XVI Меч обнажен

XVI

Меч обнажен

Медина, до того времени известная как Ясриб, теперь получила то имя, под которым город известен ныне. Одной из первых забот Мухаммеда было начать оборудовать место для молений. В этом вопросе его планы были предельно просты. Там, где его верблюдица впервые склонила колени, чтобы помочь ему спешиться, срубили часть деревьев и построили стены из земли и кирпича. Стволы пальм поддерживали крышу, осененную со всех сторон их кронами и покрытую их же листьями. Под этой кровлей, достаточно вместительной для большой конгрегации, пророк имел обыкновение проповедовать, стоя на голой земле и опираясь о ствол одной из пальм до тех пор, пока не был построен специальный помост.

Когда молились иудеи, они обычно поворачивались лицом к Иерусалимскому храму, в согласие с тем, как поступил Соломон во время молитвы по случаю- открытия храма. Когда могли, они входили для молитв в священные пределы, но, находясь в отдалении, они, следуя примеру пророка Даниила, открывали окна своих домов, обращенные к городу Давида, и возносили свои мольбы. Мухаммед сначала не устанавливал никаких правил на этот счет, но после бегства в Медину он призвал последовать примеру иудеев, — вероятно, ради поддержания хороших отношений. И очень скоро он увидел, что может укрепить свои позиции, дав своим последователям собственное национальное «место, куда смотреть во время молитв» (кибла, а прежде — кабала). Было сказано, что за указаниями он обратился к Джабраилу. Архангел направил его мысли к Аллаху, и вскоре он получил откровение, как записано во второй суре.

«И так Мы сделали вас общиной посредствующей, чтобы вы были свидетелями относительно людей… И Мы сделали киблу, которой ты держался, только для того, чтобы Нам узнать, кто следует за посланником среди обращающихся вспять… Мы видим поворачивание твоего лица по небу, и Мы обратим тебя к кибле, которой ты будешь доволен. Поверни же свое лицо в сторону запретной мечети. И где бы вы ни были, обращайте свои лица в ее сторону… Ведь те, кому даровано Писание, знают, конечно, что это — истина от Господа их, — Поистине, Аллах не небрежет тем, что они делают!..У всякого есть направление, куда он обращается. Старайтесь же опередить друг друга в добрых делах!» (Коран, 2: 143–148).

(Перевод И. Крачковского)

Во время общей молитвы Мухаммед обратил лицо к Иерусалиму и дважды простерся всем телом в этом направлении, отчетливо произнося истинный смысл слов, приводимых выше. Он незамедлительно повернулся в сторону юга, и вся конгрегация повторила его движения. В этот миг была навеки разорвана нить, связывавшая ислам с иудаизмом. И с тех пор никогда во все последующие годы мусульмане не поворачивались лицом к иудейской столице во время богослужения. Так велико было значение единого движения провозвестника!

Именно в этот период был установлен порядок, согласно которому и ныне верующих созывают на молитву. Раньше муэдзин просто выкрикивал: «На общую молитву!» Но этот ритуал был недостаточно официален, в то время как значение богослужения в Медине столь возросло и на эту тему начались дискуссии. Кто-то предлагал созывать верующих звоном колоколов, как это принято у христиан, другие — звуком трубы или тимпана. Кто-то советовал зажигать костры на возвышенных местах или башнях. Но опять же, «истинный» способ открылся одному из жителей города во сне. В сновидении он встретил человека с колоколом и попросил продать его, чтобы созывать мусульман на молитву. В ответ он услышал: «Я покажу лучший способ», и стал произносить те слова, которые сейчас приняты для этой цели. Горожанин тут же пришел к Мухаммеду, и пророк понял, что видение было «послано Аллахом». Он послал своего чернокожего муэдзина выполнить то, что было явлено во сне. Слуга послушался, пошел к высокому зданию, стоявшему подле новой мечети, и дождался, когда забрезжит день. Как только первый луч солнца стал ласкать его взор, он возвысил голос и стал будить спавших такими знакомыми сейчас словами, произносимыми во всю силу его могучих легких. Так возникла еще одна, славная, испытанная временем традиция.

