Торговля — международная и внутренняя

Торговля — международная и внутренняя

В эпоху народовластия исландцы импортировали как обиходные товары, например ячмень, пшеницу, дерево и льняное полотно, так и разнообразные предметы роскоши. Ряд известных исландцев, например Гицур сын Ислейва (позднее избранный епископом), Халль сын Торарина из Ястребиной долины и Торхалль сын Асгрима, регулярно ездили за море в торговые поездки, но едва ли найдется хоть один исландец, занимавшийся исключительно международной торговлей. Отдельные личности вполне могли извлекать прибыль из таких путешествий, но с точки зрения истории социума важно другое — социальный класс купцов, наличествующий едва ли не в любой наугад взятой стране, в Исландии не сформировался. Исландцы, ездившие за море, не были единой группой и не влияли как группа на политику страны. Брюс Гельзингер замечает: «Примечательно в отношении международной торговли Исландии эпохи народовластия не то, что это предприятие в итоге с треском провалилось, а то, что, несмотря на все сложности и трудности, оно просуществовало целых четыре века».[406]

Исландские овцы отличаются необычайно длинной шерстью, которая очень богата ланолином, поэтому ткань из шерсти исландских овец обладает отличными водоотталкивающими свойствами. Исландцы с самого начала эпохи заселения производили из овец массу самых разнообразных продуктов, и основными статьями исландского экспорта являлись собственно шерсть, шерстяное домотканое полотно (дисл. va?m?l) различного качества, а также изготовленные из него плащи (дисл. vararfeldr) неплохо защищавшие от дождя. Вязание еще не было известно, поэтому из шерсти только ткали. Домотканое полотно было двух сортов[407], обычного и высшего. Полотно обычного сорта называлось «товарное полотно» (дисл. vararva?m?l). Оно многократно упоминается в источниках, и качество этого полотна было одинаково по всей Исландии — это означало, что для определения его не нужно было привлекать экспертов, и поэтому оно могло служить единицей товарного обмена вместо денег, тем более что шерсть и изделия из нее производились буквально на каждом исландском хуторе, по всей стране. «Товарное полотно» представляло собой грубую, прочную ткань. Оно было довольно дешево, из него делали рабочую одежду, рукавицы, чулки и так далее. В Норвегию экспортировали само полотно, а изделия изготавливались уже на месте. Полотно высшего сорта встречалось реже и называлось «гаванское полотно» (дисл. hafnarva?m?l). Внутри высшего сорта были и более тонкие различия по качеству, и самое лучшее гаванское полотно шло на паруса. Чем выше был сорт гаванского полотна, тем дороже оно стоило.

Кроме разного рода овечьих продуктов, на экспорт могли идти лошади, шкуры, изредка сыр. Экспортировались также символические объемы серы и экзотических товаров вроде белых соколов.

На внутреннем исландском рынке торговали в основном продуктами питания, прежде всего сушеной треской — ее делали в прибрежных районах и продавали в более удаленных от моря округах. Этот рынок никак не контролировался годи, и не было никаких налогов или сборов. На этом рынке действовали люди вроде Куриного Торира из одноименной саги (дисл. H??nsa-??ris saga). В саге этот человек нарисован как последняя сволочь и гнусный мерзавец, и рассказчик не испытывает симпатии к методам, какими Торир сколотил свое состояние, но зато он их описывает, и благодаря этому мы можем составить представление о том, чего мог добиться предприимчивый торговец (глава 1 саги):

Жил человек по имени Торир, как есть нищий и не очень-то уживчивый, в округе его не любили. Он взял за обыкновение ездить из округи в округу с тем, что заработал за лето, и в одной округе покупал товары, а в другой продавал, и так вскоре немало заработал этой своей торговлей. А однажды Торир поехал с юга через пустошь[408], и были у него с собой куры, и он продал их на севере вместе с другим товаром, и поэтому его прозвали Куриный Торир. И вот Торир заработал столько, что купил себе землю у Междуречья Северной реки и поселился на хуторе, что назывался у Озера. Не прожил он там много зим, как заделался таким богатеем, что едва ли не все люди в округе были должны ему огромные деньги.[409] И хотя богатство его все возрастало, друзей у него оттого не прибавилось, потому что вряд ли нашелся бы на свете человек, которого судьба щедрее наделила умением ссориться вдрызг с каждым встречным-поперечным по какому ни возьми поводу, чем этого Куриного Торира.

