не доходили. Это привело к многочисленным упущениям. Так нэп, которой никто толком не занимался после смерти Ленина, привела к тому, что рыночная экономика и частная собственность вошли в противоречие с планированием и общественной собственностью-на средства производства. К чему это может привести, мы уже убедились на своем опыте в конце существования СССР и продолжаем убеждаться до сих пор. Ведь одной из главных лазеек для воровства является взаимодействие частного подрядчика с чиновником, распоряжающимся государственными деньгами. Чиновник, распоряжаясь не своими средствами, имеет большое искушение их присвоить, подрядчик же хочет получить бюджетный заказ. В таких условиях им нетрудно сговориться — чиновник берет взятку, подрядчик получает бюджетные деньги. Подобное воровство будет затруднительным, если обе стороны будут либо государственными, либо негосударственными.

Но главными, как уже говорилось выше, были проблемы в сельском хозяйстве. К концу 1920-х годов в стране возникла угроза голода. Крупные товаропроизводители— кулаки— отказывались снабжать зерном государство. Руководство страны начало массовую коллективизацию в спешке. А не отвлекайся вожди на внутрипартийную борьбу, коллективизацию можно было провести постепенно, методично и комплексно, экономическими льготами привлекая бедняков и середняков в колхозы, снабжая их бесплатной техникой, то есть так, как это планировал Ленин. Однако благоприятный момент был упущен, и в последующие годы страна вела не наступательную ленинскую политику, а вынуждена была догонять — догонять упущенные шесть лет.

В спешке проводилась и индустриализация. Пока занимались индустриализацией, начала выходить из-под контроля военная, а за ней — гражданская элита. Пока разбирались с этим, нагрянула война (чуть-чуть не успели к ней подготовиться), потом гнались за США в наращивании ядерных вооружений. И в том, что страна выстояла, развивалась и побеждала, — большая заслуга советского народа. Но стоило это колоссального напряжения всех сил. Хотя, еще раз оговорюсь, что многие трудности носили объективный характер. И руководство страны, несмотря ни на что, превратило СССР в сверхдержаву. Кстати, отставание и спешка были одними из причин крутых мер 1937 года. Обстановка не располагала к церемониям с врагами.

Второй этап борьбы в высших эшелонах власти СССР, в отличие от первого, носил скрытый характер. И здесь читатель вправе спросить: а есть ли у вас доказательства того, что такая борьба была вообще, что репрессии не вызваны маниакальным характером Сталина или не были спланированным террором с целью запугать непокорных?

На маниакальном характере Сталина останавливаться подробно не имеет смысла — Иосиф Виссарионович показал себя трезвым и здравомыслящим политиком, что вынуждены были признать и его враги. А мысль о терроре с целью запугать — вполне в русле моих доводов, ведь, если запугивают, значит есть непокорные.

Но и доказательства у меня все же есть. Л доказательства эти — первоисточники. Каждый историк знает, что прямыми доказательствами любых исторических гипотез являются в первую очередь первоисточники, и с позиции объективной и отстраненной исторической науки обвинительные документы 1930-х годов являются такими же первоисточниками, как и берестяные грамоты Новгородской республики, как это ни кощунственно звучит в наше политизированное время. Разумеется, я далек от того, чтобы утверждать, что все написанное в обвинительных документах правда, однако авторы берестяных писем тоже не всегда писали правду своим адресатам. Но, чтобы опровергнуть информацию первоисточников, историк должен доказать, что документы не являются первоисточниками, либо доказать, что первоисточники содержат ложную информацию.

Первоисточникам о репрессиях не повезло с самого начала, они попали в оборот текущей политики и до сих пор не могут быть беспристрастно изучены. Реабилитации при Хрущеве проводились непоследовательно, путем компанейщины, и делались на потребу дня. Не менее политизированной и потому далекой от объективности была возглавляемая А. Яковлевым кампания реабилитации при Горбачеве и Ельцине. Какими бы ни были цели, которые преследовала эта кампания, но они были, далеки от целей беспристрастного исследования. Да и сами цели были намечены еще до начала изучения конкретных документов.

