I

I

Австрийский престолонаследник принц Рудольф погиб трагической смертью 30 января 1889 года. За несколько месяцев до того, 15 июня 1888 года, скончался германский император Фридрих III. Много позднее было высказано мнение, что судьбы мира сложились бы совершенно иначе, если бы эти два человека прожили долго.

Гадания на тему «что было бы, если б...» всегда произвольны и бесполезны. Думаю, однако, что приведенное выше мнение совершенно справедливо. Место красит человека так же, как человек место. Кронпринц Рудольф и император Фридрих были прекрасные, умные, просвещенные люди, с которыми совестно даже сравнивать большинство нынешних властителей Европы. А власть, которая должна была выпасть на их долю (Фридрих III, как известно, в сущности, и не царствовал: он занимал престол 99 дней, умирая от мучительной болезни), несомненно могла им дать в судьбах мира огромное значение.

Когда говорят о кронпринце Рудольфе, тотчас встает в памяти мейерлингская драма — эпизод очень красочный благодаря высокому общественному положению главного действующего лица и потому использованный даже кинематографом. В настоящей статье я, естественно, буду говорить и о мейерлингской драме. Но она будет нас интересовать лишь в связи с той ролью, которую принц Рудольф играл в Австрии. Он до конца этой роли не сыграл: умер тридцати лет от роду. Тем не менее за всю тысячелетнюю историю габсбургской монархии ни один из членов царствовавшего дома не занимал столь своеобразного положения. Да и в какой еще другой стране наследник престола писал политические статьи в оппозиционной газете!

Кронпринц Рудольф родился 21 августа 1858 года; он был, как известно, единственный сын императора Франца Иосифа. Надо ли говорить, что его появление на свет сопровождалось всевозможными торжествами. В газетах тех дней мне попадались указания на необыкновенную иллюминацию в Вене, на раздачу муниципалитетами больших сумм бедным и т.д. В колыбели новорожденному принцу, названному в честь основателя династии Рудольфом (разумеется, ему было дано еще много других имен), император пожаловал орден Золотого Руна на красной ленте: после смерти Франца Иосифа его старший сын должен был стать гроссмейстером этого знаменитого ордена или, точнее, одним из двух гроссмейстеров{1}. Кроме того, новорожденный был назначен «собственником и полковником 19-го пехотного полка» — такова была старинная, средневековая формула. Австрия едва ли не единственная из старых монархических стран, никогда не имевшая гвардии (были только отряды телохранителей императора и императрицы). Но иерархия полков существовала и там; 19-й пехотный считался одним из наиболее аристократических.

Роды императрицы Елизаветы были очень тяжелые, она вскоре по требованию врачей уехала из Австрии, воспитание наследника престола перешло к матери императора, эрцгерцогине Софии. Люди, знавшие эту принцессу, говорили, что по сравнению с ней сам Франц Иосиф мог считаться скептиком, вольнодумцем и нарушителем традиций. Однако происходившее под ее наблюдением воспитание Рудольфа дало результаты довольно неожиданные.

Учили юного эрцгерцога самым разным предметам: у него было пятьдесят учителей! Больше всего внимания уделялось истории, генеалогии и иностранным языкам. Кронпринц Рудольф совершенно свободно владел не только главными европейскими языками, но и разными наречиями габсбургской державы. Такова была традиция династии: Франц Иосиф и Елизавета тоже прекрасно знали не менее десяти языков и между собой весьма часто говорили по-венгерски{2}. Их сын был, по-видимому, к языкам особенно способен. Вторым родным языком для него был французский; он обычно им пользовался в своем кругу и владел им, по словам французов, в полном совершенстве. Незадолго до своей кончины кронпринц в несколько месяцев изучил еще турецкий язык, — не знаю, зачем это ему понадобилось.

В числе его учителей были люди весьма известные. Так, естественные науки ему преподавал профессор Альфред Брэм, автор «Жизни животных», столь когда-то любимой в России. Преподавателем политической экономии был профессор Карл Менгер, создатель «австрийской школы экономистов», напротив, большой любовью у нас не пользовавшейся. Оба они позднее стали его друзьями. О необыкновенных способностях Рудольфа говорят все знавшие его люди. Все они отмечают и редкую личную обаятельность кронпринца. Разумеется, в его положении было много легче стать «обаятельным», чем в положении человека обыкновенного. В Австрии Рудольфа боготворили, можно сказать, априори. Один хорошо знавший Вену французский журналист писал много лет тому назад: «Он был с детских лет идолом венцев. Когда они произносят слово «Руди» — все исчерпано! И произносят они это слово так, точно во всей их империи есть вообще только один Рудольф...»

Император обращался с ним строго, как со всеми членами семьи, — это тоже было традицией. В ранней юности кронпринц Рудольф чрезвычайно любил отца и даже восхищался им. «Для сына нет большего счастья, как гордиться своим отцом», — говорил он и впоследствии. Вероятно, и стиль императора вызывал эстетическое удовлетворение у этого человека, столь эстетически одаренного. Но взгляды молодого принца создавались точно по закону отталкивания: ему нравилось все то, что не нравилось его отцу.