Карта 23. Дрейфующий лед — сезонные ареалы

В «Саге о Гудмунде Достойном» мы встречаем другого предприимчивого торговца по имени Торвард Усатый пес, у которого для перевозки товаров был свой корабль. Его хутор стоял на Мачтовом мысу, у самого устья Островного фьорда, и оттуда было удобно рыбачить. Мы толком ничего не знаем о Торварде Усатом псе, кроме того, что он был свободный землевладелец и плавал по всему фьорду, высаживаясь на берег тут и там для торговли. Насколько можно судить по саге, он занимался своим делом, не имея связей с годи — ни финансовых, ни каких-либо иных. Когда ему было что продать, он отправлялся в Гусиную гавань (дисл. G?sar), главное место высадки в том регионе, куда летом приходили корабли норвежских купцов, ставил там свою палатку и торговал. Сага рассказывает о Торварде только потому, что он приютил одну молодую женщину по имени Гудрун, с Орлиного мыса. Она была замужем за сыном Торварда, который утонул, затем вышла замуж снова, а потом сбежала от нового мужа к бывшему свекру. Гудрун везде плавает с Торвардом и в Гусиной гавани встречает своего будущего любовника (глава 5 саги):

У Торварда было заведено каждое лето нагружать свою лодку постной снедью и плавать по округе и продавать ее бондам. И вот он снова поступил как обычно, и поплыл вниз по фьорду, и взял с собой Гудрун. Он направился в Гусиную гавань, потому что там стояли торговые корабли [норвежцев]. Торвард поставил там свою палатку, и Гудрун была с ним в палатке.

Каботажные лодки вроде корабля Торварда Усатого пса были небольшие. Отсутствие в Исландии строевого леса не позволяло строить суда, годные для путешествия по открытому морю в Норвегию, и это обстоятельство с самого начала эпохи заселения служило непреодолимым препятствием для содержания независимого торгового флота. Первопоселенцы, конечно, приплыли в Исландию на хороших кораблях, и их было много, но позднейшие поколения не могли заменять выбывающие суда новыми, и с ходом времени число судов, способных пересекать море, резко падало. К XIII веку лишь единичные исландцы владели крупными кораблями — характерен случай Снорри сына Стурлы, которому соправитель Норвегии, ярл Скули, подарил в 1220 году корабль.[410] Те исландцы, которым удавалось заделаться настоящими международными купцами, уезжали в Норвегию и вели свои дела оттуда. Как правило, у них были норвежские партнеры и, как правило же, они далеко не ограничивались торговлей с Исландией, а торговали везде в Европе. Иногда, достигнув почтенных лет, они возвращались в Исландию.

С Исландией торговали купцы из всех северных стран, включая и Оркнейские острова, но львиная доля исландской торговли приходилась на Норвегию. Инфраструктура, обеспечивавшая торговые связи с Исландией и Гренландией: купеческие братства и гильдии, тогдашние эквиваленты банков и страховых агентств, торговые города со складами и мастерскими — все это находилось именно в Норвегии.

Но даже для хорошо экипированных и подготовленных купцов торговля с Исландией представляла собой сложное, опасное и долгое предприятие. Погода на море была непредсказуемая, судоходству угрожали холодные и сильные северные ветра, а также дрейфующий лед, который в иные годы заносило далеко на юг. Тонкие днища деревянных кораблей не могли выдержать столкновения даже с самыми мелкими кусками льда, из-за чего время года, позволявшее сплавать в Исландию, было очень коротким. Отсюда сезонный ритм торговли — купцы из-за моря прибывали в Исландию в июне-июле и торговали в течение лета и осени, потому и бывали вынуждены оставаться на зиму. Любой человек, занятый в исландской торговле, проводил в Исландии почти целый год, пока снова не наступала весна и дрейфующий лед не уходил на север, оставляя море свободным для судоходства. Торговля с Исландией, таким образом, требовала от купца основательных капиталовложений.

