Комментарии

Комментарии

По замыслу автора, книга должна была стать заключительной частью «степной трилогии». На самом же деле в неё входят четыре монументальные работы: «Хунну» (1960) и продолжение этой темы — «Хунны в Китае» (1974; книга о трёх веках войны степных народов Евразии с Китаем) и «Древние тюрки» (1967). «Поиски вымышленного царства», или, как сам автор называл книгу — «Поп Иван», должна была «закрыть» тему истории степных народов Восточной Азии — обобщить исследованную автором проблему кочевых обществ от III в. до н.э. по XIII в. н.э.

Таким образом, получилось четыре книги, связанные единством темы, единством метода исследования и единством стилевого изложения историко-этнологического материала. В настоящее время специалисты по истории и культуре Евразии проявляют огромный интерес к ставшим библиографическими редкостями первым трём книгам Л.Н. Гумилёва, которые в данном собрании сочинений не воспроизводятся.

К началу 70-х гг. сложилась благоприятная ситуация для издания книг и статей Л.Н. Гумилёва, длившаяся три года. Учёный был уже широко известным специалистом по средневековой истории и был признан среди специалистов-неисториков как популярный лектор и замечательный полемист, приоткрывавший в душном воздухе академических прений завесу большого пространства и дыхание большой истории для осмысления текущих событий XX в.

Философская антропология, как точнее всего можно назвать научную спецификацию учёного, только складывалась, но в данной книге Гумилёв не был скован жесточайшей цензурой и проявил себя, как никогда, свободно, явив всю свою творческую силу воображения. Читатель впервые встретился с такой высочайшей эрудицией и поразительной аргументацией учёного-историка. Пожалуй, это его лучшая книга, написанная к тому же на любимую им тему. В книге он о многом написал, не боясь, пока, обвинений в антимарксизме и антиисторизме и прочих грехах, и рассказал об этногенезе степных народов, о роли кочевников в истории, и особенно о любимых им монголах, не прибегая к терминам «этногенез», «этнос» и «пассионарность». Всё это было впереди и, надо сказать, возникло не от хорошей жизни. Но преследования учёного в дальнейшем послужили индикатором ряда его идей, так что потом он и благодарил, как человек ироничный, своих преследователей за то, что ему разрешали дотолковывать «неучам историкам» то, что он хотел сказать. Слушатели и читатели понимали игру учёного, «прикидывавшегося» неразумным, которому дозволено отчитаться на критику «старших» собратьев по научному ведомству.

В этой книге видны следы его давнишней борьбы с учёными, затвердившими для себя и для окружающих, что кочевнический образ жизни — зло, отсталость, которую необходимо преодолеть социальными воздействиями; монголы потому плохи, что они из Азии и враги Китая и России и что, наконец, за всеми событиями в Великой степи XII–XV вв. ничего нет, кроме кровожадных зверств, кровопусканий и безудержного варварства, которому нет места в истории. Потому моральное табу на исследования истории кочевников и особенно истории образования монгольского государства в 1970-е гг. было значительным, но не столь политизированным, как то случилось в конце этого десятилетия. В этот «зазор» Гумилёв вписался, со свойственным ему гениальным чутьём историка.

Учёный говорит скупо о некоторых вещах — о татаро-монгольском иге, о несторианстве, о загадке появления монголов на исторической арене, о присущей ханьскому Китаю и последующим династиям агрессивной политике. Он скрывается за маской беспристрастного исследователя письменных источников, но даже и эта источниковедческая по сути работа принесла ему неудобство и массу врагов. В книге сказался также некий, если угодно, природный авантюризм автора — авантюристический склад мировосприятия: он обожал розыгрыши какой-либо бесперспективной, с точки зрения официальной науки, идеи, теории и добивался поразительных результатов, рассматривая события в разных ракурсах.

Внимание к проблеме этноса и этногенеза заметно и в этой работе, но учёный еще не может в полный голос сказать, что за объект он описывает — не социальные организмы столь неприятных историкам-европоцентристам кочевников, но этносы, народы. Между статьями конца 60-х гг. и книгой «Поиски…» нет прямой связи. Статьи уже «тянут» на разработку теории: всеохватная мысль Гумилёва уже в смежных исследованиях. Но автор понимает, что теоретическая оснащённость издаваемой книги терминологией, им рождённой к 1970 г., и понятиями о биосферной зависимости ряда наблюдаемых этнологических явлений, описанных в книге, только помешает её выходу в свет.

Поэтому в ней, несмотря на применение разных оптик наблюдения автора над объектом: оптика Птичьего полёта, Кургана, Мышиной норы и Письменного стола, — нет понятий «этнос», «субэтнос», «консорция», «суперэтнос» и «химера». Нет биосферных обобщений глобального уровня, столь свойственных Гумилёву. Нет и упоминания о силе пассионарности, которой одариваются народы, поднявшиеся в результате игры событий в этносфере на историческую арену.