На этом фоне самыми объективными могут считаться реабилитации конкретных лиц, проведенные советскими органами юстиции по заявлениям пострадавших и их родственников, хотя сам тон этих реабилитаций был задан выступлениями Хрущева. Но все равно для беспристрастного историка эти документы 1950–1960-х годов должны быть такими же объектами исследования, как и документы 1930-х. Только тщательный анализ самих документов, с обязательным учетом общественной атмосферы, в которой они создавались, даст возможность прояснить истину.

К тому же виновность и невиновность тоже вопрос относительный. Так, Бухарин в знаменитом письме к будущему поколению руководителей партии, которое было заучено наизусть его женой и оглашено через много лет, говорит, что, по сути, не выступал против Сталина. Тогда, в 1930-х, это было хорошо, при Горбачеве, наоборот, хорошим посчитали бы, если бы он выступил против Сталина.

Показательным в свете вышесказанного выглядит ситуация со знаменитым стихотворением О. Мандельштама «Если б меня наши враги взяли…». Оно заканчивается так:

И налетит пламенных лет стая, Прошелестит спелой грозой Ленин, И на земле, что избежит тленья, Будет будить разум и жизнь Сталин.

Когда в СССР началась кампания по развенчанию культа личности Сталина и противопоставления Сталина Ленину (в антитезе «плохой — хороший»), поклонники Мандельштама, с подачи его жены, стали утверждать, что последняя строчка на самом деле звучала так: «Будет губить разум и жизнь Сталин» (хотя сам Мандельштам, естественно, в Союз писателей в 1937 г. представил стих со словом «будить»). В начале перестройки, когда модно было быть антисталинистом, но ленинцем, стихотворение почти везде печаталось со словом «губить». Когда начали «развенчивать» Ленина и быть ленинцем тоже стало немодно, все спекуляции вокруг стихотворения прекратились.

Таким образом, возможна трактовка событий со стороны их участников «задним числом» — наподобие постскриптума. С человеческой точки зрения это логично, но историк должен принимать во внимание такую возможность. Ведь после 1937 года еще 50 лет в Советском Союзе сама мысль о выступлении против властей была кощунственной. Поэтому многие участники событий во время реабилитации вынуждены были утверждать, что никаких заговоров не было. И опровергать свои слова, сказанные на допросах и в судах.

Но даже если мы признаем, что каждая реабилитация автоматически опровергает каждое обвинение, в нашем распоряжении все равно останутся документы, которые однозначно показывают на выступления против властей в 1930-х годах. Я имею в виду те дела, которые Хрущев и К0, а позже Горбачев и К0, не захотели пересматривать, исходя из сиюминутной конъюнктуры. Например, дело бывшего наркома внутренних дел Генриха Ягоды. Его не стали реабилитировать потому, что он сам был организатором репрессий, и если говорить формально, то хотя бы из документов, обвиняющих того же Ягоду, следует, что заговор был.

Но кроме прямых доказательств, основанных на документах, имеется еще много косвенных. Скажем, в пропорциональном отношении процент репрессированных руководителей был значительно выше, чем в целом процент пострадавших среди всего населения страны. Так из 138 членов и кандидатов в члены ЦК Компартии репрессировано 98 человек, из 32 членов Политбюро разных созывов — 75 %, из 5 первых маршалов — трое. Никто также не отрицает, что высшая военная верхушка (сформированная еще Троцким) вынашивала планы замены Тухачевским Ворошилова на посту наркома обороны. Что в 1934 году на XVII съезде ВКП(б) была сделана попытка смещения Сталина, а такая попытка невозможна без предварительной договоренности между действующими лицами. Что Бухарин в разговоре с Каменевым о Сталине произнес загадочную фразу: «На этот раз его смещение будет не через ЦК». Что Троцкий из заграницы пытался руководить своими сторонниками, — дело Я. Блюмкина и переписка Троцкого однозначно свидетельствуют в пользу подобного утверждения. Да и не такие были люди советские «олигархи», чтобы безропотно смириться с установлением единоличной власти Сталина.