Оказавшись в Исландии, торговец первым делом должен был найти себе жилье и место для складирования товаров, дабы оттуда их продавать. Самым логичным вариантом было договориться о постое у годи или иного крупного землевладельца. За постой исландец, вероятно, получал от торговца какую-то плату, кроме того, принимая у себя чужеземного гостя, он тем самым поднимал свой социальный престиж, получал развлечение на зиму в виде рассказов о заморских делах, первоочередной доступ к престижным товарам, а также сведения о других торговцах и иных людях в Норвегии, с которыми в будущем он мог бы иметь дело. Тем не менее чисто материальный доход годи от поселения у себя на хуторе иностранного купца не следует преувеличивать. Годи, конечно, могли выиграть конкурентную борьбу за иностранные товары у любого исландца, но все же простых землевладельцев, как и купцов, было куда больше, чем годи, поэтому последние играли лишь пассивную роль в контроле за потоком иностранных товаров и за ценами на них — главные козыри держали в руках сами купцы. Именно они определяли, когда будет торговый сезон в Исландии, а равно какие именно товары, какого качества и в каком количестве они привезут. Лишь в начале XIV века, когда началась торговля сушеной рыбой (дисл. skrei?), прежде всего треской и пикшей, Европа обнаружила в Исландии продукт, по-настоящему достойный ее внимания.[411] В связи с тем, что рыбу разрешалось есть в пост, исландская сушеная треска была очень ценным товаром, на нее был огромный спрос, и богатые европейцы — до 1410–1430 (?) гг. только норвежцы, затем также англичане и немцы — вложили достаточно денег в установление регулярной серьезной торговли с Исландией. Как именно осуществлялось финансирование, не очень понятно, но купцы, особенно члены северогерманского Ганзейского союза с их торговыми связями, охватывавшими всю Европу, оказались в привилегированном положении агентов по экспорту исландской рыбы.

Объем торговли исландской сушеной рыбой рос стремительно. Ко второй половине XIV века ее экспорт и возникшая вокруг него индустрия превратились в нечто вроде социального института. Кроме трески, остававшейся основной статьей, к XV веку английские купцы уже вывозили из Исландии и рыбий жир, и традиционные исландские товары вроде полотна, белых соколов и серы.[412] В это же время англичане начали сами ловить рыбу в исландских водах. Поскольку в Исландии нет месторождений соли, а климат недостаточно сухой, чтобы добывать соль из морской воды выпариванием, производство соленой рыбы и маринадов организовать было невозможно. Поэтому дальнейшее расширение экспорта застопорилось — рыбу, которую нельзя было сушить на ветру, такую как лосось, сельдь и палтус, исландцы стали отправлять на экспорт лишь столетия спустя (копченая же рыба в те времена не могла пережить транспортировку через море).

Торговля сушеной рыбой дала Исландии новый, ранее невиданный источник дохода. Возникли и новые рабочие места, и новые виды труда, и новые формы социальной организации — в XIV веке в исландском обществе произошли некоторые изменения. Многое поменялось и после эпидемии чумы, «черной смерти», завезенной в Исландию в 1402 году. Болезнь бушевала два года, унеся жизни около трети населения острова. Это было настоящее социальное потрясение, однако и эпидемия чумы, и торговля сушеной рыбой лежат далеко за временными рамками эпохи викингов, которой посвящена настоящая книга. Не рассматривая их поэтому подробно, сделаем главный для нас вывод: торговля чем бы то ни было не являлась источником богатства и благосостояния для годи и иных влиятельных землевладельцев эпохи народовластия.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.