Книга, изданная в 1970 г., дала автору полную возможность дописать «степную трилогию», высказаться, подвести итоги историографического и источниковедческого, но и аналитического рассмотрения истории кочевников, и поставила точку на традиционном методе анализа материала, привитом учёному на Восточном факультете ЛГУ. Далее на этом пути ему делать было нечего.

Таким образом, книга «Поиски…» фактически является завершением всех его штудий средневековых источников и работ русских и зарубежных учёных. Гумилёв «оконтурил» свою территорию — Великую степь, пространство этносферы, земли, им столь любимой, и с этого времени в литературу и разговорный язык вошло обозначение внутренних частей Евразии — Великая степь. Он описал новую цивилизацию, её классифицировал, сделал наглядной и предоставил другим дальше рассматривать её во всех иных научных и культурных ипостасях. Довершил описание Великой степи, иначе называемой Татарией, начатое великими наблюдателями — Марко Поло и Плано Карпини в XIII в.

Важно отметить эпохальное значение работы Л.Н. Гумилёва «Поиски вымышленного царства» для дальнейшего развития жанра «исторической книги», исторической хроники, исторического романа в нашей стране. Одновременно с нею в советское общество вошли некоторые книги, послужившие определённым катализатором новых идей и новых взглядов на историю. Научно-популярный жанр стал излюбленным жанром читателя.

Книга оказала влияние на продолжение интенсивного изучения средневековой истории Восточной Европы в университетах Франции, США, Англии, Польши, Чехословакии. Она была издана на польском, чешском, венгерском, английском языках. На неё появились обстоятельные рецензии. Работа Гумилёва породила жанр общественно-научной полемики на темы исторической роли кочевников в Азии и Европе. Помимо всего, «Поиски…» заставили обратиться учёные и литературные круги в СССР к теме «Слова о полку Игореве»: ожесточённые дискуссии и ряд работ возникли под влиянием оригинальных и пока никем не опровергнутых взглядов Гумилёва на время написания великого эпоса и его авторства. Эта тема даже спустя четверть века не утратила своей злободневности, привлекает интерес нового поколения исследователей.

Книга вышла тиражом 9 с половиной тысяч экземпляров. Это был большой тираж для такого рода исследования. За минувшие годы читатель как бы «поумнел», успел получить много разнообразной информации, но всё равно ряд проблем, затронутых в книге, остаются не освещёнными и не проговоренными в научной и популярной литературе. Тема, например, несторианства, ставшая навязчивой для многих читателей, на самом деле ждёт продолжения исследования. Восточное христианство, различные направления религиозной мысли первых веков христианства были любимыми темами лекций и разговоров Гумилёва, однако полностью написать о конфессиональных проблемах Византии, Европы, Персии и России ему не удалось. Поэтому в этой книге намечены те дальнейшие фрагменты книг, которые, несколько развившись, оказались в поле зрения автора уже во время написания монографии «Древняя Русь и Великая степь».

Итак, было ли средневековое царство «попа» — пресвитера Иоанна? Ответ — не было, но история фантастически интересна, потому что в ней нет прямых ответов — «нет» и «да». Воображаемое царство пресвитера творило чудеса на Ближнем Востоке, точно так же, как средства информации сегодня, создавая превратный облик какого-либо явления, творят тем самым легенды о людях и событиях. Подход автора был таков: как могли обмануться трезвые люди в Европе и Византии, ожидая помощи от кого-то с Востока, в то время как им самим всего-то и нужно было напрячься и выжить? В книге горит дух бывшего лагерника, заключённого — зэка, который никогда бы не «лопухнулся», не доверился бы «роману» или «баланде». Опыт допроса и лагерного сидения помог Гумилёву создать образ исторического вранья, которое никто другой — со специальной языковой или исторической подготовкой — не распознал бы. Не тот угол зрения, не тот опыт, рождающий чутьё гумилёвское. Чутьё его не подвело: ничто не устарело в сюжете о чаяниях массы людей на явление чуда с Востока. Жизнь — не юдоль печали, а люди — не пешки в игре политиков. Не все люди шкурники, — сформулировал кратко свой принцип исповедания историк, защищавший свою книгу от нападок рецензентов. Людям необходимо дать волю и сказать правду, вот и весь смысл истории, сказал на обсуждении «Поисков…» учёный.

Книга произвела ошеломляющее впечатление на читателей. Однако до сих пор не существует второй попытки «взять тему» — описать причину падения восточного христианства на Ближнем Востоке. Гумилёв после этой книга прослыл «татаролюбом», но не это главное. Книга о том, как подготавливалось падение христианства на Ближнем Востоке в XIII в. Этот вопрос носил ещё более общий характер: что подготовило падение России в 1918–1941 гг.? Сила судьбы, предопределение или фантастические измышления «патриотов» о заговоре 1917 г. или «либералов» о панической необходимости «всё переделать, чтобы начать историю с новой страницы, потому что они тогда ошиблись».

