LXII. Застой и распад в общественной жизни балтийских славян; причины его

LXII. Застой и распад в общественной жизни балтийских славян; причины его

Мы рассмотрели, таким образом, общественную жизнь балтийских славян в разных ее проявлениях. Недостаток известий не позволял нам составить себе полную ее картину, но везде мы находили ее верной одним и тем же началам, везде мы видели в ней слияние общинной стихии со стихией аристократической и господство племенного дробления. Наконец, мы могли заметить, что общественные начала балтийских славян были уже вполне выработаны и определены в Х, в XI, в XII вв., тогда как у других славянских народов, и даже у немцев и скандинавов, жизнь общественная в это время едва начинала развиваться. Но жизнь балтийских славян оказалась бесплодной; далее совершенствоваться она была не в силах; бодричи до своего конечного истребления остались в одном и том же общественном порядке, лютичи также; у поморян и ран племенной быт столь определенный и развитой в XI и начале XII в., явился таким же слабым, как у бодричей и лютичей, и немедленно распался, а взамен его эти славяне приняли быт немецкий, немецкий язык, немецкую народность.

И во всем у балтийских славян оказывалось такое страшное бесплодие: везде, при раннем развитии, неспособность вести его далее, постепенная утрата, и наконец, совершенное уничтожение. В VIII и IX вв. процветала у их западных ветвей обширная торговля, которая потом прекратилась; в это время Поморье имело сношения с Ближним Востоком, а впоследствии о том исчезла и память; в ХI в. город Волын вел такую торговлю, какой не было тогда во всей северной Европе, в начале ХII в. он был еще важен и богат, но не так, как прежде, а в конце этого века потерял уже всякое значение; в начале XII столетия поморская торговля была так жива и плодотворна, что поддерживала, на маленьком пространстве у Одерского лимана, четыре больших, цветущих города; в последующее время она стала мало-помалу угасать, и тот самый поморский народ, который во время Оттона Бамбергского так любил торговую деятельность, что часто половина жителей города была в отлучке за морем, этот народ через сто лет уже совсем отказался и от своей торговли, и от городов своих, предоставил и торговлю, и города призванным немцам, а сам закрылся в деревнях.

В Х и XI в. вагры и бодричи, несмотря на беспрерывную войну с датчанами и немцами, жили в довольстве хлебопашеством: в это время, при первом обращении их в христианскую веру, положено было им платить духовенству, вместо десятины, с каждого плуга (плугом считалось у балтийских славян пара волов и пара лошадей) по мере (корцу) хлеба, 48 связок льна и 12 монет, и они легко несли этот налог; в конце же XII в. подобная подать их так разоряла, что, уплативши ее, им нечего было есть, и они бросали земледелие, чтобы промышлять разбоем или просить милостыни на чужбине. Эта плодородная страна Славянская стала "глушью и местом запустения"; славяне, по выражению Гельмольда, мало-помалу угасали, и "последние остатки, какие от них были, не находя себе пропитания среди запустелых полей, до того изнемогали от голода, что бежали толпами к Поморянам и Датчанам, которые без милосердия продавали их в рабство Полякам, (лужицким) Сербам и Чехам".

Какое было также различие в состоянии славянского народа на Ране и Поморье в XI, в XII вв. и в следующее время!

В XII в. остров Рана, обильный хлебом и стадами, кормил, может быть, даже больше народа, чем теперь, несмотря на кровопролитные войны с датчанами (это видно из того, что в последней, роковой борьбе с датским королем Вальдемаром, собралось на Ране в одной крепости Коренице 6000 вооруженных людей, и в то же время другая крепость, важнее Кореницы, Аркона, оборонялась не менее значительным войском, а теперь на Рюгене считается людей, способных нести оружие, всего 9300 человек; подобным образом, в начале XII в. Поморье было так богато и так процветало, что, плененный им, очевидец приглашал немецких монахов туда жить и писал: "В этой стране могли бы удобно существовать монастыри, особенно для святошей нашего времени, которые, сознавая свою немощь, предпочитают богатую землю голым скалам или мрачной пустыне. Там рыбы невероятное множество, как в море, так и в реках, озерах и прудах: за грош можно купить воз свежих сельдей. Все Поморье изобилует всякою дичью, именно: оленями, зубрами и дикими конями (т. е. лосями?), медведями и кабанами, а равно свиньями и всяким скотом. Оно богато маслом от стад, молоком от овец, салом ягнячьим и бараньим, да к тому же производит в избытке мед, всякие хлеба, коноплю, мак и разные овощи". А в конце XIII и в XIV в. жалкие остатки поморских и ранских славян, удрученные, под властью своих народных государей, большими налогами и повинностями, нежели иностранные поселенцы, скрывались в глуши, в отдаленных, беднейших деревнях; этот народ, который в VIII в. призывался св. Бонифацием для обработки полей на Везере и Майне, который любил хлебопашество больше всякого другого труда, — считался уже неспособным к хлебопашеству: он одичал, и дичала земля его; поля славянские возделывались дурно и не давали всходов, деревня славянская была бездоходным имением; призывались иностранные колонисты, и уже в XIII в. все цветущие села в земле Бодрицкой, Стодорской и Лютицкой, на Ране и на Поморье, словом, по всей стране славян балтийских, находились в руках немцев. В 1285 г. Зверинский (Шверинский) граф писал, при передаче рейнфельденскому монастырю деревни Лозицы: "Мы хотим и обязуемся выпроводить всех Славян, нынешних жителей этой деревни, и так устроить с ними дело, чтобы, оставляя всякую надежду воротиться, они добровольно удалились и публично объявили, что не имеют в деревне сей никаких прав или собственности".