Вскоре после прибытия в Медину Мухаммед официально женился на юной Айше, с которой, как мы помним, он был сговорен еще в Мекке, и она стала его любимицей. По мере того как возрастало количество жен, он строил все новые покои, причем каждый из них примыкал к мечети. Комнаты были самыми простыми — обычные хижины площадью не более 12 квадратных футов, из кирпичей, обожженных на солнце, с крышами из пальмовых листьев и такими низкими потолками, что стоя, их можно было коснуться рукой. Образ жизни в таких покоях был не менее простым. Айша говорила: «Целый месяц мы ни разу не разводили огня, чтобы приготовить пищу, которая у нас состояла лишь из фиников и воды, пока кто-то не прислал нам мяса. У нас не бывает подряд два дня, когда мы едим пшеничные лепешки». Между дверьми хижины Айши и входом в мечеть была прихожая, где пророк совершал вечерние обряды; остальное время он делил между женами. Простые матрасы лежали на земле; на обмазанных глиной стенах висели мехи, применявшиеся для хранения воды, молока или меда. На свадебном пиру Айши подавались финики и оливки, а ее имущество составляли две юбки, головной платок, кожаная подушка, набитая пальмовыми листьями, два запястья из серебра, чаша для питья, ручная мельница, два сосуда для хранения воды и кувшинчик. Подобная простота была по сердцу тому, кто в юности был погонщиком верблюдов, тому, кто любил слиться с природой, озирая бесплодные равнины с горных вершин, тому, кто мог прилечь головой на камень в горной пещере. Но это не импонировало вкусу тех последователей пророка, чье роскошноеокитье все больше и больше шло вразрез с простыми привычками их вождя.

В своих усилиях укрепить позиции в Медине Мухаммед упрочил связи между выходцами из Мекки, эмигрантами, и ансарами, жителями Медины, которые признали его своим вождем. Новообращенные там тесно сплотились со старыми последователями пророка, что становились ближе родственников, так как они унаследовали узы, ставшие прочнее кровного родства. Пришлые принимались радушно, так что время тоски по родине и болезни переносились легко и покорно. Именно о таких временах и таком братстве говорится в восьмой суре Корана.

«Вспомните: когда вы были малочисленны, слабы и презираемы на Земле, боясь, что вас схватят, Он дал вам убежище, поддержал вас Своей помощью и наделил вас добром…. Поистине те, что уверовали и совершили хиджру и прилагали все усердие в сражении, жертвуя ради Аллаха и своим имуществом, и своими жизнями, и те, кто приютили их и помогали им, — близкие и покровители друг для друга» (Коран, 8: 25,71).

(Перевод Б. Шидфара)

Это была уловка, сыгравшая свою роль, пока новообращенные и последователи пророка не освоились на чужбине, но постепенно эти правила утратили силу и были упразднены. Пророк был, однако, убежден, что не одной братской любовью можно добиться успеха в своей миссии, и что в битве, предстоявшей ему, необходимо было более мощное оружие.

Мы заметили, что между двумя договорами Акабы существовала принципиальная разница: второй требовал от ученика, чтобы он защищал законы ислама с оружием в руках, — требование, которого не было в первом соглашении. Первый не призывал к наступательной войне. Тогда еще не было иных требований, кроме призывов к переменам, намеченным в сознании пророка. Мухаммед утверждал, что разные пророки, посланные Аллахом, имели различные атрибуты: Моисей являл провидческий дар и милосердие; Соломон — мудрость, величие и блеск; а Иса — свою добродетельность, влиятельность и познания. Но ни один их этих атрибутов недостаточен, чтобы победить неверие, так что чудеса, сотворенные Моисеем и Исой, не достигли цели. «Стало быть, я, последний из пророков, — воскликнул он, — послан сюда с мечом! Так пусть же поборники ислама не спорят и не доказывают, но убивают всякого, кто откажется подчиниться закону или платить дань. Кто бы ни сражался за ислам, будет ли он побежден или станет победителем, он наверняка получит награду. Меч — это ключ от рая и от ада!»

Если мы заглянем в Коран, то найдем там немало свидетельств подобной бескомпромиссности.

«И сражайтесь на пути Аллаха… И убивайте их, где встретите, и изгоняйте их оттуда, откуда они изгнали вас: ведь соблазн — хуже, чем убиение! И не сражайтесь с ними у запретной мечети, пока они не станут сражаться с вами. Если же они будут сражаться с вами, то убивайте их (Коран, 2: 186, 187).

Дозволено тем, с которыми сражаются, за то, что они обижены… Поистине, Аллах может помочь им (Коран, 22: 40).

А когда вы встретите тех, которые не уверовали, то — удар мечом по шее; а когда произведете великое избиение их, то укрепляйте узы… А у тех, которые убиты на пути Аллаха, — никогда Он не собьет с пути их деяний» (Коран, 47: 4, 5).

(Перевод И. Крачковского)

Призовут вас сражаться с людьми, обладающими великой силой и доблестью. Либо будем сражаться с ними, либо должны стать они мусульманами (Коран, 48: 16).