Историк анализировал различные события XII–XIII вв. и часто со знанием всех деталей быта прогнозировал заново ситуацию 1261 г., когда случилась роковая битва монголов-христиан с мусульманами Сирии и Египта, исход которой был предрешён — предательством европейцев-крестоносцев. Учёный искренне не понимал, как могло произойти, что воинские и монашеские ордена Европы (некое подобие идеального умонастроения России 1910-х гг.) превратились на Востоке в скопище нуворишей, спекулянтов, сплетников и трусов. Отсюда — из сюжета событий 1261–1291 гг., когда были окончательно изгнаны крестоносцы из Палестины, Иерусалимского королевства, начинает складываться его этическое учение. Этика — область им особенно не обсуждаемая словесно, но она присутствовала во всех построениях исторического процесса. Без этики нет истории, и как всякий верующий человек, Гумилёв воспринимал случившееся с христианами в Палестине в XIII в. как собственную трагедию. В его мировосприятии слились вместе этика человека, пережившего лагерь, и стоическая философия, восточное христианство, митраизм, что делает его взгляды предметом интереса историков психологии.

Тема этого исследования — падения крестоносцев в XIII в. — повторилась в небольшой рукописи под названием «Чёрная легенда» в 1990 г.

Книга о «попе Иване» и сегодня интересна историкам России, потому что в ней содержатся ответы на самые тёмные два периода сложения русского этноса: конец Киевской Руси и начало сложения нового государства в Московии. Книга интересна востоковедам, которым, исходя из их профессиональной подготовки, никогда не написать подобного исследования конфессиональных и политических проблем целого столетия, поскольку, как правило, они пишут о том, что уже известно, случилось и якобы не могло быть иначе. Гумилёв задумывал книгу в условном наклонении: а что было бы, если — и понял, что то, что произошло в XIII столетии, не было заложено в социальной сфере отношений или предопределено самой формацией феодализма, а было следствием поведенческих искажений. А уж почему они случились, на это он и ответил.

Книга, как вспоминают многие свидетели её выхода, явилась чудом, настолько важные психологические интересы читателей она затронула. Художником книги выступила жена Л.Н. Гумилёва — Наталья Викторовна Гумилёва, сделавшая макет книги, заставки и рисунки к главам-трилистникам. Книга более не переиздавалась в России.

Предисловие к книге написал Сергей Иванович Руденко, выдающийся учёный, этнограф и географ, крупнейший до Гумилёва исследователь кочевников. О нём необходимо сказать особо. С.И. Руденко по случайности, столь характерной для академической среды, не стал членом Академии наук, но он произвёл подлинный переворот в исследованиях Центральной Азии как этнограф, археолог, историк культуры и публикатор многочисленных документов по истории материальной культуры кочевых народов. Биография его не написана. Труды его не переиздаются, покоясь в анналах отечественных достижений, которых никто не востребовал.

Руденко оставил фундаментальные исследования, каждое из которых должно было бы стать событием истории, но не стало. Среди них книги: «Культура хуннов и ноинулинские курганы» (1952), «Культура населения Горного Алтая в скифское время» (1953), «Культура населения Центрального Алтая в скифское время» (1960). Он первым досконально — этнографически, антропологически, экономически исследовал кочевников России: казахов, калмыков, башкир и других, но слава открытий и исследований досталась другим. Учитель, Сергей Иванович Руденко, и ученик, Лев Николаевич Гумилёв, связаны не только общей судьбой, но и общей памятью науки, которая всегда в конце концов знает, кто её делал, а кто — жил на публикациях, благодаря её успехам.

Руденко, как и Гумилёв, создавал историю ушедших народов, противопоставляя свои концепции авторам «вымышленной» истории, которая обычно довлеет над сознанием людей довольно долго, но потом наступает прозрение, и тогда взыскующие истины читатели начинают думать: почему так долго от них скрывали правду!

И ещё об одном. В конце своих «Поисков…» автор делится с читателем «тайной ремесла». Редко кто из исследователей решается на обнародование причин, побудивших написать ту или иную книгу, или на объяснение с читателем по поводу своего непонимания некоторых вещей. Гумилёв признаётся, что «обычно творческий момент вуалируется» и сам он «до сих пор поступал именно так», но, заканчивая «степную трилогию», он захотел посвятить нас в «тайну ремесла», ибо в этой книге больше внимания уделено не легендарному, никогда не существовавшему царству, а способу понимания прекрасной науки — Истории.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.