Отчего такой застой в жизни балтийских славян, отчего такое падение?

У передовых племен балтийского поморья внешней причиной была борьба с Германией: на эту борьбу они устремили все свои силы, ей пожертвовали всем; борьба кончилась несчастливо, и, павши, они были стерты с лица земли.

Но почему эта борьба была для них столь страшна и пагубна? Почему народ такой храбрый, такой стойкий, поддался завоеванию и истреблению? Были же другие народы, которых осаждало не меньше врагов, и они все-таки отбились и устояли; а восточная ветвь балтийская, поморяне, отдаленные от Германии, ею вовсе не тревожимые, не испытав ни покорения, ни насильственного истребления, так же, как их собратья, бодричи и лютичи, попали в застой и так же, как они, исчезли.

Значит, сила немцев была только внешним орудием, но не внутренней причиной гибели балтийских славян; если бы в них самих не было зародыша смерти, то они бы, конечно, соединились и отразили своих противников: для этого нашлось бы довольно народа славянского от Лабы до Вислы, от Голштинии до границ Силезии. А тем более поморяне отстояли бы свою народность от мирного водворения германцев, если бы в них самих была жизненная сила. Но никогда славянский народ между Лабой и Вислой не был в состоянии соединиться, ни внешним союзом государства, ни внутренним единством народной жизни, и немцам было не трудно истреблять его порознь и оружием, и мирным завоеванием.

Великое событие записано в русской летописи под 862 годом:

"Изъгнаша Варяги за море, и не даша им дани, и почаша сами в собе володети; и не бе в них правды, и въста род на род, быша в них усобице, и воевати почаша сами на ся. Реша сами в себе: поищем собе князя, иже бы володел нами и судил по праву. Идоша за море к Варягом к Руси… Реша Руси Чюдь, Словени и Кривичи: вся земля наша велика и обилна, а наряда в ней нет; да поидите княжить и володети нами…"

Так основалось то славянское государство, которое существует доныне.

И балтийские славяне в глубокую древность покорены были дружинниками, родными братьями варягов; и они потом изгнали их и не дали им дани, и начали сами владеть собою; и у них не было "правды", восставало племя на племя и возникали усобицы, и они воевали друг против друга. Но им недостало внутреннего мужества, чтобы сказать себе, что они все до единого не правы во вражде своей, что надобно пойти поискать князя, который бы владел ими и судил по праву; словом, в них не нашлось великодушия отречься от племенной исключительности для народного единства; и это их передало, разрозненных и слабых, не только внешней, но и внутренней слабостью, в крепкие руки немецкого народа.

Но неужели обвинять в этом самый характер балтийских славян и сказать, что в нем было больше эгоизма и менее великодушия, чем в русских славянах? Нет, эгоистическая привязанность балтийских славян к племенной разделенности произошла, конечно, не от природного их характера, а от условий их исторической жизни.

Славянам русским легко было отказаться от племенного быта в пользу государственного, потому что племенной быт у них не выработался, не определился, не укоренился в народном сознании и народной жизни. Они тогда только что выходили из ограниченного круга жизни единственно семейной, и не были скованы никаким издревле установленным порядком, который бы ниспровергался основанием государства. Напротив, балтийские славяне, уже издавна вышедши за пределы семейного быта, с времен незапамятных охвачены были чужими началами; а известно, что ничто не может так ускорить развитие народа, как знакомство и общение с другими народами, торговля, обширные сношения. Таким образом, еще в племенном быте застигло их самое быстрое развитие, и нас, действительно, удивляло раннее их образование и процветание. Но самый быт, который у них так рано развился и установился, по существу своему был недостаточен, ибо не допускал народного и государственного единства, этих условий, которые придают обществу людей вещественную силу и внутреннюю крепость; достигнув известной высоты (какую мы видим, например, у поморян: это, повторяем, самое совершенное проявление племенного быта), он останавливался, и начинался распад.

Другую причину бесплодия общественной жизни балтийских славян мы уже прежде нашли в глубоком искажении ее начал чужим наплывом; ибо только то способно к истинному, живому развитию, что вытекает из самобытных начал народного духа.

Как это оправдалось на балтийских славянах, мы уже видели: именно иностранная стихия в их быте, аристократия, положила начало их гибели.

А между тем слишком трудно было сбросить этот недостаточный и искаженный быт, потому что он, так сказать, всосался в сок и кровь народа и всю жизнь его настроил на свой лад, потому что, наконец, его оберегало целое сословие знатных людей, которых государственный порядок лишил бы власти.

Стало быть, вот где коренилась гибель балтийских славян: в преждевременном их развитии, которое вызвано было, на ступени племенной раздельности, влиянием чужих народов, и в котором славянский быт исказился чужими началами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.