(Перевод Б. Шидфара)

«Добыча принадлежит Аллаху и посланцу» (Коран, 8:1).

После того как Мухаммед покинул Мекку, дела там наладились, чему немало способствовало воцарение покоя. Пророк наблюдал развитие событий с интересом, особенно потому что успел утвердиться в мысли о завоевании. Тяжело нагруженные караваны, отправлявшиеся в том направлении, сулили хорошую обеспеченность всем необходимым для налета и грабежа, а заодно и возможность осуществить свою месть родичам за то, что те отвергли его. Когда мы размышляем о характере арабов и вспоминаем, что потомки Исмаила всегда промышляли грабежом, нам должно стать понятно, как были восприняты эти новые планы. Действительно, существовало нечто в миссии пророка, нечто, непосредственно отвечавшее национальному складу. Как только открылось поле деятельности во имя удовлетворения низменных инстинктов — они с энтузиазмом начали собираться под знамя пророка.[44]

Богатые караваны, нагруженные драгоценными товарами, длинные вереницы верблюдов несли из Таифа и Мекки грузы, стоимость которых могла составлять, по нынешним меркам, сотни тысяч долларов в год. В узких проходах, на горных перевалах они становились добычей для небольших банд грабителей, если налетчики проявляли дерзость и решительность. Порой почти каждый житель Мекки был финансово заинтересован в одном караване. Богатые щедро вкладывали средства, бедняки доверяли свои скудные сбережения ответственному лицу, кто брал на себя проведение торговой операции. Можно только себе представить, с каким интересом земляки пророка смотрели в сторону Медины, посылая караваны в Сирию, и раздумывали, следит ли их опальный враг за их передвижениями бдительным, недреманным оком.

Когда миновали первые полгода после бегства в Медину, Мухаммед послал одного из своих дядей на перехват мекканского каравана, возвращавшегося из Сирии. Столкновение было предотвращено благодаря вмешательству одного из шейхов, одинаково дружелюбно относившегося к обеим сторонам. Месяц спустя за добычей отправился следующий отряд, но Курайшиты были слишком сильны для него, и стычки снова не произошло. Еще через несколько недель, осенью 623 года Р.Х. из Медины, под покровом ночной темноты, как, впрочем, и предыдущие, выбрался третий отряд. Ему предстояло разыскать караван во главе с Абу-Суфьяном. Но мекканцам удалось избежать расставленной ловушки. Предводителям всех отрядов пророк вручил свое знамя белого цвета, однако этот символ его полномочий не обеспечил успеха. Тогда Мухаммед решил лично возглавить предприятие и принял участие в нескольких следующих рейдах, которые, впрочем, оказались не более успешными.

Первый удачный поход имел место во время священного месяца, когда любой благочестивый араб должен был помнить, что войны запрещены. Несмотря на священный период, Мухаммед велел предводителю идти в долину, в которой он проповедовал джиннам, и там поджидать караван, «и дело будет верное». Караван был встречен и разграблен неподалеку от Наклы. В стычке один человек был убит (ноябрь 623 г.). Поднялся скандал в связи с этим «святотатственным» событием, и Мухаммеду пришлось притвориться, что он разгневан на вожака. От награбленного ему пришлось отказаться. В связи со случившимся к Корану было сделано добавление, которое можно прочесть во второй суре.

Спрашивают они тебя о запретном месяце — сражении в нем. Скажи: «Сражение в нем велико, а отвращение от пути Аллаха, неверие в него и запретную мечеть и изгнание оттуда ее обитателей — еще больше пред Аллахом: ведь соблазн — больше, чем убиение!» (Коран, 2: 214).

(Перевод И. Крачковского)

Пока в Медине разгорались страсти, в Мекке, напротив, устанавливался совершенно христианская атмосфера. Мы не прочтем ни о репрессиях, ни о кровопролитии в стане

Курайшитов. В январе 624 года лазутчики сообщили Мухаммеду, что караван Абу-Суфьяна, обошедший минувшей осенью его засады, находился на пути домой из Сирии. Он состоял из тысячи верблюдов, которые несли на себе невероятно богатые товары, изготовленные на севере. Мухаммед принял решение ни в коем случае не дать ему ускользнуть. Он собрал небольшой, но достаточно боеспособный отряд, включавший 70 караванных верблюдов, бывших мекканцев, озлобленных своим нынешним существованием, и боевые группы из новообращенных мединцев, каждая под собственным стягом. С неизменной своей уверенностью он выступил во главе своих сил. Пройдя некоторое расстояние по направлению к Мекке, он затем повернул в сторону Красного моря, разбил лагерь в плодородному уголке возле пресноводного источника Бадр, где и стал ждать мекканцев.