Очень чужды нам, казалось бы, во всем Бург, Габсбурги, их жизнь, их быт. И все-таки мы не можем отделаться от мысли, что история Франца Иосифа и Рудольфа — это та же старая обыкновенная драма «отцов и детей», достаточ но хорошо нам знакомая: каждый видел сходное вокруг себя, читал о сходном в книгах разных русских романистов, от Тургенева до Михайлова-Шеллера. В чем-то, очевидно, всех нас объединяет девятнадцатый век. Да и «проклятые вопросы» у кронпринца Рудольфа были те же, что волновали русских молодых людей того времени и времени более позднего (впрочем, волновали не так уж мучительно, как принято говорить, — волновали, так сказать, в свободное время).

По-видимому, первое столкновение у отца с сыном произошло из-за письма, посланного кронпринцем Рудольфом его воспитателю, генералу де Латуру. В этом письме 15-летний эрцгерцог писал: «В голове у меня хаос, ум кипит и работает, одна мысль гонит другую. От разных людей слышу разное. Где же, в конце концов, правда? Кто мы: высшие существа или звери? А если звери, то происходим ли мы от обезьяны, или же люди всегда существовали наряду с обезьянами?» Склонялся он к тому, что мы происходим от обезьяны, и делал те самые выводы, над которыми, кажется, насмешливо умилялся, имея в виду революционеров, Владимир Соловьев: человек, мол, произошел от обезьяны, а потому отдадим жизнь за человечество.

В зрелом возрасте у кронпринца Рудольфа было кое-что общее и с самим Вл. Соловьевым. Автор «Русской идеи» хотел «предложить генералу Драгомирову стать во главе русской революции»: «Если во главе революции будут стоять генерал и архиерей, то за первым пойдут солдаты, а за вторым народ, и тогда революция неминуемо восторжествует!» Враги приписывали кронпринцу Рудольфу приблизительно такие же замыслы и с ними связывали его кончину; роль генерала должна была, по их догадкам, достаться ему самому. Нет дыма без огня? Думаю, что этот дым был без огня, — ни о какой революции кронпринц Рудольф никогда не помышлял. Но в нем несомненно было нечто от одной из довольно многочисленных идей Владимира Соловьева.

Смерть и Время царят на Земле, Ты владыками их не зови. Все, кружась, исчезает во мгле, Неподвижно лишь солнце любви...

— сын Франца Иосифа был бы, вероятно, потрясен этими стихами знаменитого философа.

В ранней же юности в голове у Рудольфа был в самом деле хаос. Я привел цитату из его письма к генералу Латуру именно для указания на сходство: наследника древнейшего престола Европы занимали приблизительно те же вопросы, что его современников, русских юношей, воспитывавшихся не в Бурге, а в бурсе. Письмо было не то показано Францу Иосифу самим генералом Латуром, не то перехвачено. Быть может, «обезьяна» сама по себе еще не очень взволновала бы императора. Но далее в письме шло весьма резкое обличение католического духовенства, а заодно и аристократии. В заключение Рудольф писал: «Если я не ошибаюсь, дело монархии кончено. Это гигантская развалина. Она еще держится, но в конце концов рухнет. Пока народ слепо позволял собой управлять, все шло отлично. Однако эра эта кончена, люди освободились. Развалина упадет при первой буре».

Впоследствии и сам Франц Иосиф пришел к мысли о неизбежной гибели своего престола. Но он пришел к ней не в пятнадцать лет, а в восемьдесят{3}. Вольнодумства же в области религиозной император не переносил никогда. Было произведено строжайшее расследование: кто внушает подобные мысли молодому принцу? Эрцгерцогиня София, в согласии с законами природы ненавидевшая свою невестку, говорила императору, что во всем виновата императрица Елизавета. Другие обвиняли воспитателя, профессоров. Чем кончилось расследование, я не знаю. Но с той поры Франц Иосиф называл своего сына: «Der Freidenker» («свободомыслящий»).

Все же практических выводов с ту пору кронпринц Рудольф из своего вольнодумства еще не делал. Первые практические выводы он стал делать года через два. Семнадцати лет от роду он объявил императору, что желает поступить в университет. Вероятно, если бы он сказал, что хочет стать клоуном, кронпринц не мог бы вызвать у императора большего изумления и большего негодования. Наследник габсбургского престола — студент Венского университета! Осно ватель династии, граф Рудольф, все древние Габсбурги — Гунтрамы, Радбольды, Канцелины, Альбрехты, «Мудрые», «Безумные», «Гордые», «Благочестивые», «Великодушные», «Отцеубийцы», «Богатые», «Пустые Карманы» — содрогнулись бы от ужаса в своих могилах!

Разумеется, просьба эрцгерцога была отклонена самым решительным образом. Для наследника австрийской короны могли быть только две карьеры: военная и морская. Если не ошибаюсь, император желал, чтобы его сын начал с изучения морского дела. Франц Иосиф был главнокомандующим австрийской армией, имел иностранные фельдмаршальские чины, был шефом многих полков, но по флоту он никаких чинов не принимал и адмиральского мундира никогда не носил. Объяснял это тем, что не желает быть смешным: «Я не получил морского образования и не мог бы командовать даже катером. Поэтому не хочу называть себя адмиралом». Император желал, чтобы его наследник был в этом отношении подготовлен лучше. Кронпринц Рудольф моряком не стал, но военными науками занялся прилежно. Сам говорил позднее, что к ним да еще к охоте у него любовь врожденная, унаследованная от предков.