Другим косвенным доказательством того, что «тридцать седьмой»— следствие борьбы в высших эшелонах власти, является, как это ни странно звучит, сам факт устранения от руководства подготовленных кадров. Власти в СССР очень тщательно относились к кадрам— была налажена повседневная и планомерная подготовка руководителей, как военных, так и гражданских. Перечитайте мемуары тех же военачальников, и вы увидите, как власти бережно и основательно готовили красных командиров. Неужели руководители страны стали бы перед самой войной перечеркивать свою многолетнюю работу, обезглавливать армию и промышленность, если бы они не чувствовали реальной угрозы со стороны своих кадров? Неужели Сталин похож на самоубийцу, который решил перед самой войной избавиться от грамотных военачальников? Ведь и предшествующее 1937 году, и последующее время показывает, что. кадровая политика в СССР была на высоте.

Мне могут возразить, что были репрессии не только в 1937 г., но и после войны — дело авиаторов, ленинградское дело, борьба с космополитизмом, репрессии против ряда генералов (Гордов, Кулик). Но каждый из этих эпизодов имеет отдельное объяснение. Дело авиаторов возникло, когда власти заметили, что после войны непропорционально много разбивается самолетов. Разобрались — выяснили, что такая же ситуация была и во время войны, но руководство авиации списывало свои просчеты на боевые действия. К тому же «авиаторов» не расстреляли, а вскоре вернули в строй. Ленинградское дело — столкновение группы Хрущева — Маленкова с группой Кузнецова — Вознесенского в борьбе за наследование власти Сталина. Эпизоды борьбы с космополитизмом имеют внешнеполитические истоки (например, неожиданное для Сталина выступление Израиля в поддержку США во время «холодной войны»). Кроме того, здесь наблюдался «закон маятника». Евреи пострадали от холокоста и поэтому к ним очень трепетно относились в послевоенные годы. Потом власти решили, что они несколько «перегнули палку» в национальной политике, и сделали некоторый откат назад. Что касается генералов, репрессированных в самом начале 1950-х, то антиправительственные речи генерала Гордова и бывшего маршала Кулика были записаны с использованием аудиотехники и зафиксированы как доказательства их вины.

Масштаб репрессий стал неожиданным для самих властей. Это доказывается, в числе прочего, тем, что был снят и наказан Ежов. Почему-то принято считать, что он просто стал «козлом отпущения». Но это не совсем так. Ведь, в отличие от Ягоды, он не был публично осужден. Ежов исчез тихо — о нем просто перестали упоминать в СМИ, и все. С «козлами отпущения» так не поступают. «Козла» нужно наказать принародно. Вместе с Ежовым власти репрессировали и его подручных чекистов. Кстати, именно на этой волне был репрессирован Сергей Эфрон — муж Марины Цветаевой, участник политических похищений и убийств. То есть репрессирование Эфрона совсем не связано с преследованием Цветаевой властями, как об этом часто пишут в ее биографиях. Подробнее мы поговорим об этом в разделе, посвященном творческой интеллигенции.

Еще один факт, косвенно подтверждающий, что власти сами не ожидали подобного размаха репрессий: многих уцелевших в 1937-м руководителей прямо из тюрем назначали на руководящие должности. И не правы те, которые говорят, что люди после тюрьмы (якобы из-за страха сесть снова) становились более лояльными. Люди ведь разные — кто-то выходил более лояльным, а кто-то обозленным. Тем не менее бывшие зэки становились командирами многотысячных военных формирований, директорами крупных заводов. Это означает, что власти искренне исправляли ошибку с их репрессированием, а не играли в психологические игры. Да и до игр ли тогда было?