Тем временем Священный город был повергнут в страх и смятение появлением гонца от каравана, который во всю мочь гнал своего верблюда. Он размахивал разорванным плащом, чтобы привлечь к себе внимание и показать, какие тревожные новости он принес. Когда верблюд опустился на колени и вокруг него столпились обеспокоенные горожане, вестник закричал изо всех сил: «О Курайшиты! О Курайшиты! Мухаммед преследует ваш караван! На помощь! На помощь!» Больше просить не пришлось — город был сразу же взбудоражен как улей. На кон были поставлены тысячи и тысячи золотых. Благосостояние одних, единственный источник существования других — всё было поставлено под удар. Меч был обнажен в долине джиннов, и там пролилась кровь. Теперь настало время расплаты, время мести, — или этот Мухаммед не оставит в Мекке камня на камне. Семьсот верблюдов и сотня лошадей, прекрасно снаряженных, быстро двинулись на север. Но вскоре жители, к своему величайшему удивлению и радости, узнают, что караван, благодаря мудрости Абу-Суфьяна, сумел избежать опасности. Следует ли пойти и покарать мусульман? Гордость и ненависть гнали народ вперед, удержать всех желающих было невозможно.

Мухаммед в свою очередь рвался на юг с не меньшим энтузиазмом. Он кричал своим приспешникам: «Вперед, с благословления Аллаха! Он обещал армию или караван. Мнится мне, я уже вижу поле битвы, усеянное телами Курайшитов!» Предусмотрительный провидец не забыл, однако, подготовить быстроногого верблюда, чтобы в случае крайней необходимости покинуть шатер военачальника и убежать в Медину. Но этого не понадобилось: два войска, столкнувшись у Бадра, под зовы труб, ринулись навстречу друг другу, и ряды мекканцев, хотя их численность и превышала намного вражескую, были расстроены. Мухаммед заявил, что в сражении принял участие Джабраил с тремя тысячами ангелов и что победа была дарована Аллахом, которому, как и его пророку, достались трофеи. Битва считается самой значительной во всей истории ислама, значение ее было очень велико. Добычи взяли немного, так как караван избежал грабежа. Но победителям досталось оружие и верблюды, одежда и ковры, и после того как пятая часть отошла пророку, остальное было поровну поделено между его приспешниками. Те, кто сражался в самой гуще, роптали на то, что остальным досталось не меньше, поэтому тут же не замедлило себя ждать «откровение», необходимое, чтобы успокоить недовольных. Так был введен закон раздела добычи, который гласил: «Знайте, что сколько бы добра вы ни захватили, одна пятая часть из него достается Аллаху и его пророку, а также сиротам, бедным и странникам».

Медина ликовала, когда быстрый дромадер Мухаммеда принес его к молитвенному месту, и глашатай провозгласил, что Курайшиты побеждены. Малые дети, как гласит предание, до такой степени обрадовались новости, что с воплями помчались по улицам. В Мекке настроение было иным: мрачная злоба воцарилась в сердцах. Понятную скорбь по убитым заглушало стремление во что бы то ни стало жестоко отомстить. «Не плачьте по убитым, — твердили жители. — Не сокрушайтесь о своих потерях, не просите певцов оплакивать их в своих песнях. Будьте мужчинами, героями! Не позволяйте скорби и стенаниям ослаблять вашу ненависть к Мухаммеду и его сообщникам. Они будут презирать вас, сделают мишенью для своих насмешек, если мы покажем им свою слабость. Мы выступим против них снова и воистину мы отомстим!» Так день за днем, неделя за неделей непримиримый дух ненависти оставался в людях. Но наступил момент, когда природа не позволяет больше выдерживать напряжение, и тогда ничем не сдерживаемая скорбь, как это принято на Востоке, хлынула на улицы, ибо едва ли была хоть одна семья, не потерявшая в сражении родственников, пленными или убитыми. В каждом квартале, кроме одного, ибо Хинд, непреклонная жена того, кто возглавлял караван, не ставшая рыдать по-бабьи, заявила: «Слезы не хлынут вновь из наших глаз, пока мы не объявим войну отмщения против Мухаммеда и его сообщников! Если слезы смоют горе — я готова плакать сейчас вместе с вами. Но я не стану!»

Что из того, что битву проиграли?

Не все еще потеряно: непобедима злость,

Стремленье мстить и ненависть бессмертны,

И мужество вовеки не убудет!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.