Скорее всего, планировалось устранить только «первый эшелон» руководителей — возможных участников заговора. Расстреливали их еще и потому, что человек с громким именем, даже находясь в тюрьме, представляет опасность. Ведь у Тухачевского, Блюхера, Якира, Косиора была огромная популярность в народе. И при малейшей «заварушке», оказавшись на свободе, они могли бы представлять определенную угрозу для центральной власти. Желанием снизить такую популярность можно объяснить, в частности, практику проведения кампаний в прессе по уничижению и «развенчанию» того или иного руководителя. Кампании такие начинались задолго до ареста, причем начинались со стандартного утверждения о том, что нельзя все время пользоваться старыми заслугами…

Возможно, власти планировали и какие-то меры против ближайшего окружения «олигархов». Рассказывают, что, когда секретарь Президиума ВЦИК А. Енукидзе отправился возглавлять Закавказье, с ним проследовал целый состав поезда такого «окружения», начиная от секретарей и заканчивая поварихами и актрисами. Когда Енукидзе вместо поста руководителя Закавказья издевательски предложили стать директором санатория, весь состав двинулся назад. Может быть, это исторический анекдот, но факт остается фактом: любой крупный руководитель со временем «обрастает» группой преданных ему и зависимых от него людей. Сейчас такую группу называют почему-то «командой».

Всех «олигархов» руководители страны знали лично, а их окружения хотя и не знали, но доверять ему не могли. Ну не мог Сталин доверять секретарю Троцкого хотя бы уже потому, что тот секретарь его врага!..

Интересна и дальнейшая судьба «олигархии» в СССР. Последним эпизодом репрессий против «олигархов» можно считать расстрел «английского шпиона» Л. Берии. Во время правления Хрущева «олигархи» добились того, что их перестали сажать в тюрьмы. Даже разгромив группу Молотова — Маленкова — Кагановича, Хрущев не репрессировал (да и не смог бы в тех условиях) участников группы, а направил их на руководящие посты подальше от Москвы. Однако он продолжал смещать «олигархов», проводить их ротацию. Хотя те же репрессии тоже были своеобразной ротацией кадров, ведь до 1937 года многие начальники уже более десяти лет находились на своих постах, «срослись» с ними. Но вскоре «олигархи» сместили Хрущева и при Брежневе зажили вольготной жизнью. Андропов попытался было их приструнить (дела Рашидова, Щелокова, Медунова), но не успел. При Горбачеве «олигархи» захотели легализоваться, стать не управляющими, а фактическими собственниками и «разорвали» страну территориально, а также растащили ее собственность. Так закончилось противостояние центральной власти и «олигархии» в СССР. Все это показывает, что власти СССР не смогли до конца усмирить «олигархов» первой волны. И самое главное — так и не установили механизм ротации, законодательного смещения «олигарха», то есть выведения человека из числа «олигархов». Ротации производились не через отлаженный механизм, а волевым решением вышестоящего начальника. Это привело к тому, что смещались немногие, а «олигархия» усиливалась как прослойка общества.

С теми же проблемами, что и СССР, столкнулась вторая крупная держава социалистического лагеря — Китай. Однако, то ли в силу другой ментальности, то ли потому, что уже был известен опыт Советского Союза, борьба с «олигархией» в Китае под лозунгом «культурной революции» прошла действительно «культурнее». Ведь в контексте этой книги китайская «культурная революция» — аналог 1937 года в СССР.

Но «олигархов» в Китае, как правило, не расстреливали, а снимали с постов и посылали трудиться в промышленность и сельское хозяйство, причем не на руководящие должности, а простыми работниками. Так, Дэн Сяопин с 1956 по 1966 год был Генеральным секретарем ЦК КПК, однако с началом «культурной революции» его направили в провинцию трудиться на тракторном заводе. Отработав свое, он все-таки в 1973 году был возвращен во власть и стал, в конце концов, лидером КНР. Позже в Китае был разработан механизм ротации, который затронул даже руководящую верхушку страны.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.